Межфлотский переход

Ноябрь 1994 года. Еле державшийся на плаву большой десантный корабль, носящий теперь имя мужественного героя Чеченской войны, буксиры оттащили от причала и дали кораблю пенок под разваливающийся зад. Он накренился на правый борт, до того поддерживаемый стенкой пирса, механик с разгончика крутанул единственный уцелевший движок, в котором давно выпала половина поршней, а старпом просигналил гудком на всякий случай SOS. Из дымовой трубы, заделанной кирпичом, вырвался форс пламени, пошёл чёрный масляный дым и корабль тронулся, скрепя колесами штурвала и одного гребного вала. Второй гребной вал не проворачивался. Лопасти обоих винтов были погнуты, и одна, не выдержав нагрузки, сразу оторвалась и затонула тут же в Кольском заливе.

Нужно было, во что бы то ни стало пройти три тысячи миль до Балтики, найти город Гдыню, да ещё и судоверфь с каким-то нерусским названием, и поставить корабль в ремонт.

– Надо было,… Ъ, раньше затонуть у причала, – посетовал командир. Но этого не допустила судоремонтная мастерская соединения и механик корабля. Да и Адмирал не разрешил. А сейчас уже развернуться и подойти к причалу, что бы затонуть, корабль не мог – поздно, обещали дойти. Из Москвы в бинокль за кораблём наблюдал, пересчитывая выделенную на ремонт волюту, ответственный представитель Росвооружения.

Корабль мог двигаться только вперёд. Он шёл как старый конь, отпугивая порванными леерами чаек и топча борозду кильватерного следа, оставленного, пронёсшимся мимо него на подводных крыльях, белоснежным норвежским катамараном, курсирующим между Мурманском и Тромсё.

Командир соединения приказал загрузить на корабль дополнительный запас провианта и вторую бочку годового запаса спирта, на случай, если по пути придётся зазимовать.

– Да и Новый год чтоб встретить, как положено! Да, командир?!” – по-отечески похлопал по плечу командира Адмирал.

Механик со Старпомом разогнали корабль до 8 километров в час, и пошли передохнуть. Военное судно благополучно вышло из залива, и штурман Пётр заступил на вахту. Он ещё у причала выбросил карту, не думая, что придётся когда-то снова прокладывать курс, и теперь ориентировался только по звёздам, благо по астрономии у него была в школе пятёрка, да и полярная ночь в этих широтах позволяла и днём разглядеть Большую медведицу и Андромеду. А дальше к югу оставалось уповать на береговые маяки и проходящие мимо суда, пристраиваясь к ним вслед и пропуская догоняющие.

– Чайка, вот, тоже умная птица, – поделился Пётр своим опытом с молодым

матросом-штурманёнком.

Командир занимался снятием пробы спирта из второй дополнительной

бочки, загруженной продовольственником на корабль в последнюю минуту. Спирт был отменный – питьевой:

– Восемьдесят второй ГОСТ! Превосходно! – прокомментировал командир продовольственнику, отрыгнув в его сторону ректификатом. – Не только вкусён, но и пользителен! Так, Саша, продовольствие растягивать до последнего, может на Шпицберген придётся аварийно зайти – боюсь одним махом до Польши не докондыбаем. И сходи, попроси фельдшера принести мне банку гексовита в каюту, да пусть матросам выдаёт по три витаминки в день – не забывает.

– Слушаюсь, товарищ командир! – ответил ответственный за провиант мичман Шура Копецкий, облизнулся, нюхнув из бочки, и пошёл в медпункт.

На Соединении десантных кораблей флагманский штурман Смолин открыл подпольный тотализатор: делались ставки – дойдёт / не дойдёт – пять к одному, что командир корабля примет решение выброситься на камни. Времени на принятие данного решения оставалось не больше суток, и желающих не столько заработать денег, сколь продемонстрировать свою компетентность в теории живучести корабля, становилось с каждым часом больше. Весть облетела и соседние соединения, по городу поползли слухи, и дошли до штаба флота. Ответственное лицо доложило в Москву, и в Росвооружении всполошились: тут ставки давно были прекращены – на кону в банке лежало восемь миллионов долларов, ещё столько же переведено на ремонт корабля.

Через восемь часов неуверенной ходьбы корабля трусцой, когда было пройдено уже 64 километра, командир корабля построил экипаж, вахтенный приспустил флаг и старпом подкинул серебряный полтинник 25 года, свой талисман. Монета зависла в воздухе, вахтенный дёрнул флаг вверх, старпом скомандовал “Смирно”, и монета упала на палубу “решкой” – решено было на Шпиц не заходить, а идти вдоль берега на расстоянии не более трёх плавательных бассейнов. Старпом раздал экипажу спасательные жилеты.

Механик приволок в каюту командира четыре акваланга, у двух из которых травил редуктор, и офицерско-мичманский состав из 14 человек стал тянуть жребий. Командир отказался от участия в пользу фельдшера, который вообще никак не умел плавать. В итоге жеребьёвки костяк экипажа стал разваливаться у командира на глазах, и тогда он приказал спрятать водолазное снаряжение в оружейку, а все ключи от арсенала сдать ему. Да уж, Командиру было легко отдать такое распоряжение: у него в сейфе лежал пистолет и он мог в любое время застрелиться, а остальным что делать – чем подстраховаться на случай крушения?

Штурман в последний раз посмотрел на Андромеду и повернул корабль “на йух”, как он выразился на украинском наречье, – “куда улетали последние косяки птичьих стай”. Тоже,… Ъ – поэт!

Механик спал в каюте – от него уже ничего не зависело. Ему снилась жена, которая тоже от него сейчас не зависела, и он это очень во сне переживал.

И вдруг раздался непривычный – сначала стук, потом корабль тряхануло, дым из трубы пошёл сильнее и корабль стал стонать всем корпусом. Механик вбежал в машинное отделение и увидел, что неработающий последние три года второй двигатель запустился и пытается самостоятельно провернуть прикипевший к нему от ржавчины гребной вал. Тогда он схватил канистру с маслом и побежал вдоль гребного вала, обильно поливая его смазкой. Вал с благодарностью заскрипел, потом поддался двигателю и начал потихоньку передавать вращательное движение винту, у которого из трёх лопастей осталась одна. Винт забил по воде единственной лопастью как веслом, и корабль увеличил скорость примерно до 12 километров в час.

Писарь СПС готовил в своей каморке к уничтожению шифровальную технику и все секретные документы, и тут заработал телетайп. Он прочитал сообщение и побежал к командиру. В сообщении был Приказ из Москвы – догнать штатовский авианосец последнего образца, курсирующий у берегов Скандинавии, осмотреть его и сфотографировать все его видимые выступающие части, включая антенны, вооружение и палубную авиацию.

Командир достал из сейфа пистолет, разобрал его, разложил на столе на части и принялся их чистить. Почистив минут двадцать оружие, он мужественно принял другое решение: спрятал пистолет в сейф и собрал в своей каюте офицеров и мичманов.

Обрисовав обстановку, он отдал соответствующие приказания командирам боевых частей, попросил продовольственника и фельдшера закатить в его каюту бочку гостовского и налил каждому по сто грамм наркомовских. Все встали и, молча, не чокаясь, выпили “За победу Русского оружия”.

Основная задача была возложена на Ник Никыча, замполита корабля, который увлекался в свободное и служебное время фотографией. Он должен был развернуть в своей каюте фотолабораторию, снарядить старенький ФЭД и выполнить приказ Москвы. В его распоряжение поступал весь экипаж, на его усмотрение. Ещё через сутки на горизонте показался американский флаг – свежий авианосец класса “Нимиц” шёл встречным курсом, но далеко от берега. Командир героически направил корабль в открытое море. Первая же накатившая волна, ударила корабль в нос, вторая – в скулу, створки ворот сорвало с креплений и они зависли над водой – десантная пасть раскрылась, обнажив прогнившую капу уплотнительной резины. Корабль затрясся и накренился ещё больше на правый борт. Палубные матросы схватились за оборванные леера, а в трюм машинного отделения через образовавшуюся в борту небольшую трещину стала поступать вода. Из треснувшей цистерны в море стало вытекать солярка и моторное масло, уравновешивая поступление воды.

Командир решил воспользоваться ситуацией и приказал передать в сторону авианосца сигнал терпящего бедствие – SOS. Старпом с радостью выполнил приказание, и вскоре авианосец повернул в сторону русского crocodile. Когда американец приблизился и накрыл своей тенью Russian landing ship, на палубу русских неожиданно выскочил офицер с фотоаппаратом и стал фотографировать авианосец.

Отщёлкав плёнку, Ник Никыч быстро вернулся в каюту, проявил её в заранее приготовленном растворе, напечатал снимки на стареньком, перемотанном изолентой фотоувеличителе, отсортировал их в лучах снятого с мачты красного топового фонаря, схватил уже приготовленный ФЭД и снова выскочил на палубу. Разведывательная операция русских заняла четырнадцать минут. В ней были задействованы соответственно кок-контрактчик Вова, который приготовил раствор, механик с изолентой, штурман Пётр с красным топовым фонарём, снятым с мачты, и командир артиллерийской части Дима, зарядивший новой плёнкой фотоаппарат.

Застигнутые врасплох и обалдевшие от русского коварства американцы стали поднимать назад поданные терпящим бедствие спасательные шлюпки, а командир авианосца свесился с борта и показал нашему замполиту кулак. Ник Никыч тут же запечатлел воинствующего империалиста с адмиральскими нашивками и побежал в каюту печатать снимки.

“Нимиц” развернулся и дал предупредительный выстрел из пулемёта. Перед ремонтом с нашего корабля была снята часть вооружения и весь боезапас – ответить ему было нечем. Тогда по приказанию командира механик спустился в танковый трюм, включил насосы и просунул в сорванные створки ворот десантную аппарель – Russian crocodile показал американцам язык. Механик, вдобавок ко всему, вышел на качающуюся танковую сходню, и протянул в сторону авианосца вытянутый вверх средний палец правой руки. Вахтенный офицер авианосца принял этот жест механика за сигнал к высадке десанта и, не дожидаясь, когда на аппарели появятся русские танки и морская пехота, объявил боевую тревогу и доложил в штаб НАТО и Пентагон. Ещё через полчаса авианосец на всех парах скрылся за горизонтом, а в штабе ВМФ в Москве раздался телефонный звонок. Недоразумение было улажено по дипломатической линии за два дня, а командир Соединения и командир десантного корабля были представлены к правительственным наградам.

Воодушевленные победой русские моряки сплотились вокруг командира и привели-таки корабль на Балтику. Здесь уже их преследовали натовские вертолёты и катера Greenpeace и фотографировали тянувшийся за кораблём радужный кильватерный след – из корабля вытекали последние запасы масла и солярки. По приказанию старпома продовольственник сшил наспех из пожелтевших от витаминов скатертей огромный чехол, и, свесившись вместе с фельдшером за борт, они закрывали бортовой номер корабля, дабы быть неопознанными для Европы и помочь избежать бедному молодому Российскому государству международных штрафных санкций.

Корабль вошёл в территориальные воды Польской республики и потерял ход. Ещё через несколько часов он обесточился и потерял управление. В последний момент штурман Пётр развернул корабль по течению и подставил широкую корму северо-западному ветру. Старпом с механиком застопорили рули, и корабль стало сносить на рейд Гдыни.

Командир в это время, посчитав, что свои обязательства перед штабом соединения и Российским государством он выполнил, вытащил на палубу бочку со спиртом, разделся по пояс, сел на неё, плеснул себе в ковшик и стал пить, закусывая гексовитом, новую банку которого ему поднёс фельдшер.

– Теперь, Старпом, дело за тобой и Механиком, передаю власть в ваши руки. Ремонтируйтесь.

– А пистолет?

– Пистолет, пока полежит у меня в сейфе, мне надо подумать, – произнёс командир и посмотрел, свесившись через борт, на ватерлинию – корабль начал тонуть.

Но тут подскочили буксиры и подтащили тонущего к доку. Доккамера подхватила корабль, и док стал подниматься вместе с кораблём. Из развалившейся окончательно кормы вывалился баллер руля и стали выливаться смазочные жидкости, из трюмов машинного отделения по гребным валам за корму стала стекать разбавленная морской водой солярка, корабль коснулся стапелей и треснул ровно посередине. Корма надорвалась, и на стапельпалубу дока упал винт, тот, что был с одной лопастью. Второй винт пока держался, и верфь, не дожидаясь официального начала ремонта, приступила к нему тут же, демонтировав оставшийся винт и вытащив гребные валы. Из трюмов корабля ещё сутки вытекала кишечная жижа, и выбегали на польский берег крысы. Экипаж попросили покинуть корабль, и только командир, как и положено, остался на палубе.

В течение недели корабль наспех залатали и заварили, придав корпусу цельность, поснимали все механизмы и ободрали заблёванные внутренности жилых помещений. Экипаж вернулся на него и разместился по своим ободранным каютам и кубрикам на уцелевших матрацах. Командира нашли на палубе: он находился в прежнем положении, сидя на бочке, только замёрз: с носа у него свисала рождественская сосулька и очень болели зубы.

– Переохлаждение, – резюмировал фельдшер.

Бочка была ещё наполовину полной, а гексовит закончился. Фельдшер сделал ему несколько внутривенных инъекций глюкозы и попросил пару дней не пить, что бы отремонтировать зубы. Командир доктора послушал, но через два дня хлебнул-таки через шланг из бочки, и у него началась белая горячка: он объявил о прилёте инопланетян. Вооружившись пистолетом, он залез на мачту и стал сигнализировать плафоном от светильника ожидаемым гостям, указывая место посадки. При этом он отпугивал чаек, постреливая из пистолета и тем самым освобождая посадочную полосу. Его госпитализировали и отправили в Россию. Там он был назначен командиром части, которая занималась заправкой ракет, в том числе спиртом.

***

Позже он сел за руль автомобиля, рыгнул ректификатом в сторону пассажирского сидения, на котором сидел командир одного из североморских кораблей Сторожев Олег Петрович, бывший старшой того самого Карена, и они поехали в отпуск. Через несколько часов Олег Петрович погиб в автокатастрофе.

Светлая ему память.

________________

Механик осмотрев корабль изнутри и снаружи, понял, что ремонт это уже навсегда, написал рапорт и, в связи со складывающимися не в его пользу семейными обстоятельствами, отправился домой к жене. Ну а я, оформив заграндокументы, познакомился с новым, только что назначенным командиром, и вместе с ним отправился в Польшу к новому месту службы.