Горнолыжный Блиц

Покойница Гизелла.

Швейцарцы — хитрый народ. Хитрят банкиры, хитрят хотельеры. Придумают сказку и от гостей отбоя нет. Есть своя сказка и у отеля Алекс в Церматте. Говорят, будто покойная Гизелла, мать нынешней владелицы ходит по номерам и следит за порядком. Кто распустил слух — неизвестно, но портье Алехандро всегда хитро прищуривался и кивал:

— Да— да. Ходит наша бабушка, ходит.

Мы с мужем любили Алекс по разным причинам: ему недалеко нести лыжи — подъемник рядом, мне по душе изъеденные жучками деревянные стены и бархатные кресла.

В тот год мы взяли с собой нашего друга Тоху, бордера-патриота, искатавшего Домбай до гальки.

Летал он обычно с раннего утра до первой очереди на подъемник, потом садился и пил. И так каждый день. Человек он душевный, бухарь мирный, пьет, философствует о жизни, потом опять пьет. «Европы разные» Анатолий не любил, но чертовщину уважал — вот мы и заманили его в Церматт призраком бабушки.

Городок встретил нас обычно: разноязыким гомоном на вокзале, цоканьем пятизвездочных лошадок и разудалым дрейфом электрических такси.

Сгорбившийся под чехлом Анатолий наметанным взглядом оценил количество питейных заведений на площади и тяжело вздохнул — маловато. Догнал нас.

Две розочки в номере вызвали у мужа нехороший смех.

— Приехали, — буркнул он и принялся распаковывать вещи.

В ответ ему ни с того ни сего включилась продувка в джакузи.

— Бабушка, — выдохнули мы хором и прыснули от смеха.

Отдых для Анатолия начался как обычно. Он катался с утра до первой очереди на подъемник, отстегивался, заказывал хорошую кружку пива, а потом ездил на поезде от Риффельберг до Горнерград и обратно за новой кружкой. Наездившись, спускался в город. Встречали мы его уже поздно вечером в «одном ботинке». Он устало волочил за собой доску и выглядел полностью умиротворенным.

Первая неделя отпуска заканчивалась.

Было уже далеко за полночь, как «философ» разбудил нас. Он стоял на пороге в одних трусах и буравил нас глазами.

— Она с потолка смотрит.

Короче, допился. В изъеденных жуками деревянных завитках он разглядел старушкино лицо.

— Завязывай, братан, — рявкнул на него сонный муж и закрыл дверь.

Тоха не завязал, начал пить еще больше, но стал настороже. Он внимательно приглядывался к темным углам, а темных углов в старом отеле хоть отбавляй. Зачем-то всматривался в лица официантов за ужином, а стоило им обратиться к нему — мол, что желаете, тут же отводил взгляд и делал равнодушный вид. Чудил, короче.

Но хуже всего было то, что кататься на поезде он начинал уже с самого утра.

— Мы так его до дома не довезем, — сказал муж во время вечерней прогулки.

— И что делать?

— Буду думать.

В витрине сувенирного магазина красовались странные деревянные маски. Мерзкие патлатые рожи, выпиленные из дерева, щерились беззубыми ртами.

— Прикольные бабки-ежки

— Бабушки, — поправил меня муж, а потом сказал, — Довезем!

Мне бы тогда догадаться. Но я понятия не имела, что он задумал.

Следующая ночь была веселой.

Тошины вопли за стенкой :«Бл…Нах… Пошла вон!» — заставили вскочить в чем мать родила. Я накинула халат и бросилась за мужем в соседнюю комнату и чуть не лопнула со смеху.

Из-под скомканного Тошиного одеяла выглядывала деревянная лохматая голова.

— Я же сказал, бухать завязывай! — муж прошел в спальню, встряхнул одеяло и незаметно убрал маску.

До отъезда оставалось два дня. Анатолий уезжал кататься с первым поездом в компании одухотворенных пенсионеров и до полного изнеможения резал склоны.

Но откровение ждало его в самый последний день.

На ужине вместе с хозяйкой отеля гостей приветствовала ее мать, да-да, та самая бабушка Гизелла, живая и невредимая, посвежевшая, загорелая, вернувшаяся с теплых морей.

У швейцарцев такой обычай — ходить вечером по ресторану, спрашивать гостей, как прошел их день.

Когда женщины поравнялись с нашим столиком, Анатолия за ним уже не было.

А мне припомнился хитрый прищур Алехандро.

«Ходит наша бабушка, ходит»

Алехандро не врал, это мы все не так поняли.

Не знаю, забрал ли Анатолий подаренную маску или оставил в номере, для очередных гостей, приехавших за страшной сказкой. Мне как-то неудобно было спрашивать.

К вопросу о случайности встреч

Пришла мне на память одна история, произошедшая несколько лет назад в Церматте.

В том сезоне я не каталась из-за серьезной травмы. Друзья с первым поездом поднимались в горы "резать вельвет", чистые, отратраченные трассы.

Я никуда не торопилась, прогуливалась до подъемника на Фури и к обеденному времени поднималась в горы и жутко им завидовала.

Тот день выдался на удивление солнечным, гора Маттерхорн взирала с легким пренебрежением — спешите, фотографируйте, завтра опять снег.

Я забралась в гондолу, кабинка тронулась, но в самый последний момент какой-то щупленький старикан воткнул свои лыжи и юркунул внутрь.

— Уффф, говорит, успел!

И беззаботно рассмеялся.

Надо дожить до его лет, чтобы так же радоваться пустякам!

Дедок был очень древний. Древним был его линялый костюм. Древними были его поцарапанные палки и покоцанные ботинки.

Я сказала себе — Лена, не переживай. Тебе до его лет еще ого-го, накатаешься.

Проехав половину пути до вершины наш "пипилац" горестно скрипнул и застыл в воздухе.

Через пять минут ожидания старичок заерзал и выронил:

— Шайзе!

Что в переводе на русский в лучшем случае звучит как — Черт!

Потом смутился своей несдержанности и постарался выглядеть приветливо, начал со мной разговор.

Протянул руку к притулившимся у елочек маленьким домикам:

— Видите второй слева с балконом и горшками? Там еще тарелка спутниковая. Это мой! Купил очень давно и очень удачно. Теперь каждый год приезжаю.

Старичка понесло, он начал рассказывать, как тяжело сейчас иностранцам купить недвижимость в Швейцарии, не то, что раньше. И как ему повезло почти задаром найти здесь небольшую "хютте" ( хижину). Как его дети разъехались по миру, он остался один и очень скучает.

Мы полностью сошлись во мнениях о местных красотах, удобстве трасс, о важности экологии и заботы о здоровье.

Мы почти спелись, как канарейки.

Как вдруг старик спросил — откуда я родом, странный, говорит, у вас акцент.

Из России, отвечаю, из Москвы.

В нашей кабинке повисло молчание. Я смотрела на старика, он смотрел на меня и не произносил не слова.

Потом поджал ноги, зачем-то вцепился в палки и говорит:

— Я воевал с вами.

Я не знала, что на это ответить. Должна была, но не могла, после того, как доверчивый старикан показал мне свой дом и рассказал о детях.

Но черт за язык меня все-таки дернул, и я выдала штампованную фразу:

— Мой дед дошел до Берлина.

Конечно, я соврала, победа застала моего дела в Польше.

Но я должна была хоть что-то ответить.

Тишина в гондоле стала просто невыносимой.

Вот как? Вот зачем? Почему наши жизни пересеклись?

Бывшего солдата вермахта, наслаждающегося отдыхом в Альпах и внучки давно умершего от болезни ветерана.

Кто там наверху прочертил наши линии и посадил в одну гондолу? А потом эту гондолу остановил.

Немецкий дед смотрел на меня и чуть ли не плакал. Сдержался, смахнул слезу, щурясь от солнца.

А потом и говорит:

— Мне ваш Путин очень нравится. Никого не боится.

Хитрый фриц, ничего не скажешь. Очень мудро разрулил ситуацию!

Мне оставалось лишь круто сменить тему.

Кабина тем временем дернулась и поползла наверх.

Через пару минут наши пути опять разошлись.

Старый солдат в линялом костюме со мной не попрощался, нацепил лыжи и потихонечку начал спуск. Я направилась к своим друзьям.

— А что? Давай купим шнапсу, колбаски, заглянем к нему и напомним про Сталинград? — предложил муж.

Конечно, мы никуда не пошли. А я до сих пор вспоминаю слезы в стариковских глазах, то ли от нахлынувших воспоминаний, то ли от яркого солнца. Да Бог с ним.

Секс-секс, как это мило

Лялечка была девушкой милой, без комплексов и c четкой жизненной позицией.

Ей хотелось любви и мечталось выйти замуж. Сидя в уютном эсто-садокском баре на высоте тысяча сто она тянула давно выдохшийся коктейль и выбирала между лыжником и сноубордистом.

Лыжник был не молод, не красив, но обеспечен. Сноубордист свеж и сексуален.

В девичьей головке мечта боролась с желанием.

Лыжник давно сидел в баре. Расстегнулся, окопался в уголке. Пил дорогое вино и делал вид, что общается с кем-то в чате. Лялечка поймала его заинтересованный взгляд и тут же поставила галочку.

Молодой и красивый сноубордист появился чуть позже. Ввалился в бар с шумом и гамом в хороводе кружащихся снежинок. В массивном шлеме и ухающих ботинках он показался Лялечке настоящим средневековым рыцарем.

Мечта тут же сдалась и отодвинула лыжника на галерку.

Молодой и красивый подмигнул сначала бармену — «мне как обычно», потом зардевшейся девушке.

— Хай, крошка!

Крошка от неожиданности поперхнулась и подтаяла. На ее горизонте замаячил богатый ощущениями вечер.

В горах у бедной Лялечки не было ни единого шанса: каталась она некрасиво, то соскальзывала бочком, то летала бомбочкой, боролась за жизнь, раскорячив ножки. Зато здесь и сейчас могла изобразить что угодно.

Она поймала очередную рыцарскую улыбку, и устало отвела взгляд — вот видишь, убилась за ценный день, отдыхаю. А сразу сделала пробный выстрел — но так хочется любви.

Рыцарь на то и рыцарь, он все правильно понял и тут же подсел рядом, а потом любезно проводил ее до номера.

Лялечка затаив дыхание наблюдала, как он скидывал свою волшебную «гарду»: щитки с запястий, налокотники, как сексуально вильнул бедрами и избавился от панциря за спиной, как решительно расстегнул ширинку и…

Тут Лялечка не выдержала напряжения и на мгновение закрыла глаза.

Рыцарь предстал перед ней в каких-то совершенно космических шортах с пластмассовой ракушкой и со странной штуковиной на правом колене.

Изящно присел на кровать, выставил ногу пистолетиком и, не сводя с девушки томного взгляда, медленно отстегнул липучку за липучкой, снимая ортез.

Оставалось совсем чуть-чуть. Лялечка подозрительно взглянула на пластмассовый холмик между рыцарских ног и испугалась: а если и под ним он сейчас что-то отстегнет и тогда…

Но все обошлось.

Любовью сноубордист занимался уверенно, с упорством и юношеским драйвом, шептал на ухо слова пошлой песенки: «Секс-секс, как это мило», но Лялечка ловила себя на мысли — повернись она неожиданно и резко — сноубордист рассыплется на детали — потом фиг соберешь.

Она лежала на спине, боясь шелохнуться, смотрела в потолок и размышляла о мимолетности желаний и о верности мечте. О том, как обманчива молодость и что завтра надо обязательно пойти в тот же самый бар и проверить на прочность лыжника.