Великий Рестайлинг

«И очистилась земля Священным огнем. Избранные возликовали, а нечестивцы были ввергнуты во тьму. Солнце взошло на западе и зашло на востоке, и розовый с блестками стал трендом сезона на многие лета»

Из статьи «Выбираем крем-краску на основе пудры».

«Космополитен» №14, третий сезон после Великого Рестайлинга.

Пинки, стоя перед зеркалом, натянула кислотно-салатовый камуфляжный топ со стразами. С минуту постояла, разглядывая свое отражение, затем сняла топ и с раздражением швырнула его на пол. Подняла валяющийся под ногами бирюзово-изумрудный камуфляжный лифчик и приложила его к голой груди. Посмотрела в зеркало, бросила лифчик в кучу шмоток всевозможных оттенков зеленого, снова подобрала кислотно-салатовый топ и принялась его напяливать.

Выбор был не прост. Бирюзово-изумрудный лифчик хорошо сочетался и с изумрудным цветом помады, и с градиентным, от непростительно-бронзового до бесстыже-брокколевого, лаком на ногтях, и с лаймовыми тенями для век. Но он совершенно не подходил ни к виниловой мини-юбке цвета «нефтяные разводы на лазурном прибое», ни к ослепительно-яхонтовым туфлям на пятидюймовом каблуке.

Кислотно-салатовый топ неплохо смотрелся со всеми прочими частями гардероба, к тому же выгодно подчеркивал силиконовый бюст авторской работы Джузеппе Белотти. Антрацитовый отлив на стразах неплохо контрастировал с волосами оттенка Блонди-292, ненавязчиво перекликаясь с мелироваными прядями.

Но как только Пинки надевала плюшевый вещмешок-панду и брала в руки шестиствольный радугомет, все очарование камуфляжного топа улетучивалось, словно незакрытая жидкость для снятия лака. К тому же Пинки была не дурой: она знала, что прогноз погоды обещал сегодня пыльцовый циклон, а она вовсе не собиралась представать посреди бирюзового тумана в кислотно-салатовом топе со стразами!

«Ненавижу чертов пыльцовый циклон!» — со злобой подумала она, в пятый раз снимая камуфляжный топ.

***

«И не стало некрасивых и жирных. Не стало ботаников и гомофобов. Лишь Избранные уцелели, ибо сердца их были чисты, а волосы были ухоженными и шелковистыми»

Из теста «Насколько ты романтична?».

«Космополитен» №3, семнадцатый сезон после Великого Рестайлинга.

На фудкорте, куда Пинки спустилась из Сектора уютненьких квартирок, ее уже давно ждали. Ричи и Сьюзи сидели за столиком, хихикая и потягивая через соломинки смузи: Ричи — банановое, а Сьюзи — диетическое с обезжиренной шоколадной крошкой.

Пинки повесила на вешалку свой радугомет и направилась к друзьям, размеренно цокая по жемчужному кафелю пятидюймовыми каблуками.

— О, здравствуй, дорогая! — Ричи отставил бокал со смузи и, несколько раз прижав салфетку к пухлым губкам, встал, одергивая узкие джинсы с художественными дырами на коленях и ягодицах.

— Привет, Пинки, — с вежливой, но весьма холодной улыбкой на неестественно худом лице поздоровалась Сьюзи. — Мы уж думали, что ты испугалась пыльцового циклона и…

Она заметила на Пинки облегающую флуоресцентную футболку с нежно-персиковым принтом, изображающим кролика, и поперхнулась. Видимо, шоколадная крошка попала не в то горло.

Пинки тоже увидела на Сьюзи ровно такую же футболку, и ее каблуки выдали несколько сбивчивую дробь по кафелю. Должно быть, пол в этом месте был скользким после уборки.

— Доброе утро, Ричи. Доброе утро, Сьюзи, — выдавила из себя Пинки.

«Анарексичка Сьюзи», — добавила она про себя. — «Ненавижу чертовых анарексичек!»

— Отведай маффин, дорогая, — защебетал Ричи, дважды чмокнув воздух рядом с ее щеками. — Маффины сегодня просто объеденьице! Да-да, не скромничай, Феликс, — он кокетливо подмигнул огромному накачанному лысому гею цвета Автозагар-28, который стоял за барной стойкой. Тот застенчиво потупил взор, и его удлиненные ресницы часто-часто затрепетали.

Пинки села, погрузившись с головой в ауру духов своих друзей (шоколадно-каштановых Ричи и жадно-фиалковых Сьюзи), и положила на стол свой айфон в знак того, что она не в настроении вести светские беседы и можно сразу приступать к делу.

Ее друзья тоже выложили айфоны, и Ричи, откашлявшись и поправив обильно сдобренную муссом прическу, открыл секретную инструкцию с яркими заголовками, модными фотками и большим количеством рекламы.

— Сегодня, девочки, Большая Маман отправляет нас патрулировать сектор Эклер-Петунья, — изрек он с важным видом. — На случай моей печальки вы должны знать, как туда попасть и как оттуда выбраться. Итак, сектор Эклер-Петунья находится на пересечении линии Эклер и линии Петунья, — заключил Ричи, сверившись с инструкцией.

Пинки некоторое время водила пальцем по своей схеме, пока не отыскала нужный квадратик.

— Нашла! — радостно выкрикнула она.

— Дура, это Шоколадный Эклер, — рассмеялась Сьюзи.

— Сама ты дура! — огрызнулась Пинки.

— Девочки! Хватит! Вспомните, чему учит нас Глянцевый из Глянцевых! — Ричи сложил руки в молитвенном жесте и воздел очи к розовому в сердечко потолку. — «Возлюби ближнего своего, будь он хоть трижды неклевым, ибо Великий Рестайлинг отметил вас как Избранных» — процитировал он.

— Аминь, — благочестиво произнес накачанный гей, дожевывая маффин.

Пинки и Сьюзи стыдливо потупили взор.

— Ой, девочки, — Ричи с умилением поглядел на подруг. — У вас одинаковые маечки. Это так мило!

«Как же я ненавижу тупых метросексуалов», — подумала Пинки.

***

«И погрузилось все сущее во мрак. Когда же тьма рассеялась, то возликовали Избранные, ибо солнце, и земля, и небо уже не были прежними»

Из статьи «16 главных новинок по уходу за ногтями».

«Космополитен» №28, шестой сезон после Великого Рестайлинга.

Допив смузи, сделав педикюр в салоне «У Фиби» и заглянув в пару бутиков, друзья оказались у Выхода. Два блестящих от масла стражника-бодибилдера в золотых стрингах пропустили их, и, успешно миновав крутящиеся двери (Сьюзи их слегка побаивалась), троица покинула Молл.

Была ясная погода. На идеально-розовом небосклоне сияло ярко-салатовое солнце, освещая милый сердцу пейзаж Долины.

На горизонте виднелись фисташковые грозовые тучи, из которых то и дело в землю били ослепительные радуги. Над Моллом зависли зеркальные облака, в которых Пинки, Ричи и Сьюзи при желании могли различить свои отражения.

Недавно прошел дождь, и асфальт, полуразрушенные дома, редкие мертвые деревья и проржавевшие остовы каких-то древних средств передвижения — все было покрыто еще не успевшей застыть очаровательной оранжевой слизью. Слизь источала приятный запах кардамона и благозвучно чавкала, а над ней парили тысячи разноцветных бабочек.

В воздухе висела легкая утренняя взвесь из блесток и пудры. Пинки полной грудью вдыхала мерцающую дымку и чувствовала, как ее сердце наполнялось любовью ко всему живому.

На пустой площадке перед Моллом как и всегда паслись многочисленные пони. Они слизывали с земли сладкую оранжевую слизь и щипали хризантемы, пробивавшиеся сквозь трещины в асфальте.

Друзья выбрали себе по скакуну и, оседлав их, двинулись в путь, любуясь природой.

***

«Как следишь ты и днем и ночью за обликом своим, так следи за ним и в житии и после оного. Ибо печалька бывает лишь однажды»

Из психологического гороскопа для овнов на тридцать шестой сезон.

«Космополитен» №29, тридцать пятый сезон после Великого Рестайлинга.

Они проехали вдоль линии Бисквит, уходящей от родного Молла, до пересечения с Эхинацеей и устроили привальный пикник. Подкрепившись круасанами, взбитыми сливками и маршмеллоу, троица отправилась дальше.

На углу Штруделя и Пиона они были атакованы стаей голодных мопсов. Когда-то мопсы наравне с пони, бабочками, колибри и карликовыми лемурами были в списке избранных животных. Но они категорически отказывались от маффинов и смузи. Неблагодарным тварям было нужно лишь мясо. Они одичали и с позором были изгнаны из Молла.

Мопсы протяжным воем известили о себе задолго до появления. Друзья слезли с обезумевших от страха лошадей, и пони в ужасе тут же ускакали прочь. Пинки вскинула свой радугомет, Ричи, порывшись в своей сумочке, отыскал махонький, но очень модный позолоченный пистолетик.

Сьюзи расчехлила розовую бейсбольную биту с шипами-стразами.

— Я вчера забыла поставить на зарядку свой радугомет, — сообщила она.

— Ну, и кто из нас дура? — не сдержалась Пинки.

— Девочки! Не ссорьтесь, — прервал их Ричи. — Сьюзи, если с тобой случится нелицеприятная печалька, это будет исключительно твоя вина.

И завязался страшный бой, в котором печалька и впрямь могла случиться в любой момент. Пинки и Ричи почти без промаха разили радужными лучами мопсов, но врагов было слишком много.

Сьюзи успела пару раз махнуть своей, надо заметить, довольно симпатичной битой, но твари накрыли ее сплошной волной. Пинки услышала, как она грязно выругалась, прежде чем с ней приключилась печалька.

Ричи хотел было сделать ей замечание за неподобающие выражения, но тут в его маленьком пистолетике закончился маленький баллончик с радужной эссенцией, и через мгновение печалька постигла и его.

Пинки часто думала о том, какое погребальное платье выбрать. Она изучала каталоги, журналы и рекламные проспекты и даже пару раз за сезон ходила в соответствующий бутик примерять различные наряды. Сейчас же она поняла, что в случае печальки, которую могут устроить ей кровожадные твари, ее ждет в лучшем случае закрытый гроб. Разумеется, у Пинки в голове были варианты и на этот случай, но все же чувство прекрасного взяло вверх. Швырнув в ближайшего мопса свой шестиствольный радугомет, она бросилась к ближайшему дому.

Бежать на пятидюймовых каблуках было довольно рискованно, но, к счастью, ноги у мопсов были примерно такой же длины. Буквально запрыгнув в подъезд, она с силой захлопнула дверь.

Было слышно, как на улице мопсы в бессильной ярости клацают челюстями, но Пинки улыбалась: она, наконец, определилась с погребальным платьем. Оно будет из мягкого, нежного, светло-бежевого плюша. Эх, все-таки жаль, что мопсы одичали. Наверное, было бы здорово держать пару таких симпатяг у себя в кровати.

Тем не менее, выходить на улицу не стоило. Пинки на мгновение вспомнила плоские оскаленные морды, безумные, налитые кровью глаза… и закрученные смешные хвостики! Какие же они милашки.

Пинки никогда раньше не заходила в заброшенные дома — они ей никогда не нравились. И сейчас, находясь в мрачном подъезде, когда радость по поводу чудесного спасения поутихла, ей стало немного не по себе.

Облупившиеся стены, покрытые блестящей серо-фиолетовой плесенью, неприятный запах чего-то гнилого, отсутствие освещения — все это после веселого розового неба, салатового солнышка и зеркальных облаков пугало ее. Пинки чувствовала, как ей не хватает свежего воздуха, еще пахнущего после дождя кардамоном. Света, который с трудом просачивался сквозь узкое грязное окошко над дверью, было очень мало. А после просторных помещений родного Молла мрачный подъезд казалось, давил на нее.

Послушав еще какое-то время рычание мопсов и убедившись, что те не собираются уходить, Пинки решила осмотреть улицу с высоты. К тому же она уже плохо помнила, в какой стороне находится Молл, и надеялась разглядеть его из окна. Она стала медленно подниматься по лестнице, стараясь не цокать каблуками по каменным ступенькам.

На каждом этаже находилось по несколько квартир. Иногда двери были открыты, и Пинки пару раз решилась заглянуть внутрь. Это были темные мрачные помещения, ничуть не похожие на те, что находились в Секторе уютных квартирок Молла. Она различила сломанную мебель, кучи мусора на полу, грязные, выцветшие обои, покрытые все той же серо-фиолетовой плесенью. Но главное, ее не покидало ощущение того, что из ее привычного мира, полного беззаботной радости, утонченной красоты и развлечений, полностью высосали все цвета. Как древние люди могли жить в таких условиях? И, если в ее мире главными опасностями были лишний вес, просроченный крем и иногда кто-нибудь вроде мопсов, то чего боялись те, кто жил в этих домах? И самое главное, что могло подкарауливать здесь ее?

Пинки ускорила шаг, желая поскорее добраться до крыши, чердака, какого-нибудь окна, в общем, до чего-то, откуда можно было бы осмотреться. Она проходила мимо одной из открытых квартир, когда услышала внутри какой-то шорох.

Оглянуться она не успела. Что-то сильное и грубое набросилось на нее сзади. Грязная шершавая лапа легла на ее лицо, зажав рот. Пинки попробовала вырваться, но тот, кто был сзади, резко потянул назад. Она потеряла равновесие и с ужасом поняла, что ее тащат в жуткую темную квартиру. Пинки пыталась кричать, хвататься руками за стены, но все было бесполезно. Она лишь обломала ногти. Каблуки ее туфель оставляли на кафеле черные полосы.

***

«Но воинство Избранных попрало нечестивцев. Те же нечистые, кто спасся, числом малы, затаились в темных норах»

Из статьи «5 главных оттенков постельного белья».

«Космополитен» №7, восьмидесятый сезон после Великого Рестайлинга.

Святослав Иванович Славянов вошел в свою маленькую квартирку в одном из полуразрушенных домов, снял респиратор и запер дверь.

Он взглянул на свое отражение в треснутом зеркале и выругался: одежда была безнадежно испорчена.

Любимая куртка с капюшоном, старые штаны и бейсболка были сплошь покрыты оранжевой дождевой коркой. Саму корку еще можно было отскрести, но отвратительный резкий сладковатый запах никуда не денется.

И угораздило же его снова попасть под дождь. Он так и не научился предугадывать погоду. Долгие годы наблюдений за изменившимся миром практически ничего не дали ему. Мало того, он давно потерял счет этим самым годам.

Из зеркала на него смотрел сутулый мужчина с серым изможденным лицом. По лбу пролегли глубокие морщины, выцветшие глаза казались безжизненными, а на седой спутанной бороде, словно издевка, засохла ярко-оранжевая струйка дождевой слизи.

Он скинул грязную одежду и пошел проверять свой маленький балконный огород.

Семена укропа так и не взошли. Он не понимал в чем дело. Проклятые цветы — тюльпаны, хризантемы, ландыши — росли всюду как сорняки, но съедобные растения практически всегда чахли.

Святослав Иванович пробовал выращивать картофель, свеклу, огурцы, помидоры. Какое-то время после Катастрофы это получалось, но чем больше проходило времени, и чем сильнее земля пропитывалась ядовитыми испарениями, тем меньше становился его огород. В конце концов, он стал так мал, что Святослав Иванович перенес его на балкон.

Цветы же — напротив, словно издеваясь над Славяновым, разрастались все сильнее.

Единственное, что до сих пор росло хорошо — это грибы. Именно поэтому шампиньоны и вешенки были основным его рационом. Грибной суп, грибное рагу, сухие грибы, сырые грибы. Он ненавидел их, но все же это было лучше просроченных полуфабрикатов и консервов, которые еще можно было найти.

Время от времени, Святослав Иванович подбирался поближе к хорошо сохранившемуся по сравнению с остальными зданиями гигантскому торговому центру, обиталищу дикарей, и уводил какого-нибудь одинокого пони с заброшенной стоянки. Когда-то давно, до Катастрофы, он работал на конюшне, и лошади, хоть и маленькие, были единственным напоминанием о прежней жизни. Потому, пока его огород приносил хоть небольшой урожай, Святослав Иванович не позволял себе этого. Но вскоре голод сделал свое, и последняя связь со старой жизнью была разорвана.

Его зрение испортилось, и читать книги он уже не мог. Время стерло из памяти образы прошлого, и предаваться воспоминаниям не получалось. Он много спал, часто напивался, благо отыскать алкоголь не составляло труда, а вся его деятельность была направлена лишь на поиски еды. Но самое ужасное — это одиночество. Он годами искал людей, но поиски были тщетны. Большинство не пережили Катастрофу. Те же, кто уцелел, превратились в дикарей.

Славянов когда-то много наблюдал за ними. Ярко размалеванные, отупевшие, агрессивные. Не было и речи о том, чтобы наладить контакт. Несколько раз Святослав Иванович сталкивался с ними, и тогда дикари пытались убить его из своих странных ружей. К счастью, они были слишком глупы и невнимательны, избегать встреч с ними было несложно. Дикари казались ему очередной жестокой шуткой Катастрофы — так хорошо вписывались они в окружающую среду.

Одичавшие, деградирующие люди, сводящие с ума цвета неба и солнца, абсурдные природные явления, необъяснимые обстоятельства, оставившие в живых бестолковые виды животных и растений. Святославу Ивановичу казалось, что весь этот новый мир — одна большая насмешка над ним.

Славянов на всякий случай полил грядку с укропом конденсированной из оранжевой дождевой слизи водой. Он уже собрался было вернуться с балкона в квартиру, как вдруг на улице раздался вой мопсов.

Святослав Иванович наблюдал сцену боя со своего балкона. Он видел, как дикари спрыгнули со своих пони, как лошади разбежались и как трое дикарей начали суетливо, как-то по-глупому, готовиться к схватке. Видел он и как мопсы разорвали неестественно тощую дикарку со странной дубиной в руках. Потом погиб мужчина (хотя Славянов до конца не был уверен в том, что это мужчина). Когда третья дикарка, бросив оружие, вбежала в его подъезд, Святослав Иванович вытащил из-за пояса пистолет и решительно двинулся к двери.

Пять минут спустя, Святослав Иванович грубо швырнул дикарку на грязный пол и направил на нее свое оружие.

Она скорчилась в углу, посреди мусора и пыли. Спутанные светлые волосы, порванная мини-юбка, грязные туфли на длинных каблуках, сломанные ногти с сочащейся из-под них кровью.

Славянову никогда не случалось убивать дикарей, тем более дикарок. И сейчас он ясно осознал, что он не может спустить курок. Тем не менее, нужно что-то делать.

Ее нельзя отпускать. Она уже знает, где он живет. Позволь ей уйти — и дикари придут к нему посреди ночи и перережут глотку.

Перебраться в другое место? Бросить свой огород? Заново обустраивать жилище? Это отнимет слишком много сил, а он уже не молод.

Можно конечно оборудовать отдельную комнату, посадить дикарку на цепь...

Что за бред? Славянов прогнал позорные мысли прочь.

Девушка пошевелилась, а Святослав Иванович так и не придумал, что с ней делать. Дикарка подняла голову, и теперь они оба смотрели друг на друга: дикарка — испуганно, а Славянов — растерянно. Молчание затягивалось.

— Как тебя зовут? — глухо спросил он, все еще целя в нее пистолетом.

Девушка молчала, все также с испугом глядя на него. Славянов повторил вопрос, на этот раз громко и четко:

— Я спрашиваю, как тебя зовут?

— Меня? — переспросила она. — Меня зовут Пинки.

Святослав Иванович невольно вспомнил интонации, с которыми говорили зайчики, мышки и птички из мультфильмов, смотренных им в детстве.

— Пинки? Что за идиотское имя?

— Меня назвали в честь бескрайнего как родной Молл и розового как клубничный мусс неба. Я с гордостью ношу свое имя, — поспешила объяснить дикарка. Она шмыгнула носом и робко улыбнулась. — А как зовут тебя?

Святославу Ивановичу на секунду показалось, что она из прошлого. Из того далекого прошлого, до Катастрофы, когда женщины одевались так. Ну, может быть не совсем так. Славянов почувствовал, что это не она, это он дикарь. Дикарь, напавший на девушку, затащивший ее в заброшенную квартиру и наставивший на нее пистолет. Ему стало немного неловко, но, тем не менее, он не спешил опускать оружие.

Девушка по имени Пинки все еще вопросительно смотрела на него, ожидая ответа.

— Меня зовут Святослав Иванович, — буркнул он, свободной рукой поднимая ее испачканный рюкзак-панду.

— Как-как? — недоуменно переспросила дикарка.

Славянов высыпал содержимое рюкзака на пол. Но Пинки была так искренне удивлена его странным именем, что, казалось, не заметила этого.

— Святослав. Можно просто Святослав, — ответил он раздраженно, разгребая ее вещи. — Зачем тебе понадобились бигуди?

— Славосв… Статосл… Сватос… — дикарка безуспешно пыталась повторить имя.

— Слава. Называй меня Славой.

— Слава. Сла-ва. Слаааа-вааааа. Слава! — она словно пробовала незнакомое слово на вкус. — А что оно значит?

Славянов открыл, было, рот, но понял, что объяснять бесполезно.

Он хотел еще раз спросить про бигуди, но, рассматривая ее вещи, приходил во все большее недоумение. Пудреница, помада, несколько тюбиков каких-то кремов, баллончик со взбитыми сливками, пара пилочек для ногтей, флакончик духов. О назначение некоторых вещей Святослав Иванович мог только догадываться, но наверняка они были такими же бесполезными в полных опасностей Пустошах.

— Зачем ты таскаешь с собой мобильный телефон? Связи нет с самой катастрофы.

— Это не… Не то, что ты сказал. Это айфон, — поправила она. — Правда, красивый чехольчик?

Полностью обескураженный, Славянов, наконец, опустил пистолет. Он внимательно разглядывал Пинки.

Девушка выглядела весьма неплохо. Взлохмаченные волосы были весьма ухоженными, яркая и, мягко говоря, неподходящая обстоятельствам необычная одежда, хоть и испачканная, смотрелась как новая. Кроме того, дикарка явно не голодала и успевала следить за собой, чего точно нельзя было сказать о самом Славянове, сидящем на грибах и конине. И, что самое главное, от нее не исходило угрозы. Напротив, она излучала искреннее дружелюбие и проявляла любопытство к нему.

И Святослав Иванович начал расспрашивать. Поначалу в словах девушки, казалось, не было никакого смысла. Но Пинки с удовольствием объясняла и отвечала на все вопросы. Славянов узнал про устройство гигантского Молла. Про фудкорты, которые в огромных количествах производили маффины, смузи и прочие вкусности. Про Великий «Космополитен», Глянцевый из Глянцевых, заменивший этим людям свод законов, Библию и летопись. Про клиники пластической хирургии и салоны красоты, про бутики и солярии. И про Большую Маман, которая следит, чтобы закон «Космо» свято чтился каждым жителем Молла.

Пунцовый ночной туман с запахом жожоба сменился утренней дымкой из пудры и блесток, а Пинки все рассказывала. И Святослав Иванович понял, что должен увидеть все своими глазами. К тому же он больше не боялся этих людей. На их месте Славянов бы и сам с перепуга начал стрелять по бородатому чудовищу, каким он казался по сравнению с дикарями.

***

«… и да преумножаться ряды Избранных, и эра Гламура продлится до скончания века»

Из статьи «Залог похудания».

«Космополитен» №2, шестой сезон после Великого Рестайлинга.

Они сидели за столиком и неспешно потягивали смузи. Пинки — карамельный с облепихой, а Слави — бисквитовый. За барной стойкой накачанный гей цвета Автозагар-15 протирал бокалы для капучино.

Прогноз погоды обещал жемчужный град, и поэтому на Пинки были перламутровые босоножки с атласными застежками-розочками, полупрозрачная блуза из органзы, короткие облегающие шортики со стразами вдоль швов и модные солнцезащитные очки с аквамариновым стеклом.

Слави, на ее вкус, выглядел не так стильно. Обтягивающая футболка не очень хорошо сочеталась с кепкой в стиле swag. К тому же в его наряде явно не хватало темных пятен, чтобы оттенить крашенную в персиковый цвет длинную бороду. Но ничего, «не все рождаются стильными».

Она вспомнила, как Слави впервые пришел в ее родной Молл. Как жители Молла с удивлением рассматривали пришельца. Как Большая Маман объявила Пинки респект и освободила от трех дежурств в прачечной.

Слави долго пробыл у них, но потом засобирался домой. Хорошо, что Большая Маман убедила его остаться. «Не все рождаются стильными», — сказала она тогда.

И действительно, Слави сделали модную стрижку и он остался.

— Я все время забываю название той процедуры, которую сделали тебе в парикмахерской, — сказала Пинки. — Что-то связанное с плюшевым мишкой и головой. Прическа мишки? — пыталась вспомнить она. — Нет. Ротик мишки? Тоже не то.

— Мишкин лобик, — глухо проговорил Слави, и по бороде у него потекла тоненькая струйка слюны.

Пинки наклонилась к нему и заботливо вытерла слюну салфеткой.

— Точно! Лоботомишка! У тебя хорошая память, — похвалила его Пинки.

Кажется, на лице у Слави была блаженная улыбка.