Стояк

Стояк

РАССКАЗ

Я не люблю порнографию, особенно, когда с ней приходится сталкиваться не в интернете, а наяву. Но этот случай произошел задолго до эпохи интернета. В наше время он набрал бы — ого-го! — сколько лайков. Но тогда даже этого слова не существовало.

Прохожу медицинскую комиссию в военкомате. Военкомат располагался в старом двухэтажном бревенчатом здании. В так называемом прихалапнике очередная группа призывников. Это парнишки шестнадцати — восемнадцати лет. Приказывают раздеться до трусов.

Раздеваемся. Заходит офицер. Майор или капитан. Уже не помню. Но это неважно. И командует:

— Стройся!

Выстаиваемся вдоль стены.

— Смирно!

Все на уроках физкультуры проходили элементарную строевую подготовку. И знают, что делать. Офицер глядит на нас и обращается к одному пареньку:

— А ты что самый тупой? Не знаешь, что по команде «смирно» нужно держать руки по швам?

— Не могу, — отвечает паренек и прижимает ладони к паху.

— Как «не могу»? В армии нет никакого «не могу». Есть только «надо». Фамилия?

— Сидоров.

— Руки по швам, призывник Сидоров!

Тот с мучительной гримасой вытягивает руки по швам. Ого! Трусы топорщатся. Такой внушительный бугор.

— Это что такое, Сидоров?

— Ну, это самое, товарищ майор.

— У тебя это что постоянно?

— Ну, почти. Как только увижу девушку, даже букву Ж, так это самое…ну, поднимается.

— Да! Такого у нас еще не было. Ты это… в туалете есть раковина, так ты облей его холодной водой.

— Есть облить холодной водой, товарищ майор!

Уходит. Вскоре возвращается.

— Не помогло, товарищ майор. Даже еще сильнее напрягся.

— Ну, блин! Этого нам еще не хватало! Ты бы это, Сидоров, подрачил бы что ли.

— Как можно, товарищ майор? Это же против естественности.

— Ладно!

Майор махает рукой.

— Держи там руки! Прикрывай срам!

Хотя сам думает: какой же там срам: вот ему бы такое, тем более, что жена всегда под боком. И соседка есть симпатичная. И в военкомате молоденькие сидят. Но судьба всегда несправедлива. Кому-то чересчур дано, а кому-то не очень.

А ходить надо из кабинета в кабинет. И вот из одного, благо, что там пожилой доктор, доносится:

— Ого! Ты что таблетки принимаешь?

— Какие таблетки, доктор? Само.

— И долго у тебя это…ну, продолжается?

— Часами может продолжаться.

— Дааа! Завидую тебе самой черной завистью.

В другом кабинете молоденькая женщина мерит давление, слушает легкие, сердце. Врывается к пожилому доктору.

— Иван Иванович! Я его не буду слушать! Так такое!

Иван Иванович уже знает, что там такое, и спокойно, но не без иронии, говорит:

— Милочка! Ты доктор. А для доктора всё, что естественно, то не безобразно. Когда вас водили в морг, ты не падала в обморок?

— Не падала.

— Ну, вот! А тут наоборот. Жизнь кипит. Я бы даже сказал, хлещет через край.

Молодые сестрички выходят в коридор, хихикают. Те, кто не видел этого призывника, непременно хотят его увидеть. Так и называют его: тот, у которого всё время стоит.

Когда одеваемся в прихалапнике, спрашиваем Сидорова:

— У тебя он всё время в боевом строю?

Вздыхает.

— Обычно.

— Ну, так завел бы себе кого-нибудь.

— Как это?

— Ну, какую-нибудь бабу-давалку. И бегал бы к ней.

— Нет, я так не могу. Может быть, это у меня какая-нибудь болезнь? Вот представьте себе: сижу на уроке. И вызывают меня к доске. А у меня это самое. Ну, как тут пойдешь? Говорю: «Я не учил». Хотя учил и мог бы пятерку получить. Или: «У меня живот болит». Хотя пацаны знают, какой у меня живот. Смеются. Или на перемену вышел бы прогуляться. А оно вот тебе — здрасьте. А как я буду служить в армии?

— Слушай! Да есть такие таблетки. Бром. Кажется. Их даже специально дают в армии, чтобы не было этого.

Тут встревает другой:

— — Ага! Будешь два года глотать этот бром. Выйдешь на дембель. Захочешь с кем-нибудь. А у тебя полный облом. Висяк.

Разводят руками.

— Даже не знаем, что тебе посоветовать.

—

А вообще-то мужики, особенно молодые, особенно неженатые, любят делиться своими сексуальными подвигами. Вот кто-нибудь — распирает же — и начнет:

— Вчера Эльку к себе привел. Выпили бутылку вина.

— И чо?

— Пару палок бросил.

Мужики разочарованно молчат. Пару — это ни о чем. Лучше бы промолчал. Хвалиться здесь нечем. Вот Костян на прошлой неделе одной чике пять палок за ночь бросил. А Серый целых восемь. Вот это орлы!

И тут приходит Вася Орлов. У него года два назад наступил какой-то переломный возраст, и он ни о чем ни думать, ни говорить не может, как только об этом. Увидит впереди девушку, догонит и начинает закидывать удочку, знакомиться. Чаще всего рыбка не клюет. Но Вася не теряет оптимизма. Вот и на этот раз послушал других и, весь сияя от радости, сообщает:

— Вчера такую деваху склеил, симпотную. Здесь — во! Здесь — во! Пошли к ней. Ее предки на дачу уехали. Выпили винца — и в постельку. Ну, поцелуйчики там. Раздеваю, само собой.

= И чо?

— Чо чо?

— Сколько палок бросил?

— Восемнадцать.

У мужиков глаза на лоб. Не верят. И Вася видит, что не верят. Начинает горячиться.

— Не вру! Утром спички пересчитал. Хотя еще утром пару палочек бросил.

— Какие спички? Причем тут спички?

— Ну, я, как палку брошу, так спичку из коробка выкладываю, чтобы со счета не сбиться, чтобы наверняка. Еще с вечера коробочек возле себя положил. Хорошо, что коробок полный был.

Мужики восхищены. Вася видит и очень доволен этим.

— Ну, это еще чо…

Вася, когда начинает волноваться, у него слюна бежит из краешка рта. Иногда он чувствует это и вытирает тыльной стороной ладони. А ладонь потом, естественно, о штанину.

— Утром пьем кофе. Ей на работу надо. Я спрашиваю: «Ну, как ты? Наверно, всё болит там?» — «Где там?» — «Ну, там, где я это самое, пихал его всю ночь». — «Ничего не болит. Я же девушка, Вася». — «Как девушка? Не может такого быть». — «Так ты же меня не туда. А между ног. Я ноги-то сожму, и тебя кажется, что туда».

У мужиков челюсти отпали. Потом они заржали в жеребячьи глотки. У некоторых даже спазмы в животе начались. Доставил такую радость людям!

—

В нашем доме по вечерам после работы за уличным столиком собирались мужики, забивали козла, курили, болтали.

Телевизоров еще не было. Не сидеть же весь вечер у радио до отбоя? А тут общение на свежем воздухе. Общение расширяет наш жизненный опыт. Должны же мы в чем-то богатеть, хоть в жизненном опыте. Говорили обо всем, в том числе и об этом. Это нам пацанам тогда казалось, что мужикам ого-го сколько лет. На самом деле они были молодые. В наше время в этом возрасте только начинают присматривать невесту. Мы пацаны крутились рядом и грели уши. Запомнил рассказ дяди Гены.

— Да, раньше были мужики, не нам чета. Дед Андрей…

Деда Андрея все знают.

Ему лет под девяноста. Он согнулся и телепает с палочкой. На улицу выходит редко.

— Дед Андрей рассказывал как-то. Заспорили мужики, у кого…

Дядя Гена прямым текстом называет мужской орган.

— … значит, сильнее будет. Один кричит, что у него длиньше, другой — толще, третий, что у него шишка большая. Дед Андрей, а было ему тогда шестьдесят с хвостиком, говорит: «Не, мужики! Не это главное, длиньше там или толще». — «А что главное?» — «Главное в твердости. Какой мужик всегда побеждал, в котором было больше твердости, чем в его противнике. Это и на войне, и с бабами так». — «А как же ты узнаешь, у кого тверже?» — «Так это же запросто», — говорит дед Андрей. Выносит он ведро двенадцатилитровое. «А ну-ка, — говорит, — Сергей! Ты всех моложе. Сгоняй на колонку, принеси ведро воды!» Все удивляются, что это такое дед Андрей задумал. «Ты, — говорит одному, — на крылечке встань и никого в подъезд не пускай. А ты на верху встань, и никого из квартир не выпускай!» Совсем мужики загорелись. Что же такое задумал старый? «А вот теперь идем к лестнице», — говорит. Ну, лестница у нас, знаете, на второй этаж крутая, деревянная. «А теперь, — говорит, — представьте, что вы на своей бабе лежите, ну, или на соседке, ну, или на какой-нибудь крале из соседнего дома, чтобы хозяйство у вас заработало, пришло в боевую готовность». Мужики-то все молодые, недолго это дело привести в боевую готовность. «Ну, давай с тебя, Степанушка, начнем!» Степанушка штаны спустил, хозяйство торчит. Дед Андрей вешает на него ведро воды. «Вроде бы держит. Это хорошо! А теперь поднимись с ведерком по лестнице!» Степан со спущенными штанами, на возбужденном члене у него полное ведро воды висит, поднимает ногу, ставит ее на ступеньку. Ведро соскальзывает и падает. Посылает Сергея снова за водой. Следующий поднялся с ведром на три ступеньки, кто-то на шесть. Федор оказался всех сильней, поднялся до маленькой лестничной площадки, с которой лестница поворачивала на второй этаж.

А уже оттуда ведро скатилось, громыхая по ступенькам и заливая их водой.

— Ну, давайте я попробую! — говорит дед Андрей.

Все:

— Да не надо, дед Андрей! Куда тебе, старый? Он у тебя теперь только для одного и предназначен, чтобы помочиться.

Но дед Андрей посылает Серегу за водой. Спускает портки, что-то там пошептал, и елдак у него, как подъемный кран поднимается, набухает, увеличивается.

Да еще такой становится, что многим молодым ходокам на зависть. «Вот тебе и старик!» — восхищаются они. Повесил он полнющее ведро. Елдак даже на миллиметр не прогнулся. И пошел по ступенькам. Да ровно так идет, лишь левой рукой за перила придерживается.

Из ведра ни капельки не упадет. Дошел до лестничной площадки, развернулся и идет дальше. И только на втором этаже снял ведро и портки натянул. У мужиков, само собой, челюсти отвисли. Если он такое в шестьдесят лет позволяет, так что же он по молодости вытворял! Вот тебе и дед! После этого мужики смотрели на деда Андрея с восхищением и гордились, что рядом с ними такой человек живет.

Кто-нибудь, прочитав это, скажет: «Какая гадость! Скатился до порнографии, как какой-нибудь…» Ну, что же мне на это ответить? Порнография тоже бывает разных сортов. Есть, конечно, и такая, что смакуют в салонах. Беее! А есть и такая, что строить и жить помогает. Мне хотелось о такой. А как уж получилось, это вам судить, милостивые судари.