Острый приступ алкогольной хандры

Я опять лечу где-то над Невским. Опять мне кажется что ветер продует шею. Я не останавливаюсь, лечу. Мое тело перерезает артерию вечереющему городу. Вот загораются первые огни и улицы похожи на световые гирлянды, разбросанные на черном полу. Сверкают красные угольки застоявшихся на дороге машин. Они сигналят друг другу. Я лечу. Постепенно пейзаж меняется. Линии электропередач оборваны. В обезвоженных каналах Невы расположились палаточные города, бездомные жгут костры. Дома и дороги засыпаны песком. Вижу поля. Столпы огня выжигают травяной покров. Всегда когда я пролетаю над этим местом я оказываюсь единственным человеком тут. Передо мной стена дыма. Она поднимается на километры в высоту. Я лечу дальше. На выжженном пустыре стоит огромный бюст неизвестного памятника с дырой в груди. Дыра поглощает всю материю. Я теряюсь в ней.

Где-то позади слова матери гонятся за мной "Не летай в облаках. Будь реалистом. Только не летай в облаках, как твой отец"

К слову, то что летать в облаках бессмысленно мне подсказала вся последующая жизнь. Я долго старался следовать тем правилам, которые выстраивали пирамиду моего мировосприятия. Все общество в лице семьи желало мне только добра, так мне казалось. Именно поэтому я отдавал все силы, что бы не стать разочарованием и подстраивался под окружавшие меня глаза. Красивые глаза. Повзрослев я осознал что на эти глаза мне наплевать. Я просто старался создать приятное впечатление о себе. Но эти попытки были самым глупым занятием в моей жизни. Ведь эти люди исчезали быстрее и не заметнее чем убегает на плите кипяченое молоко. Тогда я не задумывался об этом. Я оттачивал летное мастерство.

Не знаю откуда взялся этот припадок. Наверно он связан с выпитом сегодня. Пока я сижу в своем кабинете, после очередного повышения, мысли сами начинают вырабатывать этот странный фермент. Клерки из моего офиса назвали бы это хандрой или меланхолией. Но я уверен! Дело в выпитой сегодня водке. Несмотря на это я сижу тут, в кабинете. Рассматриваю анкету Лены. Лена моя новая помощница с классной упругой задницей и подростковым лицом. В потенциале — голое тело на моем столе. Лена одержима фитнесом. И еще, не знаю как, но ей удалось убедить всех, что она никогда не красила волосы, а родилась коренной блондинкой. Разглядываю ее фото под тихий шум компьютера. В здании я один. Мысли уже тут. Водка возвращает в детство...

Был последний учебный день второго класса перед новогодними каникулами. Все обменивались подарками и сходили с ума, в ожидании момента когда окропят снег следами ботинок, покидают снежки друг в друга. Но в тот вечер снега было мало, и он был сухим. Мама держала в руке телефон и не посмотрела на меня. Я сразу понял, вечерок будет тяжелый. Махнув рюкзаком мимо лица охранника, она закинула его на плече, и не двусмысленным кивком головы вывела меня на улицу.

Мы шли мимо остановок. Автобусы практически не ходили. Дороги забились пробками и это выводило маму все больше. Пока она тянула меня за руку я ловил ртом снежинки. В безветренном вечере они казались какими то замедленными. Несмотря на то, что весь город светился мерцающими огнями, а люди спешили домой, все мне казалось приторможенным.

У метро мы встретили Деда Мороза с длинной седой бородой, толстым мешком и таким же животом. Он подходил ко всем, показывал какие-то фокусы и дарил подарки. Увидев нас, большой красный ком перекатился в нашу сторону. И вот он уже стоял напротив, перегородив путь моей матери. Вот уж вляпался, подумал я. Мама, которая все это время о чем то мучительно размышляла, едва не врезалась в неожиданную преграду.

— И кто тут? Отличник, да? А маленький отличник любит фокусы?

Дед мороз наклонился и потрепал край моей шапки. А я все это время не отводил глаз от матери. Ее зрачки на секунду закатились и струя белого пара просочилась изо рта, ее губы дрожали, но я то знал, ей не холодно. Мама в предвкушении. Дед Мороз, обделенный моим вниманием распрямился и поправил кожаный ремень, свалившийся с его пуза.

— Напряги внимание и я покажу тебе магию.

Как только он снял перчатки, мама оттолкнула его и завела меня за спину.

— У тебя борода съехала. Хватит пугать мальчика и портить всем праздник. Если хочешь убедить детишек и их тупых родителей в своем существовании, я могу подарить тебе клей.

Послышались шаги. Когда холодная рука вывела меня из тюрьмы что находилась за маминой спиной, я увидел удаляющегося Деда Мороза. Он тащил мешок по снегу. Мама не верила в магию. Она видела в этом очередную людскую ложь и была не далека от истины.

— Тебе это не нужно.

Не то что бы искусственная борода стала для меня тогда откровением. Просто было жаль этого мужика.

Я помню то время как череду дней, проведенных в полете. Я летал в облаках каждый день. Сомнамбулически застывая на перемене, пока все елозили на полу и кидались друг в друга всем что попадалось под руку. Поскольку я не участвовал в школьных играх зверинца, насторожились учителя, а затем и мама. Настолько, что я оказался у детского психиатра.

— Понимаете… Мой сын. Он. Не глупый. Просто… Он склонен к фантазиям. Он вечно на своей волне. Он летает где-то в облаках. Но он не больной, по крайней мере… Не неизлечимо. Ему можно помочь?

— Конечно. Есть способ справиться с его фантазиями. — Сказал доктор.

Доктор был профессиональным ловцом. Так я их тогда называл.

— Мам. Нет, не верь ему. Не позволяй выходить на охоту. Слышишь? Она не слышит.

Я вижу его выходящим ночью на улицу. За его спиной что-то наподобие клетки для птиц, а в руках арбалет. Ловушка… Вот он целится. Он видит нас. Ему не нравится что мы свободно летаем в облаках.

Сейчас полеты мне заменяет офисная игра, она лучше любого детского полета. Лучше любой наивной мечты. За победу в игре ты получаешь деньги. Правда иногда приходится обламывать и других игроков. Например Лиза. Когда она устроилась на работу мне сразу стало понятно куда она метит. Поэтому я разработал план. Я переспал с ней. Я понимаю что секс с коллегой по работе уже клише, но это действенный способ в офисной войне. Мялась она не долго. Хотя и представляла собой макет идеальной жены. Хорошие черные юбки, строгое соблюдение дистанции, минимум макияжа на красивом ровном лице. Но алкоголь и приукрашенные комплименты делают неприступное развратным.

Через неделю, когда мы собрались в арендованном ресторане что бы отметить юбилей нашей компании, я нарочито оказывал ей знаки внимания, но делал этот так, что бы заметить мои комплименты мог только ее муж. Спустя десять бокалов шампанского и один приступ внутренней истерики он набросился на меня и начал угрожать. Это видели все. Главное — это видели директора. Когда полиция выводила его на улицу я смотрел на Лизу. Через ее тонкие очки была видна борьба и самобичевание. Она знала что виновна в измене. Она не могла принять измену как нормальное выражение человеческих чувств. Но эта победа мне нравилась совсем другой своей частью, я выбил еще одного конкурента. Аня по-прежнему оставалась сильным работником. Но с агрессивным мужем алкоголиком, в глазах руководства. В своих глазах она была шлюхой.

Удивительно как безграничен детский мир и как разграничен взрослый. В детстве я мог играть с кем захочу. Класс, достаток, для нас все это не имело значения. С возрастом акценты смещаются. Важен не сам друг, а то с каким успехом он делает то, что делает. И таких друзей у меня много. Но в детстве я увлекался совсем другим. Когда я оставался один дома, возможность полета становилась так заразительна, что я не мог ей отказать. Усевшись по удобнее у окна я опять становился мастером летного дела. И вот я снова над крышами. Ускользаю и от матери и от всех посторонних. Было увлекательно летать над школой, где я был популярен скорее для условности — так надо. А не для того что это было нужно мне. Тогда я вообще ничего не хотел.

Мне нравилось летать мимо гаражей, где я прыгал с крыш и рисовал баллончиком что ни будь нецензурное, для того что бы получить одобрение тех кто старше. Пролетаю над двором где я вырос. Вижу себя. В руках игрушечный автомат с пластмассовыми пулями, он делает меня звездой двора. Я хочу что бы мной восхищались и автомат дает мне такую возможность. Длинным шпилем видна крыша еще не построенного бизнес-центра, я буду засиживаться там до ночи. Только это будет еще не скоро. А пока… К облакам.

Мои полеты влияли на мать так же негативно, как и пассивный отец. И раз застигнутый, я навсегда остался подозреваемым в умственной неполноценности, как и отец. Так что мои вспышки длились ровно до того момента, пока я не слышал как открывается дверь. Шелест пакетов и голос матери. Такие переходы от грез к реальности напоминали выход из шкафа Нарнии в цинковый груз двести.

Главным искусством мамы была психологическая война. Она редко кричала. Я не помню ни одной ссоры родителей. Если маму что-то не устраивало она уходила на кухню, в ванную, на улицу. Их бойня происходила на микроуровне поступков, завуалированных оскорблений, полуслов и взглядов. Например в порыве обиды мама готовила плохо и мало, иногда она делала вид что вообще забыла что ни будь приготовить. Яичница, до этого всегда подававшаяся с зеленью, подавалась в виде недожаренных белков и растекшегося желтка. Иногда попадалась скорлупа. Если мы встречались с их друзьями, отец терпел часы пассивно-агрессивной терапии.

— Сколько говоришь? Молодчина. Всего за месяц? В-а-ау. Нет, нам еще расти и расти (Нам=Отцу)

— Представляешь, у Оксаны муж свой бизнес открыл. Он ведь, как и ты с дальнобойщика начинал. А теперь бизнесмен...

— Нет, Сереже(Мой отец) и так хорошо. С милым рай и в шалаше. Да, Сереженька?

Подобных нападок было много. И мама не всегда умела их шифровать, или не всегда хотела. Она была мастером. И многое что я почерпнул от нее, мне пригодилось на работе.

Попав в компанию я быстро влился в офисную жизнь искусственного дерева, я стал ее лучшей частью. Был крайне вежлив и всегда знал, как и к кому нужно подлизаться. Где сделать комплимент, а где сдержанно похлопать. Улыбаясь со злобно-ироничным взглядом я превращал идеи коллег клерков в несмешной анекдот. Всегда знал как похвалить острую мысль одного из директоров, но так, что бы это не выглядело вылизыванием жопы. Я умел показать идеального слушателя перед начальством и главное, в нужный момент я упразднял свое эго, становясь преданной овечкой. В этой гонке я был не единственным таким. Нас было много и мы все рвались на верх, каждый день разыгрывая настоящий спектакль двуличности. Те, кто не выдерживал ежедневный темп офисной оперы — таяли, таяли психологически, таяли физически и увольнялись.

Но я старался рыть глубже, идти дальше, на самый край. Что бы ослабить рабочую хватку всех остальных я старался быть этаким пофигистом. Делал вид словно работа меня мало волнует, как и еженедельные собрания, доклады, нормативы. Следуя закону толпы многие расслаблялись, подражали моей псевдо-лени. На самом деле я готовился к подобным мероприятиям как к главному экзамену в жизни, а перевыполнение плана для меня было нормой. Я готов был идти по головам.

Первым препятствием была Аня (Легкое препятствие) Она была невероятно застенчива, но в то же время ответственно подходила к работе. Один раз мы засиделись с ней до поздна. Последний час я не знал чем себя занять. Но сидел ей на зло. Ни одна ты такая хитрая… Я раскусил тебя. Когда она ушла я просидел еще 15 минут и только потом покинул кабинет. Ее недостатком была неуверенность. Поэтому я предложил ее кандидатуру в качестве куратора одного важного проекта. Я знал что она не справится. Так и получилось. Никто ее конечно не уволил. Но с того дня ответственные дела ей не поручали, а значит прыгнуть выше чем помощник менеджера она не могла.

Водка… Что ты делаешь со мной в 1-53 ночи? Ладно… На моем столе фотография жены. Странно что я забыл о ней на несколько лет и вспомнил только сейчас. Все в пыли. Вообще странная ночь. Давно я не летал… Это все водка.

Я встал и налил себе еще. И опять нахлынуло.

Если говорить о самом ярком воспоминании, главным источником будет первая любовь. Не знаю, бывает ли она у всех, или нет. А если нет, значит где-то на земле ходят эти счастливчики с тикающим бомбовым механизмом вместо сердца, которое так и не взорвалось. Таким детским казусом в моей жизни стала Алиса. Мы были соседями и играли в одном дворе. Ходили в один класс. В то время я еще практиковал летное мастерство. Там мы часто встречались с ней. У нее были длинные густые рыжие волосы, как проволока. В одежде она пародировала взрослых женщин, перенимая у них дурные привычки.

За быстрым ростом наших тел я не заметил как ее взгляд изменился, как он часто застывал на мне с каким то непонятным вопросом. Она смотрела и с добротой и злобой. Не понимая что я с ней сделал и как вообще мог что-либо сделать. Это была симпатия — первая любовь. Вспышка была яркой. Когда я вспоминаю об этом, становиться смешно. Как глупо и наивно выглядят эти влюбленные дети, обнаженные чувствами. Тогда я этого не знал и полностью отдавался новому увлечению. Оно заменило мне мое летное мастерство, или даже усовершенствовало его. Мы гуляли целыми днями. Прятались от друзей и родителей. Самым интимным моментом был ни секс, а наши общие планы. Хотя первый раз стал для меня поворотным моментом в жизни. Вернее то, что произошло за пару дней до него. В то время я подрабатывал курьером после школы. Доставив заказ в богатую высотку я собирался домой. На парковке я встретил молодого парня с шикарной девушкой. Увидев меня он свистнул.

Я подошел.

— Подзаработать хочешь?

— Да.

— Тащи!

Он кинул мне в руки большой чемодан тигриного окраса и сумку своей девушки. Я дотащил эти вещи до их квартиры на пятом этаже. В итоге он дал мне свежую пятитысячную купюру. Я таращился на девушку, которая скидывала туфли. Он это заметил.

— Хочешь так же жить?

— Хочу...

— Тогда наплюй на всех и начни зарабатывать. Как я по твоему ее заполучил? Цветами и всякой поеботой? (он так и сказал) Я заполучил ее этим...

Он сделал известный жест рукой, означающий шелест денег. Тогда я научился слышать. Я услышал людей вокруг себя, услышал о чем они говорят. Понял о чем они мечтают. Именно об этом шелесте.

Через пару дней Алиса сидела на моей кровати. Мать была на работе, отец в поисках работы. Мы с Алисой решили что нам пора заняться сексом. Самые нервные минуты в моей жизни. Алиса тоже нервничала. Она улыбалась, ее щеки покраснели. Она три раза ходила в туалет. Мы пересмотрели мои детские альбомы. Сходили в магазин. Посмотрели телевизор. Еще раз по очереди сходили в туалет. Алиса решилась первой и медленно сняла джинсы. Я смотрел на нее. Сняла футболку. Я смотрел на нее.

— Ты тоже раздевайся. — С улыбкой сказала Алиса.

Я вышел из транса, снял штаны и майку. Алиса легла, ноги свисали с кровати. Я посмотрел на ее салатовые трусики с картинкой Гайки из мультика Чип и Дейл и заметил маленькое пятнышко мочи, совсем капля. Алиса поймала мой взгляд и смутилась. Закрылась руками и начала смеяться. Я тоже засмеялся, скрывая всю неловкость момента. Мы лежали голые уже час. Я не мог сосредоточиться, поэтому Алисе пришлось помогать мне руками. Для удобства она взяла мамин крем для рук. Перед этим она развернула все фотографии в комнате. Ее смущал взгляд посторонних. Было мокро и тепло, но все равно не получалось. Я не мог успокоиться и напрячься в нужном месте, кровь не подступала к органу.

— Почему ты не бреешься?

— Не хочу.

— А я хочу? Я тоже могу не бриться. Только тебе не понравиться.

Я промолчал.

— О чем ты думаешь? — Cпросила Алиса.

— Ни о чем.

— А знаешь о чем я думаю? Пока натираю тут тебя. У меня кстати устали руки. Скоро ты?

— Скоро. Так о чем ты думаешь?

— Я думаю о нас. Думаю о наших детях. Как ты думаешь, сколько у тебя будет детей?

— Не знаю.

— Их будет трое. — Она поцеловала меня.

— А имена?

— Я об этом не думал.

— И правильно. Я сама выберу. — Она поцеловала меня.

В этот момент во мне что-то переключилось. Я вспомнил руку того парня, изобразившую самый желанный жест в истории человечества — шелест денег. Мне понравилась его квартира и девушка. Понравилась его машина. Понравилась сама идея богатства. Мечты Алисы о нашей семье мне показались глупой и неисполнимой наивностью. И то что я знал об этом, а она нет, возбуждало. Зародившийся обман был ужасно приятен. Я вошел в Алису.

А потом она как то незаметно мне надоела. Я начал умышленно портить отношения. Приучил ее к более коротким прогулкам. Приучил к более коротким разговорам по телефону. Затем мы могли не видеться несколько дней. Реже и реже. Это долгое расставание истощало меня. В конце концов я перестал что-либо делать. Это привело к скандалам и истерикам. Были припоминания о семье и детях. Но какие обещания мог дать я, подросток. Были клятвы в вечной любви. Атрибуты той самой лжи, так часто встречающейся в моем офисе. Закончилось все так же не заметно как и началось.

Сейчас подобное не возможно представить. Любовь к жене для меня скорее любовь к комфорту. Пока она часть комфорта, есть любовь. В тот момент когда она станет барьером к моему комфорту, когда начнет пробивать стену у меня внутри, любовь закончится. Наша любовь выстроена на платформе проработанного расчета, и скорее похожа на договор и конечное слияние двух банков, по крайней мере с моей стороны. Так гораздо удобней. Любовь есть у многих. Но что любовь может мне предложить? Есть ли выгода в любви? Вся шутка в том, что любовь заставляет тебя ей служить, но я подчинил любовь себе, и тем самым обезопасил себя от ее неожиданного удара.

И вот я тут. В свои 27 я получил пятую по величине должность в компании и это не предел. Сижу в кабинете и отмечаю это событие один. Никакого одиночества я не чувствую. Это лишь водка развязала некоторые узлы в моей голове. Бешеный рабочий день меня так истощил что я не хочу видеть никого. Я лишь работник офиса. Я живу на искусственном дереве. Существую за счет ежедневной беготни, скандалов, перепадов настроения, бумаг, печатей, телефонных звонков и лести.

В конце рабочего дня я внушаю себе главное: Я счастлив, счастлив, счастлив...