В день, когда Рустам пошел в школу была очаровательная осенняя погода, на деревьях лежали ярко-красные листья. Его мать, самая красивая, стояла вместе с бабушкой напротив их класса и улыбалась. Бабушка смотрела на него и не могла поверить, что вот это Рустик, тот самый ребенок, который недавно еще совсем бегал от нее по двору и переворачивал дома вверх дном ящики с игрушками, открывая попутно все дверцы всех шкафов, встречающихся на пути. На Рустаме была красивая выглаженная школьная форма с галстуком-бабочкой, на плечах висел новенький кожаный портфель, сам он сиял, как медная начищенная пряжка, потому что это был его праздник, он хотел учиться и обожал книги. И с тех самых пор он с мамой и бабушкой, каждый год первого сентября, шел после торжественной линейки в хинкальную отметить этот праздник, который они любили отмечать вместе.
Рустам учился хорошо, он без каких-то лишних потуг со стороны матери делал уроки, интересовался школьной жизнью, после уроков ходил в спортивную секцию и со временем стал даже выступать за школу в волейбольной команде. Он любил читать книги, и, когда оставалось свободное время он волейбола и от учебы, оставался на репетиции в школьном драмкружке. Со временем это увлечение вытеснило все остальные и он посвящал ему все свободное время.
*******************
Амину в драмкружке он заметил не сразу, она была все время на вторых ролях. Или на эпизодах подыгрывала подружкам, или помогала собирать реквизит после выступления. Как-то раз на премьере произведения Лермонтова не нашли исполнительницу роли княжны Мэри и срочно пришлось искать замену, а тут Амина. Она даже не учла текст так как знала его наизусть, и все время примеривала на себя роль то княжны, а то еще какой-либо главной героини. В тот раз она выложилась полностью. И Рустам, ответственный за постановку этого спектакля, рукоплескал ей наравне с залом со своего места, а потом, когда уже все разошлись, было уже поздно и он предложил проводить ее домой, она согласилась. Они шли по ночному Черкесску и болтали, о чем угодно, о том, что у Амины кошка окотилась, а она не знает куда деть еще 2-х котят, о том, что к Рустаму приехала бабушка и привезла столько овечьей шерсти, что мама теперь, наверное, долго еще будет сидеть за прялкой, а потом еще и вязать различные теплые вещи, а вот к Амине приехал дядя с Грозного и два ее брата и они привезли много молодого вина, а ей нельзя, ведь девушкам до свадьбы нельзя, правда ведь? А Рустам хочет в следующем году поступить в академию на программиста и возможно ему будет легче пройти конкурс, ведь он играл на постановке спектакля с ребятами из Академии. Так они незаметно дошли до дома Амины. Было уже темно и во дворе за столом сидел какой-то нахмуренный человек в папахе. «Это мой дядя -сказала Амина — он меня встречает.» «Амина марш в дом – сказал дядя – а с тобой мы еще поговорим» — обратился он к Рустаму. Улыбка с лица Амины спала, она, незаметно пожав Рустаму руку, прошла в дом.
******************
В отряд Саня попал не сразу. Как-то так получилось, что на призывном пункте его забрал покупатель с ВВ. Он тогда еще не знал, что это за войска. Просто понял, что надо отдать Родине два года и дальше можно уже строить свою жизнь. Поэтому ему было все равно, где и как служить. Полгода учебки пролетели незаметно, потихоньку вбивалась во вчерашних городских и деревенских пацанов солдатская премудрость «Солдат спит –служба идет», потихоньку вылетали из них бабушкины пирожки и уже с каким-то презрением глядели они на иногда проходящих мимо казарм полка студентов. Дескать что в жизни видели то, а вот мы о-го-го. Конечно завидовали тем, кто обзавелся девчонкой еще там на гражданке. И конечно, казалось, что самое тяжелое уже позади. Что дальше будет легче. И поначалу так и оно и было, Саню долго не трогали, то есть вообще не трогали. Никто не хотел с ним связываться, еще в учебке он выступал на соревнованиях по рукопашному бою и занимал призовые места и мало кто даже из дедов хотел с ним разбираться. Но в роте было по-другому, в роте были другие порядки, и офицеры там были другие, то есть их там вообще не было, то есть не было после 18 00. И разборки здесь были не как в учебке один на один, а по-взрослому призыв на призыв. И залетов было почему-то больше, а товарищей стало почему-то меньше. Но его все равно не трогали особо, не больше чем других. Пока как-то раз, когда дембеля отмечали 68 дней до приказа и он по традиции должен был отдать свой кусок масла он не сказал дежурному, что это его масло и никому свое отдавать не будет. Такие вещи иногда сходили с рук иногда нет, но тот дежурный имел на Саню зуб поэтому уже через час все дембеля и деды в его роте затолкав его в каптерку объясняли ему что его ждет, а еще через два часа он пыхтел, стоя на кулаках на маленьком плацу перед зданием роты. Это было очень тяжело, уже прошло 30 минут и он не знал почему он еще стоит. Перед ним, на уровне лица, на асфальте образовалась лужа, это была лужа, его, Саниного пота. Вокруг него стояли дембеля его роты и ждали пока упадет от упадка сил, кто-то из дедов подсовывал ему под нос свои нестираные носки, кто-то дембелей попинывал его под ребра, носками своих, манерных американских ботинок. Он уже давно не видел перед собой ничего, кроме черной массы берцев, он хотел пить, хотел есть, хотел просто упасть, пусть даже на эти носки, пусть даже на плевки, но он знал, что не доставит такого удовольствия этим холеным лицам, знал, что пока он стоит, они разочаровываются сами в себе, знал, что должен доказать им, что он не такой, как они и он не будет подшивать им воротнички и кипятить для них чай. Внезапно черная масса ботинок куда-то рассеялась, прекратился гул голосов, все вокруг как будто стихло. Саня подумал, что, наверное, все кончилось, может потому что он просто потерял сознание. Может быть и нет, ведь руки были как деревянные и он теперь бы не смог сам встать. Над его головой раздался голос «Встать!!!». Саня хотел встать, но вместо этого он просто свалился в лужу своего пота. «Боец, встать» — голос настойчивей повторил приказ. Саня прикусил свой язык и сделав нечеловеческое усилие встал сначала на корточки, а потом поднявшись встал по стойке смирно. Перед ним стоял человек в погонах майора, но не из их роты. Ростом он был выше среднего, сухого телосложения, впалые щеки и нос с горбинкой дополняли картину, серые глаза смотрели твердо и спокойно. Короткая стрижка спряталась под беретом крапового цвета. «Сокол» -понял Саня. «Соколом» называли отряд специального назначения, базировавшегося при их части. Ходили слухи, что командиром «Сокола» был сын самого министра МВД. Что это один из лучших отрядов по всей России, ну как минимум сразу за Витязем. А попасть туда служить мечтали многие из ВВ, но жесткий отбор и испытания делали свое дело сокращая ряды желающих в десятки раз. Все эти мысли пронеслись очень быстро в голове Сани пока он смотрел на человека в камуфляже «Флектарн» с неизвестной моделью пистолета в набедренной кобуре.
«Ну что? Как служба боец?» — спросил его майор. «Без происшествий» — повторил заученную за эти шесть месяцев учебки фразу Саня. «Я никого никогда не звал в наш отряд-сказал, майор-все кто хотел сами приходили, да и ты знаешь, что можно попробовать свои силы, если хочешь перейти к нам. Видимо ты этого не хочешь, поэтому можешь дальше отжиматься, и чистить картошку, получать от дедов и ходит в караул, так что думай боец». С этими словами майор повернулся и ушел, оставив Саню наедине со своими мыслями.
****************
Дядя Амины оказался одним из полевых командиров «республики Ичкерия», ее братья его помощниками по различным делам. Они не скрывали этого, но и не афишировали. Амина не хотела, чтоб Рустам знал об этом, но это было неизбежно. Ведь они были ее семьей. Амина едет к ним в гости. До свадьбы Рустама и Амины оставалось совсем немного. Рустам по-прежнему отказывался вступать в отряд дяди Ибрагима. Ибрагим отстал от него, попросив пригласить его на свадьбу. На что Рустам сказал, что будет рад видеть его так как он их родственник. Но когда Ибрагим с Аминой ехали из Грозного в Черкесск их машину расстреляли спецназовцы Сокола, ликвидируя Ибрагима, про Амину они не знали, но пуля не выбирает. И Амина разделила судьбу своего дяди. Рустам узнал об этом не сразу. Когда в его дом пришел брат Амины с мрачным лицом, он с мамой сидел за столом и обсуждал список родственников, которых надо пригласить на свадьбу. Тут были и дед Рамзан и дядя Шамиль, и конечно бабушка. Не было только родственников Амины, их Рустам не знал поэтому хотел заняться их приглашением по ее приезду. Когда ее братья вошли во двор, мать Рустама по древнему обычаю пригласила их на чай. Но они только зло отмахнулись и позвали Рустама на улицу. Через минуту Рустам вошел во двор с побледневшим лицом. Таким мать его не видела давно.
-Что случилось? Спросила она-на тебе лица нет Рустам. Рустам не хотел огорчать мать, поэтому сказал, что Амина попала в аварию и он немедленно должен ехать с ее братьями в больницу. Рустам подожди, я соберу тебе вещи и продукты – сказала мама. Мама не беспокойся, мне помогут братья Амины, я скоро вернусь – сказал Рустам. Мать бросилась к выходу из двора и увидела, как черная приора без номеров стартанула от их двора дальше по главной улице. Больше Рустама она не видела.
****************
С того дня жизнь Александра потекла по-другому, как будто среди одиноких песков он вдруг увидел оазис. Он стал стремиться попасть в «Сокол». Он прикладывал для этого все свои силы и его заметили и взяли. Сначала он, как и все, был обычным стрелком. Но после того, как инструктор по стрельбе увидел, как Саня неоднократно вышибает десять попаданий из десяти возможных, порекомендовал командиру ГСН попробовать сделать из него снайпера. И он оправдал эти надежды стараясь, уча и совершенствуясь по ночам. Получая отличные оценки от инструкторов за маскировку, за стрельбу и за тактические занятия. По маскировке были тяжелые занятия. Совсем просто было зарядить винтовку и выбить сто очков из ста. Но совсем непросто было лежать и ждать. Ждать и терпеть пока инструктор, который идет рядом с твоей лежкой и внимательно все осматривает, не скажет отбой. Это был, наверное, самый тяжелый урок в его жизни. Ждать и терпеть. Мама прислала по почте ему маскировочную окраску для лица. У старшины роты он выменял за несколько бутылок водки старую маскировочную сеть. И из нее, и из старого бушлата сделал себе снайперский маскхалат. Шил его по ночам и в свободное время от тактических занятий. Все это окупилось с лихвой, когда матерый спец, который ходил на экзамене по позициям их учебного снайперского взвода раз за разом раскрывал позиции снайперских пар и единственная лежка, которую он не заметил, была Саши. Когда он вернулся в группу, ему обрадовались, а командир, то самый который тогда пришел к нему в роту и пригласил его, теперь он был командиром его группы, сказал, что не ошибся в нем. Наверное, это была самая лучшая похвала за всю службу.
Но служба только начиналась. Теперь Сане доверяли и брали с собой на разведвыходы. Их отряд был ответственный за определенную территорию, которая граничила с несколькими кавказскими республиками. Группы в соответствии с графиком выходили на патрулирование, добравшись до определенного района они садились лагерем, а звенья выходили на боевой дозор. Снайперские пары обычно сажали на прикрытие основного лагеря или в отдельную засаду.
В этот раз, когда они сидели в засаде Саня, приготовился особенно тщательно. Он выварил особую смесь, называемую жженка. Она готовится из спирта, коньяка и кофе и варится около получаса. Этим рецептом поделился один разведчиков, он сказал, что она вполне заменяет сиднокарб. Кроме того, в этот выход он решил опробовать свою новую «кикимору». Когда Саня пробовал ее на занятиях по подготовке к выходу, то старший группы прошел от него в нескольких шагах не заметив, а потом, когда Саня вырос как из-под земли, сказал, что это одна из очень неплохих «Кикимор», которые он видел.
И в этот раз Саню, как снайпера, отправили чуть назад на подножие холма, чтоб он наблюдал за соседней балкой и за зарослями у подножия холма, где расположилась группа. Он удобно расположился на коврике, положил винтовку на валик и прислушался к ночи. Ночь шла плавно. Луна вышла из-за облаков и освещала степь. Стрекотали сверчки, где-то ухал филин, по чуть-чуть дул ветер. Чтоб не уснуть Саня прихлебывал Жженку. Он уже почти все-таки задремал, несмотря на все свои ужимки и хитрости, он уже устал кусать себя за губу, колоть иголкой и держать веки. Вдруг где-то хрустнула ветка. Хрустнула чуть-чуть, осторожно, но определенные звуки уже разрывали эту плавную ночь. Прислушавшись, было очевидно, что и снег потихоньку похрустывает и земля чуть вдавливается под чьими-то шагами. Саня пытался определить с какой стороны раздаются звуки и много ли их. Несмотря на это он продолжал лежать и максимально вжался в землю. Почки его бухали от впрыска адреналина. Сон сняло как рукой. Кто-то тоже остановился и прислушался. Потом шаги раздались снова. Еще ближе, потом еще ближе и ближе. Саня почувствовал, как кто-то встал прямо над ним. Он замер и затаил дыхание стараясь не дышать вообще. Так продолжалось несколько минут. Потом кто-то, видимо всмотревшись, продолжил движение. Он отходил от Сани все дальше и дальше, но Саня уже передал по рации информацию об объекте. Командир попросил его понаблюдать за человеком. В оптический прицел Саня увидел человека, вернее юношу, среднего роста, который осторожно шел от него в сторону зарослей. Он шел в сторону группы. Саня докладывал о его движении до тех пор, пока тот не вошел в зеленку. Потом он потерял его из виду. Саня передал информацию на соседний патруль и тот не упустил своего шанса. Человека задержали.
********************
Человеком, который прошел рядом с лежкой Сани был Рустам. С тех пор как он уехал из дома прошло два месяца. За это время он уже побывал в Грозном на похоронах Амины и ее дяди, он еще ближе узнал братьев Амины. Они, как и многие, кто не принял новую власть на Кавказе и не смирился с тем, что Чечня осталась в составе России, участвовали в диверсиях. Да и многие знакомые, кто пришел почтить память дяди, либо напрямую, либо косвенно помогали им. Рустам не принимал участия в их делах и не хотел этого до поры до времени, но после того, как его девушка погибла, что-то в его душе сломалось. И от очередного предложения просто пойти попробовать он уже не отказался. Говоря себе, что это единственный раз, и это всего лишь месть за Амину, за из несостоявшуюся жизнь и не родившихся детей. Братья понимали его состояние и выбрали удобный момент. Они конечно не стали его посвящать во все свои планы, так как не были в нем уверены, поэтому ему была поручена всего лишь роль связного с незначительными поручениями. После ряда заданий, которые выполнил Рустам, он начал просить что-то более важное, чем просто передача записок или устных сообщений. Возможно, это было и лучшим выходом для него, ведь как он считал его цель мести, так и не была достигнута. Тогда ему поручили собирать информацию о местах нахождения войск, о засадах и ловушках, в которые могли попасть боевики, передавать информацию об этом полевым командирам. Для этого у него был с собой блокнот, но он им почти не пользовался, так как благодаря занятиям в театральном кружке имел очень развитую память. За короткое время Рустик стал очень профессиональным информатором, к тому же он успешно применял свои навыки театрала, полученные еще в школе, когда надо было перевоплотиться в жителя местной деревни, студента или беженца. А федералы наоборот недоумевали откуда боевикам известно обо всех секретах и засадах, как они умудряются их обходить, пока один из их информаторов не сказал о том, что у полевого имама появился проводник.
*********************
Рустама пытали долго и тщательно, насколько применимо это слово к насилию. Сначала его просто били, выбивая из него все, что он мог знать о нахождении отряда боевиков и о связных с ним и он держался, помня о том, что они сделали с Аминой. Но его терпение закончилось потом, когда его прижигали окурками и ножами и он не выдержал этого и рассказал все что знал, захлебываясь в крови и слезах от жалости к себе, к маме и к мертвой уже Амине, но этого было еще мало и под конец его распяли на дощатой скамье и начали дробить молотом колени ступни. Тогда он орал от боли и ему затыкали рот тряпкой, чтоб не мешал спать бойцам. А когда поняли, что он сказал все что знал, что больше ничего не добиться, что возможно он больше ничего и не знает пытки для него, закончились. На какое-то время о нем будто забыли. То есть не забыли, он стал кем-то или вернее чем-то вроде домашнего животного. Садился есть вместе со спецназерами, когда у них был прием пищи и так же просил передать ему хлеба или соли, если не мог дотянуться сам. Так же выкуривал сигаретку и шел в туалет. Так же с ним могли поговорить о доме, житье-бытье, просто о том, о чем болела душа, так же вместе с бойцами плакал тайком, когда думал о маме. Они доверяли ему свои тайны. Почему? И у него забрезжила надежда, может все-таки его отпустят, может они получили с него все что хотели, и он им больше не нужен. Он не понимал одного, что для них он был не дороже плюшевого мишки. И никто отпускать его не собирался, просто не настало еще его время, время превращения его в биомассу. Да, он, Рустик, который играл в драмкружке, он, который веселил спецназеров, когда они мрачные, возвращались с «боевых», разыгрывал сценки, которые помнил еще с драмкружка и заставлял смеяться до слез самых мрачных и несмешливых. Он, который один раз оступился, да и даже никого не убил в своей жизни, он был уже мертв. Его здесь уже не было, его не было уже нигде. Он жил еще по инерции. Он жил, как приговоренный к смертной казни, который будет несмотря на все апелляции лишен этой своей, пусть и такой черно-белой, но жизни. А самое страшное, что здесь судьи не было, и не к кому было обратиться, а судьи, его судьи, абсолютно не придавали значения его жизни. Жизнь самого распоследнего бойца отряда была ценнее, жизнь отрядной собаки была ценнее, чем его жизнь, Рустика. Просто уже была пройдена та черта, которая отделяет живого человека от биомассы серого цвета, похожей на манекен. И эту черту он чувствовал и чувствовали бойцы, и это рано или поздно должно было случиться, но и он и они боялись напоминать об этом друг другу.
Это был один из тех теплых весенних дней, когда солнце только пробуждается от зимней спячки и поэтому особенно дорого тем, кто ждал его долгие зимние месяцы. Оно как-то по-особенному питает энергией еще пожухлую траву, потихоньку растапливает накопившийся снег и придает теплоту и особый запах ветру, который светит в лица людям, пережившим зиму. Накануне вечером к Сане подошел командир и сказал, что к ним в отряд собирается приехать с проверкой комиссия из Округа и балласт в лице пленного им больше не нужен. По общему молчаливому согласию на роль палача выбрали Саню, говоря, что несмотря на то что он уже долго в отряде, но так и не видел крови. И на следующий день с утра Саня повел Рустика до ветра. Рустик, в сознании которого уже потух страх от непонятности своего существования, покорно побрел за Саней, настолько быстро насколько он мог это сделать, лишь время от времени останавливаясь, чтоб передохнуть. Он не понимал пока зачем нужно было идти куда-то в степь, если до этого он пользовался общим нужником. Раздробленные колени не давали нормально опереться на ступни и ему приходилось передвигать костылями от чего он быстро уставал. А Саня, который уже знал, что Рустик обратно не вернётся, обдумывал, как бы это сделать без лишних свидетелей и с минимальными трудами. У него в кармане лежал пакет. Этот пакет был размером с голову Рустика, Саня надеялся, что пакет будет достаточного размера.
Саня же, полный каких то непонятных предчувствий, вообще не хотевший делать то, что ему сказали, но понимавший, что нельзя отказаться от этого, был неразговорчив и мрачен. Около очередного бугорка Рустик, списавший плохое настроение своего приятеля на недосып, остановился, они зашли в степь уже достаточно далеко, и он попросил Саню чтоб тот отвернулся. Солнце поднялось уже достаточно высоко и его красный шар встал над горизонтом, вокруг щебетали птицы из-под таявшего снега пробивалась пожухлая желтая трава. Рустик присел на бугорок и в этот момент почувствовал, как его горла холодным лезвием коснулся нож. Но это было недолго, долю секунды. В следующий момент он, уже не сдерживаясь, падал на бугорок окрашивая все вокруг своей алой кровью, выкашливая из себя остатки жизни. Своими еще не холодными глазами смотря на голубое небо, яркое солнце, встающее на горизонте и ростки травы, пробивающейся сквозь остатки снега и мерзлую землю. Потом он затих.
Спустя некоторое время Саня, убедившись, что за ним никто не смотрит, и убедившись, что тот уже не двигается, начал отделять голову Рустика от тела. Сначала он сел перед ним на корточки и начал пилить шею ножом, ему показалось, что Рустик еще дышит и тут его взгляд наткнулся на полные ужаса глаза Рустама. Саня содрогнулся. Но превозмог себя перевернул тело на живот и продолжил резать шею. В душе его творилось нечто невообразимое. Закончив он положил голову в пакет и завалив тело Рустика комьями снега, пошел к лагерю. В лагере его уже встречали. Колян уже вскипятил кастрюлю кипятка, и Саня бросил туда голову Рустика с остекленевшими глазами. Он последний раз посмотрел ему в глаза и в его душе что-то опять кольнуло. Но это был уже не Рустик, и не его голова, а подставка для берета. Просто еще не выделанная. И эти мысли помогли вытеснить страх и ужас внутри Сани. Через несколько часов голову вытащат обдерут кожу, остатки мяса и жилы. Потом поставят сушиться, а у Сани появится своя подставка для берета.
В день, когда Рустам пошел в школу была очаровательная осенняя погода, на деревьях лежали ярко-красные листья. Его мать, самая красивая, стояла вместе с бабушкой напротив их класса и улыбалась. Бабушка смотрела на него и не могла поверить, что вот это Рустик, тот самый ребенок, который недавно еще совсем бегал от нее по двору и переворачивал дома вверх дном ящики с игрушками, открывая попутно все дверцы всех шкафов, встречающихся на пути. На Рустаме была красивая выглаженная школьная форма с галстуком-бабочкой, на плечах висел новенький кожаный портфель, сам он сиял, как медная начищенная пряжка, потому что это был его праздник, он хотел учиться и обожал книги. И с тех самых пор он с мамой и бабушкой, каждый год первого сентября, шел после торжественной линейки в хинкальную отметить этот праздник, который они любили отмечать вместе.
Рустам учился хорошо, он без каких-то лишних потуг со стороны матери делал уроки, интересовался школьной жизнью, после уроков ходил в спортивную секцию и со временем стал даже выступать за школу в волейбольной команде. Он любил читать книги, и, когда оставалось свободное время он волейбола и от учебы, оставался на репетиции в школьном драмкружке. Со временем это увлечение вытеснило все остальные и он посвящал ему все свободное время.
*******************
Амину в драмкружке он заметил не сразу, она была все время на вторых ролях. Или на эпизодах подыгрывала подружкам, или помогала собирать реквизит после выступления. Как-то раз на премьере произведения Лермонтова не нашли исполнительницу роли княжны Мэри и срочно пришлось искать замену, а тут Амина. Она даже не учла текст так как знала его наизусть, и все время примеривала на себя роль то княжны, а то еще какой-либо главной героини. В тот раз она выложилась полностью. И Рустам, ответственный за постановку этого спектакля, рукоплескал ей наравне с залом со своего места, а потом, когда уже все разошлись, было уже поздно и он предложил проводить ее домой, она согласилась. Они шли по ночному Черкесску и болтали, о чем угодно, о том, что у Амины кошка окотилась, а она не знает куда деть еще 2-х котят, о том, что к Рустаму приехала бабушка и привезла столько овечьей шерсти, что мама теперь, наверное, долго еще будет сидеть за прялкой, а потом еще и вязать различные теплые вещи, а вот к Амине приехал дядя с Грозного и два ее брата и они привезли много молодого вина, а ей нельзя, ведь девушкам до свадьбы нельзя, правда ведь? А Рустам хочет в следующем году поступить в академию на программиста и возможно ему будет легче пройти конкурс, ведь он играл на постановке спектакля с ребятами из Академии. Так они незаметно дошли до дома Амины. Было уже темно и во дворе за столом сидел какой-то нахмуренный человек в папахе. «Это мой дядя -сказала Амина — он меня встречает.» «Амина марш в дом – сказал дядя – а с тобой мы еще поговорим» — обратился он к Рустаму. Улыбка с лица Амины спала, она, незаметно пожав Рустаму руку, прошла в дом.
******************
В отряд Саня попал не сразу. Как-то так получилось, что на призывном пункте его забрал покупатель с ВВ. Он тогда еще не знал, что это за войска. Просто понял, что надо отдать Родине два года и дальше можно уже строить свою жизнь. Поэтому ему было все равно, где и как служить. Полгода учебки пролетели незаметно, потихоньку вбивалась во вчерашних городских и деревенских пацанов солдатская премудрость «Солдат спит –служба идет», потихоньку вылетали из них бабушкины пирожки и уже с каким-то презрением глядели они на иногда проходящих мимо казарм полка студентов. Дескать что в жизни видели то, а вот мы о-го-го. Конечно завидовали тем, кто обзавелся девчонкой еще там на гражданке. И конечно, казалось, что самое тяжелое уже позади. Что дальше будет легче. И поначалу так и оно и было, Саню долго не трогали, то есть вообще не трогали. Никто не хотел с ним связываться, еще в учебке он выступал на соревнованиях по рукопашному бою и занимал призовые места и мало кто даже из дедов хотел с ним разбираться. Но в роте было по-другому, в роте были другие порядки, и офицеры там были другие, то есть их там вообще не было, то есть не было после 18 00. И разборки здесь были не как в учебке один на один, а по-взрослому призыв на призыв. И залетов было почему-то больше, а товарищей стало почему-то меньше. Но его все равно не трогали особо, не больше чем других. Пока как-то раз, когда дембеля отмечали 68 дней до приказа и он по традиции должен был отдать свой кусок масла он не сказал дежурному, что это его масло и никому свое отдавать не будет. Такие вещи иногда сходили с рук иногда нет, но тот дежурный имел на Саню зуб поэтому уже через час все дембеля и деды в его роте затолкав его в каптерку объясняли ему что его ждет, а еще через два часа он пыхтел, стоя на кулаках на маленьком плацу перед зданием роты. Это было очень тяжело, уже прошло 30 минут и он не знал почему он еще стоит. Перед ним, на уровне лица, на асфальте образовалась лужа, это была лужа, его, Саниного пота. Вокруг него стояли дембеля его роты и ждали пока упадет от упадка сил, кто-то из дедов подсовывал ему под нос свои нестираные носки, кто-то дембелей попинывал его под ребра, носками своих, манерных американских ботинок. Он уже давно не видел перед собой ничего, кроме черной массы берцев, он хотел пить, хотел есть, хотел просто упасть, пусть даже на эти носки, пусть даже на плевки, но он знал, что не доставит такого удовольствия этим холеным лицам, знал, что пока он стоит, они разочаровываются сами в себе, знал, что должен доказать им, что он не такой, как они и он не будет подшивать им воротнички и кипятить для них чай. Внезапно черная масса ботинок куда-то рассеялась, прекратился гул голосов, все вокруг как будто стихло. Саня подумал, что, наверное, все кончилось, может потому что он просто потерял сознание. Может быть и нет, ведь руки были как деревянные и он теперь бы не смог сам встать. Над его головой раздался голос «Встать!!!». Саня хотел встать, но вместо этого он просто свалился в лужу своего пота. «Боец, встать» — голос настойчивей повторил приказ. Саня прикусил свой язык и сделав нечеловеческое усилие встал сначала на корточки, а потом поднявшись встал по стойке смирно. Перед ним стоял человек в погонах майора, но не из их роты. Ростом он был выше среднего, сухого телосложения, впалые щеки и нос с горбинкой дополняли картину, серые глаза смотрели твердо и спокойно. Короткая стрижка спряталась под беретом крапового цвета. «Сокол» -понял Саня. «Соколом» называли отряд специального назначения, базировавшегося при их части. Ходили слухи, что командиром «Сокола» был сын самого министра МВД. Что это один из лучших отрядов по всей России, ну как минимум сразу за Витязем. А попасть туда служить мечтали многие из ВВ, но жесткий отбор и испытания делали свое дело сокращая ряды желающих в десятки раз. Все эти мысли пронеслись очень быстро в голове Сани пока он смотрел на человека в камуфляже «Флектарн» с неизвестной моделью пистолета в набедренной кобуре.
«Ну что? Как служба боец?» — спросил его майор. «Без происшествий» — повторил заученную за эти шесть месяцев учебки фразу Саня. «Я никого никогда не звал в наш отряд-сказал, майор-все кто хотел сами приходили, да и ты знаешь, что можно попробовать свои силы, если хочешь перейти к нам. Видимо ты этого не хочешь, поэтому можешь дальше отжиматься, и чистить картошку, получать от дедов и ходит в караул, так что думай боец». С этими словами майор повернулся и ушел, оставив Саню наедине со своими мыслями.
****************
Дядя Амины оказался одним из полевых командиров «республики Ичкерия», ее братья его помощниками по различным делам. Они не скрывали этого, но и не афишировали. Амина не хотела, чтоб Рустам знал об этом, но это было неизбежно. Ведь они были ее семьей. Амина едет к ним в гости. До свадьбы Рустама и Амины оставалось совсем немного. Рустам по-прежнему отказывался вступать в отряд дяди Ибрагима. Ибрагим отстал от него, попросив пригласить его на свадьбу. На что Рустам сказал, что будет рад видеть его так как он их родственник. Но когда Ибрагим с Аминой ехали из Грозного в Черкесск их машину расстреляли спецназовцы Сокола, ликвидируя Ибрагима, про Амину они не знали, но пуля не выбирает. И Амина разделила судьбу своего дяди. Рустам узнал об этом не сразу. Когда в его дом пришел брат Амины с мрачным лицом, он с мамой сидел за столом и обсуждал список родственников, которых надо пригласить на свадьбу. Тут были и дед Рамзан и дядя Шамиль, и конечно бабушка. Не было только родственников Амины, их Рустам не знал поэтому хотел заняться их приглашением по ее приезду. Когда ее братья вошли во двор, мать Рустама по древнему обычаю пригласила их на чай. Но они только зло отмахнулись и позвали Рустама на улицу. Через минуту Рустам вошел во двор с побледневшим лицом. Таким мать его не видела давно.
-Что случилось? Спросила она-на тебе лица нет Рустам. Рустам не хотел огорчать мать, поэтому сказал, что Амина попала в аварию и он немедленно должен ехать с ее братьями в больницу. Рустам подожди, я соберу тебе вещи и продукты – сказала мама. Мама не беспокойся, мне помогут братья Амины, я скоро вернусь – сказал Рустам. Мать бросилась к выходу из двора и увидела, как черная приора без номеров стартанула от их двора дальше по главной улице. Больше Рустама она не видела.
****************
С того дня жизнь Александра потекла по-другому, как будто среди одиноких песков он вдруг увидел оазис. Он стал стремиться попасть в «Сокол». Он прикладывал для этого все свои силы и его заметили и взяли. Сначала он, как и все, был обычным стрелком. Но после того, как инструктор по стрельбе увидел, как Саня неоднократно вышибает десять попаданий из десяти возможных, порекомендовал командиру ГСН попробовать сделать из него снайпера. И он оправдал эти надежды стараясь, уча и совершенствуясь по ночам. Получая отличные оценки от инструкторов за маскировку, за стрельбу и за тактические занятия. По маскировке были тяжелые занятия. Совсем просто было зарядить винтовку и выбить сто очков из ста. Но совсем непросто было лежать и ждать. Ждать и терпеть пока инструктор, который идет рядом с твоей лежкой и внимательно все осматривает, не скажет отбой. Это был, наверное, самый тяжелый урок в его жизни. Ждать и терпеть. Мама прислала по почте ему маскировочную окраску для лица. У старшины роты он выменял за несколько бутылок водки старую маскировочную сеть. И из нее, и из старого бушлата сделал себе снайперский маскхалат. Шил его по ночам и в свободное время от тактических занятий. Все это окупилось с лихвой, когда матерый спец, который ходил на экзамене по позициям их учебного снайперского взвода раз за разом раскрывал позиции снайперских пар и единственная лежка, которую он не заметил, была Саши. Когда он вернулся в группу, ему обрадовались, а командир, то самый который тогда пришел к нему в роту и пригласил его, теперь он был командиром его группы, сказал, что не ошибся в нем. Наверное, это была самая лучшая похвала за всю службу.
Но служба только начиналась. Теперь Сане доверяли и брали с собой на разведвыходы. Их отряд был ответственный за определенную территорию, которая граничила с несколькими кавказскими республиками. Группы в соответствии с графиком выходили на патрулирование, добравшись до определенного района они садились лагерем, а звенья выходили на боевой дозор. Снайперские пары обычно сажали на прикрытие основного лагеря или в отдельную засаду.
В этот раз, когда они сидели в засаде Саня, приготовился особенно тщательно. Он выварил особую смесь, называемую жженка. Она готовится из спирта, коньяка и кофе и варится около получаса. Этим рецептом поделился один разведчиков, он сказал, что она вполне заменяет сиднокарб. Кроме того, в этот выход он решил опробовать свою новую «кикимору». Когда Саня пробовал ее на занятиях по подготовке к выходу, то старший группы прошел от него в нескольких шагах не заметив, а потом, когда Саня вырос как из-под земли, сказал, что это одна из очень неплохих «Кикимор», которые он видел.
И в этот раз Саню, как снайпера, отправили чуть назад на подножие холма, чтоб он наблюдал за соседней балкой и за зарослями у подножия холма, где расположилась группа. Он удобно расположился на коврике, положил винтовку на валик и прислушался к ночи. Ночь шла плавно. Луна вышла из-за облаков и освещала степь. Стрекотали сверчки, где-то ухал филин, по чуть-чуть дул ветер. Чтоб не уснуть Саня прихлебывал Жженку. Он уже почти все-таки задремал, несмотря на все свои ужимки и хитрости, он уже устал кусать себя за губу, колоть иголкой и держать веки. Вдруг где-то хрустнула ветка. Хрустнула чуть-чуть, осторожно, но определенные звуки уже разрывали эту плавную ночь. Прислушавшись, было очевидно, что и снег потихоньку похрустывает и земля чуть вдавливается под чьими-то шагами. Саня пытался определить с какой стороны раздаются звуки и много ли их. Несмотря на это он продолжал лежать и максимально вжался в землю. Почки его бухали от впрыска адреналина. Сон сняло как рукой. Кто-то тоже остановился и прислушался. Потом шаги раздались снова. Еще ближе, потом еще ближе и ближе. Саня почувствовал, как кто-то встал прямо над ним. Он замер и затаил дыхание стараясь не дышать вообще. Так продолжалось несколько минут. Потом кто-то, видимо всмотревшись, продолжил движение. Он отходил от Сани все дальше и дальше, но Саня уже передал по рации информацию об объекте. Командир попросил его понаблюдать за человеком. В оптический прицел Саня увидел человека, вернее юношу, среднего роста, который осторожно шел от него в сторону зарослей. Он шел в сторону группы. Саня докладывал о его движении до тех пор, пока тот не вошел в зеленку. Потом он потерял его из виду. Саня передал информацию на соседний патруль и тот не упустил своего шанса. Человека задержали.
********************
Человеком, который прошел рядом с лежкой Сани был Рустам. С тех пор как он уехал из дома прошло два месяца. За это время он уже побывал в Грозном на похоронах Амины и ее дяди, он еще ближе узнал братьев Амины. Они, как и многие, кто не принял новую власть на Кавказе и не смирился с тем, что Чечня осталась в составе России, участвовали в диверсиях. Да и многие знакомые, кто пришел почтить память дяди, либо напрямую, либо косвенно помогали им. Рустам не принимал участия в их делах и не хотел этого до поры до времени, но после того, как его девушка погибла, что-то в его душе сломалось. И от очередного предложения просто пойти попробовать он уже не отказался. Говоря себе, что это единственный раз, и это всего лишь месть за Амину, за из несостоявшуюся жизнь и не родившихся детей. Братья понимали его состояние и выбрали удобный момент. Они конечно не стали его посвящать во все свои планы, так как не были в нем уверены, поэтому ему была поручена всего лишь роль связного с незначительными поручениями. После ряда заданий, которые выполнил Рустам, он начал просить что-то более важное, чем просто передача записок или устных сообщений. Возможно, это было и лучшим выходом для него, ведь как он считал его цель мести, так и не была достигнута. Тогда ему поручили собирать информацию о местах нахождения войск, о засадах и ловушках, в которые могли попасть боевики, передавать информацию об этом полевым командирам. Для этого у него был с собой блокнот, но он им почти не пользовался, так как благодаря занятиям в театральном кружке имел очень развитую память. За короткое время Рустик стал очень профессиональным информатором, к тому же он успешно применял свои навыки театрала, полученные еще в школе, когда надо было перевоплотиться в жителя местной деревни, студента или беженца. А федералы наоборот недоумевали откуда боевикам известно обо всех секретах и засадах, как они умудряются их обходить, пока один из их информаторов не сказал о том, что у полевого имама появился проводник.
*********************
Рустама пытали долго и тщательно, насколько применимо это слово к насилию. Сначала его просто били, выбивая из него все, что он мог знать о нахождении отряда боевиков и о связных с ним и он держался, помня о том, что они сделали с Аминой. Но его терпение закончилось потом, когда его прижигали окурками и ножами и он не выдержал этого и рассказал все что знал, захлебываясь в крови и слезах от жалости к себе, к маме и к мертвой уже Амине, но этого было еще мало и под конец его распяли на дощатой скамье и начали дробить молотом колени ступни. Тогда он орал от боли и ему затыкали рот тряпкой, чтоб не мешал спать бойцам. А когда поняли, что он сказал все что знал, что больше ничего не добиться, что возможно он больше ничего и не знает пытки для него, закончились. На какое-то время о нем будто забыли. То есть не забыли, он стал кем-то или вернее чем-то вроде домашнего животного. Садился есть вместе со спецназерами, когда у них был прием пищи и так же просил передать ему хлеба или соли, если не мог дотянуться сам. Так же выкуривал сигаретку и шел в туалет. Так же с ним могли поговорить о доме, житье-бытье, просто о том, о чем болела душа, так же вместе с бойцами плакал тайком, когда думал о маме. Они доверяли ему свои тайны. Почему? И у него забрезжила надежда, может все-таки его отпустят, может они получили с него все что хотели, и он им больше не нужен. Он не понимал одного, что для них он был не дороже плюшевого мишки. И никто отпускать его не собирался, просто не настало еще его время, время превращения его в биомассу. Да, он, Рустик, который играл в драмкружке, он, который веселил спецназеров, когда они мрачные, возвращались с «боевых», разыгрывал сценки, которые помнил еще с драмкружка и заставлял смеяться до слез самых мрачных и несмешливых. Он, который один раз оступился, да и даже никого не убил в своей жизни, он был уже мертв. Его здесь уже не было, его не было уже нигде. Он жил еще по инерции. Он жил, как приговоренный к смертной казни, который будет несмотря на все апелляции лишен этой своей, пусть и такой черно-белой, но жизни. А самое страшное, что здесь судьи не было, и не к кому было обратиться, а судьи, его судьи, абсолютно не придавали значения его жизни. Жизнь самого распоследнего бойца отряда была ценнее, жизнь отрядной собаки была ценнее, чем его жизнь, Рустика. Просто уже была пройдена та черта, которая отделяет живого человека от биомассы серого цвета, похожей на манекен. И эту черту он чувствовал и чувствовали бойцы, и это рано или поздно должно было случиться, но и он и они боялись напоминать об этом друг другу.
Это был один из тех теплых весенних дней, когда солнце только пробуждается от зимней спячки и поэтому особенно дорого тем, кто ждал его долгие зимние месяцы. Оно как-то по-особенному питает энергией еще пожухлую траву, потихоньку растапливает накопившийся снег и придает теплоту и особый запах ветру, который светит в лица людям, пережившим зиму. Накануне вечером к Сане подошел командир и сказал, что к ним в отряд собирается приехать с проверкой комиссия из Округа и балласт в лице пленного им больше не нужен. По общему молчаливому согласию на роль палача выбрали Саню, говоря, что несмотря на то что он уже долго в отряде, но так и не видел крови. И на следующий день с утра Саня повел Рустика до ветра. Рустик, в сознании которого уже потух страх от непонятности своего существования, покорно побрел за Саней, настолько быстро насколько он мог это сделать, лишь время от времени останавливаясь, чтоб передохнуть. Он не понимал пока зачем нужно было идти куда-то в степь, если до этого он пользовался общим нужником. Раздробленные колени не давали нормально опереться на ступни и ему приходилось передвигать костылями от чего он быстро уставал. А Саня, который уже знал, что Рустик обратно не вернётся, обдумывал, как бы это сделать без лишних свидетелей и с минимальными трудами. У него в кармане лежал пакет. Этот пакет был размером с голову Рустика, Саня надеялся, что пакет будет достаточного размера.
Саня же, полный каких то непонятных предчувствий, вообще не хотевший делать то, что ему сказали, но понимавший, что нельзя отказаться от этого, был неразговорчив и мрачен. Около очередного бугорка Рустик, списавший плохое настроение своего приятеля на недосып, остановился, они зашли в степь уже достаточно далеко, и он попросил Саню чтоб тот отвернулся. Солнце поднялось уже достаточно высоко и его красный шар встал над горизонтом, вокруг щебетали птицы из-под таявшего снега пробивалась пожухлая желтая трава. Рустик присел на бугорок и в этот момент почувствовал, как его горла холодным лезвием коснулся нож. Но это было недолго, долю секунды. В следующий момент он, уже не сдерживаясь, падал на бугорок окрашивая все вокруг своей алой кровью, выкашливая из себя остатки жизни. Своими еще не холодными глазами смотря на голубое небо, яркое солнце, встающее на горизонте и ростки травы, пробивающейся сквозь остатки снега и мерзлую землю. Потом он затих.
Спустя некоторое время Саня, убедившись, что за ним никто не смотрит, и убедившись, что тот уже не двигается, начал отделять голову Рустика от тела. Сначала он сел перед ним на корточки и начал пилить шею ножом, ему показалось, что Рустик еще дышит и тут его взгляд наткнулся на полные ужаса глаза Рустама. Саня содрогнулся. Но превозмог себя перевернул тело на живот и продолжил резать шею. В душе его творилось нечто невообразимое. Закончив он положил голову в пакет и завалив тело Рустика комьями снега, пошел к лагерю. В лагере его уже встречали. Колян уже вскипятил кастрюлю кипятка, и Саня бросил туда голову Рустика с остекленевшими глазами. Он последний раз посмотрел ему в глаза и в его душе что-то опять кольнуло. Но это был уже не Рустик, и не его голова, а подставка для берета. Просто еще не выделанная. И эти мысли помогли вытеснить страх и ужас внутри Сани. Через несколько часов голову вытащат обдерут кожу, остатки мяса и жилы. Потом поставят сушиться, а у Сани появится своя подставка для берета.