Широкая натура

Это было глупостью и безумием. И во всём был виноват я сам, потому как нельзя создавать два мира разом. Всё ясно и просто — один мир в одни руки. Честно и не накладно.

Я же создал сразу два. И чёрт меня побери, если бы я хотел расстаться хотя бы с одним из них!

Что это было, жадность или любовь к своему детищу? Я не знаю. Но всё это изматывало меня. Из подающего надежды молодого бога я начал превращаться в какое-то загнанное животное.

Коллеги, глядя на мои миры, качали головами. И если одни просто молчали, то другие обвиняли меня в бездарности и глупости, хотя с последними я был не согласен. Да, жадничал, да, торопился создавая, но ведь, несмотря на всё это, оба моих мира жили, пусть и не совсем ладно, но и не из рук вон плохо. И лишь друзья хвалили меня, но как-то вяло, точно по обязанности.

Я же старался изо всех сил — но всё больше убеждался в том, что ничего хорошего из моих творений не выйдет. Несколько дней я присутствовал в одном мире, затем в другом исправлял то, что случилось за время моего отсутствия, и наоборот.

Миры хирели — я худел, зло процветало — тёмные круги под моими глазами росли. Я начинал злиться — устраивал катаклизмы и концы света, а потом, раскаявшись, возвращал всё в прежнее состояние.

Друзья и недруги защищали на примере моих ошибок и стараний диссертации, оправдываясь и опуская глаза при встрече. Я кричал в их лица и лики, что не хочу быть богом, точно я мог что-то изменить, обещал покончить с собой, со всеми…

Но от собственных миров я избавиться не мог.

Однажды во время такого вот припадка, устроив очередной апокалипсис, я поймал за хвост интересную мысль, и решил, что она вполне может оказаться судьбоносной. Раз я сотворил два мира, почему мне из себя самого не сотворить второго Я? При моей-то широкой натуре…

И я забросил борьбу с собой. Стал вдвое больше есть и спать, совершать глупости, тупости и хорошие дела. Перестал мучиться в поисках творческой мысли и плевал на насмешки коллег, которые тут же прекратились, как только я перестал на них реагировать.

Надо сказать, я с удивлением ощутил радость от такой жизни. Она переполняла меня, она не требовала угрызений совести и самобичевания. Она лишь хотела расти и увеличиваться. И вот уже когда моё тело перестало пролезать в дверь моего же дома, и жизнь, заключённая в нём, осознала, что далее уже расти нет никакой возможности, я понял: время пришло.

И я сделал это!

Я разделился.

Глядя на себя, точно в зеркало, я проникался нелюбовью к самому себе. Я созерцал все свои недостатки — как говорится, со стороны-то они виднее, — все грехи и изъяны. Мне был отвратителен этот никчёмный, мерзкий неудачник, стоящий напротив и глядящий на меня с точно таким же презрением и ненавистью. И отправив свой второе Я в один из миров, мною сотворённых, я надеялся на то, что больше никогда не встречусь с собою.

Всё пошло своим чередом, тихо и мирно. Меня даже стали уважать. В своём мире я навёл порядок, это было не трудно для того, кто умудрялся справляться с двумя мирами сразу. И для моих созданий наступил золотой век. Я смотрел, как они возводили мне храмы и статуи из золота, пели хвалебные псалмы и забивали камнями всякого, кто осмеливался сказать про меня хоть одно дурное слово. Но всё больше и больше скучал…

И однажды ночью я от нечего делать к уже существующему миру добавил ещё один. Шутки ради сотворив небо и землю.

И пошло…

Я худел, хирел, смеялись коллеги…

И, кривясь от отвращения, нарушая своё же слово, я решил вновь встретиться со своим вторым Я, потому как это был самый простой, хотя и неприятный, способ, и для меня, наверное, единственный.

Опять дни, полные покоя, еда, безделье — и новое деление себя. Затем вдохновение, скука и вновь сотворение мира…

…Я уже сбился со счёта сотворённых мною миров. И всё чаще и чаще меня пугает мысль: а что если каждое моё второе Я, так же как и оригинал, создаёт для себя ещё один мир, затем делится — и вновь… А каждое второе Я моего второго Я тоже…

Вселенная безгранична, это знает каждый школьник, но вдруг это не так? И рано или поздно мне суждено увидеть её пределы и осознать, что она забита одинаково бездарными мирами, в каждом из которых Бог — я сам. Ведь безликость и бездарность способны вытеснить всё прекрасное, талантливое и совершенное. Поглотить массой, сожрать, переварить все остальные миры, перестроив их под себя, сделав собою. И, в конце концов, восторжествовать в этом бытии.

Что тогда я почувствую? Наверное, такую же пустоту, которую ощущаю на данный момент.

Но радует то, что я знаю, как бороться с этим чувством сейчас. Я попросту создам новый мир. А впереди у меня — ВЕЧНОСТЬ.