В действительности

На корте, как всегда, было оживленно — пацанва рубилась с кем-то из соседнего района. Издалека было слышно, как коньки рассекали лед, как трещали клюшки, как шайба ударяла по бортам. Где было возможно, у этих бортов торчали взрослые — скорее всего, родители и всякие ротозеи с окрестных домов. К этой картине Серега уже привык за те годы, как переехал с Антониной и детьми в этот район. Но его, честно говоря, постоянно тянуло к конкретному месту. Чуть сбоку от корта, под обособленным фонарем, который очень помогал в зимней темноте, стоял стол с двумя широкими продольными лавками. Летом деды здесь забивали «козла», а зимой тут тусовалась молодежь. Но не всегда — в дни, когда на корте шел хоккейный матч местной дворовой команды, этот стол оккупировала одна и та же компания. Обычно сидело человек шесть-восемь. Говорили, что это ветераны местных дворовых хоккейных битв, они же — старые (и не очень) хоккейные болельщики городской команды «Моторист».

Серега тоже несколько раз ходил на матчи «Мото», но давно — в детстве. Тогда это увлекало, а потом жизнь закрутила, и стало не до хоккея. Так, разве что по телеку поглядишь, пока Антонина не начнет что-нибудь гундосить про неприбитую полку или непочиненный кран. И когда шел порой с работы, завидовал: вот сидят мужики, что-то там попивают, общаются, вспоминают, и не холодно им, и есть с кем поговорить и время провести в родном дворе. Подмывало иногда: подойти бы, поговорить с ними, посидеть да выпить! Но как? Там, поди, все уж друг друга не один год знают, спаянный коллектив во всех смыслах..!

— Слышь, мужик, ты спросить чего хотел?

Серега и не заметил, как оказался у того самого стола. Задумался, что ли? Сидящие на лавках глазели на него. Один, постарше других, в рыжей ондатровой шапке, к нему и обращался:

— Ты сразу скажи, мужик: если ты алкаш какой мутный, то шагай мимо. Тут спортсмены сидят.

Сидящие за столом заржали.

— Да нет, я не алкаш, — ухмыльнулся Серега, — я местный, вон в том доме живу.

— А болеешь за кого? — спросил небритый увалень в красном спортивном «петушке». — За «Мото» или за столичных пентюхов?

— С чего бы я стал за этих пентюхов-то болеть? «Моторист» — наше все!

И Серега стал судорожно вспоминать какую-нибудь кричалку, которую слышал в детстве на трибунах, но память, как назло, ни в чем не помогала.

— Хе, так это наш человек, — быстро подвел итог тот, который постарше. — Ну-ка, Семен, подвинься, дай человеку примоститься.

Сидящий с краю Семен — единственный из всех, кто был без шапки, — двинул всех правее себя и показал Сереге на освободившийся край:

— Бросай якорь!

Серега сел. В этот момент толпа, состоящая из родителей и ротозеев, заорала во все горло.

— О, наши забили! — поднял палец старший. — Миша, наливай!

Увалень в «петушке» достал из сумки здоровенный термос и пластмассовую кружку, в которую налил что-то дымящееся. Кружку аккуратно передвинули Сереге, после чего Миша стал наливать дымящуюся жидкость другим.

— У нас тут все, что надо, припасено, если что, — сделав нехитрое дело, Миша подмигнул Сереге. — Поехали!

Серега отпил. Это было вкусно — сладко и горячо, и где-то внутри чувствовался алкоголь. Он отпил еще и закашлялся. Все опять засмеялись, а Семен начал охаживать его по спине.

— Не торопись, — ухмыляясь, сказал старший. — Это глинтвейн, его Мишина жена делает. Этим делом наслаждаться надо… Тебя как звать-то?

— Се… кхе-кхе… Сергеем, — прокашлявшись, ответил Серега.

— Ну, поведай нам, Сережа, как давно ты за «Моторист» болеешь? — и, заметив, что тот опустил глаза к кружке, сказал: — Да попей, попей еще! Забирает, да?

Серега кивнул и отпил большой глоток. По жилам потекли горячие струи, и сразу стало очень хорошо — алкоголь быстро начинал действовать. Захотелось закурить, но момент был неподходящий. И надо было что-то отвечать. По сути, он помнил только то, что видел в детстве, а сейчас за выступлениями «Моториста» не следил. Решил так: «Начну помаленьку, а там — куда кривая вывезет. Они тут давно сидят, пытать не станут, буду слушать да поддакивать. Скоро матч закончится, все по домам, и я тоже».

— Так с детства, — начал он, — лет семь где-то было, когда первый раз с пацанами во Дворец спорта пошел. Еще турнир тогда предсезонный был, чехи приезжали…

— О, да, — перебил его Семен, — вот было же время. А сейчас — ни турниров, ни чехов. Тьфу!

— Вот я и говорю, — продолжил Серега, — так и пошло.

— А где садились обычно? — спросил Миша. — Может, рядом смотрели?

«Вот блин!»

— Да обычно за ворота садились. Там раньше и шайбу можно было урвать.

Об этом ему еще в детстве рассказывали знакомые пацаны — надо же, пригодилось!

— Ха, точно! — опять встрял Семен. — У меня этих шайб раньше было… все мелкий на улице растерял, эх!

— А с кем на хоккей ходил? Только с пацанами или с отцом тоже? — спросил старший. Миша заботливо налил еще глинтвейна. Серега поблагодарил и отпил. Какое же блаженство пить на морозе такой напиток!

— Не, только с пацанами. Сейчас не так часто выбираюсь, а раньше-то постоянно ходили, — Серега чувствовал, что язык у него уже начинает жить своей жизнью, но — чего бояться? Нормальные мужики, почему им за жизнь не рассказать? Так, глядишь, разговор от темы хоккея и уйдет.

— Я же раньше на Застройках жил…

— Да ты что?! — удивился Семен. — И я там рядом обитал. Ты с кем корешился?

— Так с Мухой, с Длинным, с Юркой, с Петькой Пеликаном — одна компания была! Ну, сейчас-то они уже не Мухи и не Пеликаны, конечно…

За столом все одобрительно зашумели. Серега аккуратно вздохнул. Из перечисленных только Вадик Мухин имел отношение к хоккею — даже ходил в секцию, но высот не достиг, а потом, еще до армии, пьяным на мотоцикле попал в аварию и разбился насмерть. Остальные даже близко не представляли, что хоккей существует на свете — это была местная шпана, но Серега искренне надеялся, что никто за столом, включая Семена, об этом не знал.

Шум прервал старший — Серега не знал, как его зовут, да и к нему за столом никто по имени не обращался, но было похоже, что верховодил тут именно он.

— А болели в «Мото» за кого? — спросил старший. — На кого-то конкретно ходили или так?

Вот это «или так» было сказано несколько другим тоном, как будто это граничило с болением за чужаков, поэтому Серега снова начал рыться в памяти. И опять ничего не вспоминалось, хоть тресни.

— Да всяко бывало, — начал он, — иногда как начнешь скандировать чью-то фамилию — весь голос сорвешь.

— Да за Рашковского явно болели, так? — поддержал его Семен. — Или за Зайцева, он ведь капитаном был, и у него тогда полоса шла, почти как сейчас у Щербини.

— Ну да, — закивал Серега, — правильно говоришь.

«Фу, ну надо же, чуть не вляпался!»

— Кстати, — сказал ему Семен, — а ты в курсе, что у Сани Рашковского сегодня день рождения?

— Нет, — помотал головой Серега. Тут даже не стоило притворяться.

— Во-от! — хлопнул его по плечу сосед по лавке. — А это значит… — Семен взял переданный ему пакет, — ты и вот Володя, — он ткнул в сторону старшего, рядом с которым сидел высокий парень с выбивающимися из-под шапки рыжими волосами, — сейчас сделаете «ноги».

Сереге показалось, что поначалу этого парня у стола не было. И еще кого-то за столом вроде нет. Хотя чему удивляться — тот же туалет нигде рядом не предусмотрен.

— А чего это такое? — спросил Володя. — А то мы выпили чуть-чуть, понимаешь, — он улыбнулся Сереге, которого тоже интересовало, что им предлагается.

— Да все просто, мужики, — ответил старший. — Вы вроде как сегодня с нами тут первый раз, опять же вливаетесь в коллектив. Надо посмотреть, какие вы спортсмены. Пробежитесь вон до «кучи» и обратно — считай, вы уже свои.

«Кучей» называли место у леса, возле оврага, куда каждый год вывозили снег. Сейчас там уже была целая гора. Учитывая то, что дома стояли на окраине, бежать было недалеко — метров пятьсот туда и столько же обратно. Серега прикинул свои силы. Пусть даже курит по пачке в день, пусть по снегу и в зимних ботинках — да запросто!

— А чтобы вы оставили свой след, а точнее — свой пот в нашем коллективе… доставай, Семен!

Семен дал каждому из «бегунов» длинные вязаные шарфы, старые и вонючие. Табаком от шарфа тащило за километр, отчего курить захотелось еще больше.

— Так, вставайте, — скомандовал старший, — шарфы обматывайте вокруг шеи. И: бегом — марш!

Побежали сначала резво, потом чуть сбавили обороты. Серега бежал впереди, Володя чуть сзади. Сереге хотелось пожаловаться на вонь от шерсти («Сколько же человек уже в этих шарфах побегали?!»), но он боялся сбить ритм — силы свои он явно переоценил, и дыхание уже становилось тяжелым. К «куче» подбежали минут за пять. В темноте было почти ничего не видно, разве что тропинка чуть выделялась под лунным светом. Серега уже хотел разворачиваться, когда Володя его ткнул чуть плечом вперед и сказал:

— Не филонь. Они ж смотрят там. Давай оббежим.

«Вот урод! — подумал Серега. — Твое-то какое дело?» Тем не менее, после толчка пришлось заворачивать за «кучу», благо она была не очень большая. Чуть левее «кучи» был овраг, заваленный снегом. Серега уже был готов забегать по тропинке за снежную гору, когда удар в правое плечо направил его прямо в овраг.

— Тебе сюда, — услышал он голос Володи.

Овраг был глубокий, а снег мягкий и совсем не слежавшийся, поэтому он вошел в него практически по шею. Вонючий шарф уткнулся в нос, залез в рот, телу стало холодно. Но самым неприятным было то, что он не мог ни на что опереться, словно попал в какой-то вакуум. Серега подергал ногами — бесполезно! Вспомнилась передача про зыбучие пески — в них попадаешь, начинаешь пробовать вылезти, а тебя еще больше засасывает внутрь. Он еще больше похолодел изнутри. Стало страшно.

— Ну что, любитель хоккея, — услышал он голос, — ты все понял?

На фоне неба он увидел два силуэта. Один из них, несомненно, принадлежал Володе, а кем был второй человек — было неясно. Но именно он и говорил с ним.

— Нет в «Мотористе» никаких Рашковских. И Зайцевых тоже никогда не было. А Муха в аварии погиб. На какой хоккей ты ходил, чучело? И кто ты такой в действительности?

«Блин, они меня проверяли! Как фальшивых «афганцев» проверяют, и прочих таких же, фильм был недавно про это! Надо им объяснить, быстрее, что случайно, что не со зла!»

Но Серега ничего не мог сказать, он только рычал и хрипел, а ужасно пахнущий шарф еще и не давал дышать. Легкие разрывались от боли. Стало казаться, что под воздействием его лихорадочных действий тело медленно опускается вниз. Серега понял, что он умирает…

***

Сознание словно подсказало ему:

«Проснуться?»

«Да! Да!!! Конечно, проснуться!!!»

***

— Черт малахольный, как же ты меня достал!

Сознанием он был еще там, в овраге, а Антонина уже вытаскивала его, замотанного в одеяло, из сна в настоящее.

— Ты посмотри, что ты натворил? Пепельницу на себя опрокинул, все одеяло на пузе, рычал что-то — я в соседней комнате слышала! Хорошо, что еще не легла! Это ж надо — так постель уделать?! Какого черта ты вчера поперся в этот бар?

— Так… уф!.. хоккей…

— Ишь ты, болельщик нашелся! Вот и отпускай тебя.

— Тоня…

— Убери руки, скотина! Форточку еще открыл — холодрыга такая! И ржет ведь, гад! Вставай, надо белье менять…

Серега улыбался. Всплыли слова незнакомца из сна:

«…в действительности…»

Вот она — действительность. Он был дома. Пьяный. В кровати. Рядом была злая и любимая жена.

И он был жив.