Тома, какая ж ты дура

«Тома, Тома… Какая ж ты… Ну, что — плохо жилось нашим родителям с одним ребенком? Так нет же — послал роддом сестричку. Эх, пропала рыбалка. Скорей бы ты уже замуж вышла. Суббота, а настроение, что лучше б нашим врагам такое. Все люди — как люди, а тебе паркет понадобился. Нет, что б ламинат или линолеум постелить. Месяц живешь в одной комнате. Одна бригада пол выводила под ноль, другая начала паркет настилать. С теми ты погавкалась, подумаешь — пнул кто-то из них твоего кота ногой. А нефиг вертеться жирному дармоеду под ногами — мешает ведь. Третья бригада содрала в двойне, паркет достелила, но ты же дура — кто ж деньги отдает, когда плинтуса не прибиты? Пацаны и слиняли. Четвертым был сосед. Плинтуса прибил, но не дождавшись тебя, оприходовал бутылку коньяка, которую я тебе из командировки привез. Тут уж ты вдвойне дура — не разглядела, что тот в похмельном астрале витает. Достала кошелек, а он выхватил из рук и уже дома третьи сутки не появляется. Я брат твой, я обязан… Кем обязан? Почему я обязан? Почему я должен был с циклевальщиками рассчитываться? А теперь, хоть и к заверщению эпопея половой жизни в твоей квартире, поднапрягла ты брата. Ну, за что мне это? Почему я вместо рыбалки еду скрюченный в букву «зю» в этой долбанной маршрутке с двумя банками лака? Сама купить не могла — магазин ведь рядом, так нет же… В том магазине на полторы гривны дороже, а то, что я на маршрутку потратил пять — ты в расчет не берешь? Козел! Это я про водилу. Кто ж так тормозит, когда у тебя в маршрутке десять сидит, пятнадцать стоит и еще пятеро в промежутке — типа висят. Шесть кило лака, а тяжелющие… Стоп, мадам, вы охренели? Я в руке сумку держу, а вы на нее сверху унитаз поставили. Как это ничего страшного? Кто вас вообще в маршрутку с унитазом пустил? Ах не мое дело… От тупая. Ну, поставь унитаз и сядь на него — все ж легче и стоять не придется. Люди… Люди ее волнуют. Ах, ах, ах! Что люди подумают? Вы же не с задранной юбкой сидеть будете — ничего необычного и не подумают. Хотя самого смех разобрал. Представил себе — вхожу в маршрутку, а в проходе дама на унитазе сидит.

Все вырвался на свободу. Тем, кто подсадил народ на маршрутки — век бы с унитазов не слазить. Уроды… Довели страну. Ну, да ладно. Хватит бурчать. Доехал уже. Скорей бы, Тома, разделаться с твоим паркетом. Жду не дождусь твоих шашлыков на даче вечером».

— Привет! Проходи брательник. Я не надолго в магазин, куплю хлеб и кетчуп к шашлыкам, а ты начинай. Самой не верится, что весь этот бардак закончится. Невелика радость жить на даче, пока лак высохнет. Да что уж тут поделать? Ты начинай. Я скоро. Ключ не беру, закрывайся.

«Штирлицу последняя фраза запомнилась бы. Но я не Штирлиц, я сегодня лакировщик паркета. И Кисти у меня фирменные, и лак суперский. Что тут? Все на английском. Н-да, на уроках запоминать нужно было, а не пялиться на коленки «англичанки». Теперь что уж… Хоть одно понятно — время полного высыхания семьдесят два часа. «Маршалл». При чем тут маршал? Понапридумывали названий. Одна радость — к лаку еще и комбинезон фирменный со скидкой продали. О какой красавец — белый, с надписью на всю спину. Теперь респиратор, где тут у Томки зеркало? Как я? Жуть. В этом наморднике не покуришь. Ладно, залакирую и покурю, я быстро. В армии заборы побольше твоего паркета, за день десять погонных метров в зеленый цвет — практика. Взбалтывать или не надо? Взболтаю — хуже не будет. О, как ложится, так до обеда управлюсь.

Козел сосед, кто же так плинтуса прибивает? Шляпку гвоздя надо было сплющить и утопить в древесине. А, ладно, все равно мебелью заставится. Вот треть комнаты уже сверкает, как …

— Что, кошатина? Не нравится запах? — это я коту, — Извини, для котов противогазов еще не придумали. Ишь уставился, балбес. Это тебе не яйца вылизывать. Стой — где стоишь. А и хрен с тобой, лапы оближешь, а следы я подмажу.

Запыхался я в этом респираторе. Отвык. В армии всю ночь заставляли в противогазе спать. Там другое дело — там хитрить можно было. Вставишь под резину пару гильз и дышишь нормально, а тут действительно газовая атака.

"Вот уже и половина комнаты. Где эта Тома? От, эти бабы… Час на то, что бы сходить за хлебом и кетчупом. Перед тем, как жениться, я бы каждого мужика заставлял с будущей женой неделю по магазинам походить. Половина бы одумалась, если не больше. Фу, гадость ваш «Маршалл». Глаза ест. Даже кот расплывчатый, как в тумане. Открыть окно?»

Мой мысленный монолог прерван протяжным кошачьим «мяу-у-у-у»…

Кисть выпала из руки, по спине, следом за волной «мурашек» пробежала струя холодного пота…

«Какая же ты дура, Тома… Совсем мне мозги запарила».

Каким же нужно быть идиотом, что бы начать лакировать от двери?

С минуту оглядываюсь и раздумываю. Летать я точно не умею. На стенах зацепиться не за что. Путь к отступлению один — окно сзади. Впереди все залито щедрым слоем «маршала», которому сохнуть семьдесят два часа. Выглядываю в окно — хоть и второй этаж, но очень высоко, а я в армии не в десанте служил. Одно спасение — газовая труба. Держась за подоконники можно пройти вдоль стены. Правда, на этой стороне дома нет окна на лестничную клетку. Ну да не беда. Откроет, кто ни будь из соседей.

«Где эта Тома? Вот, курица. Я уже заканчиваю. Остался пятачок под ногами. Сейчас лягу на подоконник и свесившись вниз головой домазюкаю … Так дышать еще труднее. Придется потерпеть".

— Кошак, стоять! Ты куда, сука?

Новая цепочка следов по свежему лаку. Надышался наверное и вставило. Бесполезный комок шерсти. Куда его понесло? А?!!! А это что? Это звонок в дверь… Блиииннннн…

У Томы же нет ключа!!! — вдруг дошло до меня...

Бросив кисть в остатки лака в банке, ставлю ее на подоконник. Рядом еще банка — пустая. Цепляясь за подоконник, нащупываю ногами трубу газопровода. Слегка не по себе. Респиратор не снять — руки липнут от лака. Удержаться бы. Чего доброго и сорваться недолго. Почему-то двигаюсь влево. Холостяцкий инстинкт. Окно соседское плотно закрыто, занавески опущены. В третьем окне от Томкиного появляется маска далеко не с венецианского фестиваля. Вся в огурцах, прилепленных на сметане, на голове как куча токарной стружки — охапка бигуди. От неожиданности нога соскальзывает с трубы, боясь за собственную жизнь, хватаюсь за раму. От неловкого движения внутрь комнаты с грохотом падает цветочный горшок.

Понять и осознать не успеваю. Вначале потемнело в глазах. Затем звон в ушах. Слившись со стеной, переползаю вправо, оглядываясь на размахивающую утюгом Томкину соседку. Лишь передвинувшись обратно, к открытому окну сестры, слышу истеричное: «Воры, воры! Паамаагиитеее… Милиция!»

В залакированной комнате новая цепочка кошачьих следов. Входная дверь сотрясается под ударами. Интересно, чем она стучит так? Не кетчупом же…

Вправо по стене лишь в шестом или седьмом окне признаки обитания. Лучше б поближе …

Широкий в плечах мордоворот в полосатой пижаме намотал воротник моего новенького комбинезона на кулак, второй кулак завис между шишкой от утюга на моей голове и натяжным потолком с изображением журавлиного клина на фоне кучевых облаков.

— Это кто? Тоже скажешь, что слесарь из ЖЭКа? Или нет — он же по газовой трубе к тебе пришел. Значит газовщик? И ты, конечно же, газовщика не вызывала, а он вот приперся, он вот во внеурочное время, еще и в выходной.

Мое мычание через респиратор было принято неоднозначно.

— Он еще и возмущается…

Дальше, как в замедленном кино. Паровозом из тоннеля налетел зависавший кулак, в глазах вновь потемнело. Сдирая ногти, цепляюсь за жестяной подоконник. Ноги потеряли единственную опору и бьются о газовую трубу костями пониже разодранных в кровь коленей. Трещит ткань фирменного комбинезона. Вторая рука подтягивает мое поникшее тело к окну пыток. Из-под руки замечаю изумленно ошалелые глазки блондинки. Губки в гримасе. Пальчики теребят воротник халата. "Наверное пытается узнать" — промелькнуло в уму… или в уме… скорее в мозгу. Новый удар не дал рассмотреть содержимое декольте халата. Я повис на слабеющих пальцах. Если бы ревнивец — громила вдруг отпустил меня, я был бы несказанно рад упасть на огромный куст шиповника, растущего снизу. На крики «Воры, воры!» и «Я его сейчас летать научу…» начал собираться народ из числа прохожих. И хотя ударов больше не последовало, я лишь отрывочно воспринимал происходящее внизу. Эпизодически доносились возгласы: «Так его!», «Ишь гад, маску одел, ворюга!», «Да бросай его, мы его примем — живым не уйдет!». Какая-то бочкообразная дама с ротвейлером на поводке-цепи, еле сдерживая своего свирепого питомца, противно визжала: «Отпускай, от Марсика не уйдет! Марсик сегодня еще не завтракал!» Грозного вида мужик с охапкой садово-огородного инвентаря выкручивал из лопаты черенок: «Погодь! Щас я ему кол подставлю, тогда кидай!»

От перспективы одновременно быть посаженным на кол, съеденным собакой и избитым толпой зевак меня спас наряд ППС. Старший наряда, карликового роста сержант (кого только в милицию набирают?) извлек из кобуры пистолет. Еще двое поигрывали резиновыми дубинками.

— А ну спускайся, гад! — фальцетом крикнул недомерок сержант и передернул затвор.

«Хорошо, хоть смерть будет быстрая и легкая» — я уже был рад и такой перспективе. Все еще не решаясь отпустить подоконник, что бы снять респиратор, я висел на сильной руке мужика. Подъехала кем-то вызванная пожарная машина, мужик в белой каске стал доставать лестницу, но вдруг бросил ее, достав маленький фотоаппарат начал фотографировать меня, висящим между ревнивым мужем и толпой жаждущей моей смерти. Тут же из-за угла вылетела, мигая проблесковыми огнями, карета скорой помощи. И только белая в крестах машина остановилась, как из нее выскочила Томка. Прикрывая глаза рукой, она разглядывала тело в белом комбинезоне с респиратором на пол лица, не признавая во мне родного брата (в комбинезоне то она меня не видела).

Уже лежа на носилках, я свободно глотнул свежего воздуха. Медик стянул респиратор. Марсик лизнул мне руку. Коротышка сержант, держа обойму в зубах, вновь передернул затвор, и тяжелый патрон упал мне на живот. Я вздрогнул, а кто-то из толпы сказал: «Забили мужика. Конвульсии». Томка все норовила склониться надо мной и бессвязно причитала. Выбрав момент в паузе между ее истеричными всхлипываниями, я тихо сказал:

— Какая же ты дура, Томка…

— Почему? — ее эмоции резко сменились негодующими огоньками в глазах, — почему это я дура?

— А … — прохрипел я, поднятый на носилках, — пошла ты со своим паркетом…

… со своими соседями, со своим лаком, со своим кетчупом, со своим котом…

Последние слова я сказал наверное про себя, мысленно благодаря того ревнивого соседа: «Спасибо тебе мужик, за то, что не отпустил!»