В шумном зале ресторана

Нудный, как зубная боль, осенний дождик моросил с раннего утра. Как будто его просеяли через самое мелкое небесное сито. Плохо тому, у кого нет личного авто, а проездной не пополнен, а поэтому приходится с поздней смены семенить домой в легкой курточке, под воротник которой ползут, как змейки, тонкие холодные струйки. И проходя мимо ярко светящихся окон, они бросают завистливые взгляды на дорого одетых дам и господ, вальяжно развалившихся в креслам с такими блюдами и напитками, на которые у них несчастных мокнущих прохожих не хватило бы годовой зарплаты. Даже на полстолика.

— Я князь эстрады! — торжественно произнес Фил, в такт словам покачивая бокал.

На каждом его пальце было не меньше трех массивных перстней. Поэтому пальцы он всегда держал на растопырку.

У блондина, развалившегося напротив, уголок губ вздернулся вверх, что означало усмешку, которую он не хочет явно проявлять. Он отхлебнул из бокала и произнес, заглядывая в большие черные глаза Фила:

— А я великий князь эстрады!

— Вон оно даже как! — ухмыльнулся Фил.

Он осмотрел со всех сторон свою руку. Перстни переливались разным цветом. Бася, так звали блондина, как завороженный, смотрел на его руку.

— Если ты великий князь, то я тогда царь эстрады. «Боже царя храни!» — неожиданно запел он.

С соседних столиков оглянулись на них. Конечно, все их знали, но явного интереса никто не проявлял.

Певичка в черном плотно облегающем платье до пола с разрезом, показывающим, что под платьем у нее ничего нет, заголосила:

У нас одно сердце.

У нас одна память.

У нас одно чувство.

И крылья за спиной.

— Какая пошлость, — проговорил Бася.

— Согласен! — кивнул Фил. — Я бы расстреливал тех, кто сочиняет такие песенки. А тех, кто их поет, вешал бы.

— Какой ты кровожадный, однако! — хмыкнул Бася. — Значит, ты царь эстрады. А я император эстрады.

Фил чуть не выронил бокал. Но спохватился и опустил его на стол.

— Ты император?

— Да! Я император!

— Это ты император? Тогда знаешь, кто я? Чего ты лыбишься? Я… я…

Фил мучительно соображал, кто же может быть выше императоров. И тут осенило.

— А я император императоров эстрады! Вот! «Рыбка моя! Я твой тазик!» Какой мощный образ! Женщины рыдают, слыша такое, падают в обморок, засыпают меня цветами.

— Да тут и брутальный мужик не выдержит и зарыдает от отчаяния, — хохотнул Бася.

— Остроумный что ли?

— Ну, что есть, то есть! Не отнимешь! Как и положено Властелину Вселенной эстрады.

Бокал выпал из окольцованных перстов и покатился по столу. На белоснежной скатерти растекалось мокрое пятно. Но Фил не смотрел на стол.

— Да ты всех задолбал своей «Шарманкой»! Пошлятина!

— Фи! Какой моветон! Настоящий супергениальный художник никогда не позволит себе такого хамского поведения.

Бася даже сам удивился, насколько складно у него получилось.

Запахло мордобоем. Но в этот момент к ним подошли два мордоворота в строгих черных костюмах.

Молча взяли их за подмышки и подняли на ноги, как пушинки. После чего обшманали с головы до ног. Два дружка не проронили ни слова.

— И что это значит? — наконец осмелился спросить Бася.

Им было по-настоящему страшно.

— Чисто! — отрапортовал первый.

По проходу между столиками, вдоль которого выстроились дюжие молодцы, царственно шествовала.

Филя и Бася вытянулись в струнки, хотя ни тот, ни другой не отягощал свою молодость службой в армии. На ней было длинное белое платье с блёстками и глубоким разрезом на спине.

Она приблизилась к столику, покачивая бедрами, бросила презрительный взгляд на его содержимое. Потом поглядела на них, усмехаясь. Они по-прежнему не смели шелохнуться и продолжали изображать оловянных солдатиков. Пошевелила веером, и тут же у столика оказались все официанты ресторана вместе с хозяином.

— Гадость эту убрать и сервировать, как положено! — сквозь зубы процедила она.

— Слушаем-с!

Она неторопливо опустилась в кресло и поправила платье. Бросила взгляд на них снизу вверх. Смуглое лицо Фила стало белым как мел. Пальцы его дрожали.

У Баси хлюпало в туфлях.

— Можете присесть, придурки!

Они, не сгибая спины, опустились в кресла. Ладони они сложили на коленях. Она обмахнулась веером. Это был очередной подарок королевской европейской четы. И спросила:

— Так о чем у нас сыр-бор, охломоны?

— Это… так сказать… типа того… ну… вроде…

Заблеяли они.

— Кто у нас король, император, властелин эстрады? Не так ли, срамцы? В глаза мне глядеть, уроды!

— точно так-с, достопочтенномногоуважаемопочитаемая Альбина Борисовна!

— Можно без отчества. Просто Аля. Или я для вас слишком старая, обормоты?

— Что вы-с! Что вы-с! Да мы… Да вы… Да для нас…

— Ну, и кто этот властелин колец?

— Вы-с! Вы-с! А кто же еще!

— У! ну, станьте, пацанчики! Чего вы сразу на колени падать. Угощайте даму!

Она повела мизинчиком.

— Чего угодно-с?

— Хватит там этим голозадым прошманделкам по трубе елозить! Пусть мою любимую играют!

— Слушаюсь!

Через несколько секунд в зале загрохотало:

Арлекино! Арлекино!

Нужно быть смешным для всех!