Ах Ты Сколопендра. Распшикновение

роман не роман

Ах Ты Сколопендра. Распшикновение

Посвящается Катюшке

Почему все книги начинаются по схеме «кто» и «что делал»?

И откуда эта уверенность про «все книги»?..

(бессмысленная цитата)

«Вы стали женой морского царя», — высветилось на мониторе. Ах Ты Сколопендра откинулась на спинку стула и вознесла хвалу Музейной Прабабке. В этом году старуха особенно лютовала.

В комнату вошёл Срочный Душегуб, подтягивая штанцы. В каждом из карманов лежал особый дубовый шарик: первый использовался при отрицании, второй — при положении. Но бедняга Срочный Душегуб никак не мог запомнить, какой из шаров первый, а какой — второй, поэтому постоянно разворачивал ситуации не в ту сторону. Однажды он доперепутывался до того, что невоспитанный Враждебный Маракуй одарил его редчайшим из своих ругательств — «Я тте все ноги-то повыломаю!..», но Срочный Душегуб быстро и своевременно вынул шарик отрицания и остался цел.

Где-то в далёкой лесной чаще ухнула подозрительная и чрезвычайно несимпатичная птица.

Тем временем на поляне встречали двух гостей. Это были хилый Вот Именно, который с большим трудом тащил бьющуюся о колени корзину, полную белья, и его младший брат, тупоголовой и громоздкий Вот Ещё, разминающий кулачищи. Они приехали ещё вчера, на червячках, как донёс вездесущий Где Где Же Вы, но встретили их только нынче.

— В лесу завелись артишоки, — серьёзный Не Пойду сдвинул брови к переносице и приблизился к братьям. — Ваших рук дело?

Тощий Вот Именно открыл было рот для ответа, но недипломатичный Вот Ещё размахнулся и заехал несчастному Не Пойду в челюсть. Человек отлетел прочь на несколько метров и повалился в мох прямо у ног своего ошарашенного сына Точно Не Пойду. Парень впервые видел, как кто-то лежит в обмороке, а он — нет.

— Я тте все глаза-то повыколю! — завопил драчливый Враждебный Маракуй, ощущая себя в своей среде, и бросился в бой. На атакованного Не Пойду ему, по правде говоря, было плевать, но не принять участия в драке он не мог.

И завязалась потасовка. Сначала толстая Люблю Мигрень разгневалась на Враждебного Маракуя за то, что он укусил её за локоть, и огрела своей толстой рукой по голове стоящую рядом Ах Ты Сколопендру. Ах Ты Сколопендра рассердилась и с силой толкнула неконфликтного Точно Не Пойду прямо на его отца. Парень принял наконец горизонтальное положение и упокоился, но не успокоился старик Где Где Же Вы, немедленно вцепившись в роскошные волосы Господина Ыща прямо через шляпу. В ответ Господин Ыщ, щёголь и франт, заехал тростью по невинному Срочному Душегубу, а тот, испугавшись трости, подпрыгнул и приземлился прямо на отдыхающую под деревом Осеннюю Тужурку.

Она-то и восстановила справедливость, подскочив к тугодуму Вот Ещё и сбив его с ног.

— Стойте! — завопил миротворец Да Хватит Уже. И когда все посмотрели на него, торжественно заявил. — Четверг началса!

Господин Ыщ почтительно снял с головы цилиндр, а добрый Двадцать Два поднял табличку «4».

Никогда ещё лето не было таким ярким и богатым на события. Ведь играли свадьбу! Гости собрались прямо под деревом и всё норовили сбить папильотками жёлудь покрупнее. Ловкий Всегда Готов даже сбил два, пока ему не сообщили, что дерево — ель.

А всё началось с того, что девица Да дала свой неизменный ответ преступному элементу по имени Корыто, и теперь на торжественном пеньке жениха стоял он. Сидеть он с недавних пор отказывался наотрез.

Церемонию венчания проводила сознательная Ах Ты Сколопендра. Она добросовестно разрыла землю, пообрывала лепестки с искусственных ромашек, а потом затянула песнь. Мотив подхватила густым басом толстая Люблю Мигрень, потом подключились нестройным хором Где Где Же Вы, Не Пойду, Всегда Готов и Да Хватит Уже. На заднем плане слабеньким фальцетом подпевал Полуживой Мальчик Кнопка.

Поговаривали, будто у юного Срочного Душегуба есть сердце. Расковыряли, чтобы проверить. Сердца не нашли, зато извлекли упакованную в пузатую бутыль записку. Записка гласила:

«Отправляйтесь в поход. Пусть идёт Ах Ты Сколопендра и кто-нибудь ещё».

— Я не пойду! — мигом открестился Не Пойду. Его горячо поддержал сын Точно Не Пойду. Хотя уж им-то можно было и промолчать.

В итоге пошли Ах Ты Сколопендра и Вот Ещё. Ах Ты Сколопендра — за неимением выбора, а Вот Ещё — за неимением мозгов.

Одурачить его было чрезвычайно просто. Ах Ты Сколопендра всего лишь разместила на одном из дубов табличку с надписью «неимение мозгов», и Вот Ещё принялся стучать по крепкому стволу в надежде, что откуда-нибудь высунется продавец. Ах Ты Сколопендра, посмеиваясь, отправилась дальше. Как раз начались грибы, а, как известно, с началом грибов всегда приходят моросящие дожди. Нужно было успеть в город до их наступления.

Однако не успела Ах Ты Сколопендра заснуть, как увидела сон. В этом сне в её родном лесу происходило полнейшее безобразие. Господин Ыщ, щёголь и франт, торговал земляничным мылом, делая скидки каждому, кто соглашался заплатить; старик Где Где Же Вы и серьёзный Не Пойду, взявшись за руки, совершали несинхронные прыжки, а молчаливая Осенняя Тужурка беспрерывно ныряла в складки толстого пальто толстухи Люблю Мигрень, чтобы через миг вынырнуть из шляпы Господина Ыща, который за своим земляничным мылом совсем позабыл о ней.

Когда звёзды над головой сложились в труднопроизносимое слово «Таунвильсити», Ах Ты Сколопендра поняла, что пришла. Город напоминал пустынную дорогу, ведущую через поле синей пшеницы, но это не могло заставить Ах Ты Сколопендру грустить, гневаться или завидовать. И тем более — высказываться на тему деревьев, отрёкшихся от своих корней. Подумайте только — как же деревья без корней могут расти? Они могут только лежать. А лежащие деревья не вызывали у Ах Ты Сколопендры ни капельки уважения.

Издалека донеслись звуки флейты-тромбона. Несомненно, это романтик Точно Не Пойду изливал свою душу через тоненькие отверстия, которые он сам просверлил в инструменте. Душа закручивалась в спиральки, волны и кружочки, а по понедельникам — даже в треугольники, а после, отдохнувшая, возвращалась в тело музыканта.

Наступило утро. Ах Ты Сколопендра, посчитав своё задание выполненным, уселась на землю и заснула. А когда проснулась, перед ней лежал странный сгусток фиолетового цвета, возле которого покоилась записка: «Неимение выбора».

«Интересно, нашёл ли глупый Вот Ещё неимение мозгов?» — подумала Ах Ты Сколопендра и хихикнула. По её мнению, неимение мозгов у громоздкого Вот Ещё и так уже было, и ему не помешало бы заполучить имение мозгов. Но имения в те времена стоили большие деньги, особенно те, что принадлежали мозгам, и особенно если там был грушевый сад. Правда, зная Вот Ещё, можно было предположить, что он, позвав на помощь Враждебного Маракуя и бравого Всегда Готов, просто-напросто отберёт имение силой.

Появление Ах Ты Сколопендры в компании фиолетового сгустка восприняли неоднозначно. Толстая Люблю Мигрень внезапно схватилась за сердце и выпала из дупла, которым она с недавних пор называла свой грузовичок. Следом за ней оттуда же вывалился небритый Двадцать Два. Парень случайно вошёл в грузовичок, чтобы проверить, не цирковая ли это арена, и не смог выбраться назад, когда Люблю Мигрень заняла всё жилое пространство и не выходила пару недель. Добрый Двадцать Два не смел перечить, возражать или просить, и лишь тихонько напоминал, что «три Дэ… три Дэ…», однако толстая Люблю Мигрень спала, видя во сне славную мигрень, и стенки грузовичка выпучивались и вгибались в такт её тяжёлому дыханию.

Обрадовался, казалось, лишь один Господин Ыщ. Он отчаянно стукнул себя кулаком в грудь, потом, для резонанса, стукнул в грудь Срочного Душегуба и заявил:

— Он не будет, не будет

Подчиняться зиме.

Развесёлые люди,

Вы понравились мне!

Тотчас же начались споры по поводу того, кто является развесёлым, а кто — человеком. Каждый хотел нравиться Господину Ыщу, несмотря на то что любили его далеко не все. Например, однажды преступный элемент Корыто украл у Господина Ыща правый сапог и перешил его в левый, а Враждебный Маракуй даже сказал «Я у ття в доме ночевал!», заставив Господина Ыща надолго задуматься. И тем не менее даже Враждебный Маракуй и Корыто присоединились к толпе, которая отчаянно хотела внимания Господина Ыща, щёголя и франта. Увидев, что жители отвлеклись, Ах Ты Сколопендра отступила и затерялась в тени.

Тени плясали вокруг неё, превращаясь в фигурки разных зверей, или просто в их части. Рог буйвола, круги панды, хвост зайца… Ах Ты Сколопендра поняла, что приближается к чему-то неведомому, и как раз в тот момент услышала глухой глубокий голос:

— Войди же, и отведай тех ужасных котлет!

«Не та дверь», — подумала Ах Ты Сколопендра, хоть никаких дверей не было и в помине. Тени вокруг как раз начинали принимать облик очень грустного вертолёта, лопасти которого оплавились и мёртвым грузом лежали на кабине, будто пальмовые листья. В левом ухе Ах Ты Сколопендры возник писк, и она, напрягшись, различила слова:

— Распшикновение!.. Распшикновение!..

Слова повторялись беспрерывно. А тени между тем сложились в чёткую фигуру больших напольных часов с тринадцатью делениями. Они как раз били ровно тринадцать. Внимательно сосчитав свои пальцы на руках и придя к выводу, что тринадцати у неё не наберётся, Ах Ты Сколопендра решила, что дверь нужная.

Король Прямо Потом Налево сидел на бархатной золотистой подушке, положив одну ногу на другую, а на неё — руку, а на ту руку в свою очередь — вторую руку. Подушка располагалась на сложенных крест-накрест и сбитых тремя гвоздями ясеневых досках. Доски лежали на кучке песка. Песок был насыпан на ворсистый красный ковёр. Ковёр покоился на рассыпанных толстым слоем кусочках порванных газет. Кусочки газет лежали на старой двуспальной кровати с отколотой четвёртой ножкой, из-за чего вся конструкция стояла под угрожающим наклоном. Каждую минуту король Прямо Потом Налево продвигался всё ниже и ниже по этому склону, причём совершенно непроизвольно и без всякого на то желания. И когда-нибудь должен был свалиться.

— Свят-свят, — сказала Ах Ты Сколопендра и, подумав, добавила. — Проклят-проклят. Интересно, а как он ест?

И когда король Прямо Потом Налево посмотрел на неё своим страшным красным глазом, расположенным в почти горизонтальной плоскости относительно второго своего глаза, жёлтого, и чуть повыше и немного левее носа, Ах Ты Сколопендра испугалась и бросилась прочь.

Первым, что она увидела, был разъярённый Не Пойду, который бился в металлическую сетку — взявшийся непонятно откуда посреди леса фрагмент стандартной ограды для участков. Не Пойду разбегался, врезался в решётку и отскакивал, и потом всё начиналось снова. На небольшом отдалении от него молчаливая Осенняя Тужурка довязывала пластмассовую пуговицу размером с цилиндр Господина Ыща, а на вершине самой низкой и кривой сосны сидел Полуживой Мальчик Кнопка и старался свалиться вниз, но не мог, потому что приклеился смолой, и даже бравому Всегда Готов и дерзкому Тебе Повезло не удавалось сбить ребёнка увесистыми шишками.

— Мир на грани катастрофы! — завопила Ах Ты Сколопендра, яростно размахивая подолом своего платья. — Мироздание накренилось! Скоро мы всё умрём!

Добрый Двадцать Два тихо подошёл к Ах Ты Сколопендре и предложил ей попробовать новые лимонные драже. Она охотно согласилась, и вскоре друзья уже пили чай с конфетками, наблюдая за бесплодными попытками несчастного Не Пойду прорваться через сетку и обсуждая цены на земляничное мыло.

Над лесом раскинулась традесканция. Как известно, это именно тот вид летающих птиц, которые отращивают листья на загривке, чтобы было удобнее плавать. Тотчас же серьёзный Не Пойду окрестил её Традесканцией, а хилый Вот Именно — Великой Традесканцией. Вот Именно думал, что таким образом сможет заслужить её милость и, может быть, даже поощрение, но в итоге получил только несколько капель в затылок и грозное предупреждение «Смотри мне!..».

Когда раздался гудок, все уже были в сборе. Толстая Люблю Мигрень забралась на пенёк и, вопреки древнему предупреждению, поглощала пирожок за пирожком, Господин Ыщ, щёголь и франт, старательно оттирал пятно со своего цилиндра полой пальто старика Где Где Же Вы, а дерзкий Тебе Повезло и ловкий Всегда Готов боролись за место возле молчаливой Осенней Тужурки. Причём Тебе Повезло хотел сесть с правой стороны от неё, а Всегда готов — с левой, но тем не менее они продолжали соперничать, пока миротворец Да Хватит Уже не отвлёк их внимание посредством скоростного поедания цельного берёзового ствола.

На сцену вышел важный В Процессе (который, стоит заметить, появлялся в обществе довольно редко, так сказать, в процессе), поправляя пальцем очки на переносице.

— Вступайте в Рождественский клуб любителей изделий из хоккея! — провозгласил он, чинно поклонился и сошёл с помоста. Неоднозначный В Процессе никогда ничего не пояснял — только провозглашал.

Конечно же, Враждебный Маракуй тотчас пригрозил, что кому-нибудь все ноги-то повыломает, Точно Не Пойду стал опасно крениться вбок, а политически активная Осенняя Тужурка немедленно вступила в клуб, чем заставила несчастных Тебе Повезло и Всегда Готов растеряться — ведь теперь они сидели друг рядом с другом и просто не представляли, за что дальше соперничать.

Полуживой Мальчик Кнопка никак не мог понять, чего хочет от него шутник Подмигивая. Тот прыгал, нелепо задирал ноги, кривлялся, морщился и беспрерывно вращал руками, рискуя задеть прохожих. Его даже несколько раз изругали — воспитанная Ах Ты Сколопендра, охальник и словоблуд Враждебный Маракуй со своими неизменными фразами и даже молчаливая Осенняя Тужурка: теперь она состояла в клубе, так что имела полное право молча ругать людей.

И в этот момент прямо с неба на зелёную лужайку рухнул хилый Вот Именно, пробормотав прямо в травушку муравушку «Я же говорил…».

— А не его ли я намедни выудил из своего бокала с лимонадом? — вопросил Господин Ыщ, щёголь и франт, склоняясь над туловищем Вот Именно и рассматривая его спину через изысканную лупу с медной ручкой.

— Ах бросьте, — вмешалась Ах Ты Сколопендра. — Ваши подозрения попросту нелепы.

— Нелепы?! — вскричал Господин Ыщ и тотчас извлёк из кармана старую потрёпанную салфетку, оставшуюся ещё со дня рождения, с обрывком пожелания от Враждебного Маракуя «…лаза-то повыкол…». Он потряс салфеткой перед лицами собравшихся, бешено вращая глазами и скрежеща зубами и напоминая при этом шутника Подмигивая, а, возможно, специально его изображая. Потом, внезапно приняв невозмутимый вид, заявил. — Он изрёк имя, и это — имя Избранного.

— Избранного… Избранного… — зашептались в толпе. Поговаривали, что был слышен даже голос молчаливой Осенней Тужурки, но строгий Не Пойду категорично отмёл эти нелепые предположения, припечатав к широкой спине громоздкого Вот Ещё жёлтый кленовый лист с надписью «Непрравда!». Спину Вот Ещё довольно часто использовали в качестве доски для объявлений: рядом с кленовым листком красовался обрывок бересты с хулительной надписью кривым почерком «Госп. Ыщ — дрыщ», чуть ниже гвоздём был приколочен крошечный осиновый лист с гусеницей, а через всю поясницу тянулся целый бумажный разворот с подозрительным замечанием «Человек недоволен, но человек жив».

И в этот момент на свет вышел Избранный. Это был юный, немного неловкий и смущённо поглядывающий на свою левую ногу Я Же Говорил.