Высокие потолки зала еще были сокрыты в сумерках. В центре под массивными навесами (попробуй-ка отопи такую махину!) у камина неспокойно спал мужчина лет 40-45. Его белые волосы были заплетены в косу, а тонкие черты лица сейчас портила гримаса боли и ужаса. Внезапно он резко сел на своем ложе, открыл глаза. Понадобилась какая-то доля секунды, чтобы зрачки, широко раскрытые от пережитых во сне эмоций, приняли свой нормальный размер. У мужчины были голубые, цвета неба ясным весенним днем, глаза. Молочная кожа лишь подчеркивала их яркость. Высокий лоб, массивный подбородок, широченные, с косую сажень плечи и просто невероятный рост делали его похожим на полярного медведя. Граф Антуан Де Шарите вызвал слугу, и с его помощью быстро оделся и привел себя в порядок. Не смотря на утро, выглядел он уставшим, если не сказать больным.
Не раздумывая более, граф быстро вышел из залы, и направился к своему другу и, по совместительству, личному магу.
— Рад видеть тебя в добром здравии, Фридрих!
— Не ожидал тебя так рано! Ты болен? Что с тобой? С тех пор как ты отправил дочь, я не узнаю своего старого друга.
-Мне снится сон. Один и тот же чертов сон! Каждую ночь. Каждый раз, как закрою глаза. Я ненавижу этот сон. Я боюсь его.
— Расскажи.
— Я вижу Лидию. Она смеётся и бежит по полю, заросшему «Даром света». Теми самыми цветами, благодаря которым мы познакомились. Она совсем живая. Разворачивается ко мне, улыбается. Манит за собой. Я не могу ей отказать. Я скучаю по ней. И до сих пор люблю только её. Она подпрыгивает, и мой взгляд переходит на небо. Но вместо неба я вижу её лицо. Она смотрит на меня с теплом, слегка приподнимая уголки губ в сдержанной улыбке. Потом в её зеленых глазах вспыхивает пламя костра. Того самого костра, на котором её сожгли. Я знаю, что это именно этот огонь. Она в испуге открывает рот и рассыпается. Сначала кажется, пеплом, но до меня долетает только пушистый снег. Холодный до ожогов. И я знаю, что в этом снегу что-то должно быть. Что она что-то передает мне. Что-то очень важное. Но оно не такое. Больное или ущербное, не знаю. Я боюсь этого. И боюсь подвести Лидию. Я всегда просыпаюсь на этом месте.
— Ты должен узнать что-там.
— Знаю, что должен. Но боюсь. Тебе удалось связаться с моей дочерью?
— Да. Но второй день к ней не пробиться. Это не нормально. Я перепробовал почти все. Могу сказать, что в той местности, где она, парадоксально высокий фон. Возможно стоит выслать людей.
— Подождем еще день. Потом высылает. Соседи будут рады видеть у себя моих воинов. Но сейчас мне безразличны соседи.
— Со мной было 2 моих людей. Сестра Наставница здесь. Где мой второй человек? Что с ним? — голос Марии звучал твердо. Было понятно, что её решение зависит от ответа.
— Мы с Вами. Но не с этим, — сестра Наставница явно не собиралась принимать возражения: «Я не допущу Франциску к мести».
— Ради всего доброго и светлого, пожалуйста, объясните мне что здесь происходит. Последнее что я помню: нас разделили стенами, я отказалась участвовать в этом безумии. Я закрыла глаза, потом меня погрузили в полную тишину, где мне стало плохо. Кажется, потом я уснула и мне снился один из моих любимых снов. Как мы оказались тут? Где сэр Артемий? Где служанка с трактирщиком? И что это за сущность? Я не могу ничего понять, но возможно, если разберусь в происходящем, смогу стать полезна.
-Мария, мы еще и сами не очень поняли. От нас требуют найти человека, избежавшего смерти, но виновного в сожжении девушки. Сущность — то, что пробудилось после смерти последней, но это явно не её душа. На остальное у меня нет ответов.
Монахиня посмотрела на Вестника.
— На счет внимательности. Церковь делиться на 2 вида монашества: белое и черное. Белое — церковники, инквизиторы, священнослужители, те, кто живут обычной мирской жизнью. Я же отношусь к черному монашеству, т.е. непосредственно к монахам. Как наставница, я могу влиять на будущие поколения через своих подопечных. Но в целом, у монастырей нет влияния на белое монашество. Что же касается данной ситуации, все зависит от условий. А их до конца пока никто не раскрывал.
— Нет, не возьмусь. Моя племянница осталась сиротой и чудом выжила, после того, как мой брат велел сжечь её мать, — голос монахини звучал уставшим. Тех, кто отдал приказ, не возьмусь. Если угодно, карай их. Хочешь — карай и тех, кто привел его в исполнении. Но в том месте было слишком пустынно для населенного пункта. Где были все его жители? Что ты сделала с ними? И как обращаться к тебе, Дух Мщения? Что стало с местным населением? И не забыл (забыла?) ли ты, что в толпе человек перестает быть человеком, и становиться стадом? И что ты сделало со стадом Божьим?
Конец речи звучал с вызовом. Из усталой и потерянной женщины, коей она была в начале речи, к её концу сестра Луиза превратилась в решительно настроенного противника, способного дать отпор.
— Что здесь происходит? Где мы? — Мария открыла глаза, и казалось, ничего не понимала. Она поднялась с пола, и было видно, как её хрупкая фигурка светиться силой и энергией.
Все поверхность, на сколько хватало глаз, была покрыта идеальной снежной шапкой, без единого следа или неровности. Густой туман обволакивал местность. Снег — тысячи маленьких иголочек — валил с неба бесконечной пеленой, кружась в порывах вездесущего ветра. Линия горизонта со всех сторон сливалась с небом, не образовывая границы, настраивая на медитативный лад, даря спокойствие и создавая место-без-пространства.
Маленькие босые женские ножки скользили по снегу, не оставляя отпечатков. Их обладательница была нага и расслаблена. Прикрыта лишь падающим снегом, что рядом с ней из острых игл превращался в пушистые хлопья, отрезающие любой шум. Да еще густой гривой длиннющих волос, даже более светлых и прозрачных, чем снег. Молочно-белая кожа была идеально гладкой, словно не ощущая жутчайшего мороза, живущего здесь от начала веков, ничуть не смущаясь соседства со снежной бурей и туманом. Изящная, несколько худощавая фигурка, с вытянутыми конечностями девочки лет 10. На молочном фоне едва выделялись ореолы сосков, еще не начавших темнеть, да губы, не знавшие искусственной краски, но все равно казавшиеся несколько не естественными в своем бледном, фиолетово-розовом цвете. И ещё глаза, двумя льдинками прозрачно-голубой воды смотрящие на мир из-под длиннющих, густых, но абсолютно белых ресниц, сейчас сиявшими алмазами снежинок.
Губы девочки (а несмотря на высокий для ребенка рост, это все-таки была девочка) растянулись в улыбке. Создательница была рада этому месту, так же как и мир ласкался к ней мурчащим котенком. Мария радостно подняла руки и с улыбкой несколько раз покрутилась вокруг своей оси. Если бы кто внимательный в этот момент мог видеть её, то он бы заметил, что ребенок на самом дела не ходит, а летит над снежной целиной, всего на какой-то миллиметр не касаясь её длинными пальчиками стоп. Потом Мария остановилась. Она мысленно послала этому месту образ приветствия-радости-признания-благодарности. После чего легла… на воздух, где только что стояла. И в этот же момент снег и ветер образовали что-то типа парящей в воздухе постели с мягкой периной и пушистым одеялом, укрывавшем тонкую фигурку по самый подбородок. Где-то вдалеке послышалось многоголосое «Проснись! Пожалуйста, проснись!». Но девочка лишь недовольно сверкнула очами в сторону звука, нарушившего покой. И тут же стихии отправились на поиски нарушителя, грозя уничтожить любого, посмевшего ворваться даже на границу мира. Перед этим вокруг девушки появилось что-то наподобие воронки снежного смерча, отсекая все звуки, делая ложе с его ценной ношей подобным алмазу, заключенным в платиновую оправу изящного кольца.
Мария уснула, отдавшись покою этого места, дарящему ей свою силу, заботу и исцеление. Месту, принимающему её одну. Месту, являющемуся её сутью (хоть она и не знала этого). Месту, никогда не видевшему огня, на знавшему теплоты солнечных лучей. Не ведавшему, что под многими километрами льда застывшего насквозь озера, все же находится земля.
Многоликая «Мария» смотрела на призрака перед собой.
— Она маг. Сильнейший маг, хоть и не ведает это. И еще это все-таки её тело. Нас призвали защищать, но не руководить. Мы знаем о ней всё, но она может лишь догадываться о нас. Она — день, мы — ночь. Она — сознание, мы — бессознательное. Она правит телом когда все хорошо, мы — когда она напугана, либо больна, либо когда ей грозит опасность. Мы пытались её разбудить, но она не согласна. Дай ей пару минут на восстановление. В её мире время течет иначе. И да, это она привела нас. Она почувствовала некроманта. Это — один из её даров, о котором она не знает. Дар находить искомое.
— Помолитесь, отпейте церковный кагор и сотрите круг. Не хочу, чтобы магия церкви резонировала друг с другом.
Монахиня протянула Сэру Артемию флягу с кагором. Тот принял, осенил себя молитвенным знамением, помолился, опять осенил, отпил кагора, опять осенил. После чего наклонился, начав стирать защитный контор круга. Луиза собралась читать молитву, как только закончатся приготовления.
Мария не сразу поняла что случилось. Лишь когда стук собственного сердца стал невыносимо громким, в девушке появилось какое-то странное, непередаваемое чувство. Оно поднималось с самого низа, с самых потаенных глубин души. Девушке показалось, что она вскочила на ноги, потом она услышала свой крик. Её тело легко осело на пол. Дыхание стало мерным и глубоким. Посторонний наблюдатель, будь он обычным человеком или владеющий даром, не смог бы понять, что происходит сейчас в этой иллюзии-без-времени-и-пространства. Он бы решил, что барышня спит. Но духи и призраки могли видеть, как полупрозрачными снежинками, закручивающимися в вихрь, поднимается над спящей едва уловимый туман. И вот уж нечто, похожее на девушку, возвышается над ней. У этой «девушки» лицо той, что лежит сейчас в сонном забытье. Но её одежды, сотканные из ветра и снега, постоянно меняют свои очертания, ни на секунду не оставаясь без движения. Её волосы распущены и развиваются во все стороны, живут своей непонятной жизнью, словно щупальца гигантского осьминога, если бы только последний обладал сотнями, тысячами конечностей. А вместо затылка у этой Марии лицо… нет, тысячи женских лиц, меняющих друг друга, перетекающих из одного в другое в нескончаемом калейдоскопе.
И Вестник мог слышать, как отчетливо говорят с ним меняющиеся лица тысячами женских голосов:
— Не тронь её! Эта девочка – маг. Она должна была стать сильнейшим архимагом-стихийником. Но те-кто-не-должен вмешались в её судьбу. Её мать, умирая, вызвала нас. И мы откупили её у смерти частью её дара. И смерть, сама смерть согласилась на это. Мы – те, кто умирали на кострах. Мы: матери, сестры и дочери. Те, кто любили и хотели защитить своих детей, мужей, братьев, сестер и родителей. Мы – полутени тех, кто жил и кто никогда уже не будет жить. Тех, кто не желали зла. Мы стали её хранительницами и она взамен дарит нам то, чего мы лишены: дарит нам подобие жизни. Мы не отдадим её тебе. Ты – зло. Ты — ненависть. А её тебе не за что ненавидеть. Она и так уже лишилась способности владеть стихиями огня и земли. Но при этом она собрала нас в себе. И мы не отдадим тебе ту, что должна править теми, кто дорог нам. Но мы готовы слушать.
— Что ж тут поделаешь? – зябко передернув плечами, ответил мужчина, — нас не выпустят просто так. Отец бы понял.
— Давно хотела узнать: зачем Вы пошли с нами? Не отговаривайтесь, я знаю, у Вас была возможность отказаться.
— Вы не поймете. И это плохая причина, в связи с её безнадежностью. Но… я влюблен в неё. Влюблен в эту девушку с телом ребенка. В её силу и в её слабость. За ней хотелось идти и её хотелось защищать. Я не могу быть ей парой, но могу быть другом и защитой. А Вы?
Мария огляделась вокруг. Чувствовала она себя не важно. Откровенно говоря, хотелось забыть про все и упасть, где стояла. Увы! Это могла позволить себе служанка, а аристократка — нет. Пришлось взять себя в руки, мысленно подняв на себя голос и заставить себя сфокусироваться на происходящем.
Девушку окружали высокие стены отцовского замка. «Морок!»- подумала она, — «можно было бы попробовать мигнуть (так Мария предпочитала называть спонтанную телепортацию), но куда? В круг её точно не пустят, собственно сам круг и не пустит. Ей и так очень тяжко пересекать его границы, даже когда она входит в него как все люди. Каждый раз при этом появляется чувство, что её облили кипящей водой. Мигнуть в круг не выйдет точно. За пределы таверны? Почему-то этот вариант ей понравился ещё меньше. Их враг пока что просто играет с ними. Мария точно знает, что она чем-то похожа на эту сущность. А посему можно предположить, что сущности, как и самой девушке, вряд ли понравится, если её игрушки решат сбежать. Оставался вариант комнаты-с-телами. Но аристократка она или нет, а вот уверенности в том, что у нее хватит выдержки спокойно наблюдать обезображенные тела… Не было у неё такой уверенности. Скорее даже наоборот. Что ж… Придется играть по правилам. Хотя…»
Мысль промелькнула быстро. Девушка улыбнулась своей каверзне. Она села на полу там, где стояла, натянула плащ так, чтоб он закрывал всю кожу, и сгустила вокруг себя воздух, что б он работал на манер оповещения, в случае если к ней кто приблизится. Расслабилась. По коридору замка, (где, как ей казалось, она очутилась), пошли спонтанные сквозняки. Они легко проходили «стены» насквозь. Мария понимала, что и она сможет это сделать. Морок был рассчитан на людей, а она была человеком лишь отчасти. Девушка отпустила концентрацию и погрузилась в столь блаженную сейчас тьму. Вот так. И пусть их враг заставит что-либо увидеть слепую…
— Интересный ход!
Мария едва ли не подпрыгнула от этого старческого насмешливо-недовольного голоса. Голоса, который она слышала лишь однажды, но видела его обладателя только на портретах. Голоса, принадлежащего её деду. Человеку, отправившего её мать на костер, её саму – на 12 лет заключения в женский монастырь, заставившего её отца жениться на леди Руско, женщине, которую он никогда не любил. Впрочем, довольно приятной женщине.
— Что за…! – заканчивать фразу воин не стал. Не хотелось поминать нечистого в столь сомнительном месте.
-Нас всё-таки разделили. Плохо!- монахиня на секунду задумалась, — прежде чем читать особые молитвы надо дать Марии прийти в себя. И жаль, что инквизитор здесь. Не хотелось бы подставлять Путника.
— О чем вы?
— Когда-то к нам в монастырь попал путник. Это было морозной январской ночью. Не молодой мужчина замерзал на монастырском кладбище. Одна из сестер, оставленная для надзора за территорией, почувствовала его силу. И привела мужчину в монастырь. Он оказался магом. Церковным магом. Изгоняющим. Он был совершенно нелюдимым. Ни с кем не разговаривал. Показал настоятельнице какие-то бумаги и остался в монастыре на 11 недель. Он был ранен. Он никому не сказал своего имени и назвался Путником. Тогда мне было 14 лет. И он общался только со мной. Перед уходом он написал мне особые молитвы на листе. Сказал, что однажды они спасут мне жизнь. Я помню их наизусть.
— Но разве тогда не безопасней будет прочесть их сейчас?
— Когда Марии было 3, их читали над ней. Это чуть не убило ребенка. И то, что она пытается изгнать из себя, стало с ней единым целым, даже их каналы жизни срослись. Пока девушка слаба, читать их нельзя. А вообще не беспокойся. С 1 трактирщиком Мария справиться. Да и иллюзии не сильно должны на неё влиять. Она под защитой.
— Вы уверены, что она справиться с трактирщиком?
— Да. Она куда сильнее, чем многие маги. Только не понимает этого. И не владеет своей силой до конца. Когда она потеряла сознание, я испугалась не столько за неё, сколько за нас. Пока она в сознании, она контролирует свою вторую сущность, но когда нет – сущность контролирует её дар. Однажды в монастыре её заставили стоять под куполом. Надеялись излечить. Ей было плохо, но сестра-настоятельница не разрешила уйти. Она потеряла сознание. И моментально заморозила нас. Температура тогда упала до минус 40, с плюс 25. Причем за какие-то 2 – 3 минуты. Все кто были в зале, слегли тогда с пневмонией и обморожениями. Тогда я и стала сестрой-наставницей. У моей наставницы оказалось слабое сердце. К чему это я? Ты ведь знаешь, что девушка поддерживала температуру в морозильных помещениях замка и монастыря. В одной из морозильных комнат монастыря долгие годы был заключен маг-оборотень. Для того, что б он был не опасен, он должен был сильно мерзнуть. Мария спускалась в подземелье раз в неделю, опускала температуру и уходила. Там был устойчивый минус, даже когда девушка далеко. Перед тем, как отправить нас в поход, пленника увезла инквизиция. Для поддержания нужных условий понадобилось 3 мага холода. Три. А она одна справлялась шутя. Не бойся. Она сильная. Должна справиться.
Тем временем старания сестры Луизы не прошли в пустую. Мария очнулась. Она открыла глаза.
— Как ты, милая? — капюшон почти скрывал лицо монахини, но он не мог скрыть страха. Наставница серьезно перепугалась.
— Изображение очень не четкое. И в ушах играет церковный колокол. Мне надо выйти из круга. Надо отдохнуть.
— Хорошо. Помнишь, настоятельница перед тем, как ты покинула земли отца, подарила тебе пояс с защитными молитвами? Он у тебя?
— Да. Я ношу его за пазухой.
— Одень его. И можешь выйти. Только далеко не отходи.
— Я пойду с ней. Мало ли, вдруг трактирщику в его затуманенную голову придет что-то не то?
— Нет. Сэр Артемий, поймите, если наш враг заморочит голову Марии, мы это сможем пережить. Но вот только неуправляемой боевой машины нам для полного счастья и не хватает. Вы будете беззащитны перед этой силой. Поэтому не выходите.
— Но ему придется выйти. Сэр Артемий, ваш отец при смерти. Папа велел освободить вас от вашего слова. Вы должны срочно спешить домой.
Луиза скривилась под своим капюшоном. Уж очень не вовремя её подопечная сказала эту новость. Она категорически была против идеи покинуть защиту. Тем более сейчас, когда их враг на столько активен. С другой стороны вышедшая из круга Мария едва могла стоять на ногах. Напади сейчас кто — она вряд ли успеет среагировать. Но обезумевший воин в боевой ярости… Ну уж нет!
— Господин Антонио, можете объяснить, зачем Ричард Томсон опять отошел в комнату с трупами? Вы вроде там все уже посмотрели? — происходящее все меньше нравилось Луизе. И Ведающий мог быть очень полезен. То, что один из них оказался в ловушке, очень её насторожило.
— И ловушка ли это, или способ заставить нас так думать… — Луиза не заметила, как сказала это в слух.
Виконт стоял в круге, опустив голову. Он очень любил отца, но понимал, что просто так из населенного пункта их вряд ли выпустят.
Между тем, температура в помещении стала намного приятней. Девушка явно сообразила вернуть её на место.
— Мария — на половину призрак. Не могу сказать как это устроено, но ей объясняли. Она плохо переносит церковную магию, но учитывая то, что она с рождения живет в монастыре, к церкви она уже притерпелась. А вот все заклинания, действующие на нежить, действуют на неё. Причем разрушая её физическое тело. Со слов барона Виртинье, архимага графа Антония Де Шарите, Мария — то, чего в природе быть не может. Слитный симбиоз призрака и человека. Церковь согласна с его словами. Да и еще, чувствительность девушки к специфическим заклинаниям выше, чем у обычных духов. А вот целители почти не способны работать с ней.
Говоря это монахиня пыталась привести девушку в сознание. Получалось не очень, но хоть кровь идти перестала.
— Надеюсь, что это просто обморок. Хотя пока она не очнется, трудно сказать. У неё немного иные признаки нормальной жизни, чем у нас. Так её температура — около 10 градусов, а не 36,6. И пульс почти не найти.
Мария не поняла, что случилось, но что-то жахнуло по ней так, будто молотом по голове огрели. В глазах у нее потемнело, из носа потекла кровь. Она начала падать, но Артемий успел подхватить девушку на руки. Одновременно с этим она случайно дотронулась рукой медальона. Из него послышался голос:
«Френси, поговорить не выйдет. Маг не выдерживает помех. Передай де Сено: его отец упал с коня. Он при смерти. Если вам нет непосредс (изкаженные, не понятные звуки), то Артемий свободен от своего слова (опять искажение) срочно едет домой! Срочно домой!»
На этом связь оборвалась. Мария еще смогла воспринять слова отца, но сразу после этого она окончательно потеряла сознание.
-Что с вами, милая? — сестра Луиза была явно обеспокоена. Еще бы! На её памяти Мария впервые теряла сознание. Проблем со здоровьем (кроме определенных) девушка не испытывала, а защитный круг исключал вредоносное для человека воздействие. Разве что…
— Вы использовали какое-то заклинание? — спросила монахиня у Ричарда, одновременно пытаясь вытереть платком кровь с лица девушки и соображая, на сколько всё серьезно.
Пока друзья ходили осматривать место преступления, в питейном зале трактира также произошли некоторые изменения.
При нарушении охранительного круга монахиня и Мария встрепенулись, как от удара. Они явно почувствовали нарушение контура на физическом уровне.
-Держи девушку! — воскликнула сестра Луиза, обращаясь к воину.
Артемий попытался схватить в охапку вновь начавшую паниковать служанку, заломив ей руки и ноги, но она пяткой еще сильнее нарушила контор защитного круга. После этого рыцарь заломил ей руки так, что девушке стало не до сопротивления и она затравленно озираясь умоляюще посмотрела на виконта… Было видно, что видения ее не оставили и вместо Артемия ей видится некто или нечто другое… Но прямую угрозу она более не представляла. По крайней мере — покуда рыцарь ее сдерживает.
Мария сразу кинулась поправлять защиту, не прерывая, однако, пения.
— Будьте внимательны, от трактирщика в его состоянии вполне можно ожидать сюрпризов, — сказала сестра-наставница.
Мария всегда опасалась подобных сюрпризов, а учитывая общее не самое лучшее самочувствие девушки, эта новость немедля сказалась значительным понижением температуры в зале, и небольшими ветровыми завихрениями. Де Шарите явно готовилась к отражению атаки, если вдруг такая последует.
Тем временем монахиня стала читать изгоняющую молитву и брызгать святой водой служанку. Для верности она влила ей в рот еще и глоток освященного кагора, благо его, как и святую воду она всегда носила в суме на поясе.
После данных манипуляций девушка пришла в себя, а вот трактирщик встрепенулся и с весьма приличной скоростью рванул куда-то из круга прочь.
Артемий отпустил служанку, извинился перед ней, и тут его отвлек мелодичный звук. Это был связующий медальон, висевший у него на шее. Граф Де Шарите решил проверить, как идут дела у его дочери.
В соседней зале сестра Луиза тоже решила не терять времени даром. Она жутко не любила некромантов. И не ждала от их ритуалов ничего хорошего. В небольшой суме, что была у неё под походным плащом нашелся кусок мела. Она достала нитки и иглу и очертила рядом со спящим хозяином трактира круг, попросив виконта осторожно перенести в него спящего трактирщика (благо виконт, как и все родичи её подопечной был мужчиной весьма не скромных габаритов). После чего, виконт перенес туда же лавку, и все присутствующие в зале вошли в круг. Сестра достала церковную свечу и они с Марией запели молитвы, ставя одну из самых сильных защит от нечисти и нежити, известные наставнице. Мария стала немного в стороне от остальных, чтоб не смущать служанку. Но все ровно при её пении было заметно, что аристократка чувствует себя не очень хорошо. Её губы посинели, периодически самопроизвольно дергались мышцы лица. Но голос девушки звучал твердо. Правда Артемий всё же не отрывал взгляд от девушки. Мало ли…
Позади послышалось тихое пение. Немного писклявый, но достаточно сильный голос выводил замысловатые кульбиты монастырских молитв. Антонио мог бы узнать в них не самые распространенные, но очень сильные защитные молитвы.
При этом саму исполнительницу заметно потряхивало, на лбу появилась небольшая испарина.
«Она туда не пойдет.»- голос монахини звучал спокойно, но очень твердо. «Прошу не считать это не уважением к вам, господа, но вы же не стали бы приглашать смотреть на ритуальное (предположительно, оно ведь ритуальное?) убийство 10 летнего ребенка?»
«Подождите»!- попыталась остановить его Мария! «Я могу заморозить лёд. Если это не сокроет улики».
И все присутствующие увидели, как вокруг девушки, пока еще контролируемым кругом начинается что-то типа метели, с явным (и, судя по де Сено, весьма резким) падением температуры.
«Ветра там не будет. Только дверь не открывайте. Я к ней подойду и заморожу. Кровь должна замерзнуть, как любая жидкость. Только там очень холодно будет. Зато, даже в моё отсутствие, лед продержится на менее получаса»
Странную энергетическую волну заметили не все. Луиза либо слишком увлеклась беседой с девушкой (и что б значили её слова? Наставница не сталкивалась с подобным!), либо и впрямь была защищена от подобным влияний своей Верой и Господом, коему уже с 30 лет несла службу и искренне была преданна всей душой и телом. Тем не менее, сестра-монахиня, пожалуй была единственной, кто никак не отреагировал. Остальных достать было куда проще.
Мария-Франциска вздрогнула. Заозиралась. Девушка, вероятно с рождения почти лишенная пигмента, сейчас умудрилась побледнеть еще больше. Сейчас она была белее мела. Она обхватила себя руками и мелко задрожала. На глазах появились слезы.
«Здесь что-то не так. Что-то не так. Оно не такое. Я никогда бы не сделала так!» — повторяла она совсем тихо, и, вроде бы даже не совсем понимая, что говорит. Пока она всё ещё держалась, хотя больше всего сейчас напоминала маленького ребенка. Её платье, напрочь скрывающее фигуру, только подчеркивало это впечатление. И лишь гордая, непреклонная осанка выбивалась из образа.
Артемий подошел к ней, накрыл своей рукой её заброшенную на плечо кисть. Он тоже был встревожен. Вторая рука воина лежала на рукоятке меча.
Он обратился к стоявшим чуть поодаль мужчинам: «Мне тревожно, господа. А когда мне тревожно, жди беды. Я не маг, не инквизитор и на этих землях совершенно не обладаю какими-либо полномочиями. Но, как воин, я предлагаю осмотреть место происшествия и трактир целиком. И, если здесь безопасно, оставить женщин здесь, а самим отправиться на осмотр близлежащих территорий».
«Не бойся, дитя. Никто не тронет тебя. Ты где живешь?» — тем временем продолжала монахиня. «Есть здесь что выпить? Тебе надо попить и успокоиться. Не бойся, Господь милосерден и защитит нас».
Она продолжала что-то говорить в этом же духе, гладя девушку по голове. Сквозь её успокаивающее говорение можно было иногда расслышать фразы, сказанные утвердительным и, с точки зрения Марии, чрезмерно уверенные фразы.
«Инквизитор тебе не враг. Он здесь, чтоб защитить тебя. И всех, кто здесь. Чтобы то, что случилось сегодня больше не повторилось. Как и маг. Он на службе у Церкви. Рыбак рыбака… Не бойся. Все хорошо...»
Тем временем Мария оглядела всех присутствующих мужчин: «Её надо проводить до дома. Если там кто-то есть. Нельзя её оставлять одну в таком состоянии». И добавила, едва сдерживая слезы: «Но… (в это время в таверне появился и через секунд 10 исчез сильный ветер и небольшой смерч) я очень… (всхлип) ОЧЕНЬ боюсь расходиться».
Артемий посмотрел на неё сочувственно и медленно стал обходить по широкой, насколько это возможно, дуге обнявшихся женщин, медленно приближаясь к спящему трактирщику.
Мария не пошла со всеми. Ей просто было страшно. За свою жизнь она привыкла к порядку. Она всегда знала, что ей надо делать. А если сомневалась, то рядом всегда были старшие, кто объяснит. А тут старших не было. Выходило, что все пятеро были почти ровны. Каждый в своей области. Идти в зал, где лежали мертвецы ей не хотелось больше всего. Как в общем-то, и покидать таверну. Кровь на платье служанки была не хорошей. Не такой, как кровь тех, кто умирал в госпитале своей смертью. И даже не такой, как кровь тех, кто умирал от болезни. Она чем-то походила на кровь тех, кто умер во время работы господина Шрида, хирурга, что работал при госпитале. Это означало, что ничего хорошего за дверью Марию не ждет. Так что от одной мысли её мутило. Идея переговоров с перепуганной девушкой Де Шарите тоже не вдохновляла.Она слишком хорошо знала, как реагируют на нее посторонние девушки. Даже без предварительного испуга. Совершив над собой усилие, она сделала пару шагов вперед. Но тут что-то пошло не так. Испуганная девушка явно еще не совсем пришла в себя (и Мария прекрасно её в этом понимала!) и её поведение было не адекватным. Тем более, не зная, кто друг, а кто убьёт и не расстроиться. Поэтому Мария замерла и постаралась дышать глубоко и медленно, что б не нагонять холода и не морозить окружающих (кто б ей ещё объяснил, что такое холод и почему его все так бояться!).
"Не думаю, что нам стоит идти в ту комнату, не поговорив сперва с людьми, которые там были".
Хм… Вообще-то сестра Луиза как раз думала, как-бы так не навязчиво намекнуть спутникам, что её подопечной туда вообще идти не стоит. Желательно, не вдаваясь в подробности и причины. Нет, маг (хоть он и некромант, спаси нас всех Бог!) её не сильно смущал. А вот незнакомый инквизитор… Люди обычно не слишком радушно реагируют на историю Франциски (вот в чём виновата эта девочка?!). А накалять и так не шибко спокойную ситуацию наставнице не хотелось. От мыслей её отвлекло невнятное шипение, которое издала простолюдинка. И напряженная спина инквизитора, давшего им с Де Сено знак подойти. Она не спеша направилась в сторону служанки, одновременно начиная разговор.
— Не бойся, дитя моё! Тяжкое испытание выпало тебе сегодня. Но Господь милосердный, заботящийся обо всех детях его, сохранил тебя и от бесчестия, и уберег от козней не чистого. Среди нас нет виновного в случившимся (про себя: ой, хотелось бы в это верить!), мы мирные люди. Никто не причинит тебе обиды иль другой беды. Помолись, дитя, попроси защиты и правды, и милости Его попроси. И, коли ты желаешь, сей благородный воин станет рядом с тобой и не даст людям причинить тебе обиды. Успокойся, дитя, помолись и поговори с нами.
— Вы хотите, чтобы я встал рядом с вами? — спросил Артемий, одновременно продумывая, как бы ему встать, чтоб в случае чего можно было отобрать у девушки схваченный ею предмет.
Все трое путников задумались. Первой начала аристократка:
— Когда мне было 8, в наших землях объявился некромант. Уж не знаю, за что он ополчился на монастырь, но он поднял мертвых и устроил пляску мертвецов. Тогда в танце погибло трое монахинь. Это единственное что я знаю о подобных ритуалах. Кроме ритуалов церковных.
И обернувшись к наставнице: «Простите, что напомнила Вам об этом, матушка».
-Ничего. Я никогда и не забывала, — и добавила, глядя на мага: «Тогда погибло 2 моих подруг. Так что у меня есть причина для предвзятого отношения к людям подобного ремесла. Причины для недоверия. Если я в этом не права, то прошу меня извинить».
— Не думаю, что здесь может быть кто-то из моих людей или людей графа. Нас проводили до конца владений господина Антонио Де Шарите, и немного по смежным землям (там не безопасно). Потом никого не было. Людей на улице тоже не было. Только звуки от животных. Это весьма тревожит, утром должно быть полно народу. Я даже предложил не заходить сюда. Но, увы, сеньора не согласилось. И если отсутствие людей на посту можно было объяснить обычной безалаберностью местной стражи, то отсутствие простого люда настораживало. Нет признаков обжитой деревни: бегущий люд, торговцы, открывающие лавки, запах булочной… Но графиня очень хотела сюда попасть.
На лице Де Сено промелькнула нерешительность.
— У меня есть медальон для связи с графом. Перенастраивать я его не могу, но можно попросить о помощи. Вдруг понадобится. Честное слово, сейчас я бы не отказался от наличия в городе властей. Или хотя бы десятка моих людей.
— Моя подопечная, — сказала монахиня, — не покидала стены монастыря или родового замка. Так что едва ли. Это раз. Два: маг была стихийником. Но возможно эта информация не точна.
Сестра Луиза посмотрела на девушку: «Мария, дитя, подумай, хорошо подумай, почему ты так хотела сюда попасть. Это может быть важно.» И, обращаясь к остальным: «Она чувствует смерть. В монастырском госпитале она всегда знала, кто умрет. И ни разу не ошиблась».
— Не знаю. Интуиция. Когда подходили к трактиру, я почувствовала Ведущего. Но сейчас я сомневаюсь, что это было причиной. Мне кажется, тут есть кто-то, похожий на меня. Но в тоже время очень и очень далекий. Не знаю. Сложно сказать. Только меня сюда очень влекло. Будто к давно и хорошо забытому другу. И, да, я по-прежнему считаю, что в деревне нет эпидемии. Люди живы. Если они здесь вообще есть.
Девушка была несколько заторможена, словно пыталась сосредоточиться на чем-то, постоянно от неё ускользающим. Потом она резко подняла голову и глядя в глаза де Валле, совсем детским, несколько жалобным голосом спросила: «С чем мы имеем дело? Что происходит тут?».
Монахиня перекрестилась, и спросила у самой себя: «Что за козни нечистого тут творятся?!»
Она развернулась и направилась назад, заметно ускоряя шаг и приговаривая себе под нос:«Вряд ли инквизитор будет рад. Ох, вряд ли! Не к добру.» После чего её зябко передернула и она едва ли не бегом поспешила к подопечной.
Тем временем в таверне.
После рассаживания за стол, девушка начала рассказ. При этом смотрела она всё время в одну точку, совершенно не замечая присутствующих. Говорила тихо, так чтобы слышали её только сидящие рядом. Рассказ шел в третьем лице.
«Пламя свеч освещает кирпичную кладку. Стены сплошь из кирпича. Без окон. Комната, где находиться маленькая и худенькая девочка-блондинка, отгорожена от остальной части 3 решетчатыми дверьми. В комнате сыро, возможно, что до прихода сюда девочки с потолка мерно капала вода, но сейчас потолок замерз, и сосульки в некоторых местах достигают пола. Впрочем, она никогда не боялась холода. Даже в сильный мороз девочке было хорошо. Сейчас она сидела в углу на деревянной скамье, испачканной чем-то бурым, пропитавшем дерево насквозь. Вокруг нее на стенах и столе были разложены разные металлические инструменты. Не важно какие. Зрение не позволяло рассмотреть.
Она знала, что находиться в Столице. Мать-настоятельница говорила её об этом. Как и о том, что ей надо будет пройти полную проверку у инквизиторов. Она также знала, что ей надо быть послушной и покорной, делать все, что ей скажут и говорить все, что спросят. Она не возражала. Мария вообще была послушным ребенком.
Столица… По книгам, что девочка читала в монашеской библиотеке, Франциска представляла себе её иначе. Впрочем… Она не знала, как очутилась тут. Последнее, что сохранила её память: она пьет вино из рук одной из послушниц монастыря, Лелии. Вино кислое и не нравиться, со странным привкусом, но выпить его надо. Вино – это кровь Господа и его всегда надо пить после причастия. А Мария как раз причастилась.
От воспоминаний ребенка отвлек лязг решеток. На пороге стоял худощавый высокий мужчина в одеянии Инквизитора. И еще один за ним – пониже и пополнее, в том возрасте, что для 6 лет означает «старость», т.е. лет 40.
Мужчины вошли в комнату. Они начали диалог. Одного из них звали Илияном, второго, старого, Арчи. Сначала они задавали какие-то вопросы, иногда просили Марию что-то сделать или прочитать ту или иную молитву из молитвослова. Впрочем, молитвослов был ей не нужен. За 6 лет девочка выучила большую часть молитв наизусть.»
Во время монолога девушка водила рукой по случайно оставленной на столе стеклянному блюду, выводя какой-то рисунок. На блюде, где она прикасалась оставались морозные следы, подобно тем, что оставляет мороз на окнах. Да и вообще температура в комнате резко упала. Артемий тронул девушку за плечо, отвлекая от рассказа, и жестами показывая, что становиться прохладно. Она слегка кивнула в ответ, сделала пару медленных вдохов, приводя в норму состояние окружающей среды и продолжила.
«Общался с ней в основном молодой. Иногда старый подходил и делал над ней какие-то странные пассы. В основном они никак не отражались на самочувствии ребенка, хотя иногда начинала кружиться голова и накатывать усталость. В эти моменты мантии мужчин развивались черными вихрями, иногда позвякивали инструменты. Но в целом было видно, что такая реакция мужчин вполне удовлетворяет. Время от времени её просили успокоиться, подышать. Тогда ветер утихал, и мужчины слегка расслабляли плечи.
Через несколько часов ей принесли воды. Точнее, попытались, но в стакане был лед. Тогда Арчи подошел к ней, и попросил её «сделать так, что б вода в следующем стакане не замерзала». Марии очень хотелось пить, но как сделать это, она не знала. Ей сказали, что тут так холодно из-за неё. Холодно? Но Мария никогда не чувствовала холода. Впрочем, еще через час общими усилиями им удалось что-то изменить, и помещение наполнили первые звуки тающего льда. После этого ей дали напиться.
Как только слуга, принесший воду, ушел, к ней вошли еще с десяток мужчин-инквизиторов и некая женщина в дорогой одежде. Марии сказали, что женщина – маг на службе у церкви.
Ей стали давать некоторые задания и иногда делать больно. В такие моменты ветер усиливался, и приходилось делать паузы, чтобы успокоить ребенка. Потом женщина сделала какое-то странное движение, и в сторону девочки полетел сгусток огня размером с крупное яблоко.Сильно обожгло лицо, стало дико больно глазам. Она испугалась и закричала. В этот момент сильнейший порыв ветра дунул в сторону налетевшего огня, и что-то металлическое (девочка не увидела, что именно) с лязгом впилось женщине в грудь. Послышался крик и куски ярко алого льда упали на замерший пол.
Девочка потеряла сознание».
— Магу никто не давал такого приказа. У женщины сдали нервы, и она попыталась убить ребенка. Предмет, что впился магичке в грудь был металлической скобой, недавно оторвавшейся со стены и так и не прикрученной на место, — на пороге стояла заметно запыхавшаяся монахиня. Она смотрела присутствующих взглядом и продолжила: «Плохи дела. Не знаю, что твориться в городе, но там нет ни одного стражника. Дверь закрыта изнутри. На ней массивная цепь. И какая-то магическая пластина на двери. Плюс отсутствие людей на улице и наличие волчьих следов рядом с постом. Что-то явно не так!» И посмотрев на мага добавила: «Вы случайно не чувствуете в городе коллег? Как-то уж слишком тревожно».
Мария повернула к встреченным в таверне мужчинам блюдо и толкнула его в сторону Ричарда Томсона. На блюде было написано морозным рисунком: «Мы можем последовать за вами? Я заплачу. Деньги не проблема. Либо услуга. В пределах разумного. На разорение кладбищ и человеческие жертвоприношения я не пойду.» Причем, как только некромант взглянул на надпись, она растаяла.
— В классической ситуации Вы были бы почти правы. Меня бы ждал герб бастарда и немного земли. Но из остальных детей моего отца до взрослого возраста дожило только двое. Один мой брат полный альбинос, из-за чего полностью слеп. Это исключает наследие (в роду отца это частое явление). Второй получил тяжелую травму в 6 лет. Умственное развитие остановилось в этом возрасте. Так что я наследую. К моему огорчению. Думаю, что это стало основной причиной, по которой меня выпустили в мир (невеселая усмешка). И да, я хочу стать нормальной.
При этом Мария выглядела расстроенной данным обстоятельством. Создавалось впечатление, что монастырь её устроил бы больше.
— В монастыре ко мне привыкли. Здесь я чувствую себя ущербной.
И после недолгой паузы добавила: " Ричард Томсон, я прошу Вас простить моего человека за столь прямое название вашей профессии. Он отличный воин, но ужасный дипломат. Что я могу сделать, что б компенсировать Вам возникшие неудобства?"
Высокие потолки зала еще были сокрыты в сумерках. В центре под массивными навесами (попробуй-ка отопи такую махину!) у камина неспокойно спал мужчина лет 40-45. Его белые волосы были заплетены в косу, а тонкие черты лица сейчас портила гримаса боли и ужаса. Внезапно он резко сел на своем ложе, открыл глаза. Понадобилась какая-то доля секунды, чтобы зрачки, широко раскрытые от пережитых во сне эмоций, приняли свой нормальный размер. У мужчины были голубые, цвета неба ясным весенним днем, глаза. Молочная кожа лишь подчеркивала их яркость. Высокий лоб, массивный подбородок, широченные, с косую сажень плечи и просто невероятный рост делали его похожим на полярного медведя. Граф Антуан Де Шарите вызвал слугу, и с его помощью быстро оделся и привел себя в порядок. Не смотря на утро, выглядел он уставшим, если не сказать больным.
Не раздумывая более, граф быстро вышел из залы, и направился к своему другу и, по совместительству, личному магу.
— Рад видеть тебя в добром здравии, Фридрих!
— Не ожидал тебя так рано! Ты болен? Что с тобой? С тех пор как ты отправил дочь, я не узнаю своего старого друга.
-Мне снится сон. Один и тот же чертов сон! Каждую ночь. Каждый раз, как закрою глаза. Я ненавижу этот сон. Я боюсь его.
— Расскажи.
— Я вижу Лидию. Она смеётся и бежит по полю, заросшему «Даром света». Теми самыми цветами, благодаря которым мы познакомились. Она совсем живая. Разворачивается ко мне, улыбается. Манит за собой. Я не могу ей отказать. Я скучаю по ней. И до сих пор люблю только её. Она подпрыгивает, и мой взгляд переходит на небо. Но вместо неба я вижу её лицо. Она смотрит на меня с теплом, слегка приподнимая уголки губ в сдержанной улыбке. Потом в её зеленых глазах вспыхивает пламя костра. Того самого костра, на котором её сожгли. Я знаю, что это именно этот огонь. Она в испуге открывает рот и рассыпается. Сначала кажется, пеплом, но до меня долетает только пушистый снег. Холодный до ожогов. И я знаю, что в этом снегу что-то должно быть. Что она что-то передает мне. Что-то очень важное. Но оно не такое. Больное или ущербное, не знаю. Я боюсь этого. И боюсь подвести Лидию. Я всегда просыпаюсь на этом месте.
— Ты должен узнать что-там.
— Знаю, что должен. Но боюсь. Тебе удалось связаться с моей дочерью?
— Да. Но второй день к ней не пробиться. Это не нормально. Я перепробовал почти все. Могу сказать, что в той местности, где она, парадоксально высокий фон. Возможно стоит выслать людей.
— Подождем еще день. Потом высылает. Соседи будут рады видеть у себя моих воинов. Но сейчас мне безразличны соседи.
****************************************************************************
— Со мной было 2 моих людей. Сестра Наставница здесь. Где мой второй человек? Что с ним? — голос Марии звучал твердо. Было понятно, что её решение зависит от ответа.
— Мы с Вами. Но не с этим, — сестра Наставница явно не собиралась принимать возражения: «Я не допущу Франциску к мести».
— Ради всего доброго и светлого, пожалуйста, объясните мне что здесь происходит. Последнее что я помню: нас разделили стенами, я отказалась участвовать в этом безумии. Я закрыла глаза, потом меня погрузили в полную тишину, где мне стало плохо. Кажется, потом я уснула и мне снился один из моих любимых снов. Как мы оказались тут? Где сэр Артемий? Где служанка с трактирщиком? И что это за сущность? Я не могу ничего понять, но возможно, если разберусь в происходящем, смогу стать полезна.
-Мария, мы еще и сами не очень поняли. От нас требуют найти человека, избежавшего смерти, но виновного в сожжении девушки. Сущность — то, что пробудилось после смерти последней, но это явно не её душа. На остальное у меня нет ответов.
Монахиня посмотрела на Вестника.
— На счет внимательности. Церковь делиться на 2 вида монашества: белое и черное. Белое — церковники, инквизиторы, священнослужители, те, кто живут обычной мирской жизнью. Я же отношусь к черному монашеству, т.е. непосредственно к монахам. Как наставница, я могу влиять на будущие поколения через своих подопечных. Но в целом, у монастырей нет влияния на белое монашество. Что же касается данной ситуации, все зависит от условий. А их до конца пока никто не раскрывал.
— Нет, не возьмусь. Моя племянница осталась сиротой и чудом выжила, после того, как мой брат велел сжечь её мать, — голос монахини звучал уставшим. Тех, кто отдал приказ, не возьмусь. Если угодно, карай их. Хочешь — карай и тех, кто привел его в исполнении. Но в том месте было слишком пустынно для населенного пункта. Где были все его жители? Что ты сделала с ними? И как обращаться к тебе, Дух Мщения? Что стало с местным населением? И не забыл (забыла?) ли ты, что в толпе человек перестает быть человеком, и становиться стадом? И что ты сделало со стадом Божьим?
Конец речи звучал с вызовом. Из усталой и потерянной женщины, коей она была в начале речи, к её концу сестра Луиза превратилась в решительно настроенного противника, способного дать отпор.
— Что здесь происходит? Где мы? — Мария открыла глаза, и казалось, ничего не понимала. Она поднялась с пола, и было видно, как её хрупкая фигурка светиться силой и энергией.
Все поверхность, на сколько хватало глаз, была покрыта идеальной снежной шапкой, без единого следа или неровности. Густой туман обволакивал местность. Снег — тысячи маленьких иголочек — валил с неба бесконечной пеленой, кружась в порывах вездесущего ветра. Линия горизонта со всех сторон сливалась с небом, не образовывая границы, настраивая на медитативный лад, даря спокойствие и создавая место-без-пространства.
Маленькие босые женские ножки скользили по снегу, не оставляя отпечатков. Их обладательница была нага и расслаблена. Прикрыта лишь падающим снегом, что рядом с ней из острых игл превращался в пушистые хлопья, отрезающие любой шум. Да еще густой гривой длиннющих волос, даже более светлых и прозрачных, чем снег. Молочно-белая кожа была идеально гладкой, словно не ощущая жутчайшего мороза, живущего здесь от начала веков, ничуть не смущаясь соседства со снежной бурей и туманом. Изящная, несколько худощавая фигурка, с вытянутыми конечностями девочки лет 10. На молочном фоне едва выделялись ореолы сосков, еще не начавших темнеть, да губы, не знавшие искусственной краски, но все равно казавшиеся несколько не естественными в своем бледном, фиолетово-розовом цвете. И ещё глаза, двумя льдинками прозрачно-голубой воды смотрящие на мир из-под длиннющих, густых, но абсолютно белых ресниц, сейчас сиявшими алмазами снежинок.
Губы девочки (а несмотря на высокий для ребенка рост, это все-таки была девочка) растянулись в улыбке. Создательница была рада этому месту, так же как и мир ласкался к ней мурчащим котенком. Мария радостно подняла руки и с улыбкой несколько раз покрутилась вокруг своей оси. Если бы кто внимательный в этот момент мог видеть её, то он бы заметил, что ребенок на самом дела не ходит, а летит над снежной целиной, всего на какой-то миллиметр не касаясь её длинными пальчиками стоп. Потом Мария остановилась. Она мысленно послала этому месту образ приветствия-радости-признания-благодарности. После чего легла… на воздух, где только что стояла. И в этот же момент снег и ветер образовали что-то типа парящей в воздухе постели с мягкой периной и пушистым одеялом, укрывавшем тонкую фигурку по самый подбородок. Где-то вдалеке послышалось многоголосое «Проснись! Пожалуйста, проснись!». Но девочка лишь недовольно сверкнула очами в сторону звука, нарушившего покой. И тут же стихии отправились на поиски нарушителя, грозя уничтожить любого, посмевшего ворваться даже на границу мира. Перед этим вокруг девушки появилось что-то наподобие воронки снежного смерча, отсекая все звуки, делая ложе с его ценной ношей подобным алмазу, заключенным в платиновую оправу изящного кольца.
Мария уснула, отдавшись покою этого места, дарящему ей свою силу, заботу и исцеление. Месту, принимающему её одну. Месту, являющемуся её сутью (хоть она и не знала этого). Месту, никогда не видевшему огня, на знавшему теплоты солнечных лучей. Не ведавшему, что под многими километрами льда застывшего насквозь озера, все же находится земля.
Многоликая «Мария» смотрела на призрака перед собой.
— Она маг. Сильнейший маг, хоть и не ведает это. И еще это все-таки её тело. Нас призвали защищать, но не руководить. Мы знаем о ней всё, но она может лишь догадываться о нас. Она — день, мы — ночь. Она — сознание, мы — бессознательное. Она правит телом когда все хорошо, мы — когда она напугана, либо больна, либо когда ей грозит опасность. Мы пытались её разбудить, но она не согласна. Дай ей пару минут на восстановление. В её мире время течет иначе. И да, это она привела нас. Она почувствовала некроманта. Это — один из её даров, о котором она не знает. Дар находить искомое.
*************************************************************************************************************
— Мне нужна ваша помощь.
— Да, сестра Луиза.
— Помолитесь, отпейте церковный кагор и сотрите круг. Не хочу, чтобы магия церкви резонировала друг с другом.
Монахиня протянула Сэру Артемию флягу с кагором. Тот принял, осенил себя молитвенным знамением, помолился, опять осенил, отпил кагора, опять осенил. После чего наклонился, начав стирать защитный контор круга. Луиза собралась читать молитву, как только закончатся приготовления.
Мария не сразу поняла что случилось. Лишь когда стук собственного сердца стал невыносимо громким, в девушке появилось какое-то странное, непередаваемое чувство. Оно поднималось с самого низа, с самых потаенных глубин души. Девушке показалось, что она вскочила на ноги, потом она услышала свой крик. Её тело легко осело на пол. Дыхание стало мерным и глубоким. Посторонний наблюдатель, будь он обычным человеком или владеющий даром, не смог бы понять, что происходит сейчас в этой иллюзии-без-времени-и-пространства. Он бы решил, что барышня спит. Но духи и призраки могли видеть, как полупрозрачными снежинками, закручивающимися в вихрь, поднимается над спящей едва уловимый туман. И вот уж нечто, похожее на девушку, возвышается над ней. У этой «девушки» лицо той, что лежит сейчас в сонном забытье. Но её одежды, сотканные из ветра и снега, постоянно меняют свои очертания, ни на секунду не оставаясь без движения. Её волосы распущены и развиваются во все стороны, живут своей непонятной жизнью, словно щупальца гигантского осьминога, если бы только последний обладал сотнями, тысячами конечностей. А вместо затылка у этой Марии лицо… нет, тысячи женских лиц, меняющих друг друга, перетекающих из одного в другое в нескончаемом калейдоскопе.
И Вестник мог слышать, как отчетливо говорят с ним меняющиеся лица тысячами женских голосов:
— Не тронь её! Эта девочка – маг. Она должна была стать сильнейшим архимагом-стихийником. Но те-кто-не-должен вмешались в её судьбу. Её мать, умирая, вызвала нас. И мы откупили её у смерти частью её дара. И смерть, сама смерть согласилась на это. Мы – те, кто умирали на кострах. Мы: матери, сестры и дочери. Те, кто любили и хотели защитить своих детей, мужей, братьев, сестер и родителей. Мы – полутени тех, кто жил и кто никогда уже не будет жить. Тех, кто не желали зла. Мы стали её хранительницами и она взамен дарит нам то, чего мы лишены: дарит нам подобие жизни. Мы не отдадим её тебе. Ты – зло. Ты — ненависть. А её тебе не за что ненавидеть. Она и так уже лишилась способности владеть стихиями огня и земли. Но при этом она собрала нас в себе. И мы не отдадим тебе ту, что должна править теми, кто дорог нам. Но мы готовы слушать.
*****************************************************
Тем временем в круге:
— Что будете делать на счет отца, сэр Артемий?
— Что ж тут поделаешь? – зябко передернув плечами, ответил мужчина, — нас не выпустят просто так. Отец бы понял.
— Давно хотела узнать: зачем Вы пошли с нами? Не отговаривайтесь, я знаю, у Вас была возможность отказаться.
— Вы не поймете. И это плохая причина, в связи с её безнадежностью. Но… я влюблен в неё. Влюблен в эту девушку с телом ребенка. В её силу и в её слабость. За ней хотелось идти и её хотелось защищать. Я не могу быть ей парой, но могу быть другом и защитой. А Вы?
— А у меня не было выбора.
Мария огляделась вокруг. Чувствовала она себя не важно. Откровенно говоря, хотелось забыть про все и упасть, где стояла. Увы! Это могла позволить себе служанка, а аристократка — нет. Пришлось взять себя в руки, мысленно подняв на себя голос и заставить себя сфокусироваться на происходящем.
Девушку окружали высокие стены отцовского замка. «Морок!»- подумала она, — «можно было бы попробовать мигнуть (так Мария предпочитала называть спонтанную телепортацию), но куда? В круг её точно не пустят, собственно сам круг и не пустит. Ей и так очень тяжко пересекать его границы, даже когда она входит в него как все люди. Каждый раз при этом появляется чувство, что её облили кипящей водой. Мигнуть в круг не выйдет точно. За пределы таверны? Почему-то этот вариант ей понравился ещё меньше. Их враг пока что просто играет с ними. Мария точно знает, что она чем-то похожа на эту сущность. А посему можно предположить, что сущности, как и самой девушке, вряд ли понравится, если её игрушки решат сбежать. Оставался вариант комнаты-с-телами. Но аристократка она или нет, а вот уверенности в том, что у нее хватит выдержки спокойно наблюдать обезображенные тела… Не было у неё такой уверенности. Скорее даже наоборот. Что ж… Придется играть по правилам. Хотя…»
Мысль промелькнула быстро. Девушка улыбнулась своей каверзне. Она села на полу там, где стояла, натянула плащ так, чтоб он закрывал всю кожу, и сгустила вокруг себя воздух, что б он работал на манер оповещения, в случае если к ней кто приблизится. Расслабилась. По коридору замка, (где, как ей казалось, она очутилась), пошли спонтанные сквозняки. Они легко проходили «стены» насквозь. Мария понимала, что и она сможет это сделать. Морок был рассчитан на людей, а она была человеком лишь отчасти. Девушка отпустила концентрацию и погрузилась в столь блаженную сейчас тьму. Вот так. И пусть их враг заставит что-либо увидеть слепую…
— Интересный ход!
Мария едва ли не подпрыгнула от этого старческого насмешливо-недовольного голоса. Голоса, который она слышала лишь однажды, но видела его обладателя только на портретах. Голоса, принадлежащего её деду. Человеку, отправившего её мать на костер, её саму – на 12 лет заключения в женский монастырь, заставившего её отца жениться на леди Руско, женщине, которую он никогда не любил. Впрочем, довольно приятной женщине.
****************************************************************************************************
— Что за…! – заканчивать фразу воин не стал. Не хотелось поминать нечистого в столь сомнительном месте.
-Нас всё-таки разделили. Плохо!- монахиня на секунду задумалась, — прежде чем читать особые молитвы надо дать Марии прийти в себя. И жаль, что инквизитор здесь. Не хотелось бы подставлять Путника.
— О чем вы?
— Когда-то к нам в монастырь попал путник. Это было морозной январской ночью. Не молодой мужчина замерзал на монастырском кладбище. Одна из сестер, оставленная для надзора за территорией, почувствовала его силу. И привела мужчину в монастырь. Он оказался магом. Церковным магом. Изгоняющим. Он был совершенно нелюдимым. Ни с кем не разговаривал. Показал настоятельнице какие-то бумаги и остался в монастыре на 11 недель. Он был ранен. Он никому не сказал своего имени и назвался Путником. Тогда мне было 14 лет. И он общался только со мной. Перед уходом он написал мне особые молитвы на листе. Сказал, что однажды они спасут мне жизнь. Я помню их наизусть.
— Но разве тогда не безопасней будет прочесть их сейчас?
— Когда Марии было 3, их читали над ней. Это чуть не убило ребенка. И то, что она пытается изгнать из себя, стало с ней единым целым, даже их каналы жизни срослись. Пока девушка слаба, читать их нельзя. А вообще не беспокойся. С 1 трактирщиком Мария справиться. Да и иллюзии не сильно должны на неё влиять. Она под защитой.
— Вы уверены, что она справиться с трактирщиком?
— Да. Она куда сильнее, чем многие маги. Только не понимает этого. И не владеет своей силой до конца. Когда она потеряла сознание, я испугалась не столько за неё, сколько за нас. Пока она в сознании, она контролирует свою вторую сущность, но когда нет – сущность контролирует её дар. Однажды в монастыре её заставили стоять под куполом. Надеялись излечить. Ей было плохо, но сестра-настоятельница не разрешила уйти. Она потеряла сознание. И моментально заморозила нас. Температура тогда упала до минус 40, с плюс 25. Причем за какие-то 2 – 3 минуты. Все кто были в зале, слегли тогда с пневмонией и обморожениями. Тогда я и стала сестрой-наставницей. У моей наставницы оказалось слабое сердце. К чему это я? Ты ведь знаешь, что девушка поддерживала температуру в морозильных помещениях замка и монастыря. В одной из морозильных комнат монастыря долгие годы был заключен маг-оборотень. Для того, что б он был не опасен, он должен был сильно мерзнуть. Мария спускалась в подземелье раз в неделю, опускала температуру и уходила. Там был устойчивый минус, даже когда девушка далеко. Перед тем, как отправить нас в поход, пленника увезла инквизиция. Для поддержания нужных условий понадобилось 3 мага холода. Три. А она одна справлялась шутя. Не бойся. Она сильная. Должна справиться.
Тем временем старания сестры Луизы не прошли в пустую. Мария очнулась. Она открыла глаза.
— Как ты, милая? — капюшон почти скрывал лицо монахини, но он не мог скрыть страха. Наставница серьезно перепугалась.
— Изображение очень не четкое. И в ушах играет церковный колокол. Мне надо выйти из круга. Надо отдохнуть.
— Хорошо. Помнишь, настоятельница перед тем, как ты покинула земли отца, подарила тебе пояс с защитными молитвами? Он у тебя?
— Да. Я ношу его за пазухой.
— Одень его. И можешь выйти. Только далеко не отходи.
— Я пойду с ней. Мало ли, вдруг трактирщику в его затуманенную голову придет что-то не то?
— Нет. Сэр Артемий, поймите, если наш враг заморочит голову Марии, мы это сможем пережить. Но вот только неуправляемой боевой машины нам для полного счастья и не хватает. Вы будете беззащитны перед этой силой. Поэтому не выходите.
— Но ему придется выйти. Сэр Артемий, ваш отец при смерти. Папа велел освободить вас от вашего слова. Вы должны срочно спешить домой.
Луиза скривилась под своим капюшоном. Уж очень не вовремя её подопечная сказала эту новость. Она категорически была против идеи покинуть защиту. Тем более сейчас, когда их враг на столько активен. С другой стороны вышедшая из круга Мария едва могла стоять на ногах. Напади сейчас кто — она вряд ли успеет среагировать. Но обезумевший воин в боевой ярости… Ну уж нет!
— Господин Антонио, можете объяснить, зачем Ричард Томсон опять отошел в комнату с трупами? Вы вроде там все уже посмотрели? — происходящее все меньше нравилось Луизе. И Ведающий мог быть очень полезен. То, что один из них оказался в ловушке, очень её насторожило.
— И ловушка ли это, или способ заставить нас так думать… — Луиза не заметила, как сказала это в слух.
Виконт стоял в круге, опустив голову. Он очень любил отца, но понимал, что просто так из населенного пункта их вряд ли выпустят.
Между тем, температура в помещении стала намного приятней. Девушка явно сообразила вернуть её на место.
— Мария — на половину призрак. Не могу сказать как это устроено, но ей объясняли. Она плохо переносит церковную магию, но учитывая то, что она с рождения живет в монастыре, к церкви она уже притерпелась. А вот все заклинания, действующие на нежить, действуют на неё. Причем разрушая её физическое тело. Со слов барона Виртинье, архимага графа Антония Де Шарите, Мария — то, чего в природе быть не может. Слитный симбиоз призрака и человека. Церковь согласна с его словами. Да и еще, чувствительность девушки к специфическим заклинаниям выше, чем у обычных духов. А вот целители почти не способны работать с ней.
Говоря это монахиня пыталась привести девушку в сознание. Получалось не очень, но хоть кровь идти перестала.
— Надеюсь, что это просто обморок. Хотя пока она не очнется, трудно сказать. У неё немного иные признаки нормальной жизни, чем у нас. Так её температура — около 10 градусов, а не 36,6. И пульс почти не найти.
Мария не поняла, что случилось, но что-то жахнуло по ней так, будто молотом по голове огрели. В глазах у нее потемнело, из носа потекла кровь. Она начала падать, но Артемий успел подхватить девушку на руки. Одновременно с этим она случайно дотронулась рукой медальона. Из него послышался голос:
«Френси, поговорить не выйдет. Маг не выдерживает помех. Передай де Сено: его отец упал с коня. Он при смерти. Если вам нет непосредс (изкаженные, не понятные звуки), то Артемий свободен от своего слова (опять искажение) срочно едет домой! Срочно домой!»
На этом связь оборвалась. Мария еще смогла воспринять слова отца, но сразу после этого она окончательно потеряла сознание.
-Что с вами, милая? — сестра Луиза была явно обеспокоена. Еще бы! На её памяти Мария впервые теряла сознание. Проблем со здоровьем (кроме определенных) девушка не испытывала, а защитный круг исключал вредоносное для человека воздействие. Разве что…
— Вы использовали какое-то заклинание? — спросила монахиня у Ричарда, одновременно пытаясь вытереть платком кровь с лица девушки и соображая, на сколько всё серьезно.
Пока друзья ходили осматривать место преступления, в питейном зале трактира также произошли некоторые изменения.
При нарушении охранительного круга монахиня и Мария встрепенулись, как от удара. Они явно почувствовали нарушение контура на физическом уровне.
-Держи девушку! — воскликнула сестра Луиза, обращаясь к воину.
Артемий попытался схватить в охапку вновь начавшую паниковать служанку, заломив ей руки и ноги, но она пяткой еще сильнее нарушила контор защитного круга. После этого рыцарь заломил ей руки так, что девушке стало не до сопротивления и она затравленно озираясь умоляюще посмотрела на виконта… Было видно, что видения ее не оставили и вместо Артемия ей видится некто или нечто другое… Но прямую угрозу она более не представляла. По крайней мере — покуда рыцарь ее сдерживает.
Мария сразу кинулась поправлять защиту, не прерывая, однако, пения.
— Будьте внимательны, от трактирщика в его состоянии вполне можно ожидать сюрпризов, — сказала сестра-наставница.
Мария всегда опасалась подобных сюрпризов, а учитывая общее не самое лучшее самочувствие девушки, эта новость немедля сказалась значительным понижением температуры в зале, и небольшими ветровыми завихрениями. Де Шарите явно готовилась к отражению атаки, если вдруг такая последует.
Тем временем монахиня стала читать изгоняющую молитву и брызгать святой водой служанку. Для верности она влила ей в рот еще и глоток освященного кагора, благо его, как и святую воду она всегда носила в суме на поясе.
После данных манипуляций девушка пришла в себя, а вот трактирщик встрепенулся и с весьма приличной скоростью рванул куда-то из круга прочь.
Артемий отпустил служанку, извинился перед ней, и тут его отвлек мелодичный звук. Это был связующий медальон, висевший у него на шее. Граф Де Шарите решил проверить, как идут дела у его дочери.
В соседней зале сестра Луиза тоже решила не терять времени даром. Она жутко не любила некромантов. И не ждала от их ритуалов ничего хорошего. В небольшой суме, что была у неё под походным плащом нашелся кусок мела. Она достала нитки и иглу и очертила рядом со спящим хозяином трактира круг, попросив виконта осторожно перенести в него спящего трактирщика (благо виконт, как и все родичи её подопечной был мужчиной весьма не скромных габаритов). После чего, виконт перенес туда же лавку, и все присутствующие в зале вошли в круг. Сестра достала церковную свечу и они с Марией запели молитвы, ставя одну из самых сильных защит от нечисти и нежити, известные наставнице. Мария стала немного в стороне от остальных, чтоб не смущать служанку. Но все ровно при её пении было заметно, что аристократка чувствует себя не очень хорошо. Её губы посинели, периодически самопроизвольно дергались мышцы лица. Но голос девушки звучал твердо. Правда Артемий всё же не отрывал взгляд от девушки. Мало ли…
Позади послышалось тихое пение. Немного писклявый, но достаточно сильный голос выводил замысловатые кульбиты монастырских молитв. Антонио мог бы узнать в них не самые распространенные, но очень сильные защитные молитвы.
При этом саму исполнительницу заметно потряхивало, на лбу появилась небольшая испарина.
«Она туда не пойдет.»- голос монахини звучал спокойно, но очень твердо. «Прошу не считать это не уважением к вам, господа, но вы же не стали бы приглашать смотреть на ритуальное (предположительно, оно ведь ритуальное?) убийство 10 летнего ребенка?»
«Подождите»!- попыталась остановить его Мария! «Я могу заморозить лёд. Если это не сокроет улики».
И все присутствующие увидели, как вокруг девушки, пока еще контролируемым кругом начинается что-то типа метели, с явным (и, судя по де Сено, весьма резким) падением температуры.
«Ветра там не будет. Только дверь не открывайте. Я к ней подойду и заморожу. Кровь должна замерзнуть, как любая жидкость. Только там очень холодно будет. Зато, даже в моё отсутствие, лед продержится на менее получаса»
Странную энергетическую волну заметили не все. Луиза либо слишком увлеклась беседой с девушкой (и что б значили её слова? Наставница не сталкивалась с подобным!), либо и впрямь была защищена от подобным влияний своей Верой и Господом, коему уже с 30 лет несла службу и искренне была преданна всей душой и телом. Тем не менее, сестра-монахиня, пожалуй была единственной, кто никак не отреагировал. Остальных достать было куда проще.
Мария-Франциска вздрогнула. Заозиралась. Девушка, вероятно с рождения почти лишенная пигмента, сейчас умудрилась побледнеть еще больше. Сейчас она была белее мела. Она обхватила себя руками и мелко задрожала. На глазах появились слезы.
«Здесь что-то не так. Что-то не так. Оно не такое. Я никогда бы не сделала так!» — повторяла она совсем тихо, и, вроде бы даже не совсем понимая, что говорит. Пока она всё ещё держалась, хотя больше всего сейчас напоминала маленького ребенка. Её платье, напрочь скрывающее фигуру, только подчеркивало это впечатление. И лишь гордая, непреклонная осанка выбивалась из образа.
Артемий подошел к ней, накрыл своей рукой её заброшенную на плечо кисть. Он тоже был встревожен. Вторая рука воина лежала на рукоятке меча.
Он обратился к стоявшим чуть поодаль мужчинам: «Мне тревожно, господа. А когда мне тревожно, жди беды. Я не маг, не инквизитор и на этих землях совершенно не обладаю какими-либо полномочиями. Но, как воин, я предлагаю осмотреть место происшествия и трактир целиком. И, если здесь безопасно, оставить женщин здесь, а самим отправиться на осмотр близлежащих территорий».
«Не бойся, дитя. Никто не тронет тебя. Ты где живешь?» — тем временем продолжала монахиня. «Есть здесь что выпить? Тебе надо попить и успокоиться. Не бойся, Господь милосерден и защитит нас».
Она продолжала что-то говорить в этом же духе, гладя девушку по голове. Сквозь её успокаивающее говорение можно было иногда расслышать фразы, сказанные утвердительным и, с точки зрения Марии, чрезмерно уверенные фразы.
«Инквизитор тебе не враг. Он здесь, чтоб защитить тебя. И всех, кто здесь. Чтобы то, что случилось сегодня больше не повторилось. Как и маг. Он на службе у Церкви. Рыбак рыбака… Не бойся. Все хорошо...»
Тем временем Мария оглядела всех присутствующих мужчин: «Её надо проводить до дома. Если там кто-то есть. Нельзя её оставлять одну в таком состоянии». И добавила, едва сдерживая слезы: «Но… (в это время в таверне появился и через секунд 10 исчез сильный ветер и небольшой смерч) я очень… (всхлип) ОЧЕНЬ боюсь расходиться».
Артемий посмотрел на неё сочувственно и медленно стал обходить по широкой, насколько это возможно, дуге обнявшихся женщин, медленно приближаясь к спящему трактирщику.
Мария не пошла со всеми. Ей просто было страшно. За свою жизнь она привыкла к порядку. Она всегда знала, что ей надо делать. А если сомневалась, то рядом всегда были старшие, кто объяснит. А тут старших не было. Выходило, что все пятеро были почти ровны. Каждый в своей области. Идти в зал, где лежали мертвецы ей не хотелось больше всего. Как в общем-то, и покидать таверну. Кровь на платье служанки была не хорошей. Не такой, как кровь тех, кто умирал в госпитале своей смертью. И даже не такой, как кровь тех, кто умирал от болезни. Она чем-то походила на кровь тех, кто умер во время работы господина Шрида, хирурга, что работал при госпитале. Это означало, что ничего хорошего за дверью Марию не ждет. Так что от одной мысли её мутило. Идея переговоров с перепуганной девушкой Де Шарите тоже не вдохновляла.Она слишком хорошо знала, как реагируют на нее посторонние девушки. Даже без предварительного испуга. Совершив над собой усилие, она сделала пару шагов вперед. Но тут что-то пошло не так. Испуганная девушка явно еще не совсем пришла в себя (и Мария прекрасно её в этом понимала!) и её поведение было не адекватным. Тем более, не зная, кто друг, а кто убьёт и не расстроиться. Поэтому Мария замерла и постаралась дышать глубоко и медленно, что б не нагонять холода и не морозить окружающих (кто б ей ещё объяснил, что такое холод и почему его все так бояться!).
"Не думаю, что нам стоит идти в ту комнату, не поговорив сперва с людьми, которые там были".
Хм… Вообще-то сестра Луиза как раз думала, как-бы так не навязчиво намекнуть спутникам, что её подопечной туда вообще идти не стоит. Желательно, не вдаваясь в подробности и причины. Нет, маг (хоть он и некромант, спаси нас всех Бог!) её не сильно смущал. А вот незнакомый инквизитор… Люди обычно не слишком радушно реагируют на историю Франциски (вот в чём виновата эта девочка?!). А накалять и так не шибко спокойную ситуацию наставнице не хотелось. От мыслей её отвлекло невнятное шипение, которое издала простолюдинка. И напряженная спина инквизитора, давшего им с Де Сено знак подойти. Она не спеша направилась в сторону служанки, одновременно начиная разговор.
— Не бойся, дитя моё! Тяжкое испытание выпало тебе сегодня. Но Господь милосердный, заботящийся обо всех детях его, сохранил тебя и от бесчестия, и уберег от козней не чистого. Среди нас нет виновного в случившимся (про себя: ой, хотелось бы в это верить!), мы мирные люди. Никто не причинит тебе обиды иль другой беды. Помолись, дитя, попроси защиты и правды, и милости Его попроси. И, коли ты желаешь, сей благородный воин станет рядом с тобой и не даст людям причинить тебе обиды. Успокойся, дитя, помолись и поговори с нами.
— Вы хотите, чтобы я встал рядом с вами? — спросил Артемий, одновременно продумывая, как бы ему встать, чтоб в случае чего можно было отобрать у девушки схваченный ею предмет.
Все трое путников задумались. Первой начала аристократка:
— Когда мне было 8, в наших землях объявился некромант. Уж не знаю, за что он ополчился на монастырь, но он поднял мертвых и устроил пляску мертвецов. Тогда в танце погибло трое монахинь. Это единственное что я знаю о подобных ритуалах. Кроме ритуалов церковных.
И обернувшись к наставнице: «Простите, что напомнила Вам об этом, матушка».
-Ничего. Я никогда и не забывала, — и добавила, глядя на мага: «Тогда погибло 2 моих подруг. Так что у меня есть причина для предвзятого отношения к людям подобного ремесла. Причины для недоверия. Если я в этом не права, то прошу меня извинить».
— Не думаю, что здесь может быть кто-то из моих людей или людей графа. Нас проводили до конца владений господина Антонио Де Шарите, и немного по смежным землям (там не безопасно). Потом никого не было. Людей на улице тоже не было. Только звуки от животных. Это весьма тревожит, утром должно быть полно народу. Я даже предложил не заходить сюда. Но, увы, сеньора не согласилось. И если отсутствие людей на посту можно было объяснить обычной безалаберностью местной стражи, то отсутствие простого люда настораживало. Нет признаков обжитой деревни: бегущий люд, торговцы, открывающие лавки, запах булочной… Но графиня очень хотела сюда попасть.
На лице Де Сено промелькнула нерешительность.
— У меня есть медальон для связи с графом. Перенастраивать я его не могу, но можно попросить о помощи. Вдруг понадобится. Честное слово, сейчас я бы не отказался от наличия в городе властей. Или хотя бы десятка моих людей.
— Моя подопечная, — сказала монахиня, — не покидала стены монастыря или родового замка. Так что едва ли. Это раз. Два: маг была стихийником. Но возможно эта информация не точна.
Сестра Луиза посмотрела на девушку: «Мария, дитя, подумай, хорошо подумай, почему ты так хотела сюда попасть. Это может быть важно.» И, обращаясь к остальным: «Она чувствует смерть. В монастырском госпитале она всегда знала, кто умрет. И ни разу не ошиблась».
— Не знаю. Интуиция. Когда подходили к трактиру, я почувствовала Ведущего. Но сейчас я сомневаюсь, что это было причиной. Мне кажется, тут есть кто-то, похожий на меня. Но в тоже время очень и очень далекий. Не знаю. Сложно сказать. Только меня сюда очень влекло. Будто к давно и хорошо забытому другу. И, да, я по-прежнему считаю, что в деревне нет эпидемии. Люди живы. Если они здесь вообще есть.
Девушка была несколько заторможена, словно пыталась сосредоточиться на чем-то, постоянно от неё ускользающим. Потом она резко подняла голову и глядя в глаза де Валле, совсем детским, несколько жалобным голосом спросила: «С чем мы имеем дело? Что происходит тут?».
Монахиня перекрестилась, и спросила у самой себя: «Что за козни нечистого тут творятся?!»
Она развернулась и направилась назад, заметно ускоряя шаг и приговаривая себе под нос:«Вряд ли инквизитор будет рад. Ох, вряд ли! Не к добру.» После чего её зябко передернула и она едва ли не бегом поспешила к подопечной.
Тем временем в таверне.
После рассаживания за стол, девушка начала рассказ. При этом смотрела она всё время в одну точку, совершенно не замечая присутствующих. Говорила тихо, так чтобы слышали её только сидящие рядом. Рассказ шел в третьем лице.
«Пламя свеч освещает кирпичную кладку. Стены сплошь из кирпича. Без окон. Комната, где находиться маленькая и худенькая девочка-блондинка, отгорожена от остальной части 3 решетчатыми дверьми. В комнате сыро, возможно, что до прихода сюда девочки с потолка мерно капала вода, но сейчас потолок замерз, и сосульки в некоторых местах достигают пола. Впрочем, она никогда не боялась холода. Даже в сильный мороз девочке было хорошо. Сейчас она сидела в углу на деревянной скамье, испачканной чем-то бурым, пропитавшем дерево насквозь. Вокруг нее на стенах и столе были разложены разные металлические инструменты. Не важно какие. Зрение не позволяло рассмотреть.
Она знала, что находиться в Столице. Мать-настоятельница говорила её об этом. Как и о том, что ей надо будет пройти полную проверку у инквизиторов. Она также знала, что ей надо быть послушной и покорной, делать все, что ей скажут и говорить все, что спросят. Она не возражала. Мария вообще была послушным ребенком.
Столица… По книгам, что девочка читала в монашеской библиотеке, Франциска представляла себе её иначе. Впрочем… Она не знала, как очутилась тут. Последнее, что сохранила её память: она пьет вино из рук одной из послушниц монастыря, Лелии. Вино кислое и не нравиться, со странным привкусом, но выпить его надо. Вино – это кровь Господа и его всегда надо пить после причастия. А Мария как раз причастилась.
От воспоминаний ребенка отвлек лязг решеток. На пороге стоял худощавый высокий мужчина в одеянии Инквизитора. И еще один за ним – пониже и пополнее, в том возрасте, что для 6 лет означает «старость», т.е. лет 40.
Мужчины вошли в комнату. Они начали диалог. Одного из них звали Илияном, второго, старого, Арчи. Сначала они задавали какие-то вопросы, иногда просили Марию что-то сделать или прочитать ту или иную молитву из молитвослова. Впрочем, молитвослов был ей не нужен. За 6 лет девочка выучила большую часть молитв наизусть.»
Во время монолога девушка водила рукой по случайно оставленной на столе стеклянному блюду, выводя какой-то рисунок. На блюде, где она прикасалась оставались морозные следы, подобно тем, что оставляет мороз на окнах. Да и вообще температура в комнате резко упала. Артемий тронул девушку за плечо, отвлекая от рассказа, и жестами показывая, что становиться прохладно. Она слегка кивнула в ответ, сделала пару медленных вдохов, приводя в норму состояние окружающей среды и продолжила.
«Общался с ней в основном молодой. Иногда старый подходил и делал над ней какие-то странные пассы. В основном они никак не отражались на самочувствии ребенка, хотя иногда начинала кружиться голова и накатывать усталость. В эти моменты мантии мужчин развивались черными вихрями, иногда позвякивали инструменты. Но в целом было видно, что такая реакция мужчин вполне удовлетворяет. Время от времени её просили успокоиться, подышать. Тогда ветер утихал, и мужчины слегка расслабляли плечи.
Через несколько часов ей принесли воды. Точнее, попытались, но в стакане был лед. Тогда Арчи подошел к ней, и попросил её «сделать так, что б вода в следующем стакане не замерзала». Марии очень хотелось пить, но как сделать это, она не знала. Ей сказали, что тут так холодно из-за неё. Холодно? Но Мария никогда не чувствовала холода. Впрочем, еще через час общими усилиями им удалось что-то изменить, и помещение наполнили первые звуки тающего льда. После этого ей дали напиться.
Как только слуга, принесший воду, ушел, к ней вошли еще с десяток мужчин-инквизиторов и некая женщина в дорогой одежде. Марии сказали, что женщина – маг на службе у церкви.
Ей стали давать некоторые задания и иногда делать больно. В такие моменты ветер усиливался, и приходилось делать паузы, чтобы успокоить ребенка. Потом женщина сделала какое-то странное движение, и в сторону девочки полетел сгусток огня размером с крупное яблоко.Сильно обожгло лицо, стало дико больно глазам. Она испугалась и закричала. В этот момент сильнейший порыв ветра дунул в сторону налетевшего огня, и что-то металлическое (девочка не увидела, что именно) с лязгом впилось женщине в грудь. Послышался крик и куски ярко алого льда упали на замерший пол.
Девочка потеряла сознание».
— Магу никто не давал такого приказа. У женщины сдали нервы, и она попыталась убить ребенка. Предмет, что впился магичке в грудь был металлической скобой, недавно оторвавшейся со стены и так и не прикрученной на место, — на пороге стояла заметно запыхавшаяся монахиня. Она смотрела присутствующих взглядом и продолжила: «Плохи дела. Не знаю, что твориться в городе, но там нет ни одного стражника. Дверь закрыта изнутри. На ней массивная цепь. И какая-то магическая пластина на двери. Плюс отсутствие людей на улице и наличие волчьих следов рядом с постом. Что-то явно не так!» И посмотрев на мага добавила: «Вы случайно не чувствуете в городе коллег? Как-то уж слишком тревожно».
Мария повернула к встреченным в таверне мужчинам блюдо и толкнула его в сторону Ричарда Томсона. На блюде было написано морозным рисунком: «Мы можем последовать за вами? Я заплачу. Деньги не проблема. Либо услуга. В пределах разумного. На разорение кладбищ и человеческие жертвоприношения я не пойду.» Причем, как только некромант взглянул на надпись, она растаяла.
— В классической ситуации Вы были бы почти правы. Меня бы ждал герб бастарда и немного земли. Но из остальных детей моего отца до взрослого возраста дожило только двое. Один мой брат полный альбинос, из-за чего полностью слеп. Это исключает наследие (в роду отца это частое явление). Второй получил тяжелую травму в 6 лет. Умственное развитие остановилось в этом возрасте. Так что я наследую. К моему огорчению. Думаю, что это стало основной причиной, по которой меня выпустили в мир (невеселая усмешка). И да, я хочу стать нормальной.
При этом Мария выглядела расстроенной данным обстоятельством. Создавалось впечатление, что монастырь её устроил бы больше.
— В монастыре ко мне привыкли. Здесь я чувствую себя ущербной.
И после недолгой паузы добавила: " Ричард Томсон, я прошу Вас простить моего человека за столь прямое название вашей профессии. Он отличный воин, но ужасный дипломат. Что я могу сделать, что б компенсировать Вам возникшие неудобства?"
— Безусловно. Что Вы желаете знать, Ричард Томсон? — спросила Мария и отошла в предложенную магом сторону.