Мех 9/1. Уходим.

Мы уходим, уходим,

уходим, уходим.

Песня.

Ветер поднимался, вечерело, и Командир корабля Сергей Раховский скомандовал – “Уходим”, и посмотрел в сторону поселка в бинокулярный визир.

Я вышел на палубу. Вдалеке с сопки – к причалу, мне показалось, что летит неопознанный ярко сереневый объект.

– Убрать трап, поднять якорь, приготовиться отдать швартовы. Механик в машину. Расчехлить носовое орудие. Командир БЧ-2, приготовиться к бою. – Корабль одновременно начал готовиться к проведению учения по отражению воздушного нападения противника.

Вблизи объектом оказалась группа военнослужащих Военно-морского флота с четырьмя сиреневыми унитазами на плечах. За группой следовала кавказская овчарка. Все поднялись на борт.

Штурман Юра Аветян установил приобретённый к новоселью унитаз в штурманской рубке, накрыл его фанеркой, сел и приступил к прокладке обратного курса. Замполит пытался пристроить свой сиреневый прибор в кают-компании, где я закончил проводить с комдивом занятие по насосному оборудованию, и алчущий пожиратель сала был изгнан комдивом в каюту продовольственника, где Тырин уже привязывал свою добычу к кровати. Терентич после коротких переговоров с комдивом приступил с моим трюмным матросом к установке добытого по наводке начштаба унитаза на штатное место. Браконьер Завалин привязывал кавказскую овчарку в танковом трюме – он собирался сделать из неё унты.

На борт также поднялся экипаж атомной подводной лодки, прибывший с боевого дежурства и теперь следовавший “с оказией” в отпуск. Десяток матросов разместили в десантном кубрике, офицеров – по каютам. В свою каюту я пригласил коллегу механика и совсем лысого помощника командира атомохода, гостеприимно поставил перед ними канистру со спиртом и пожелал им хорошего времяпрепровождения и счастливой нам всем дороги.

На середине обратного пути начался шторм. У меня сломался сепаратор топлива и вскоре корабль потерял ход. По моим расчётам – через час он должен был потерять и электропитание, и, совершив оверкиль, погрузиться в морскую пучину.

– Механик, мне страшно, – спокойно так сказал штурман, спустившись ко мне в машинное отделение. Абсолютно плоскодонный корабль раскачивало как банный тазик. – У нас угол заката* 43,5 градуса, а мы сейчас накренились на 42, ещё немного и мы не вернёмся. Ты тут как вообще? не о… Ъ?

– Форсунки меняем, минут через сорок запустим движки и вернёмся.

В машинном отделении по заблёванным пайолам прыгали, глотая ртом воздух, о… Ъе караси-мотористы. Старшина команды Чернашенцев и дембели Лесючис с Безрудным оседлали двигатели и меняли форсунки. До дембеля им оставалась неделя. Я разбирался с сепаратором. По-моему, сепаратору настал… Ъ. И нам тоже. Командир развернул корабль в открытое море, на встречу волнам.

Через два часа я дал свет.

Утром, благополучно ошвартовавшись в Североморске, мы подсчитали потери: продовольственник мичман Тырин и замполит дивизиона лежали без сознания в каюте: то ли – от качки, то ли – от того, что их заполненные рвотой унитазы разбились друг о друга как пасхальные яйца, то ли …

– Кавказец погиб в трюме задушенный привязью, – доложил командиру дивизиона его подчинённый связист Капитан-лейтенант Завалин.

*Угол заката корабля – угол крена или диферента судна, при котором оно уже не возвращается в состояние равновесия.