Как я Ленина рисовал

Случилось это в далеком 1968 году, когда я пошёл в первый класс и уже успел отучиться пару месяцев. На одном из уроков я заскучал и решил себя чем-нибудь занять. Перелистывая учебник, заметил на одной из его страниц портрет Ленина. Вождь мирового пролетариата на картинке был лыс и тщательно выбрит — и это обстоятельство, конечно же, для моей детской фантазии в области рисования давало простор просто необъятный.

Я взял карандаш и принялся ваять голову вождя. Мне не нравилось, что на большой голове Ленина напрочь отсутствует растительность, поэтому начал с усердием пририсовывать ему пышную шевелюру. Однако надо честно признаться, причёска мне не удалась. А если точнее, совсем не удалась. Горестно вздохнув, я решил тогда прикрыть свои огрехи в парикмахерском искусстве большой фуражкой.

А вот головной убор получился на редкость красивым. Но… на нём недоставало кокарды! Впрочем, долго думать над тем, какой значок приделать на фуражку, мне не пришлось: тогда среди мальчишек было модно рисовать повсюду, особенно на заборах, в лифтах и кабинках туалетов, немецкие кресты.

Далее настал черёд созидательной работы над лицом. Поскольку на голову испытуемого я водрузил немецкую фуражку — органично следовал вывод о необходимости создания цельного ансамбля, выдержанного в единой стилистике. А потому, устояв от великого соблазна пририсовать вождю окладистую бороду, я ограничился лишь рисованием под носом фюрера усиков как можно попротивнее размером со спичечный коробок.

Затем я старательно уменьшил толщину щёк у первоисточника с тем, чтобы получился портрет худощавого человека. Это удалось настолько хорошо, что у меня уже не осталось ни малейшего сомнения в том, что в результате всех художественных изысканий на выходе получился именно Гитлер. Подумав немного, я решил сей факт подкрепить и внешними атрибутами: надел на бесноватого фюрера кандалы и написал под ним слово "смерть!".

В то время, когда я любовался созданным шедевром, сзади незаметно подкралась учительница. Выхватив учебник из моих рук, она стала пристально разглядывать изображение вождя. И по мере того, как учительница глубже проникалась сутью моего нетленного опуса, её всё больше охватывал ужас. Закончилось культурологическое исследование портрета тем, что истошно взвизгнув "Ой!", учительница с учебником в руке выбежала из класса.

Родителей и меня потом долго таскали по всяким инстанциям, должностным лицам и комиссиям. Многочисленные тамошние обитатели дружно обвиняли меня в том, что я преступно сравнил Ленина с Гитлером и, более того, даже единодушно и с оглядкой предполагали, что под Гитлером, скорее всего, я подразумевал самого великого Ленина.

Закончилось все эти нудные педагогические разборки тем, что на заседании парткома отцу был объявлен выговор с формулировкой "за плохое воспитание сына". Папа, в свою очередь, решив, что содеянное сыном есть результат пагубного влияния телевидения и друзей, назначил мне наказание в виде домашнего ареста: несколько вечеров подряд закрывал меня одного в комнате, подальше от телевизора. Что только я не передумал, сидя в тёмной комнате, и глядя сквозь слёзы в окно на улицу, где весело играли ребята с нашего двора.

Прошло уже много лет, но историю с портретом до сих пор помню во всех подробностях. Случившееся начисто отбило у меня желание рисовать и кто знает, какого выдающегося художника потеряло человечество в моём лице. Зато мне был преподан наглядный урок, сводящийся к тому, что не рисуй там, где не следует этого делать, и, не пытайся переделать плешивого вождя, ибо ничем хорошим это не закончится.