Бригада

Глава 1

Эта история началась с того, что однажды я закончил Политехнический институт, и долгое время не мог устроиться на работу. На дворе стоял славный две тысячи пятый год. Был я тогда молод, романтичен, и по-юношески наивен.

Все детство и юность я провел в своем родном Волгограде, и всегда мечтал о романтической профессии. Порой завидуя первооткрывателям стран и материков, путешественникам, отчаянным героям из романтических книг. Иногда я размышлял: как же скучно сидеть целыми днями в душных офисах и конторках, под монотонный гул сплит-систем. Впрочем, в центре занятости мне никто и не предлагал работу в офисе. Предлагали должность «сортировщика капусты» на консервном заводе (первый раз я услышал такую специальность), или подсобным рабочим на стройке.

Возможности устроиться по «блату» у меня не было. Моя мама работала преподавателем истории и философии в университете, а отец служил актером в местном театре. Он всегда говорил, что нужно быть великим в «малом». Где бы не работал человек — он должен стать Мастером своего дела. Однако, почему-то большие роли в театре ему не предлагали, и он, как правило, играл дворецкого или лакея, который за весь спектакль выходил на сцену пару раз и говорил: «Кушать подано, господа…»

Однажды я просматривал газету с объявлениями о вакансиях, когда в комнату вошел отец:

— Слушай, Вовка, утром звонил дядя Паша из Краснодара, они сейчас набирают ребят в фирму — для работы по монтажу автоматики по нефтепроводу. Ты же мечтал о романтике?

Я начал готовиться к поездке. Чтобы выглядеть брутальней, сменил очки на линзы, и начал отращивать бороду. Но редкая рыжая поросль отчаянно чесалась, и тогда я оставил на подбородке небольшую шкиперскую бородку, а остальное безжалостно сбрил.

Через две недели отец отвез меня на Железнодорожный вокзал.

— Ты со своей бородкой похож на нашего дьячка-кастрата Николая, из новой экспериментальной пьесы. Подожди-ка, — он достал из кармана банку из-под кофе. — Передашь моему младшему братишке — горсть волгоградской земли, он уже пять лет на Родине не был.

Надо сказать, что у отца и дяди Паши было специфическое чувство юмора. Когда папа ездил к нему в гости, два года назад, тот подложил в сумку женские трусы пятьдесят восьмого размера, с открыткой: «Снова надеюсь и жду нашей встречи…», хотя знал, что сумку отца всегда собирает и разбирает мама. Дома был грандиозный скандал, отец полгода не созванивался с братом, но под Новый год они помирились.

На следующий день я приехал в солнечный Краснодар. Молодцеватый, с закрученными гусарскими усами дядя Паша долго тряс мою руку на перроне вокзала, а потом обнял:

— Ну ты вымахал, племяш! Что, приехал покорять нежные сердца южанок? Да, мы с твоим отцом в свое время… Ну, ладно, поехали в офис.

Офис «Сервисмонтажавтоматика» находился недалеко от вокзала, в старом трехэтажном здании, во дворе которого были склады и автостоянка.

— Коллектив у нас небольшой, чуть больше ста человек, — дядя Паша вводил меня в курс дела, — практически все — одна большая дружная семья. Я работаю инженером по охране труда. А вот, кстати, и кабинет шефа. Входи.

На двери была вывеска: «директор Спиридонов Анатолий Юрьевич»

Шеф, огромный толстый мужик, поздоровался, протянув широкую ладонь, и внимательно просмотрел мои документы.

— Хорошо, хорошо, — он пролистал диплом, — как раз то, что нам нужно. Все, Владимир Александрович, берем вас на должность мастера в бригаду монтажников.

Я от неожиданности закашлял:

— Как мастером? Я же и производство толком не знаю, мне бы первое время монтажником поработать…

— Сынок, обвыкаться некогда. У нас заказ серьезный от «Черномортранснефти», а у меня мастер позавчера уволился. Всю специфику работы бригадир знает. Твое дело — наряды грамотно заполнять, за материалом следить, да людишек наших контролировать. Да, и кстати, в бригаде у тебя хлопцы работящие, но отчаянные. Ты за ними следи, чтоб не расслаблялись, — он щелкнул себя пальцем по кадыку.

В дверь тихо постучали и в кабинет вплыла пышнотелая блондинка.

— Марина, оформляй к нам молодого человека, и с завтрашнего дня — в командировку к Селиванову.

Девушка с жалостью оглядела мою худощавую нескладную фигуру, и что-то пометив в блокноте, вздохнула:

— Хорошо, к Селиванову…

На следующий день на «Ниве» меня привезли в небольшой поселок, под Новороссийском. Мы подъехали к деревянному домику на окраине. На улице стояли «газон» с зеленой будкой и «уазик».

— Ну вот, твоя бригада уже дома, — водитель Олег протянул мне пакет с документацией. — Иди, знакомься, а мне в Краснодар нужно успеть до темна вернуться.

Я вытащил свою походную сумку, взял пакет с бумагами в другую руку, и побрел к дому. «Нива», фыркнув мотором, запылила к шоссе.

Из калитки вышел высокий рыжий мужик:

— Николай Селиванов. Бригадир. Можно просто — Селиван. А ты, стало быть, новый мастер? — он критически осмотрел меня. — Ну, пойдем, знакомиться будем, как раз к ужину поспел.

Я зашел в дом и огляделся. Наверное, такое же ощущение было у Шарапова, когда он попал в дом банды «Черная кошка». За большим столом сидели и ужинали мужики, увидев меня все повернули головы.

— Здравствуйте.

— Здоровей видали, — буркнул серьезный паренек с краю. — руки мойте и прошу к столу, пока картошка горячая.

Бригадир протянул мне полный граненный стакан водки, который утонул в его огромных лапищах.

— Ну, за вступление в монтажное братство…

— Извините меня, но дело в том, что я вообще не пью, — я попытался заискивающе улыбнуться.

Мужики посмотрели на меня как на инопланетянина, вышедшего посреди поля из летучей тарелки.

— Володя, нужно. Парни не поймут.

Я взял стакан, и стараясь не вдыхать, опрокинул горькое содержимое в рот двумя большими глотками.

— Вот это наш человек! — восторженно выкрикнул лысый мужичок, сидящий напротив.

Я вяло закусил огурцом, в голове непривычно зашумело.

— А вы слышали за Юру Кузьмича, из бригады Зайцева? — ловко опрокинув стакан, спросил Селиван. — Кузьмич решил машину поменять, попросился на двойную вахту, два месяца дома не был, на Тихорецкой жилы рвал с зари до заката. Там сейчас нефтяные резервуары полностью обновляют. Так вот, приезжает домой — а в коридоре туфли сорок шестого размера и сумка стоит. Он сначала думал, что брат жены из Воронежа приехал. Тут амбал незнакомый из комнаты выходит, в обнимку с его женой. «Рая, к нам что, кто-то приехал?», — растерявшись спрашивает Кузьмич. «Нет, Юра, это ты уезжаешь…»

Мужики загоготали:

— И что Кузьмич?

— А что ему, тут же развернулся, и на третью вахту поехал.

Я постарался привстать, и тут перед глазами все поплыло, резко начал приближаться пол с желтым линолеумом, но меня успели подхватить, и отнести на кровать.

« Эх, народец нынче хилый пошел…» — слышал я уже в полузабытье чей-то голос.

Чуть свет меня разбудили, я умылся на улице под рукомойником, затем мы пили крепкий чай с ватрушками на веранде.

— Нужно запастись продуктами, начнем с верхней точки, придется дня три ночевать в горах, иначе после дождей мы наверх не поднимемся, — командовал Селиван.

— А что, здесь дожди часто?

— Проживешь подольше — узнаешь побольше, — хмуро заметил патлатый седой мужик с чапаевскими усами.

После завтрака, пока мужики ездили за продуктами и готовили инструменты, бригадир показал, как правильно заполнять наряды, вести техническую документацию.

На объект мы приехали к полудню. Было действительно очень высоко, с вершины горного плато виднелась зеленая шапка лесного массива и тоненькая полоска шоссе внизу. Мужики покурили и принялись долбить скальный грунт, под колодцы и кабельные траншеи.

— А что, разве не бывает экскаватора? — спросил я у своего земляка, жилистого Саши Дорофеева.

— Бывает. Но редко, — и немногословный Саша продолжил долбить горный пласт тяжелым ломом

— А сколько рабочий день продолжается? — поинтересовался я у Селиванова.

— Для нас рабочий день — световой день, мы же на вахте, и зарплата у нас идет от выработки.

Мне было трудно понять, в каком горниле закалились эти суровые парни, не знающие отдыха, выносливые как степные верблюды, и сильные как африканские слоны. Я решил помочь, и пару часов помахал кувалдой, пробивая упрямые горные пласты, а наутро еле встал, будто меня самого били этой кувалдой. А ведь все мужики были старше меня.

«Все дело в привычке» — объяснил всезнающий Селиван.

Несколько дней мы работали и жили в горах, боялись, что если пройдет дождь, не сможем подняться на горное плато, чтобы закончить работу. Пищу готовили на плите с небольшим газовым баллоном, спали на рундуках в будке машин.

Вечерами, под шумящими деревьями и яркими звездами я чувствовал опьяняющее чувство от близости с природой, гармонией с окружающей средой. Наверное, так собирались охотники возле костров и десять тысяч, и пятьсот лет назад, деля свою добычу и трофеи. Мужики немного выпивали за ужином, и травили нехитрые байки.

— Вы же знаете, я в Ростовском Мореходном учился. Лет пять по Дону на сухогрузах ходил. — Юрий Петрович, обладатель чапаевских усов, любил вспомнить былое. — В середине девяностых устроился через однокашника на судно, в загранплавание.

— Куда плавали? — спросил лысый сварщик Павловский.

— Это дерьмо по трубам плавает, — обиженно вытянул губы Петрович, — а моряки ходят. В Валенсии помню случай был. Мы там разгружались в порту, и мне трубой ногу придавило. Капитан вызвал медиков, а у нашей фирмы очень серьезная медицинская страховка, в любом городе Европы нас могли обслужить. Привезли меня в больницу. Положили в большую белоснежную палату: кондиционер, телевизор, свежие фрукты в хрустальной вазе на тумбочке… Врачи вокруг меня бегают, кровь из пальчика взяли, давление померили. Лежу я как царь, отдыхаю. После обеда заходит медсестра: бабенка такая чернявая, грудастая: «Ви есть сеньор Филатов, русский?» Я киваю: он самый. А она: «Вам нужно… массаж. Раздеваться.»

Мужики у костра заржали. Селиван быстро разлил по стаканам остатки водки. Бывший мореход выпил, и не закусывая, продолжил:

— Я одежду снял, лег на живот, а сам оглядываюсь: чтобы никакой подлости не было. Медсестра мне всю спину промяла, до мелких косточек. Затем вытащила из кармана маленькие стеклянные баночки. И вот мажет она меня какой-то пахучей мазью и тут-же баночки ставит. Не знаю, как это с ногой связано, но через три дня я был как новенький. Даже грешным делом хотел другую ногу повредить, чтобы с Паолой, так медсестру звали, поближе познакомиться, но судно уходило, и меня выписали…

Дослушав рассказ, начали расходится спать.

Один Павловский еще долго сидел у костра, бормоча что-то по-английски и вглядываясь в тлеющие огоньки стеклянным взглядом.

К концу недели привезли металлический колодец, мы установили его, проложили кабель, установили датчики, и наконец, выехали вниз, к поселку. После пяти дней, проведенных на горном плато, остановились возле горной речки, и побежали в воду. Середина августа выдалась жаркая, но вода в горной речушке была довольно бодрящая. Вдоволь накупавшись и поплавав, мы поехали в поселок.

Глава 2

Возле дома нас ждала «Газель» с «катушками» кабеля. Я расписался в накладной у пожилого водителя Степановича.

Он показал, что нам нужно выгрузить:

— Да, и самое главное, вот вам усиление — шеф прислал.

Из кабины вылез белобрысый, небольшого роста паренек в джинсовом костюме.

— Добрый день. Студент Виктор Павлов, закреплен в вашу бригаду — для прохождения производственной практики.

Он подошел и поздоровался со всеми за руку.

— Ну что, студент Павлов, переодевайся, и на разгрузку, — Селиванов показал ему на «Газель».

Вечером, опрокинув стакан водки за вступление в монтажное братство, студент занюхал коркой хлеба, и вытер губы тыльной стороной ладони. В отличие от меня у парнишки чувствовался опыт и сноровка в этом деле:

— А что, мужики, телочки-то в поселке имеются?

— Да тут одни мужики, да старухи, — мрачно ответил Саша Дорофеев.

— А кого же «шпилить» будем?

Анатолий, наш водитель, изучающе посмотрел на студента:

— Витек, ты чего такой голодный до женского пола, с Севера что-ли приехал?

Студент ухмыльнулся. Толик задумчиво посмотрел на вечернюю дымку над поселком:

— Будут тебе завтра телочки, не переживай…

На следующий день наступило воскресенье. В воздухе пахло праздником. В этот день работали до обеда, а потом каждый занимался своими личными делами.

Вечер тянулся тягучим киселем. Незаметно темнело. Половина бригады отсутствовала. Селиванов с Дорофеевым гоняли под навесом нарды под пивасик.

Я сидел с проектной документацией до темна, а после вышел на улицу. На скамейке скучал Витек, в новой белой рубашке, с зализанными гелем волосами.

— Витя, ты что на свадьбу собрался?

— Толик обещал баб привезти, вот жду...

Наш водитель, Анатолий Молчунов, был известным бабником и балагуром. Небольшого роста, под сорок лет, он был женат четвертый раз, и постоянно хвалился, что в каждом населенном пункте, где работал, у него есть любовница.

Я махнул рукой, и пошел в дом, решив сегодня выспаться.

Но отоспаться мне не удалось. Вскоре послышались песни под гитару и женский хохот. Я долго ворочался в кровати, и когда, наконец, провалился в сон, почувствовал, будто кто-то гладит меня по плечу. На краю кровати сидела молодая женщина с черными длинными волосами.

— Не проводите меня? Через лес ночью страшно одной идти…

Я молча встал, оделся. В доме раздавалось тягучее сопение и суровый мужской храп. На улице, за столом, положив голову на руки спал студент, уткнувшись в тарелку салата. По рукаву новой рубашки стекало подсолнечное масло и капало на землю. Из кабины машины торчали босые ноги Толика, он громко похрапывал, будто работал четырехтактный движок его автомобиля. Казалось, стрелы Бахуса настигли их в один миг.

Мы вышли за калитку в освежающую ночь, дорогу освещали звезды и бледный месяц. В кустах весело пели сверчки.

— Хорошо-то как… — она посмотрела на меня, — а ты что с остальными не гулял?

— Я сюда не гулять приехал, а работать.

— Ой, какие мы серьезные. А чего такой худой? Я тебе завтра пирожков принесу, — бойкая бабенка взяла меня за руку, когда мы проходили через лесные заросли. — И бороденку свою сбрей, не идет она тебе вовсе.

« Не дай боже такую жену, весь мозг вынесет…», — размышлял я, еще толком не проснувшись.

— Меня, кстати, Оксана зовут.

— Очень приятно, Володя.

— Ладно, Володя, лес прошли, а дальше я сама, спасибочки, — и она, отпустив мою руку, быстро зашагала через поле — вдалеке виднелись деревенские домики.

За завтраком Селиван подколол:

— Ну что, Саныч, как ночная прогулочка? Все нормально, «кочан» попарил?

Я пролил чай на брюки от неожиданности:

— Николай Иванович, пожалуйста, больше думайте о производстве.

Он лукаво, как чеширский кот, улыбнулся:

— Ладно, мужики, поехали на объект…

Вечером, когда мы приехали с работы, у калитки ждала Оксана в ярком цветастом платье, с пакетом пирожков и бутылкой молока. Петрович, увидев ее, прыснул в кулак. Женщина подошла ко мне:

— Володя, возьми пирожки и молоко.

Я растерялся, но Селиван бережно подхватил продукты, и понес их на стол.

— Ну ладно, — она скромно опустила взгляд, — пойду, у меня дела еще…

— Что, даже чаю не попьете? — весело предложил бригадир, деловито распечатывая пакет с пирожками.

— В другой раз…

Я заметил ее ярко накрашенные губы, и подведенные глаза. Она внимательно посмотрела на меня и улыбнулась:

— Володя, а бороденку все-таки сбрей!

Затем развернулась, и пошла домой, что-то напевая. Я залюбовался ее плавной походкой и женской, притягательной фигурой, манящей своими округлостями, будто магнит. Еще немного постояв, вдыхая запах ее туалетной воды с ароматом горной лаванды, я пошел к себе. Из сумки вытащил зеркало, ножницы и бритву, и пошел в летний душ сбривать бороду.

На следующий день мы прокладывали кабель недалеко от поселка, на возвышенности. Оставалось продолбить небольшую траншею, метров десять. Я стоял и наблюдал, как Санек с Юрием Петровичем подключают датчики в нефтяных колодцах.

Подъехала серая «восьмерка». В машине сидели двое мужиков.

— Брат! Можно тебя на минуту? — позвали меня. Я подошел. Из машины вышел коренастый мужичок лет тридцати пяти:

— Сынок, ты что ли, с моей женой шуры-муры крутишь?

— Простите, я вас не понимаю.

— Тебя с Оксаной видели.

— Да вы знаете…

— Я все знаю, еще раз увижу — порву, и тебя кусками по всей Кубани будут собирать. Я — Леший, меня тут все знают.

Парни подбежали, и обступили нас, прислушиваясь к разговору.

Мужичок молча сел в машину, окинув всех грозным взглядом, и они уехали.

Селиван похлопал меня по плечу:

— Не ссы, Володя, прорвемся…

После обеда стояла страшная жара, мы решили быстрее закончить работу, и съездить на речку искупаться.

— Студент! — позвал Витька бригадир, — Возьми «карандаш», и взрыхли оставшийся грунт.

Витек принес тяжелый лом и стал упорно долбить, только искры отлетали от камней. Вдруг он звонко клацнул обо что-то железное. Студент, ударив еще пару раз, бросил лом, и начал разгребать куски камней руками. Подошел Селиван, и вдруг побледнев, схватил Витю под мышки, и отбежав метров тридцать, они упали на землю.

— Там бомба! — заорал во всю луженую глотку бригадир.

Оказалось, в камнях лежала старая, неразорвавшаяся авиабомба, времен Великой Отечественной войны. На этом участке действительно проходили суровые бои, о чем нас предупреждали местные жители.

Я расставил мужиков в оцепление, по периметру сто метров от бомбы, так как рядом проходила грунтовая дорога в поселок, и позвонил шефу.

Витька был весь бледный, его трясло: « Я же по ней ломом бил!».

Я отправил его с Селиваном в поселок.

Через час приехала милиция, а чуть позже военные саперы. Они, опросив нас, удалили с объекта. Работы в этот день были приостановлены.

Когда мы приехали, Витек был уже пьян в дымину. Снимал стресс после бомбы. Он влез на катушку с кабелем, и начал вытанцовывать. Дорофеев притащил магнитолу и включил музыку. Мужики хлопали, студент разошелся, влез на будку «газона», скинул с себя футболку, и орал, коверкая песню из магнитолы: « Мне повезло, я не такой, как все, я работаю — в офисе…» Витька на миг забыл про открытый люк, попятился задом, и бабахнулся прямо в него, проваливаясь внутрь, и ударяясь головой об раскладной столик. Стонущего бедолагу-танцора вытащили из будки, и обмотав пробитую голову уложили спать.

В среду вечером Санек отозвал меня в сторону:

— Там тебя Оксана на берегу будет ждать, как стемнеет.

Не знаю зачем, но я пошел вечером на свидание. Она сидела в том же цветастом платье на пеньке, и смотрела в воду.

В темноте Оксана казалось намного моложе. Ее большие карие глаза с длинными пушистыми ресницами и немного вздернутый носик напоминали какую-то актрису из старых советских фильмов.

— Привет, Володя. Пришел все-таки. Какой ты классный без бороды своей, — она погладила меня по щеке. — Ты Ваньку моего не слушай, он шебутной, но безобидный. Давай вино выпьем.

У нее было с собой домашнее вино в бутылке. Я чуть пригубил, а она выпила стакан, и нежно обняв меня, впилась губами в губы. От нее пахло мятой и молоком. Мы упали на траву, и долго целовались, позабыв обо всем на свете. Раскрасневшаяся Оксана сняла с себя платье.

« Иди ко мне, мой мальчик», — прошептала она, прижимая к себе...

Через час я провожал ее, она допила вино и смеялась, мы шли держась за руки, как пионеры.

« Какой ты чувственный, необычный мужчина…» — Оксана поцеловала меня в щеку, и побрела домой…

Глава 3

Утром в субботу подошел Селиванов:

— Слушай, Саныч, давай в воскресенье на море съездим, отдохнем всей бригадой, тут ехать-то сорок километров. У Петровича вон — ностальгия проснулась, он море уже восемь лет не видел.

Петрович как раз проходил мимо:

— Хоть бы одним глазком на море взглянуть… Э-эх…

« А почему бы не съездить, если есть возможность?» — подумал я.

Утром в воскресенье мы выехали. Студент не захотел ехать, остался дома: писать кабельные бирки, и готовить ужин.

Я сидел в кабине с водителем, а мужики в будке. В середине поселка, возле домика из красного кирпича, Толик тормознул: «Пацаны горилку возьмут на дорожку»

Дорофеев засеменил к калитке, и открывая ее, обернулся:

— А сколько брать-то?

— Две возьми, хватит, — пробубнил Селиван.

Вскоре гонец вышел, неся две «полторашки» с мутноватой жидкостью.

Я удивленно почесал затылок.

Мы поехали дальше. Возле магазина я увидел Оксану, она шла с девочкой лет семи, и белобрысым смешным мальчишкой, чуть помладше. Толик посигналил. Мальчишка помахал нам рукой.

Из магазина вышел Иван, муж Оксаны, что-то громко выкрикивая ей.

« Да пошел ты!» — огрызнулась она.

Он быстро подбежал, и наотмашь ударил ее по лицу.

— Толя, останови, — крикнул я водителю.

Он резко нажал на тормоз.

Быстро выпрыгнув из машины, я подбежал к Ивану, и бросился на него с кулаками.

«Ах ты, щенок!» — он ударил мне в челюсть, но удар прошел вскользь, лишь разбив губу.

Я собрался, вспомнив уроки бокса на школьной секции, и несколько раз ударил его по лицу и корпусу, мужик попятился. Не останавливаясь, я продолжал наносить удары, пока он не упал, закрыв лицо руками.

Мальчишка с девчонкой бросились к нему: « Папочка, папа, тебе больно?»

Оксана тоже подбежала к мужу, вытирая ему кровь из разбитого носа платком: « Ой, Ванечка, хороший мой…»

Она, обернулась, и сверкая глазами, кинула на меня взгляд, полный ненависти:

— Уезжайте из поселка, уроды…

Мужики стояли возле машины, и смотрели.

— Саныч, ты у нас Тайсон, оказывется, — пробубнил Петрович.

— Ладно, поехали, мужики, — я залез в кабину.

Мы выехали из поселка.

Я жалел об одном, что дети стали свидетелями этой дикой сцены.

— Да, эти бабы… — протянул Толик, выезжая на трассу. — Вот у меня с ними всю жизнь какие-то приключения. Помню, служил я под Саратовым, в автобате, а рядом с нами «летуны» стояли. Бегал я к одной жене майора-летчика, он постоянно на вылетах был. Я тогда комбата возил, у меня с «увольняшками» проблем никогда не было. Взял раз увольнительный до утра, и к бабенке этой прямиком. Значит, вечером, выхожу я в трусах из ванны, Иринка в комнате телик смотрит, и майор вваливается: «Здравствуйте, а вы кто такой будете, молодой человек?» — спрашивает. А мужик такой фактурный, как сейчас говорят — два на два. Я застыл, как каменный. А он, такой спокойный, заводит меня на кухню, достает из холодильника водку, и наливает полный стакан. Затем берет пузырек с касторкой и выливает туда же. « Пей, — говорит. — Не то я тебя с четвертого этажа сброшу». Я выпил. Он напялил на меня форму, шинель, а в рукава швабру деревянную засунул и руки к ней привязал. Застегнул шинель на все пуговицы, вывел в подъезд и дал волшебного пендаля: «Лети, орел!» Иду я по ночному поселку, с растопыренными руками, как крылья у самолета, и хезаю прямо в штаны…

Толян тяжело вздохнул, видимо вспомнив прошлое.

— Да… охоту по бабам у меня тогда отбили месяца на три. Пока я Леночку, жену замполита не встретил…

— Да, Анатолий, ты неисправим…

— Куда, кстати, едем?

— Вроде в Кабардинку решили.

На горном серпантине между Новороссийском и Кабардинкой я услышал, как мужики в будке затянули: « На поле танки грохотали...» И уже заготовил речь: «Я вам не нянька, вы должны отдавать себе отчет в своих действиях и поступках, вы все много старше меня, и не мне вас учить…»

Но подъехав к пляжу, парни высыпались, как чертики из табакерки, и разбежались по всему берегу. Один только Петрович мирно похрапывал на рундуке, положив под голову свои смуглые мозолистые ладони. Павловский тоже далеко не ушел, уткнулся лысиной в гальку возле берега.

Вздохнув, я пошел на пляж, народу было — не протолкнуться. Взяв шезлонг на прокат, прилег, и попытался расслабиться под южным палящим солнцем. Вскоре даже задремал. Потом ополоснулся в море и пошел вдоль пляжа, искать своих отчаянных парней.

Дорофеева я нашел в летнем кафе, он сидел за столиком один. Гордый, как английский лорд, Александр всматривался в морскую даль, иногда поднося к губам пиво в красивом стеклянном бокале.

Я подсел рядом, и заказал зеленый чай. Он сфокусировал на мне взгляд своих шальных пьяных глаз:

— Земляк. Ты вот, наверное, думаешь, вот попал — в бригаду маргиналов и алкоголиков. Так ведь?

— Саня, успокойся, все нормально.

— А мы может и пьем, чтобы заглушить душевную тоску. Найти истину на дне стакана. У нас же здесь у каждого свои тараканы в голове и скелеты в шкафу.

Я никогда раньше не видел Сашу таким болтливым, обычно он был немногословен.

— У Селивана, например, жена детей забрала, с любовником-армянином в Москву уехала, — продолжал он, — Павловскому супруга с тещей импортные таблетки в суп бросали полгода, чтоб не бухал. Он от них облысел, сам с собой начал разговаривать, и «болт» перестал стоять. Баба через год свалила, оставила его одного — в однокомнатной квартире, с обшарпанными обоями.

Дорофеев говорил на повышенных тонах, люди, сидевшие за соседними столиками начали оборачиваться.

— Ты вот приехал, что, романтики захотел?! А мне эта романтика за восемь лет уже вот где стоит, — он ткнул ребром ладони по кадыку. — Мне тридцать три, а я один, как пенек в поле… А так хочется простого человеческого счастья. Домик у озера, жену толстожопенькую… Да и вообще, я тупо трахаться хочу. Я трахаться хочу!!! — вдруг заорал он на все кафе.

Все отдыхающие повернули головы в нашу сторону.

Я вывел Сашу из кафе, расплатившись на выходе. Полненькая блондинка из зала подбежала к нам:

— Парни, огонька не будет?

Дорофеев вытащил из кармана свою огромную зажигалку-пистолет:

— Держи. Дарю.

И он начал медленно оседать на песок. Я поддержал его и поволок к машине. Сзади подбежал Толик, и помог закинуть бедолагу в будку.

— А где Петрович? — спросил я.

— Наверняка где-то догоняется…

Мы с Анатолием отправились на пляж:

— Саныч, мы там катерок на прокат взяли, приглашаем тебя покататься.

Прогулочный катер был небольшой, но шикарный. С настоящим штурвалом и мощным мотором. Хозяин катерка, пожилой адыгеец Адам, оказался земляком и старым знакомым Толика. К тому же у нашего водителя, оказывается, были права на вождение маломерных судов.

« Аккуратней, Толя!» — махнул нам рукой Адам.

Мы быстро отчалили от берега, рассекая волны, которые разбрызгивались из-под винта, как пена от шампанского. Я был в полном восторге от морской прогулки. Но не все пассажиры разделяли мой восторг. Павловский уже опустил голову на колени, и бормотал что-то по-английски, а Селиван сидел и застывшим взглядом смотрел на штурвал. Потом он вдруг резко встал, и качаясь, подошел к Толику:

— Дай я поведу!

— Николай, может не надо?

— Надо, Толя, надо…

Бригадир схватил штурвал, повернул, мы поплыли в открытое море, на выход из бухты. Вскоре за нами увязался большой катер прибрежной охраны, в рупор раздалось: « Гражданское судно, приказываем вам немедленно остановиться, вы нарушаете прибрежно — пограничный режим!»

Мы бросились к Селивану, но он мертвой хваткой вцепился в руль, напевая: « Раскинулись море широко, и волны бушуют вдали…» Мы с Толяном обхватили его с обеих сторон, пытаясь вырвать штурвал.

« Что?! Николая Селивана захотели взять? Не возьмешь!», — он оттолкнул нас, я перелетел борт и окунулся с головой в воду. Вынырнув, увидел, как катерок быстро уносится прочь, а ко мне уже приближался патрульный катер. Моряки бросили спасательный круг с канатом и вытащили меня на корму.

— Вы что творите, аборигены? — мордастый матрос снял с меня круг. — В Турцию, что ли, намылились?

Минут через десять пограничники догнали катерок, который мирно покачивался на волнах (похоже кончился бензин).

Толик вылез сам, а остальные два тела пришлось тащить. Отключившегося Селивана вытаскивали четыре матроса, а когда проносили Павловского, он начал бормотать по английски: « Гив ми лав, май литл беби…»

— Командир, похоже этот — иностранец, — сказал мордастый матрос.

Мичман внимательно посмотрел на внушительный нос и лысину Павловского:

— Иностранца в мою каюту, и аккуратней, а этих в общую. Определенно странная четверка.

Но когда пьяного сварщика начали заносить, нечаянно ударили головой о ручку двери:

— Да куда вы меня тащите, придурки неуклюжие! — заорал Павловский.

Мичман подпрыгнул:

— Да это же наш! Давайте его к остальным!

« Да, вот это мы попали!» — подумал я, и услышал, как мичман связался с кем-то по радио, и сообщил о нарушителях.

« Воробьев, ты уже достал! — орал голос из трубки на весь катер.— Ну перепили отдыхающие, какие нарушители границы? Даже фиксировать ничего не буду. Доставь их, откуда они приплыли, и давай на базу…»

Селиван уже очнулся и непонимающе осматривался вокруг. Суровый мичман подошел к нам:

— Повезло вам сегодня парни, откуда плыли-то?

— С Кабардинки… — вздохнул Толик.

Нас доставили прямо к пирсу, взяв на буксир наш катер. Растроганный Селиван снял с пальца массивную печатку и протянул мичману, тот неожиданно посветлел лицом и заулыбался.

На берегу к нам подбежал Адам, громко ругаясь на своем родном языке, вставляя и русские отборные матюки. Павловский пошарил в кармане и протянул ему несколько купюр, хозяин катера успокоился и пошел осматривать судно.

Мы направились на стоянку к машине.

Глава 4

.

Возле будки машины ходил озадаченный Саша Дорофеев:

— А Петрович с вами был?

— Нет…

Мы начали искать Юрия Петровича по всему пляжу, прошлись по всем ближайшим кафе и магазинам, опрашивали людей. Мужик пропал, как в воду канул.

« Надо звонить шефу», — подумал я, вспомнив, что телефон остался в бардачке. В телефоне было четыре пропущенных вызова от неизвестного абонента. Я набрал этот номер, и услышал в трубку:

— Капитан Кузнецов, линейное управление Краснодарского

железнодорожного вокзала.

— Извините, вы звонили на этот номер?

— Да, вам знаком Филатов Юрий Петрович?

— Конечно, это наш работник.

— Вы можете забрать своего товарища, предъявив его удостоверение личности, из опорного пункта на железнодорожном вокзале города Краснодара.

« Да, парни, с вами не соскучишься» — только и подумал я, и почему-то вспомнил про телепортацию. Селиван нахмурил брови:

— Далеко заплыл наш мореман!

— Надо ехать за ним…— печально протянул Саня.

Бригадир почесал затылок и улыбнулся:

— Никуда ехать не нужно. В Краснодаре живет мой армейский дружок Женька. Он мне по жизни должен, как земля колхозу, сейчас звякну и он привезет нашего Синдбада-морехода.

— А документы? Кто его выпустит из опорного пункта? — спросил Павловский.

— Женька у нас оперуполномоченный, ему Петровича без документов выдадут, под честное слово. Саныч, давай телефон, а то на моем батарея села…

Мы сели в машину. Саня Дорофеев печально посмотрел на набегающие и бьющиеся о пирс волны:

— Да… в целом так неплохо отдохнули!

Селиванов дозвонился до друга, и широко улыбнувшись, отдал мне мобильный.

— Все, можно ехать. Женька привезет Петровича в поселок.

На обратном пути я сел в будку. Парни всю дорогу виновато молчали, только Павловский иногда вздыхал: « Вот так отдохнули…»

Ближе к полночи друг Селивана, опер Женя привез нашего путешественника. Было уже поздно, и он решил остаться заночевать у нас.

Все оказалось просто. Когда мы были на море, Петрович проснулся, взял пивка в кафешке, выпил, и его опять развезло. Рядом стоял автобус, грузились туристы из Краснодара. Он упал на чьи-то сумки, и его занесли вместе с багажом в автобус, подумав, что он турист. Водитель автобуса растолкал его на вокзале в Краснодаре. Растерянный, но протрезвевший Петрович в гавайских шортах и майке, без документов, денег и телефона, подходил к пассажирам и пытался продать свои старые часы « Восток», чтобы купить билет. Через полчаса его забрал наряд милиции. Хорошо, что он еще помнил мой номер телефона…

Мы поужинали, и завалились спать, ночь была тихая и звездная.

Вдруг тишину нарушил глухой пистолетный выстрел и всплеск разбитого стекла. Выстрелы по окнам начались и с другой стороны дома, уже из ружья, раскатисто, разбивая стекла на мелкие осколки.

Мужики вскочили с коек и залегли на полу.

— Ни хрена, себе, Коля, у вас здесь Чикаго! — ночевавший у нас опер залег под сетчатую кровать, и быстро набирал номер на сотовом.

— Выходите, уроды! — орал с улицы муж Оксаны, Иван. — Казнить вас будем!

Опер, быстро позвонив кому-то, привстал, и подошел к окну:

— Я майор Седин, Краснодарское ГУВД, приказываю прекратить стрельбу!

— А я Папа Римский, — хохотнул Иван, и тут же выстрелил в оконную раму, осколок стекла пронзил щеку майора, и он быстро пригнувшись, полез обратно под кровать:

— Вот я дурак, и пушку с собой не взял.

— Щенок, выходи один, пацаны твои пусть живут! — крикнул Иван.

Я медленно начал вставать с пола.

— Куда дурак, — они же обкуренные, — Селиван схватил меня за плечо и резко вернул на пол.

— Дядя Ваня, — раздался молодой незнакомый голос на улице, — давай их выкурим оттуда.

— Слушай, щенок! Если через десять минут не выйдешь — мы запалим хату, — заорал Иван.

Мы молча лежали на полу. Прошло уже минут пятнадцать.

Во дворе началась возня.

— Дядя Ваня, а маленькой канистры хватит?

— Хватит. Ты деревянную стенку веранды облей, сейчас мы поджарим курочек гриль…

— Я выйду, поговорю с ним, — громко сказал я.

— Если выходить — то всем, — Селиван вздохнул, и начал подниматься, — пошли, пацаны!

Мы услышали звук подъезжающей машины.На улице начался переполох.

« Киря! Беги!» — закричал Иван. Раздался визг тормозов «уазика».

« Всем стоять, суки, стреляю!» — орали на улице.

« Свои…» — вздохнул друг Селивана, вставая с пола и вытирая рукавом кровь на щеке…

Утром опер Женя, поправляя лейкопластырь на щеке, попрощался с нами, как со старыми друзьями:

— Этот ваш стрелок, Иван Лещинский — известная личность в районе, теперь на третью ходку пойдет. Жаль, пацана молодого за собой потянул. Ну ладно, давайте, если что, звоните…

Когда он уехал, бригадир подошел ко мне:

— Саныч, ты это, шефу ничего не докладывай, а то человек волноваться начнет, а у него гипертония. А стекла в доме мы завтра вставим, не беда…

Но директор сам заявился к нам во вторник. Мы как раз собирались обедать, когда к воротам подкатила «Волга». Из машины вылез шеф.

— Здравствуйте, Анатолий Юрьевич, отобедайте с нами, — пригласил его Селиван.

— Здравствуйте, но от обеда, пожалуй, откажусь — диета, — он похлопал себя по необъятному животу. — Я просто в Новороссийское управление еду, и решил к вам заглянуть по пути. Ну, парни, как вам новый мастер?

— Мировой парень! — мужики обступили вокруг меня.

Я пошел провожать шефа к машине.

— Ну что ж, Володя, подбирайте здесь «хвосты», и к пятнице перебирайтесь на Абинский участок, насчет дома я уже договорился. Ну а в целом, с бригадой, смотрю — ты сработался, — он похлопал меня по плечу. — Счастливо! — и, пожав руку, сел в машину.

Я стоял и смотрел со стороны на свою бригаду: такие разные, каждый со своим характером, со своей судьбой, но ставшие мне определенно ближе, за этот небольшой отрезок времени, а впереди были еще две недели вахты, и что будет — никому не известно.

А там, далеко, тянулась вереница облаков, обозначив горизонт, деливший жизненный путь на печали и радости, на поражения и победы, и там, впереди, это уж точно, каждый из нас имел право на простое человеческое счастье…