1
Оглянулся Иван окрест себя. Простиралось голымя поле зеленое на многие версты, и надлежало Ивану все прополоть.
"Ох, каково полюшко, плодородна ж земля-матушка", — подумал Иван возвеселившись, и добавил вслух: — Эх, чтоб тебя!
Наклонился Иван, потянул осот за листья крепкой, мужицкой своею рукой. Сорняк выскочил из сырой земли, как чих из ноздри.
Сколько ж дней уйдет на это все… Ослезился очами Иван.
Тяжела доля русского крестьянина.
2
Бежала по полю свинья скоротешно, бежала подпрыгивая да повизгивая весельно. Марья бежала за нею, раскрасневшаяся и растрепанная. Егда Солнце воссияло из-за сикавицы на мгновение, в деснице Марьиной блеснуло что-то.
— А ну остановись, супоросая! — возопила она. Глас её подобен был визжанию свиному. Беглянка, по разумению своему, ослушалась ее. Эх, был бы Иван здесь, живо бы нагнал Хавронью… Но Иван уж седмицу как пропал во буянах бескрайних да меланхолическо тмозеленых.
Остановилась Марья, дыша тяжко. Стояла она, взирая, как становится всё меньше и меньше треклятая свинья, и послежде исчезает во мнози побегах младых аки во пучине.
Тяжела доля русской крестьянки.
3
Не могла Хаврония извергнуть из главы своей свиной воспоминанье гнусное, нечредное. Зрит Хаврония во буяны, видится ей жестокая баба с ножом во ручищах. Зрит она инамо, да и там зломучительница крови ее алкает багряной, глотку свинье беззащитной перерезать хочет. Образ сей не един год будет ей являтися. Воздрогн? ла Хаврония тучными телесами своими. От таковых буреволнений тряслась она коленями, да слезились глазенками.
Но Господь благоспособил ей. Диво всеистинное, удалось Хавронии скрытися! Пала ниц набожная свинья в благочестивой молитве.
Солнце кресом сияло, хребет свиньи горячим потом покрывало, но она молиться хоть годину была без продыху готова, ибо не каждый рассвет во хлев твой добрый ангел заглядывает, от лютой погибели спасает...
Тяжела доля русской свиньи.
4
Прошка смотрел в пустую миску.
— Ма, эть че? Ты эть серьезна?
— Нет у нас еды, — провозгласила Марья грозно. — Свинья сбежала, отец пропал.
— Может, она пошла батьку искать?
— Юродивый, — одарила Марья Прошку побоем по уху его и вскоре изошла вон из избы.
Засморчал носом отрок многопечальный. Не редькожды предавали его наказанию во последние времена, и все без вины ему неприкровенной. Ничего худого не свершал, а по тыковке зашиблен был.
Полая миска, что пред ним стояла, издражала собою поругание над всем его бытием. Икона, что в красном углу висит, скорбно на Прошку взирала, и от воззрения того отрока и того более тоска закручинила. Зашумело его брюхо, зароптало.
Тяжела доля русского отрока.
5
Колосилось поле бескрайнее под седым небом. Сочная зелень его блещала в всполохах скудых солнца, призревшего землю из облаков. Все было благолепно на той земле...
Но возникнул Иван. Грубые стопы его топали меж младых ростков. Драли сорний побег то тут, то там десница его и шуйца, пролегала за ним борозда прямая да широкая.
Весь день гоняла Марья свинью, пробороздив еще больше троп, шрамами испещрив зелено поле. Да и свинья потоптала изрядно, тажде надоумил ее черт кататься и валяться. Напоследок, она
застыла, похрюкивая, послежде вскочила, как мухою в морду ужаленная, принялась копати нечистым своим рылом долго и безустанно. Лихая пора настала в жизни побегов, горемычная.
Тяжела доля русского полюшка.
6
Вечерело, егда порушал тишину полевую таковый крик:
— Подле моста трава росла, трава росла! Растёт трава муравая, муравая!
Иван по полю бородил песнопенно. Любо ему было, любил он уединение.
Вназвесть пред взором крестьянина объявилась Хаврония его. Побежал он вослед, а она визжала, неразумная. Быстрота спешная Хавронии была блаже за счет меньшей массы и большей потенциальной энергии для движения, ибо утомился Иван, целый Божий день по полю бродя. Остановился он, задыхаясь, да проклял свинью юродивую.
Вдруг хлад нощный обуял Ивана, решил он в деревню идти, да вот Марьи стращался. Все же возмужал он и выдвинулся шествие свое. Пришел, а во избе мир да тишина, будто все спят. Взошел Иван на крыльцо, открыл двери… И узрел он злобный Марьи лик, да такой, что нигде до того не видал более злобной хари не людской! Не узнать было ее! Да ухватила она что-то, да как размахнется!
Иван упал навзничь.
Тяжела доля русской сковороды.
7
Очнулся Иван в хате тесной, на печи своей возлежа. Приподнял он главу, да тут же узрел Марью озлобленную.
— Ах ты, падаль, куда же ты пропал?! Давеча и свинья наша юродивая тоже исчезла… А ты, видно, решил меня с Петькой оставить от голода помирать?
— Не ори, жена, оттого только башка моя гудит! Знаю я, знаю. Видел я Хаврунью, носилась по полю, как коняка быстроногая. Вот, крест даю, хотел догнать ее, да не хватило духа моего!
— Что хозяин, что свинья! Подымайся! — взголосила Марья, махнув рукою.
— Куда?
Не ответила ему Марья, схватила за руку и потащила за собою к попу.
— Чего вам надобно, люде? — вопросил Григорий, завидя их во дверях молебницы.
— Мужа моего исцели, Господом Богом умоляю! — припала пред ним Марья, — На старости лет разум потерял у бесов! По полю гуляет, песни поёт! Совсем сдурел, черт его побрал!
— Чего мелешь, дура! — крикнул Иван! — Не позорь перед людом меня! Подарил же Господь жену такую!
— Исцели! — не прищрев его вниманием, плакалась Марья. — Умоляю, исцели бесноватого!
— Пошел я к хате, без меня помолитесь! — так и ушел Иван непокаянным. Поп не успел ни словом обмолвиться посередь их с Марьей поругания.
Тяжела доля русского священника.
8
А что же Хаврония? Начала она заутре кланяться да славить Господа за его благодеяние всесветлое. Ликовала Хаврония, плакалась, не могла никак успокоение найти. Поклоняла она главу, и не было поклонению ее конца и краю.
— Господь, — вопрошала скотина, — хочешь, я храм Тебе огромный воздвигну до небеси? Все сходиться туда будут, весь люд Руси бескрайней приидет во соборище Твое! Все уразумеют Твое величие и великодушие! — свинья расплылась в мечтаниях с улыбкой на лице.
— Что ты несешь, свинья? — прогремел глас бестелесный.
— Истинно глаголишь, Всевидящий, не сумею Храм воздвигнути… Но икону-то я написать смогу! — спохватилась Хаврония, — Дай только знак!
— Да что ты городишь? Тебе пропитание нужно найти, как же ты в поле Ивана еду найдешь? Оно же бескрайнее! Ищи! Ищи еду, окаянная свинья!
— Еду? Зачем, о, Господь! Я сыта верой и благодарностию! Я благословенна! И Ты поможешь мне! — с таковыми словесами продолжила свинья валятися по зеленой мураве.
Тяжела доля Господа.
*
Быль записал окаянный чернокнижник Маркелл в 2012-2016 годах от Рождества Христова, с господнего попущения и с превеликой помощью монаха грибной обители Даниила, по просьбе летописца Димитрия.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.