Сказание о земле Калиновской

Он посадил их на рябиновые колья. И с удовольствием наблюдая за их предсмертными муками, подпевал: «Колынька-ка, рябинка моя!»

Баритон

Любил царь попить и песни попеть. В летнюю пору выезжал он к воде. На берегу разворачивали скатерть-самобранку с яствами разными и питием заморским. Накушается царь, зальет заморского зелья по самые зенки да давай похабные песни горланить да частушки с картинками. А голосок у него такой противный, дребезжащий. Как только он запоет, так вся живность разбегается, кто куда: птицы ажно до Африки долетают, а рыбы в моер-окиян уплывают. Придворная же челядь знай нахваливает царя:

— Ай да голосок! Андельский, право! Ну, чистый баритон!

И то место, где царь гулял и пил, прозвали в народе Баритоном.

Саломатное

А то еще такое происшествие с Калин-царем было. Поехал он как-то посмотреть, как мужики сено косят.

Прибыл на сенокос, походил, поговорил, как полагается, поругал кого положено, обещал, что кое-кому кое-что его палачи оторвут, чтобы порезче рогом шевелили.

Мужики давай дальше работать. Царь сел, проголодавшись, под березкой, чтобы перекусить, значит. Разложили перед ним нехитрую снедь. Порезали сальце. Взял кусочек царь, положил его в рот, а тут над головой мат трехэтажный. Поперхнулся. Придворные его по спине колошматить, чтобы сало проскочило, куда надо. И поешь тут спокойно. Всё-таки грубый у нас народ. На языке Пушкина и Тургенева никак говорить не научится. Уехал царь с сенокоса, так и не отведав сала. Место же это отныне наименовали Саломатным.

ПРЕДАНИЕ ВТОРОЕ

Совхозные времена

Срок пришел, и царь скончался.

Трон пустым не оставался.

Но февральскою порой

Поднялся народ простой,

И отрекся от престола

Наш последний царь Никола.

Демократия, свобода

Вышла боком для народа.

Взяли власть большевики,

Застонали мужики.

То воюй, то хлеб отдай…

А потом колхозный рай.

Власть директора прислала.

Жизнь веселая настала.

Свободный Труд

Неподалеку от столицы деревушка была. Пригнали туда партию досрочно освобожденных, которым надо было своим трудом загладить вину перед обществом. Все такие труженики, как на подбор. Бражку попить да морды побить. А деревушку стали кликать Свободным Трудом.

Озерянка

(из древнего предания)

В самом дальнем углу Калинова царства селеньице было безымянное. Как узнал об этом Калин-царь, то очень уж сердитыми были. Топали ногами, слюной на министров плевали и всякими нецензурными словами кричали:

— Как так… мать вашу перемать!.. в моей великой державе целое селение безымянным прозябает? Поди ишшо тамошние туземцы и за воду не плотют?

Шибко кричал. Министры и бояре так в камзолах вспотели, думали, что опять тридцать седьмой год повторится. Да ничего — пронесло!

— Это же проще пареной репы название придумать, — сказал царь, успокоившись. Вот скажите мне, озеро там есть?

Послали гонца узнать про озеро. Ждать — пождать — нету. Второго, третьего — тоже нету. Собралась боярская дума: как быть. «Ну, раз ни один гонец не возвертался назад, — говорят, — значит, все они потонули в озере». Так и донесли царю-батюшке, что стоит та деревушка на берегу глубокого-преглубокого озера.

— Ну, вот, — заулыбался царь. — А вы, дурачье, головы ломаете, как тот дальний край моей необъятной державы назвать. Раз озеро есть, значит, Озерянкой и прозовем.

И хотя кое-кто в последующие годы до того дальнего селеньица добрался и увидел, что никакого оезра там и в помине нет, сообщать о том царю не стали: греха не оберешься. А кое-кому, чтобы не сболтнул лишнего, залили глотку расплавленным сырком. Так Калин-царь и процарствовал до самой смерти в уверенности, что в его царстве находится самое глубокое в мире озеро, которое глыбже даже Байкала, и в этом озере все его гонцы утопли. И хоть при других правителях тайное стало явным, менять название не стали. Как никак история. А ее уважать надо.

Гражданская война

Отступавшие через Калиновку колчаковцы на месте будущей конторы замучили и расстреляли двух свиноматок и трех баранов. Дождавшись, когда они уйдут, в село ворвались партизаны и доблестные части Красной Армии. Население в знак благодарности подарило своим освободителям весь крупный рогатый, безрогий и мелкий рогатый скот, а также всю домашнюю птицу, пшеницу, всё содержимое сундуков и ларей и с радостью согласилось быть расстрелянным через каждого десятого за сотрудничество с колчаковскими извергами.

.. .

Мы по улице центральной,

Той, что Школьной изначально

Прозывается у нас,

Прогуляемся сейчас.

По асфальту, не спеша,

Чистым воздухом дыша,

Мимо школы, магазина

(Справа домик, как картина),

Слева почта, ФАП, сплошные

Гаражи и мастерские.

А еще на этой Школьной

Дом имеется прикольный,

До гола там раздеются

И потом с азартом трутся.

Слева же стоит ДК,

Там ремонт идет пока.

Как закончится ремонт,

Ох! Какой там будет понт!

Пройду я по Октябрьской,

Сверну потом на Майскую

И возле поля школьного пробуду целый час.

Ну, где еще найдете вы

Такую местность райскую,

Где только одни ангелы порхают возле вас?

Папа с мамой, ради Бога,

Дайте сторублевку!

Погуляю я немного!

Погляжу Рублевку!

Слева школа от меня.

Вправо — сами знаете!

Слева парюсь я полдня!

Вправо не пускаете.

Слева прикуплю еду,

Пожую хоть вечером.

Ну, а вправо не пойду,

Мне там делать нечего.

Снова влево завернул,

Полистал журнальчики.

Музыкальный слышен гул,

Шевелятся пальчики.

Так по улице, левея,

Дохожу я до конца.

Растворяйся «Галатея!,

Принимай-ка молодца!

Только дядю не обманешь,

Встал преградой впереди.

— Совершеннолетним станешь,

Вот тогда и приходи!

Хочу учиться в сельской школе,

А не в какой-то городской.

Из школы вышел, рядом поле

И лес березовый густой.

Сидишь, бывало, на уроке

И зришь в оконное стекло,

Как солнце всходит на востоке

И наплывает на село.