Вестник почувствовал волны ответной магии от Марии… И озадаченно сгустил в своем уголке контур лица, смутно похожего на человеческое. Очень близкого к тому, что сейчас видел инквизитор. Мысли его было бы сложно передать словами, поскольку он скорее измышлял образы, а не предложения. Но в ответ на тьму, в которую спряталась Мария… Вестник ненадолго прервал свое давление на девушку, а потом показал ей, что такое настоящая тьма. Тьма, в которой он провел многие годы, пока цепочка случайных событий, начатых еще до рождения девочки, послужившей ключом к пробуждению этой силы в этом конкретном месте, не вывела его из вечного сна. Марию внезапно накрыло ощущением полного безвременья… А через какое-то время исчезло и чувство какого-то либо пространства вокруг нее. Если бы сейчас у Вестника спросили, как охарактеризовать навязываемые Марии ощущения, то образы, передаваемые им, наиболее точно вписывались в понятие «существо в нигде и в никогда». Одновременно с возвращением давления на девушку на сгустившемся контуре в соседнем подвале фиолетовым отсветом сверкнули глаза, испугав своей вспышкой пробегавшую мимо мышь… Вестник даже не заметил произошедшего… Но эта мышка столкнула с перил оставленную кем-то плошку с маслом для пропитки факельной ветоши или заправки ламп — и если бы не отсутствие горящих факелов, то быть бы в этом подвале большому пожару.

Ричарду же образ-иллюзия зачем-то подмигнул (чем резко выпал из общей мрачной картины), а потом ответил:

— В том, что я дух, ты прав, некромант (слово было выделено какой-то непонятной эмоцией, которую иные опознали бы как близкой к презрению). Но вот в остальном… Для человека — да, истинно так. Девушку убили не за то, что она ведьма. Ее убили за то, что она испугала тех, кто привык считать себя «высшей силой» и кого обычно боялись… А еще она погибла за то, что оказалась слишком красивой для бесправной приемной дочки крестьянина. С моей же точки зрения имеет значение лишь то, что погибла невинная душа — остальное лишь вторичные вещи. И почти все, кто в этом виновен, уже заплатили. Но неужели тебе интересно только то, что ты спросил? Если так — то знай: попробуешь помешать возмездию (и здесь голос призрака превратился в змеиное шипение) — лишишься всего, что уже знаешь. Спрашивай, коль считаешь нужным…

И образ с издевательской ухмылочкой поклонился, сделав нечто сродни приглашающему жесту в направлении кострища.

Для Антонио кошмар только начинался… Старец, крякнув, встал со своего кресла и подошел к молодому человеку. В руке у него вместо трости была давешняя раскаленная кочерга. Грустно улыбнувшись, он проскрипел своим старческим голосом:

— Я же просил оставаться собой… Зачем ты пошел моим путем?

И кочерга раскаленным концом припечаталась на кожаную обувь Антонио. По помещению разнесся запах сожженной телячьей кожи, а потом инквизитор резко дернулся, стиснув зубы от боли. И прошипел:

— Я иду своим путем… Ты всех сжигал. Или (в голосе молодого человека прорезалась настоящая ненависть) ты уже забыл малыша, которого пытал из-за того, что на нем была какая-то там метка, обещавшая ему большую силу? А ведь он мог бы стать ЦЕРКОВНЫМ магом, если бы ты его не убил! И сейчас нам бы такие очень пригодились. Ты ведь не в курсе, чем я сейчас занимаюсь?

Молодой инквизитор плюхнулся на пол, стараясь в полутьме понять, что с ногой и обувью. Боль и ненависть, наполнявшие последнюю фразу, почти ушли — в голосе осталось лишь что-то очень горькое. Но Антонио не собирался замолкать, лишь понизил тон до тихого, почти шепота.

— Такие вот инквизиторы, как ты, решили, что здесь есть девушка-ведьма. Просто потому, что она была слишком красивой для дочки крестьянина и отличалась от местных жительниц. Предположительно, они попробовали ее соблазнить под предлогом очередной проверки на ведьмовство. Но она дала им жесткий отпор — и за это ее сожгли на костре. Причем как я понимаю — лишь для того, чтобы они остались чистыми в глазах кардиналов и Конклава. Ведь Инквизиция не принимает в свои ряды тех, кто пользуется властью в глубоко личных и богопротивных целях?

А вот в происходящем вокруг сестры Луизы и сэра Артемия не изменилось ровным счетом ничего, кроме температуры — Мария не зря чувствовала, как ее сквознячки пролетают сквозь камень стен: в круге начал быстро осаждаться иней…

Вестник, не вылезая из темноты соседнего подвала, довольно улыбнулся — все шло именно так, как он планировал. Некромант понял, что его убивать не будут… Но никто не обещал, что он останется там же, где и был. Хотя мысли Вестника и не были оформлены конкретными образами, внушенные другим сцены продолжали жить своей жизнью.

— Это было не сложно, — последовал незамедлительный ответ. — Ты же этого не скрываешь даже. А в просьбе не откажу. Костер — хороший способ выведывать секреты… Но сейчас не время… И что же ты хочешь узнать?

Мрачно усмехнувшись, странный мужчина сделал рукой невнятный жест, который можно было истолковать как приглашение пройти к невесть откуда взявшейся скамеечке.

В подвале в это время происходило что-то довольно странное. Антонио заметил, как стенка, которая отделяла Ричарда от них вдруг треснула, но вместо того, чтобы разрушиться внезапно «выпустила» еще одну стенку, как бы выросшую вдоль защитного круга, нарисованного монахиней. И еще до того, как Антонио понял, что их всех целенаправленно разделяют, Мария осталась наедине с трактирщиком. Причем инквизитору не было понятно, с какой целью их сейчас разделили. Те кто в круге все равно оставались почти не достижимыми для того, с кем они сейчас боролись… При ближайшем рассмотрении (если бы на это было время) можно было бы увидеть, что по мере удаления от границы круга появившиеся стенки «молодели» — в них становилось меньше трещин, выбоин и прочих повреждений. Тогда как на границе круга стенки представляли собой жутко изношенные каменные кладки, которые сыпались даже от прикосновения руки. Правда, тоньше они от этого не становились. Если же присмотреться к новообразованным стенкам совсем близко, то на тех частях кладки, которые были достаточно далеко от защитного круга, можно было разобрать какие-то древние символы, искусно сплетенные в тончайший, едва читаемый узор.

— Сестра Луиза! — крикнул инквизитор. — Вы меня слышите?!

Но ответа не услышал, потому что в этот момент в его огородочке внезапно возник образ странного котоподобного существа… Существо это молча смотрело на него, а в глазах Антонио видел свои старые страхи. Вернее — это сначала инквизитор думал, что видит их в его глазах… Но спустя несколько очень непростых для него секунд, инквизитор вдруг осознал, что слышит, как рядом плачет очень маленький ребенок.

Он осмотрелся… И вместо узкого каменного мешка, в котором инквизитор оказался после того, как внезапно «выросли» новые стенки, взору озадаченного и испуганного молодого человека предстала большая темная комната, в которой был крупный камин, тяжелый дубовый стол и несколько бархатных кресел (или креслоподобных стульев).

Мысли инквизитора заметались, потому что эту комнату он запомнил навсегда… И в памяти сами собой стали всплывать события, свидетелем которых он стал еще в бытность свою младшим учеником…

10 годами ранее… Окрестности малоизвестной обители инквизитора на личной службе кардиналу.

Старый инквизитор встал, кряхтя, и подошел к камину, рядом с которым в небольшой деревянной люльке плакал маленький мальчик. Старик подал знак своему ученику и совсем еще юноша метнулся в кухонное помещение, принеся целый кувшин чистой воды и несколько тряпиц.

Старик бросил внимательный взгляд на юношу, а потом достал ребенка из чего-то, что заменяло ему простыни в люльке. Грустно его осмотрел, а потом поднес к камину, вытягивая руки так, чтобы юноше было видно что-то, что отмечало левое плечо. При внимательном рассмотрении можно было понять, что старый инквизитор показывает своему служке-юноше крупную родинку в виде клевера… Четырехлистного клевера. И вокруг этой родинки были характерные следы, оставляемые разогретым металлом…

Юноша внимательно смотрел, но никак не мог понять, откуда в глазах старика такая глубокая грусть. Он слышал, что такие особенности подписывают приговор, но для понимания, почему так и почему нельзя иначе, он был слишком молод, слишком неопытен.

— Видишь знак, Антонио? — проскрипел своим старческим голосом инквизитор. — Он не истребим… Ты знаешь. Ты видел. И сегодня он снова вернулся.

Старик потер глаза и юноше показалось, что таким образом его учитель скрыл стоящие в них слезы. И следующая фраза подтвердила, что ученик, если и не был прав, то находился очень близко к истине.

— Мне жаль это дитя. Но я сделал все, что мог, чтобы его спасти. Этот ребенок уже убил свою мать, когда родился… Нельзя позволить ему убивать дальше, согласно судьбе, отмеченной его знаком.

Старик внезапно замолчал, как будто утомленный столь долгой речью. В последних словах явственно слышалось глубоко задавленное рыдание, которое этот человек, познавший за свою инквизиторскую службу немало подобных сцен, старательно сдерживал. Юноше после этих слов стало ясно, что сейчас произойдет что-то непоправимое, чему он должен помешать… Но не может, если хочет продолжать жить.

Старый инквизитор протянул мальчика Антонио. А сам, судорожно сглотнув, взял тяжелую металлическую кочергу и сунул ее в камин.

Спустя некоторое время комнату заполнил истошный детский крик, переполненный болью…

Тот же подвал, те же события...

Очнувшись от неприятных воспоминаний, инквизитор понял, что единственным отличием от комнаты в воспоминаниях, было полностью отсутствующая колыбель. Зато старичок был на месте… И внезапно для инквизитора он проскрипел:

— Все-таки стал таким, как я…

Антонио замер, не зная, как ему быть. Ведь он-то видел, как этот человек умер…

Вестник сразу почувствовал предусмотрительность своего врага и достаточно грубо «прочесал» его эмоции. Ничего особенного он там не встретил — обычные страхи человека, связанного с Тьмой и Смертью. Но кое-какие нюансы все же уловились…

Остальные внезапно обнаружили, что прохода, в который отступил Ричард, теперь нет — лишь стена, сильно потрескавшаяся в той области, в которой она была ближе всего к кругу. Антонио перекрестился, но к новообразованной стене приближаться не спешил, чувствуя, что она насыщена магией, которая нейтральна… Сейчас нейтральна. Инквизитор уже сталкивался с подобными новообразованиями. Поэтому он негромко сказал спутникам:

— Не трогайте ее… Пока она нейтральна… Но если мы попробуем прорваться — нас убьет.

А Ричард на последнем шаге увидел, что в подвале все изменилось — не было ни крови, ни трупов… Зато там было два солдата, приготовленный для аутодафе костер… И кто-то, очень похожий на его отца в роли главного инквизитора будущей процессии-судилища. Позади этого человека четко просматривались четыре фигуры в кожаных фартуках, лица которых были почти полностью скрыты капюшонами — но хищные улыбки (единственное, что было видно из-под капюшонов) и мозолисто-израненные руки прекрасно рассказывали о том, чем эти четверо зарабатывали себе на жизнь… В гробовой тишине слышалось лишь потрескивание факелов и шуршание одежд. И тем более зловеще зазвучал негромкий голос вышедшего вперед типа, похожего на отца…

— Презрев традиции укладов,

Сломал обычай клятвенных печатей…

Предав себя, слушаешь врагов,

От порождений смерти закрывая обычных людей…

Всегда быть трудно белою вороной

Вдвойне труднее быть самим собой.

Мужчина замолчал, мрачно изучая лицо некроманта. А потом, не отрывая взгляда от лица Ричарда, тихо продолжил:

— Ты же знаешь, что своими действиями взрастил кровавой мести сочные плоды? Ты же помнишь, что смерть — это сила, которая всегда ждет за нашей спиной малейшей ошибки?

Пусть действия некроманта и привели к весьма неожиданному и болезненному результату, но именно после его заклятья все присутствующие поняли, что в помещении на самом деле находятся только они сами — ни демонов, ни смерти, ни скарабеев. Только Мария, Ричард, Антонио, сестра Луиза и сэр Артемий. Не считая пытавшегося выбежать через косяк двери трактирщика и испуганной, но спокойной служанки. Кстати, судя по общему поведению трактирщика, до него так и не дотянулись «щупальца» того, что сотворил Ричард — он по-прежнему куда-то бежал и безумно хохотал, а поскольку перед ним была стенка с дверным наличником, что бег этот периодически прерывался ударами головы, рук или ног в стенку.

Инквизитор, видя, что действия Ричарда внезапно резко ухудшили состояние Марии, прочитал пару охранных молитв и сделал несколько шагов вокруг линии, восстановленной девушкой. И внезапно понял, что демона более не видно. Чтобы не произнес Ричард, оно не только «стукнуло» Марию, но и очистило разум от иллюзии… или что это там было на самом деле. Зато только сейчас он обратил внимание на то, что все это время у него очень сильно болела голова — а после непонятных слов Ричарда эта боль не исчезла, но притупилась сильно.

Инквизитор слышал тихий разговор между монахиней и Ричардом, но не очень понял, что именно случилось с Марией. Не оборачиваясь, инквизитор спросил у монахини:

— Жить будет? И что с ней?

Вестник был крайне озадачен тем, что кто-то дал ему не просто отпор — а отпор его же собственными силами. По крайней мере — именно так был воспринят остаточный удар от того охранного заклинания, которое прозвучало в подвале. Еще более его озадачивало то, что подвал после этого явно приобрел что-то сродни защиты от иллюзорного воздействия — Вестник перестал чувствовать тех, кто в нем находился. Существо решило, что все они скрылись в обновленном круге, силы которого перестали ослабляться неким мистическим существом, природу которого Вестник пока не понял — но зато очень хорошо понял, что виновником «нейтрализации» этого существа оказался тот же, кто использовал древнюю магию защиты…

С учетом усложнения сюжетной составляющей выкладываю примерный план таверны ) Залитые черным цветом зоны — это стенки  Фиолетовый квадратик — Ричард, коричневый — Антонио, красный — трактирщик, зеленый — Мария. Остальные три квадратика — это рыцарь, монахиня и служанка (требуется уточнить кто из них троих развернут к выходу сейчас — из текста я этого не понял ))

Взору вошедшего в коридорчик-комнатку инквизитора предстала очень странная картина: бегающий с воплями трактирщик, резко изменивший направление движения, когда проем в подвал заблокировали Антонио и Ричард, скрученная рыцарем служанка, над которой склонилась монахиня и чем-то ее отпраивает и поливает. Именно в этот момент рыцарь отпустил служанку и отозвался на медальончик, что-то ей сказав.

Антонио вопросительно посмотрел на все еще поющую Марию, которая оказалась ближе всех. Он попытался что-то спросить, но сквозь шум вряд ли был услышан. Сзади инквизитор почувствовал осторожные шаги Ричарда, которого явно настораживали те молитвы, что озвучивали Мария и ее спутники.

В соседнем подвале Вестник понял, что служанку сумели «вывести» из-под его контроля, а потому бросил все свои не самые маленькие силы на иллюзии трактирщика, оставив остальным сомнительное удовольствие вторичного давления. Наиболее ярко это вторичное давление вдарило как раз по новопришедшим в комнату — инквизитору и некроманту. Первый попал под него из-за своей врожденной способности чувствовать магию — для сил Вестника она стала приглашением с открытыми воротами… Второй — из-за своей близости к магии тьмы, смерти и крови.

Создание неизвестных сил не программировало этих видений — все его силы уходили на то, чтобы раздавить сознание трактирщика, который мог видеть часть событий в подвале, свидетелем которых он из-за своей похоти к служанке стал. И пусть он был не слишком хорошим воином и человеком, пусть он оказался достаточно слабым, чтобы потерять сознание от первого же непритушенного удара по его духу — сейчас Вестнику сильно мешало то, что в предподвале творили сестра Луиза, рыцарь и Мария. Он, конечно, был в разы сильнее каждой из них — но силы, к которым через молитву обращались эти трое, не горели желанием позволить Вестнику творить собственный суд и непотребство над человеком, который случайно оказался не в том месте и не в то время. И пусть эти самые Высшие силы не слишком-то помогали приключенцам — главное, что они мешали Вестнику уничтожить сознание трактирщика и приходилось искать другие способы вывести его из круга зрения заинтересовавшихся инквизитора и некроманта.

Вестник вообще был крайне озадачен вмешательством этих двух человек. Собственно, половина того, что им было сотворено в подвале, имело всего лишь одну единственную цель — настолько запугать тех, кто занялся бы возможным расследованием, чтобы те вызывали кого-нибудь из дальних краев и ждали их прибытия, ничего не трогая и не предпринимая. И для него большой внезапностью стало то, что вместо простого жителя деревни в питейном зале оказался инквизитор. Еще менее приятный сюрприз ему подложил приход троицы во главе с Марией… И в первую очередь Вестнику сильно не нравилось наличие монахини, знающей как защищать от видений. Это, конечно, не секретная информация — и Вестник прекрасно знал, что когда-то тем молитвы, которые зазвучали в круге, знал каждый священник в самой захудалой церковке… Но он отнюдь не ждал, что в первый же день получит такой серьезный отпор… По сути дела, на идее свалить вину на трактирщика и его служанку (а именно для того он и забрасывал их видениями) можно было ставить крест — служанку напоили освященным вином (этого Вестник не знал, но он почувствовал, что девушку защитили не снаружи (круг), а полностью), а значит все его попытки навязать ей определенный ход действий на ближайшие день-два обречены на провал — галлюцинации-то он будет испытывать… даже может быть испытает и тот ужас, который они призваны вызывать, но вот подчиниться внешнему навязыванию чего-то она вполне сможет.

Если в коридоре Антонио и Ричард видели лишь случайные теневые блики, которые списывали на мерцание факелов из той комнатки, где они оставили своих спутников, то уже после первого шага в глубину комнаты инквизитор увидел в дверях отчетливый образ громадного демона с окровавленными рогами на голове. И хотя он понимал, что скорее всего это иллюзия — рефлексы сработали без его участия: Антонио сделал шаг назад и в сторону, отходя под прикрытие круга, исправляемого Марией так, чтобы демону пришлось или обойти его, или пройти сквозь него. И самое важное — он не стал озвучивать свою иллюзию, потому что остальные вели себя так, как будто никого, кроме трактирщика в той части комнаты не было. Скосив глаза, инквизитор внимательно наблюдал за тем, что сделает Ричард. И за действиями Марии, потому что мысль о возможной задаче его убить до сих пор крутилась где-то на задворках сознания, активно подчеркнутая замеченной Ричардом особенностью — стоит им заняться тем, что послужило причиной всей заварушки, как рядом с Марией начинает что-то происходить, что отвлекает от главной задачи — определить, а что все-таки произошло с двумя телами и петухом, где это произошло и какие силы высвободились…

В одном Ричард был прав — Антонио действительно хотелось покинуть подвал. Не столько из страха, сколько из интереса, чем заняты те, кто был оставлен в коридоре-предподвалье. Чувствуя магию, инквизитор очень хорошо ощущал, что там происходит что-то. Но с такой «картинкой» чувств от магии он еще не сталкивался, потому никак не мог даже предположить, что именно там творят ведьма-по-неволе, монахиня и рыцарь. Или что творят с ними, как гораздо более вероятный сценарий.

А вот действия некроманта были для Антонио крайне удивительными и внезапными.

— Нож? — инквизитор в замешательстве прикоснулся к рукоятке. — Но…

Было видно, что отнюдь не такой реакции он ждал от своего знакомца. Антонио почему-то казалось, что Ричард должен был расхохотаться или наоборот разозлиться на столь заманчивое по сложившейся картинке, но запредельно абсурдное предположение — стали бы ПРАВИЛЬНЫЕ инквизиторы, которые только что спалили абсолютно безвредную «ведьму» связываться с еще более проклятой обществом личностью, которая еще и не из этих краев. И сейчас он явно сдерживал вопрос в стиле «меня что, действительно хотели зарезать?!» Молчание молодого человека явно затягивалось, а лицо его все более мрачнело. И невозможно было сказать, что именно тому виной — его мысли, его ощущения или странный «подарок» некроманта над двумя трупами.

Наконец, Антонио совладал с эмоциями, взял нож и сказал:

— Спасибо… Я рад, что я не ошибся. Но мне сильно не нравится то, что я чувствую из-за двери. Или ИЗ двери (он выделил тоном различие в привязанных предлогах). Там явно что-то происходит. Что-то ритуальное или колдовское. Что-то недоброе.

Инквизитор покосился на едва тлеющий огарок, который держал Ричард.

— Да и освещение надо бы сменить, — заметил он, отходя в сторону двери. — Я видел что-то такое в том месте, где остались Мария и ее спутники. Не то факел, не то просто ветошь, которую можно накрутить на потушенный факел. Если такой найдется.

Антонио подозрительно посмотрел на некроманта.

«Хм… странный вопрос после таких комментариев… Мне это не очень нравится, — мелькнула мысль. — Я ведь не говорил, что они ОБЕЩАЛИ от меня избавиться… Это, конечно, логично, учитывая нравы кардиналов и судей… И все же… все же… Некромант — идеальный убийца. Но если бы он должен был меня убить… Или все же должен? возможности были… Да и не делись они никуда… Но почему тогда не того...? ждет, пока гарантируют победу помощники? а кто? трупы? или… монахиня? Рыцарь? девчонка? Вот последняя… Она может и есть то самое „средство мести“, которое должно было явиться за мной после учиненного инквизиторам? Ричард прав — не стоило их обо всем предупреждать...»

— Да. Я ее видел дважды — она помогала служанке в этом трактире в то утро, когда я сюда только-только пришел. А потом она встретила меня у палат, когда уходила… (Антонио замялся, сдерживая ругательства) от местных представителей. Еще до того, как они решили от нее избавиться. Может быть, видели, что мы общались весьма немало времени… Может быть, как раз потому они и решились на такой весьма опрометчивый шаг, что не знали точно, что девушка мне рассказала, а что нет… Но было и правильное замечание… Меня действительно возжелали убрать… Во многом именно этим и объясняется реакция на то, как повели себя наши спутники, которые сейчас остались в коридоре… А если бы не наши прошлые приключения — то я бы и сейчас ждал ножа в спину…

Инквизитор улыбнулся, понимая, что только что спровоцировал Ричарда. И очень сильно ему помогало то, что в помещении осталась гореть единственная свеча — та самая, которой некромант подсвечивал изучаемые им знаки…

Антонио, уже вставший от тел и собравшийся выйти к монахине, чтобы попросить ее принести новые свечи или факелы, потому что в помещении с телами становилось все темнее и темнее, а встречать сюрпризы (будь то оживший труп, приход призрака или просто кровавые фонтаны — инквизитор очень смутно представлял, на что способны маги и существа, связанные с неклассической демонологией, ибо в его обучении их упоминали вскользь как нечто уже утилизированное, но имевшее место когда-то давно...) на последних словах Ричарда замер, резко развернулся на пятках и внимательно посмотрел на некроманта.

— А вот этот вопрос мне тоже покоя не дает… Но я был склонен списывать эту запачканность на то, что девушка зацепилась за ручку своим разорванным верхним платьем, — задумчиво проронил он. — Но только сейчас до меня дошло, что платье-то у нее не целиком в крови, а только в нижней части — значит зацепить ручку она могла только чистой ее частью… Либо она растянулась на полу, прорывая платье почти что на всю его длину? Но вроде такого не было.

Антонио взял огарок второй свечи, которая стояла вне круга еще до их первого прихода и сгорела на столько, что в держателе оставалось лишь чуть-чуть фитиля и примерно на половину пальца горючей смеси непонятного происхождения — коптило оно гораздо сильнее, чем привычный инквизитору монастырский воск. Пройдя к двери, он поднес его к ручке изнутри помещения и обнаружил, что она тоже в крови. Причем кровь образовала уже подсохший валик, ограничивающий то место, за которое обычно хватаются в попытке открыть дверь.

После этого открытия инквизитор замер, внимательно озираясь по сторонам: в его понятии ни один дух не способен взять ручку двери так, чтобы отпечаталась классическая человеческая ладонь. Даже самый сильный дух.

— А это значит, — растерянно начал он, — что кто-то здесь ему помогал… И еще, Ричард, я этого скарабея уже видел…

Двумя днями ранее, спор Антонио и местных инквизиторов

Выходя из помещения инквизиторов, Антонио еще раз бросил испепеляющий взгляд на двух своих «коллег». И этот взгляд зацепился за нечто, что сжал в руках второй, гораздо более молчаливый мужчина. За весь спор он лишь дважды высказался своим резким голосом с несколько необычным акцентом. Причем высказывался точно и по делу, явно симпатизируя честности странника, но не желая, тем не менее, вытаскивать из западни девушку, оскорбившую в том числе и его лично. Нечто это выглядело как небольшой амулетик, выполненный из какого-то очень гладко отполированного камня жучок. Сам Антонио никогда таких амулетов не встречал, но точно знал, что к ЦЕРКОВНЫМ символам он не относится — не было в них ничего, кроме икон и символа Креста Господня. А это что-то… языческое, что ли?.. Господу противное явно.

И мужчина явно понял, что его жест не остался незамеченным… Он попятился назад, скрываясь за основным скандалистом, который уже подобрался и готовился снова дать отпор возвращавшемуся страннику.

— А о ваших противоестественных деяниях я доложу на Конклаве. Не забудьте туда явиться с тем самым противным церковным канонам предметом, который ваш коллега сейчас прячет за вашей спиной, — медленно прошипел Антонио, уже не настроенный на продолжение споров. — Посмотрим, что скажут про то, что вы тут творите, те, кто наделил вас полномочиями ЗАЩИЩАТЬ ВЕРУ И ЦЕРКОВЬ. Запомните, для чего вы здесь. А за свою похоть и прочие мерзости отвечать вы будете и перед Господом, и перед Церковью, и перед всеми своими коллегами. Я об этом позабочусь.

Снова развернувшись к двери, странник вышел, опираясь на свой посох. Всем, кто его в это время видел, становилось ясно, что не слишком длинный, но безрезультатный спор очень утомил молодого человека. И еще больше его удручало именно то, что все труды оказались напрасны — на доске, которая была приколочена рядом с инквизиторскими палатами, уже было кем-то повешено официальное уведомление о экзекуции, которую должны были провести на следующий день на главной площади деревни.

— Вот так теперь быстро творят гнусности, — грустно резюмировал Антонио, хлопнув дверью и сорвав это самое уведомление (огрызок чего-то, что давным-давно было пергаментом какой-то церковной грамоты).

Все та же таверна, все тот же подвал. День описываемых событий

— Вот так, Ричард. Только вся разница в том, что в тот день амулет был в руках у совсем другого человека, — закончил свой рассказ инквизитор. — Видимо, тут укоренилось какое-то древнее-древнее верование. Но как оно связано с Египтом? Это ведь крайне далеко отсюда…

В соседнем подвале Вестник сосредоточенно воздействовал на сознание всех, кто собрался в коридоре-предбаннике погреба, но главной своей жертвой он выбрал очнувшегося трактирщика, активно навязывая ему видения и воспоминания о том, что он не далее, как несколько часов назад помогал сотворять… В этих видения вместо рыцаря появлялся образ, наиболее близкий к Анубису, место монахини занимала служанка, на честь которой собирался покуситься трактирщик… А главенствовал над всеми этими образами кровавый лик Князя — огромного демона в шлеме из бычьего черепа (из-за чего демон воспринимался как вполне рогатый), доспехах из человеческих костей и с длинным хлыстом. Именно в таких образах представал сам вестник и его фантомные слуги (существовавшие лишь в воображении трактирщика и девушки) перед двумя «подвальными жертвами», ставшими источником всех последующих открытий. Вестник уже успел пожалеть, что использовал столь яркие и чуждые образы — он отнюдь не ожидал, что девушка так быстро очухается от первого ужаса, завизжит и ломанется за пределы комнаты. Волна магического воздействия была настолько мощной, что некоторые из этих видений перехватывались и другими членами группки, скрывшейся в круге.

Внезапно заверещала едва успокоившаяся девушка-служанка, подскочив и чуть-чуть повредив целостность круга. Не настолько, чтобы сделать его бесполезным — но достаточно, чтобы позволить Вестнику воздействовать на умы тех, кто был внутри круга без дополнительных усилий. Девушка же, заливаясь слезами и прижимаясь к монахине, начала тыкать куда-то в сторону двери в подвал и скулить «защитите меня… ОНИ там!.. Они там!»

Одновременно обнаружился и еще один сюрприз в том помещении, где монахиня, Мария и рыцарь спрятались в круге: пришел в себя трактирщик. Вернее — не совсем пришел в себя. Он очнулся от сна или того, что было на сон похоже — но вот пришел ли он в себя оставалось непонятным: мужчина удивленно осматривал на себе одежду, непонимающе вертел головой и явно не узнавал того места, где он находился. В глазах его можно было увидеть откровенный ужас. Особенно ярко эта эмоция в них читалась в тот момент, когда он обнаружил лужу крови, накопившуюся около порога к винному погребу, куда несколько ранее ушли Антонио и Ричард. Со стороны могло даже показаться, что этот человек находится в каком-то собственном мире, мире жутких фантазий и внутренних страхов. Иногда он даже бормотал какие-то совершенно невнятные слова, окончательно смазываемые по восприятию дрожащими от ужаса губами…

Осторожно подойдя к трупам, инквизитор сдвинул складки ткани окровавленных одежд (ну, вернее — их остатков) так, чтобы Ричард видел, что за амулет имеет ввиду Антонио.

— Вам это о чем-нибудь говорит?

Однако, ответа инквизитор не дождался — его внимание привлекли странные символы на руке второго трупа, которых он не замечал раньше. Аккуратно отодвинув первое тело с дороги, Антонио приблизился к неизвестному. Задрав уцелевший рукав непонятного одеяния (оно было настолько изорванным, что определить его точнее в свете маленького огонька и чадного пламени огарков уже было сложно), он открыл взору выполненный очень мастерски символ, отвечающий за связь с загробным миром… Сам Антонио сильно сомневался в том, что правильно его понял, и подал знак Ричарду обратить внимание на него. В глазах инквизитора символ означал, что тело-то мертвое, а душа в этом мертвом теле задавленная и привязанная никуда не отпущена…

«Это что ж получается, — мелькнула у него мысль, — если мы нарушим печать, то ЭТО оживет, что ли?»

Инквизитор перекрестился, продолжая обследование этого трупа… Но для Антонио там больше не было ничего интересного… Тем не менее, он обратил внимание на пару мелких символов в тех же стилях, что и на петухе, но для самого Антонио эти печати ровным счетом ничего не сказали.

Второе тело требовалось перевернуть, потому что кроме скарабейчика на нем не было видно ничего интересного. Еще раз перекрестившись, инквизитор взялся за одно из плеч и аккуратно перевернул труп. Удержать себя чистым не получилось — все рукава его одежды были в крови.

Инквизитор удивленно посмотрел на Ричарда после предложения подождать снаружи. Ну, насколько мог посмотреть сквозь слезящиеся от настойчивых попыток рассмотреть вязь непонятного символизма на тушке петуха. Как и предположил Ричард, основной символ инквизитор уже встречал и более-менее знал его смысл. Как впрочем и то, что это было чем-то вроде дужки замка для того, что некромант назвал «списком немалой части обителей ада». Антонио, впрочем, не сумел там разглядеть ни одной классической печати — но это и не было чем-то необычным: такие узорчатые заклятья в первую очередь закрывались как раз от людей его профессии и монахов…

— Не думаю, что это хорошая идея будет. Если здесь вдруг чего-то взорвется или оживет, то нужен будет кто-то, кто успеет хотя бы предупредить наших дам, — ответил тихо инквизитор, притворяя дверь, чтобы оставшиеся в коридоре не пострадали в случае чего. — Но я отойду к двери, чтобы не мешать.

Антонио встал так, чтобы своим делом заблокировать дверь, если вдруг произойдет что-нибудь совсем уж поганое… «Эх… ну почему я не взял ничего, чем можно было бы сражаться, — мелькнула у него мысль. — Хм… А это он видел? (взгляд зацепился за амулет в виде скарабейчика)»

— Ричард, а может быть для начала подробнее осмотреть тела? Насколько я помню, в таких делах важна любая деталь… А вот на том теле я вижу амулет, которому тут явно не место, — внезапно сказал Антонио, указывая рукой на одно из тел. — Сорвать печать-то мы всегда успеем…

Антонио, услышав звуки, которые предположительно должны были составлять мелодию, несколько удивился — но почувствовал, что за счет чего-то молитвенного вокруг них всех возникает зона умиротворения, в которой пропадают весь тот ужас и старые страхи, ожившие несколько минут назад. Он уже взялся за ручку двери, поэтому находился далеко и не слышал, что именно и кто именно поет. Замечания Ричарда и настоятельницы поставили все на свои места. И инквизитор, открывая дверь, встал так, чтобы его корпус и корпус некроманта максимально закрывали обзор для тех, кто оставался в коридоре — еще не хватало тут замерзнуть из-за того, что Мария испытает запредельный ужас от того, что их ждет.

Взору Ричарда и Антонио снова предстала комната, залитая кровью. От двери по-прежнему виднелось два трупа, лежащих в тех же позах, что и ранее… Но стоило им перейти порог, как некромант сразу же увидел третий трупик — крупного петуха с отсеченной головой и матово-черным оперением, на которым темными рубинами блестели засохшие капли крови… было видно, что эти капли на оперении создают множество символов — но вот разобрать, что именно за символы там нарисованы оказалось гораздо труднее. При взгляде на последний (птичий) трупик (самый маленький, но самый насыщенный магией из всех тел в комнате) инквизитор перекрестился, и начал тереть глаза. У Ричарда, как более близкого тем энергиям, с которыми работала магия этого странного и нигде не описанного ритуала, эффект жжения и песка в глазах от взгляда символы был несколько менее выражен, но даже он должен был почувствовать, что с символами что-то не так. Единственным знаком, который был неизменным, была печать крови — оригинально изогнутый символ, служащий «замыкателем» в ритуалах магии крови. Более всего он напоминал стилизованный символ решеток тюремной камеры, положенный на бок и с дорисованными странными выпуклостями сверху… Они напоминали рога. Остальные знаки перетекали друг в друга, меняясь и вызывая головокружение. Там были и печати демонов, и сложно составные спиральные узорчики, и какие-то дьявольские знаки, которые сам инквизитор никак не мог опознать.

Антонио покосился на некроманта… И с тщательно скрываемым недоумением спросил:

— Вы что-нибудь в этом понимаете?

В соседнем подвале Вестник вполне почувствовал волну силы, которая пошла от запевшей Марии — но он был слишком далеко, чтобы эти молитвы смогли его обжечь и даже если он как-то на это отреагировал, то приключенцы не заметили и не почувствовали этой реакции.

Инквизитор в ответ на возглас Марии только неодобрительно качнул головой, но ответить ничего не успел — Ричард дал гораздо более исчерпывающий ответ, чем собирался сообщить Антонио. Потом некромант еще что-то очень тихо сказал девушке и рыцарю. Инквизитор не расслышал — он к этому времени уже почти дошел до двери того самого подвальчника, который исполнял роль винного погреба. Перед тем, как взяться за ручку, он внимательно осмотрелся. Но даже если что-то и изменилось, то Антонио этого не заметил. Открывать дверь инквизитор не спешил. Не то, что он чего-то боялся, но волна страхов, проснувшаяся ранее, все же не давала ему покоя. Поэтому молодой человек не стал опережать Ричарда, поджидая его с уже готовой к рывку двери рукой.

Вестник, чувствуя решительность и страх наших персонажей, напрягся, прекрасно понимая, что сейчас они войдут туда, где он наследил достаточно, чтобы его опознать… Или по крайней мере, примерно понять, с кем они будут иметь дело. И пусть Вестнику еще не был ясен уровень знаний всей этой группы, но угроза, которую источали инквизитор и монахиня просто своим существованием столь близко к этой сущности, прекрасно осознавалась этим духом… И он поспешил собраться в «кучку», убравшись в самый темный угол подвала и максимально «съежившись»… Однако, если приключенцы и почувствовали что-то, то осознала это лишь служанка таверны, внезапно снизившая «градус истерики».

По реакциям собеседников инквизитор прекрасно понял, что в ЭТОЙ комнате источника непонятного страха нет. И еще — что волна страха или чего-то, что его вызывало, коснулась не только и не столько его. Единственным, кто не заметил происходящего, была монахиня — но у нее была своя проблема: больше всего по внешним признакам магия «стукнула» как раз служанку… В принципе, именно такого и следовало ожидать — у нее сейчас самые свежие и непривычные страхи после всего того, что она пережила в подвале… Пусть и неизвестно, что именно там было… Бросив скептический взгляд на де Сено, он буквально выплюнул:

— После того, что тут сотворили мои коллеги (слово прямо таки источало брезгливость и яд) безопасных мест тут не осталось. По крайней мере — для нас. Я не знаю, что за тварь они освободили своими действиями, но если она способна так запугать тех, кто вполне привык ЗНАТЬ (слово было жестко выделено интонацией, в голосе Антонио как будто лязгнуло нечто металлическое), что такое страх и как от него избавляться, вне поля прямой видимости… Вот не знаю, как вы, а я даже не могу сказать, откуда оно плюнулось своим страхом. Хотя обычно получается хотя бы определить если не точное направление, то хотя бы сказать — с какой стороны вообще источник: сзади, сбоку или впереди.

Он недолго помолчал, что-то обдумывая, и продолжил:

— По моим ощущениям ЭТО находится везде сразу. И при этом его НИГДЕ нет.

Слово «нигде» было буквально пронизано растерянностью. И для Ричарда это должно было стать весьма неприятным сюрпризом — ведь инквизитор раньше почти никогда не оказывался настолько выбитым из колеи, что начинал рассуждать «мыслями вслух» перед теми, кто (если говорить строго) таких рассуждений слышать не должен был.

Окинув таверну взглядом еще раз, Антонио кивнул Ричарду, тихо добавив (так, чтобы его слышали лишь Мария и некромант):

— Да, тряпки или хотя бы что-то, на них похожее, точно не будут лишними. Иначе мы сами станем похожими на каких-нибудь кровопийц… Однако, сестре Луизе лучше остаться здесь — иначе мы можем получить совсем неуправляемую истерику той, которую она сейчас успокаивает. Я не берусь утверждать, но если ее опять завести в этот подвал, то нас там могут и убить случайно… Просто обезумев от того ужаса, который был испытан ранее…

Он усмехнулся, представив себе весьма прозаическую, но не слишком приятную картину… Они всей группой (инквизитор, некромант и ведьма странной природы, которая вроде даже не столько ведьма, сколько призрак) осматривают подвал, залитый кровью, заваленный трупами (а сейчас Антонио уже не был уверен, что они там увидят только тех, кого видели раньше — под давлением страхов он ждал, что во время нового визита в подвал обнаружится еще с десяток трупов, разложенных по бочкам с вином) — и тут являются королевские стражники… Да при таком раскладе никогда не доказать, что они к этому не прикладывали своих рук, если кровь будет на их одежде…

А потом развернулся к непонятного назначения полочке за стойкой, где обычно сидел трактирщик, и сорвал с нее нечто, выполнявшее роль шторки. Назвать это нормальной тканью было нельзя — слишком изношенным был огрызок когда-то плотного льняного полотна. Скорее — доживающая свой срок ветошь. Придирчиво осмотрев дырявую тряпочку, он пришел к выводу, что обрывок вполне сгодится на несколько минут, а потому развернулся и неторопливо двинулся в направлении подвала.

Антонио несколько удивленно покосился на некроманта, когда тот сообщил, что не слишком разбирается в символах. И властно сказал:

— Пока никто не идет никуда. Если девушка права, то жители нас могут просто растерзать, решив, что именно мы виноваты во всем, что здесь происходит. Зная, как веселилась толпа в день казни, я могу предположить, что «палаческое похмелье» у них будет не меньшим — ведь эта девочка тоже была среди той толпы. А если и не стояла на самой площади, то, по крайней мере, видела все издалека. Видимо, сейчас до жителей начало доходить, что сожженная ведьма раньше никогда не привлекала внимания своими способностями…

Он перевел взгляд на рыцаря.

— Не трогайте трактирщика, Артемий. Он нам скажет еще меньше, потому что будет защищать себя от обвинений в изнасиловании.

Инквизитор немного помолчал. А потом тихо добавил:

— Сами ведь видели, в каком состоянии одежда на его служанке. А вот девушке может от его пробуждения стать еще хуже. Тем более, насколько я знаю — ей и идти некуда. Все то время, что я здесь, она не покидала таверны…

Тем временем в подвале инквизиторских палат Вестник уловил еще более яркие всплески его любимых эмоций — страха и душевной боли. Он не смог понять, кто и почему так ярко засветился этими эмоциями, но это было и не важно. Туманный череп плавно переместился поближе к выходу из подвала, раскинув во все стороны нечто вроде ментальных щупалец, изучавших все эмоции, которые излучались людьми (и не совсем людьми, как понял Вестник из принимаемых эмоций того, кого раньше в таверне не было). В ответ на раскинутую «сеть» в нескольких домах хлопнули ставни, кто-то протяжно завыл от страха, и было не разобрать — то ли это человек, то ли это животное…

В таверне ситуация тоже изменилась. Рыдающая девушка еще плотнее прижалась к монахине, зайдясь в новом приступе истерики. Она уже не выкрикивала ничего, а лишь сипло шептала, прося какой-то непонятной защиты от «тех, кто пришел после казни». Трактирщик внезапно согнулся в приступе судорог, но не проснулся, также быстро распрямившись обратно.

Антонио вздрогнул, когда почувствовал волну какой-то непонятной магии. Или просто чьей-то магической силы, несформированной в нечто конкретное. Непонятной, потому что он не смог определить, зачем эта волна прошлась по помещению таверны — разрушений не было, для подчинения она была слишком слабой… Да и понять, какой школе магии эта вспышка принадлежала он тоже не смог. Зато инквизитор прекрасно прочувствовал, что внезапная магия разбудила в нем давние страхи, связанные с событиями прошлых лет. И даже совсем детские страхи ему очень хорошо вспомнились. Он их уже пережил и победил — но вот сам факт того, что они еще жили где-то в глубине его памяти достаточно сильными, чтобы напомнить о том ужасе, который вызывался ими тогда, когда инквизитору было всего 6-7 лет — очень сильно его удивил. Де Валле бросил внимательный взгляд на Ричарда и Марию. А первое, о чем он подумал — неизвестные самой Марии способностью, скрытые в ее страхах, но ничего не сказал. Потом он вспомнил, что девушка, сожженная на костре, тоже не была магом — но умудрилась вызвать нечто, оказавшись на месте казнимой преступницы… И в виновницы волны была также вписана служанка таверны — но опять же, озвучивать свои идеи Антонио не спешил. И только в последнюю очередь инквизитор вспомнил слова Марии про то, что «в деревне есть кто-то, похожий на меня», и Ричарда про то, что «что-то есть, должно быть не очень близко» — и мелькнула мысль, что источником непонятной магии мог быть вот этот вот самый не очень близкий субъект, про которого известно только то, что он (или она?) где-то здесь есть.

Антонио, осторожно отступая назад, отрицательно покачал головой.

— Нет, не рядом. — он рукой показал на то место, где до этого стоял сам. — Вот там. Настоятельнице может потребоваться ваша защита. Девушка умудрилась схватить чей-то нож, лежавший на столе.

Девушка тем временем что-то прошипела настоятельнице, инквизитор не расслышал. А вот матушка вполне услышала жуткий, могильного оттенка шепот, которому больше подходило определение «задавленный крик»:

— Стойте там! Я никого не трону! Но и на костер не хочу. (Девушка внезапно хлюпнула носом, нож дрогнул, но вернулся обратно в наставленное на монахиню положение) Я слышала, что тут труповод стоит. А там (она кивнула куда-то в сторону двери в подсобные помещения, но тело девушки отчетливо передернуло судорогой ужаса, пальцы, сжимавшие рукоять ножа, побелели от напряжения.) море крови и трупы. И эта… бледная… точно знает сколько. Про того, кто в балахоне, не говорю, у нас такие уже порезвились — вся деревня в ужасе теперь.

По мере того, как девушка выдавливала из себя все новые слова, нож в ее руках дрожал все сильнее, а если внимательно присмотреться, становилось понятно, что по щекам все активнее текли слезы. Внезапно она отшвырнула свое оружие в сторону и кинулась к монахине, содрогаясь в рыданиях, как обиженный ребенок, которого вместо подарка чем-то сильно напугали. Сквозь слезы монахиня могла разобрать лишь отдельные слова, которые служанка буквально выкрикивала между редкими всхлипами. "… он… юбку… а там… кровь… на бочке… птица… кровь… труп… знаки..."

Антонио, услышав рыдания, понял, что угроза миновала, но добиться чего-то дельного от служанки уже точно не получится. Хотя фразы девушки, брошенные до начала истерики дали вполне серьезный материал для размышлений. До него доносились отдельные приглушенные выкрики и некоторые из них очень сильно настораживали. Особенно — про птицу и знаки. Поэтому инквизитор стал неспешно пробираться к Ричарду.

Выслушав некроманта, Антонио развернулся к двум первым жертвам, благодаря которым они и узнали, что происходит нечто неправильное.

Девушка уже полностью пришла в себя — только испуганно жалась в темный уголок, явно полагая, что инквизитор и два мага имеют какое-то отношение к тому, что она и трактирщик видели в том подвале. По сверкнувшим глазам было ясно, что разговор будет не очень простым — служанка, увидев, что привлекла внимание всех троих «опасных людей», напряглась и замерла, смотря то на инквизитора, то на магов, то на монахиню. Почему-то на воина она свой взгляд не бросала совсем. Причем даже несмотря на относительную темноту в таверне (ставни пока были открыты только на ближайшем к Антонио окне, а часть свечей уже успела прогореть до кромки фитиля), заметна была и разница во взглядах: на инквизитора девушка бросала взгляды, в которых читалась обреченность и затравленность, на магов — полные ненависти и злобы, а на монахиню — умоляющие и почти плачущие. Как будто просила у нее защиты, обвиняя магов в том, что ей пришлось пережить.

А вот трактирщик, хоть и явно уже не был на грани безумия и смерти, проявлять открытые признаки того, что он пришел в себя, не торопился. Дыхание, хорошо читавшееся по колебаниям внезапно ставшей массивной грудной клетки, было спокойным. По мнению инквизитора, у этого человека обморок перешел в обычный сон, но делиться этим мнением он не спешил.

Вместо этого он мягко двинулся к девушке, показывая ей открытые ладони — как бы в жесте «я не желаю зла». Предполагая, что за ним пошли и остальные, инквизитор не оборачивался назад. Но девушка дернулась в сторону, схватив что-то со стола. Слух Ричарда, Марии и Антонио уловил, как она прошипела «не подходите, я ничего не делала!» Инквизитор замер, не слишком понимая, что она схватила и чем это может грозить ему самому и служанке. Потерять единственного свидетеля, который мог бы прямо сейчас рассказать о том, что же произошло в винном погребке, он однозначно не хотел. Потому он жестами показал, чтобы к нему подошли рыцарь и монахиня. Причем рыцарю из его объяснения отводилась роль этакого барьера, который бы отгородил от девушки тех троих, которых она боялась. А вот монахиня должна была попробовать «выдернуть» служанку из того состояния, в котором так оказалась из-за всех событий этого утра.

Антонио, лишь слегка взглянув в сторону запыхавшейся монахини, внимательно следил за лицом некроманта, покуда он куда-то отходил вместе с девочкой-магом. Но признаков надвигавшейся из-за неосторожных слов ее спутника-рыцаря катастрофы инквизитор не углядел, поняв, однако, что ответ девушки что-то расставил для Ричарда по местам. Разговор шел достаточно далеко, чтобы Антонио ничего не смог понять по губам, а уж тем более — услышать. Ему это не очень понравилось, но раз Ричард не счел нужным активно привлекать его внимание к некой тонкости — значит это было достаточно малозначимым фактом в общей картине.

А вот сообщение монахини про то, что пост стражников закрыт на какую-то непонятную магическую цепь (да еще и со следами волков вокруг" его сильно встревожило — волки, заходящие в поселение, это большая проблема. Даже если он один.

Во-первых, пустой пост стражи косвенно подтверждал мысль инквизитора, что помощи ждать неоткуда, а убийств будет много больше, чем два. Во-вторых, также косвенно подтверждалась мысль о том, что эти убийства так или иначе связаны с последней казнью на костре — всей картины он пока не понимал, но уже было достаточно сведений, чтобы считать, что ритуальные кровавые расправы — это месть со стороны той силы, которую выпустили, когда сжигали девушку.

Единственным моментом в сообщении монахини, который не озадачил инквизитора, были слова про пустую улицу — рассветный час, если крестьяне и не спят, то им уж точно не до хождения по улицам: скот, домашние дела, подготовка к тяжелым крестьянским делам в угоду барину и попытки успеть хоть что-то для себя. Инквизитор со слов самих крестьян хорошо знал, как у них начинается утро, поэтому и не придал значения словам, что улица была СОВСЕМ пустой. В какой-то мере — это было его ошибкой.

Поэтому он обратился к спутникам странной девушки:

— А за вами никто не шел? Может быть, какие-нибудь охранники от вашего отца, леди? И еще вопрос — к какой школе принадлежала погибшая во время проверки женщина-маг? (и обращаясь уже больше к монахине) Ваша подопечная знает что-нибудь о Ритуалах Крови?

Потом он покачал головой и повернулся к некроманту.

— Ричард, я думаю, что пора показать, из-за чего я чуть было не отправил безвинное дитя на костер. Здесь творятся воистину странные вещи. И теперь я абсолютно уверен, что из тех, кто здесь необходим, никто сюда не придет — если стражники вообще живы, что сомнительно, то сейчас им точно не до нас и творящихся здесь беззаконий и сатанизмов. Только осторожно, на своей практике я с ТАКИМ (и это слово резануло слух эмоциями, в которых смешались отвращение, брезгливость и даже нотки страха) не сталкивался и даже представить не могу, какие именно сюрпризы нас будут ждать, когда мы войдем в комнату…

Если бы монахиня прошла чуть дальше, за пределы поста, то она бы нашла еще одно тело — неизвестного мужчины в каких-то лохмотьях, загрызенного волками. Неизвестного — потому что единственными пострадавшими участками его тела были шея и голова. Но местные жители смогли бы узнать в нем священника, который был приглашен для исповеди казненной ранее девушки. Удивительнее всего был тот факт, что вокруг тела почти не было крови. Как будто его здесь положили намного позже смерти. Но про этот труп никто не узнал. Он стал просто очередным безвестным кирпичиком, наполнившим чашу мести Вестника, которого выпустили инквизиторы, надругавшиеся на честным именем девушки. Даже она сама не знала, какая кошмарная сила скрывалась в ней, абсолютно никак себя не проявляя.

Вестник, который за эту ночь почти полностью совершил свою месть — осталось всего два человека, которых он хотел убить (деревенский староста и отшельник, которого приглашали инквизиторы, чтобы «удостовериться» в праведности своих действий). Оба куда-то исчезли, а Вестник не хотел покидать пределы этой деревни, чтобы не привлечь излишнего внимания. Поэтому утро этот дух-призрак встречал в глубоком погребе инквизиторских палат, скрываясь в самой темной его части. Визуально он проявлялся как легкий малозаметный туман, нависающий над парой винных бочек. И сейчас всплески эмоций в соседнем здании его оторвали от каких-то высоких размышлений на тему, правильно поступать с людьми, которые не слишком-то развиты в магических науках, так, как он поступал — оставлять им массу символов и знаков, рассказывающих, за что и почему он казнил того или иного преступника, заранее зная, что большую часть из них не поймут даже сведущие в символьных значениях специалисты. Среди происходящих не слишком понятных для Вестника событий в таверне, его привлекли яркие нотки страха, исходящие от кого-то, кто только что зашел. И странные картинки, которые Вестник не понимал, излучаемые кем-то, кто все это время был в таверне — но ночью он этого человека там не чувствовал. Проснувшийся интерес вызвал у Вестника некоторые изменения — туман стал плотнее и собрался в нечто, напоминающее призрачно-дымчатый череп. Но пока что сущность решила наблюдать издалека и оставалась в подвале.

Антонио, мрачно посмотрев на рыцаря, который так свободно говорит совершенно ненужные вещи, положил на стол довольно старый пергамент, по периметру украшенный характерной церковной вязью. В центре его отчетливо читался следующий текст:

Конклавом Инквизиции установлено, что леди Мария-Франциска де Шарите не является ведьмой в классическом понимании этого слова. Испытанием констатировано, что она — носитель магических способностей неизвестной природы. Участники Испытания ручаются, что природа этих способностей не угрожает миру и не является демонической. Равно как и проявление способностей в спокойной атмосфере не несет вреда самой леди или кому-то из ее окружения. В связи с последним рекомендуем окружить ребенка доброжелательной атмосферой и по возможности сохранить возможность приходскому священнику и специально назначенному инквизитору наблюдать за его развитием. Право принятия особых мер (будь то повторное Испытание, арест или изоляция) принадлежит только специально созываемому Конклаву Инквизиции, при обязательном участии в нем глав церковных коллегий и специалистов по особым случаям.

Кардинал Безье

Старший Инквизитор Конклава Ортего

Тем не менее, он был не единственным сообщением на этом документе — той же рукой, что и именование кардинала была сделана маленькая приписка в стороне от основного текста:

Разрешается выход в мир, для поиска способа излечения. Срок не ограничен.

По тексту приписки было видно, что сделали ее совсем недавно. И если присмотреться, то ниже подписи и личной печати с кольца кардинала можно было разобрать не очень четкую дату. Само число было слишком мелким, чтобы его разобрать в не слишком освещенной таверне, но месяц гласил, что этой приписке не менее трех недель. Хотя имело ли это какое-то значение в сложившейся ситуации никто не мог сказать.

— Конечно, можно присесть. Только убедительная просьба к вам, сэр Артемий, не поминайте в этих стенах тех, кто обычно нарушает покой мертвых. Здесь есть люди, которые могут вас понять превратно, — инквизитор не слишком явно кивнул в сторону трактирщика и служанки, которая от этого жеста вздрогнула и перекрестилась. — Мне вашей бумаги вполне достаточно, чтобы не отправлять на костер. По крайней мере до тех пор, покуда не будет ваша подопечная уличена в преступлениях, караемых сим способом. Например — кражах или убийствах. Или ином корыстном применении способностей, представляющем угрозу безопасности веры или людей. Но я верю, что таких мер принимать не придется. Надеюсь на то, что вы все же благоразумные люди. Только вот если после ваших слов местные жители решат, что нужно избавиться от тех, кого вы сами упомянули, то толпу этот документ только рассмешить, какая бы сверхмощная защита на нем не стояла. И вы тоже ее не остановите. И я не думаю, что здесь найдется достаточно авторитетный и способный человек, который бы сумел утихомирить бунтующую народную массу, которая познала страх лишения посмертных благ, даруемых верой и церковными обрядами. (Антонио слегка скептически ухмыльнулся при этих словах, но рассмотреть и понять эту ухмылку мог только Ричард, который уже знал отношение инквизитора к этой части церковной службы в целом и обязанностей монахов в частности). И все же вернемся к вашей истории. Стража, если и придет по требованию не слишком известной им монахини, то не так скоро. Так что время у нас есть. Думаю, что Ричарду тоже будет интересно услышать вашу историю. (Инквизитор чуть подмигнул некроманту — мол, не теряйся, вытащим).

А в домике стражника на входе в деревню, где монахиня должна была искать тех, за кем ее послали, ночью творилось что-то не очень понятное. Во-первых, ни в нем самом, ни в ближайших окрестностях не было ни одного солдата, которых там видят утром и вечером. Во-вторых, чуть в стороне от домика копошились какие-то невнятные силуэты, в которых под светом луны можно было узнать волков. А самым странным было то, что на двери домика висел тяжелый амбарный замок, который нацепить снаружи было невозможно. Только находясь внутри можно было так пристегнуть длинную многозвеньевую цепь, тянувшуюся через смотровое окошко двери. Вокруг стояла обычная ночная шумиха — ветер, гнусь всякая кровопийцевская, крики и шорох ночных животных.

Поэтому монахиню, когда та нашла нужное место, около этого домика встретила подозрительная тишина, которой не бывает, если на посту есть хотя бы один солдат. Впрочем, городского стражника, которого она рассчитывала увидеть сидящим в специальной будочке, она тоже не увидела, так что тишина на посту прекрасно объяснялась тем, что этот самый пост брошен… Только вот что заставило стражника оставить свое рабочее место? и где теперь его искать? Это были главные вопросы, которые должны были встать перед самовольно вызвавшейся на это дело матушкой-настоятельницей.

Светом утреннего солнца странная цепь, торчавшая из окна была красиво подсвечена и было видно, что это не самая дешевая кузнечная поделка, а весьма искусно скованное изделие, за которое хороший кузнец мог получить плату даже в чистом золоте. Там, где цепь скреплялась амбарным замком, на ней висела какая-то поблескивающая пластинка с характерным бронзовым отливом. По узорам этой пластинки становилось понятно, что владелец ее — личность совершенно нездешняя: основным мотивом были какие-то отнюдь не латинские буквы, вьющиеся вокруг непонятного ветвистого символа.

Антонио ответил на взгляд рыцаря не менее жестко и во взгляде инквизитора рыцарь вполне увидел свою судьбу, если он будет вмешиваться — костер рядом со своей подопечной и клеймо на весь род «гнездо еретиков и малефиков» со всеми вытекающими последствиями. Когда инквизитор заговорил, покосившись на отрицательно качнувшего головой Ричарда (и сразу после кивка помрачневшего еще больше, чем было до того), его слова падали в воздух как тяжелые камни, эхом отдаваясь в пустом помещении таверны. Даже служанка старалась в этот момент стать совсем невидимой и незаметной.

— Если вы думаете, что угрозами можете что-то изменить, то ошибаетесь. Во-первых, я и так чувствую, что она маг, а значит под определение ведьма подпадает, хотя и не совсем буквально. В бумаге освещено достаточно, чтобы в этом не сомневаться. Обычно для костра хватает свидетельств, на порядок меньших по серьезности. Во-вторых, требую подробностей на счет последней фразы. Судя по вашему тону, леди, вы уже убивали своими способностями — осталось только выяснить преднамеренно или нет. А в-третьих — пока приношу извинения за то, что пытался обвинить вас в ЭТИХ (инквизитор очень резко выделил это слово голосом) убийствах. Следов, должных оставаться от ВАШИХ (и это слово резало слух собеседников, словно бритва или нож) способностей, там не было. И еще один вопрос — кто именно защищал ваш документ? Я знаю, что их подделать невозможно и подпись там оригинальная, я даже знаю, кто ее ставил от Конклава. Но ни один инквизитор не будет делать такую яркую (чувствовалось, что Антонио хотел сказать совсем другое слово — что-нибудь вроде обезьянью или попугайскую) символику магической защиты.

Инквизитор чувствовал, что еще немного и эти люди вызовут в нем такое бешенство, что он их прикончит даже не на специальном костре, а в ближайшем камине. Мало того, что они смели угрожать инквизитору, вмешиваясь в дело, которое не касается никого, кроме судей и инквизиции, так еще самовольно нарушали его требования. По ощущениям самого Антонио, их только что покинул самый вменяемый человек, что лишний раз доказывало, что девушка опасна — и не контролирует себя во время вспышек эмоций. Косвенно это подтверждала бумага, в которой несколько раз буквально приказывалось защищать леди от проявления слишком уж быстро меняющихся эмоций. Вообще-то, в бумаге также было пожелание содержать ее в специально оборудованном монастыре, в котором бы ей не угрожало ничего, что могло бы вызывать проявления ее способностей… Но инквизитор не стал заострять на этом внимание — и так у него получилось несколько более жесткое вступление, чем он планировал — но слишком уж необычно вели себя вновь пришедшие. Инквизитор не мог отделаться от мысли, что кто-то из них троих однозначно причастен к тому, что они нашли в погребе. Только кто — и как это доказать?