Доброволец

Доброволец

Война с турками непременно должна быть. «Убили моего дядю, так вот вам по морде!» Война будет, это как пить дать. Сербия и Россия в этой войне нам помогут. Будет драка!

Ярослав Гашек «Швейк»

Данный текст настоятельно рекомендован каждому, кто почему-то никак не желает попасть на обеденный стол к голодным имперским фанатикам в качестве любимого первого блюда — «пушечного мяса».

Кузьмич вышел на крыльцо и сладко потянулся. Глубоко вдохнул свежий утренний воздух, с сомнением взглянул на сжатую в руке папиросу, но всё же закурил. Задумчиво сделал шаг, затем другой и таким нехитрым способом незаметно подобрался вплотную к невысокому забору; удивился этому неожиданному препятствию на пути, но тут же навалился сверху немилосердно, так что под ним скрипнуло, хрустнуло и крякнуло.

— Жить можно, — непонятно насчет чего резюмировал он.

Весь вид его в этот час: добрый прищур ласковых глаз, модная суровая мужицкая небритость, расслабленная миролюбивая поза — всё это прямо располагало к легкому ненавязчивому общению. Мимо по окольной тропинке как раз проходила Петровна.

— Далёко в таком наряде? — закинул удочку Кузьмич, придирчивым взглядом снизу вверх осмотрев молодящуюся соседку.

Петровна оправила красочное платье.

— К уряднику.

— По поводу младшего? — уверенно предположил Кузьмич.

— Хулиганит! Машкину избу матерными словами исписал, а ворота дегтем выкрасил! — по ее тону не было понятно, осуждает она поступок сына или неотчетливо одобряет инсталляцию.

— Видно, не просто так, — задумался Кузьмич. — Что-то он имеет в виду, жаль не говорит совсем — объяснить не может.

— Это после проруби у него. До того как нырнул — балаболил как проповедник, не заткнешь. А после водицы ледяной, как откачали — молчит, волчёнком смотрит.

— Горе, Петровна, — приуныл Кузьмич.

— Да уж привыкли… А старший-то наш! — вдруг вскинулась она, — на голову совсем слабенький стал! Вот пошел — в солдаты записался!

— Добровольно?

— Ох…

— Как же его угораздило?

— Уж и не знаю! Всегда такой смирненький был… А тут: дневники Достославского какого-то начитался…

— Может — Достоевского? — перебил подкованный в самых неожиданных сферах Кузьмич.

— Во-во, его, окаянного! Украл что ль где? И сказал: «Мать, все лучшие люди в Болгарию едут. Пойду и я турка стрелять».

— Так и сказал?

— Говорю ж — кретин!

Простецкое лицо Кузьмича вдруг поумнело, будто он неожиданно для себя смекнул что-то важное. Он тут же уверенно выдал:

— Ну, ежели кретин — тогда, полагаю, в драгуны должны взять непременно! Гордость родителям, радость отчизне! Успокойся, Петровна: там таких ребят любят. Главное, чтоб на голову каска налезла. И это с основным содержимым данного объекта, к счастью, никоим образом не связано. Шашки наголо и вперед! — Кузьмич в немой секундной пантомиме изобразил атаку драгунов.

Тем временем мимо уверенной походкой от бедра прошествовала опозоренная Машка. Петровна наметанным глазом определила длину юбки и сплюнула. Кузьмич, наоборот, немного плотоядно сглотнул.

— Так что ж — вещички собирать? — вернулась к наболевшему Петровна, лишь только Машка скрылась за околицей.

— Ты погоди, погоди, он же добровольцем идет? — Кузьмич что-то рассчитал в уме. — Это, значит, вольноопределяющиеся, так их после реформы кличут. В коннице они на самообеспечении. Есть у него источники дохода?

Петровна лишь рукой махнула.

— Стало быть, остаются только пехотные полки. В окоп засунут по шею, — Кузьмич характерным движением провел ребром ладони по горлу, — одна только непутевая башка над полем торчит, глазенками хлопает. А турок бьет метко…

— Батюшки святы! Так что ж делать-то?

— Я бы предложил запереть его в бане или подполе, но материнское сердце не железное: а вдруг он выть начнет? Так сразу и отопрешь…

— Я неволить его не стану.

— Тогда собирай вещички потеплее. В окопах — ох как неприятно пальцы обмороженные отрезать…

— Так тепло же на югах! — ещё цеплялась за последнюю соломинку Петровна.

— Если на Кавказский театр военных действий закинут — то в горах снега по колено. Опять же с медициной полевой у нас не особо, — Кузьмич зацокал языком. — Если ранение какое — хирург долго возиться не станет, оттяпает поврежденную конечность во избежание гангрены да антонова огня и всех делов! Ещё и хоронить придется сепаратно…

— Хоронить?! — Петровна позеленела.

— Конечно, не будет же он с культяпкой под руку марши шагать! А выбрасывать — как-то не по-христиански.

— Конечности… О Господи! Нет, передумала: никуда не пущу! Костьми лягу!

— Ты куда припустила, Петровна?

— Пока в бане парится — запру окаянного! — раздалось из-за угла.

Кузьмич же, хитро усмехнувшись, достал из-за голенища небольшой кривой нож и парочкой отточенных движений высек ещё одну ровную зарубку на торце калитки.

— Ещё одного дурака от смерти спас, — самоуверенно определил он, озабоченно рассматривая подмокшие в росе лапти, — а Достоевскому след лицо разукрасить основательно. Замучил уже истеричным словоблудием народ смущать.

— Лев Николаевич, хватит придуриваться, а то у вас в привычку войдет! — крикнули из дома, — может ещё пахать как мужик в поле пойдете?

— Ничего ты глупая баба не понимаешь, — бросил вполголоса Кузьмич, не обернувшись. И прикрикнул следом:

— Материал я собираю! К повести...

Он ещё раз неторопливо, удовлетворенно, и вместе с тем с легкой приятной грустью в глазах, оглядел вокруг гостеприимное пространство и пошел в избу завтракать.

V.V.

2016-2017