Этот рассказик, но при отправке комментария выскочило сразу 4, обновили страницу, осталось два, один удалили. Мистика!)

Ага, уже лучше.)

Мы на работе, а ноут домашний в ремонте.( Не знаем, получим ли на выходных… Если что, то до понедельника. Нам Вааасенька экран снёс!

Сколько сейчас Вы видите комментариев? Мы два один нормальный, второй удалённый… а выскочило аж четыре! Два куда-то сами делись. Так у нас на мобе о кого-то аж восемь пришло! Одинаковых.

Стояла поздняя осень. И вечер был поздний и унылый. Улицы почти опустели. Лишь изредка попадался, спешащий куда-то прохожий — не было желающих прогуливаться в такую погоду. Фонарный свет затуманивался мелким дождём, а воздух был тяжёл от влаги. Ещё совсем недавно золотые листья теперь напоминали грязные тряпичные лоскуты, путающиеся под ногами.

Мужчина в чёрном пальто торопливо перешёл дорогу и свернул в полутёмный переулок. Тут фонари горели через один, и картина была ещё более тоскливой. Пройдя несколько домов, он свернул во двор и стал спускаться в подвальное помещение, над дверью которого, тускло светилась вывеска — «Парикмахерский салон». Вряд ли эта забегаловка тянула на салон. Толкнув дверь, мужчина вошёл внутрь. Внутри было пусто. Все клиенты давно разошлись, не было видно даже кассира. Лишь в пустом зале, вмещавшем в себя четыре кресла, находился один человек. Парикмахерша.

Мужчина растерянно обвёл взглядом «зал». Тишина, слишком яркий свет, черный провал подвального окна и эта одинокая фигура с ножницами в руках, вызвали у него внутри неприятный холодок. Он бы с радостью развернулся и ушёл, но завтра ему идти на юбилей, и нужно было привести волосы в порядок. До этого его всегда стригла жена.

— Садитесь, — женщина услужливо развернула кресло.

Голос у нее был какой-то неприятный — что-то скрежещущее было в нём. Бросив на неё взгляд, и на этот раз рассмотрев её получше, мужчина поёжился, но раздевшись и повесив пальто на вешалку, обречённо сел в кресло.

Внешность парикмахерши была ничуть не приятнее самой обстановки. Более того, она вызывала невольный страх. На её голове клочками топорщились жидкие, выкрашенные в чёрный цвет волосёнки, лицо было худое, вытянутое и неестественно бледное, слишком глубоко посаженные глаза являли собой две дыры. Невозможно было определить — какого они цвета. Выступающие вперёд зубы… «Череп!» — воскликнул мужчина про себя, наконец-то найдя определение её внешности.

Мытьё головы немного расслабило его, но когда она подняла ему голову, и он встретился с ней взглядом в зеркале, вновь странная тоска охватила его. Он наклонил голову, стараясь не встречаться больше с отражением парикмахерши, но та снова её подняла, сдавив виски руками.

И от этого прикосновения, будто что-то проникло ему в мозг, парализовав его в кресле; заворожено смотрел он в зеркальное отражение этих двух дыр на её лице, не в силах отвести взгляда. Показалось или нет, что внутри этих, словно пустых глазниц, вспыхнуло что-то багровое? Холодок страха пополз по спине. Хотелось вскочить, бежать, но он не в силах был даже шевельнуть рукой. Сидел, вцепившись в ручки кресла. Отражение в зеркале осклабилось. В руках появились странные ножницы, он сразу понял — как они остры. Их концы слегка загибались. Мужчина похолодел от ужаса. Не хотелось думать о чём-то страшном, но то, что сейчас произойдёт, что-то очень и очень страшное — в этом у него не было сомнений.

Но, что?!

Она медленно, будто смакуя предстоящую пытку, приблизила руку с раскрытыми ножницами к его затылку, переместила чуть левее, остановившись сбоку, как раз за ухом и… резким ударом вогнала одно из лезвий ему в шею. Неглубоко, лишь на длину этого загнутого кончика. От резкой боли хотелось кричать, но мужчина не мог даже открыть рот, лишь выкатившиеся глаза и мелкая дрожь показывали ей, насколько ему больно и страшно. Но это было лишь только началом мучений. Медленно, она стала взрезать его кожу, она стригла ее, как стригут волосы. Она и стригла волосы, но только вместе с кожей головы. Она снимала с него скальп! Алая кровь, стекая ручейками, окрашивала полотенце, которое быстро набухало, становясь тяжёлым.

Мужчина таращил глаза, его лицо теперь было бледнее лица своей мучительницы. Терпя страшную боль, он все же сознавал и то, что живым отсюда ему не уйти. Что это конец. Его вращающиеся глаза внезапно остановились на большой чёрной корзине. И подтверждением самым худших его опасений, из этой корзины на него смотрела отрезанная голова, покрытая запекшейся кровью, с жутким оскалом боли на мёртвом лице. И волна ужаса, захлестнувшая его, неожиданно смыла гипноз.

Мужчина дёрнулся всем телом, и его крик разорвал тишину:

— Ааааааааааа!!!

— Ааааааааааа!!! — октавой выше присоединился к нему женский визг.

В зеркале он увидел искажённое ужасом лицо парикмахерши, и, кажется, своё. Трудно было назвать своим это бледное с зеленоватым оттенком лицо, перекошенное, с выпученными глазами и страшно верещащее. Ко всему прочему, у себя за ухом он увидел торчащие, воткнутые в плоть ножницы, которые слегка раскачивались. Из-под них тонкой струйкой стекала кровь…

На суде ответчица пыталась доказать, что она невиновна, что обвинения в её адрес абсурдны. Она всю жизнь проработала парикмахершей, и, конечно же, просто стригла людей, а не снимала с них скальпы. «Вероятно, — говорила она, — клиент просто задремал, а потом резко дёрнулся и напоролся на ножницы. Я просто не успела их убрать...» А сам потерпевший сидел с перевязанной головой, и из-под повязки торчали клочки седых волос...