Мех 9/1. У причала.

Причалы были пустынны. Соединение морских десантных сил в полном составе ушло на учения – добивать из артиллерийских орудий рыболовецкий траулер, затонувший в пятидесятых годах у полуострова Рыбачий. Старшим по причалам остался начштаба соединения Капитан первого ранга Жирин Г.П., и мы всем кораблём поступили в его распоряжение. Корабль покинул лишь экипаж подлодки.

На свет божий поднялись из моей каюты офицеры-подводники.

– Механиик, мне так страшно,… Ъ, никогда не было, – полез радостно лобызаться ко мне вусмерть пьяный коллега. Он был счастлив. Лысый помощник командира атомной подводной лодки, в форме Капитана второго ранга, молча сполз по трапу, присел на причальный кнехт и пустил пьяную слезу. Он был тоже счастлив, но по-своему. Я тоже весь светился от счастья – через три недели отпуск.

На береговой базе было скучно, и я, для начала, подкинул работёнки судоремонтной мастерской. В счёт моих работ начальник мастерской решил дать капитальный ремонт недавно приобретённому в кредит старенькому Форд-Таурус. Вечерком после работы он освободил салон автомобиля от сидений и обшивки, вычистил его и загрунтовал. За ночь салон наполнился ядовитыми испарениями краски. Утром начальник пришёл в мастерскую, зажёг газовую горелку, открыл дверь машины и залез с зажжённым факелом в салон. Форд-Таурус и его хозяин на короткое время вспыхнули и погасли. В этот же день лопнул и банк, в котором он брал кредит. К банку подъехало спецподразделение, а к мастерской с сиренами и мигалками подъехали пожарные машины, скорая помощь и автобус. Скорая погрузила и увезла потерпевшего. Пожарные раскатывали рукава и лезли на крышу. Из автобуса вышел бесстрастный начальствующий офицер в чине майора пожарных войск и вынес раскладывающиеся стол, стул и карту, и громкоговоритель. Неспешно разложив в строгой очерёдности всё, что раскладывается, он аккуратно положил на стол мегафон и надел на него фуражку, потом достал красный фломастер и склонился над картой.

Дивизионный химик Старший мичман Иван Терентич позвал меня посмотреть на это зрелище.

Пожара как такого не было, только из дверей и окон мастерской валил смрадный дым, поэтому было решено проиграть учение по борьбе с пожаром в полном составе пожарной части. Терентич же рвался, нацепив противогаз, войти внутрь задымленного помещения и приставал с этим предложением к начальнику пожарных.

– Терентич, не мешай работать, – одёргивал я его каждую минуту. Но он только в противогаз свой “… пру, да… пру”, “а чего, почему – не пойму”.

В итоге судоремонтная мастерская была залита водой по щиколотку, а ремонт корабля – остановлен. Как говорится, ремонт нельзя закончить, его можно только прекратить.

Капитан первого ранга Жирин поднялся к нам на борт и разместил в кают-компании свой штаб: с собой он привёл только кока. И они взялись за нас. Всю неделю, пока в море шли учения, мы учились и питались под их командованием у берегового причала, но как положено настоящим морякам: мы боролись с огнём и водой, отражали сломанным орудием воздушные атаки и прятались в противогазы от химического заражения, с завязанными глазами запускали механизмы, делали по утрам зарядку и маршировали на плацу. Меня даже заставили надеть водолазное снаряжение, спуститься за борт и осмотреть корабельные винты и руль. И, при этом, мы отменно питались – “от пуза” – “на убой”. Через неделю корабли соединения вернулись с морей, и всё для нас закончилось. И продукты тоже.

– Хлопцы, чем я вас кормить-то буду? Вы ж за неделю похода, и тут вот неделю у причала, двухмесячный запас продовольствия сожрали, – заливался слезами наш продовольственник мичман Григорий Тырин.

– Хм, сожрали говоришь? – зло ухмыльнулся я. – Не Вы, а мы. И будем мы теперь, Гриша, ячневую кажу ку-ушать без масла – как и прежде. Ну а домик твой в Жаворонках, или где там – на один этаж ниже будет. Пока я тут служу, ты по моим расчётам уже этажа три должен был поставить – в год по этажу.

– Только два этажа. Я этого не переживу. За что вы, механик, меня так не любите? – впал Григорий, как Паниковский, в истерику. – Вы мне унитаз разбили своими ё… Ъ дизелями.

– Атыдизелянетро-ожь! С унитазом ты с замполитом разбирайся. Не хрен было два унитаза вместе связывать. Калеки,… Ъ. И за что вас любить? А? Григорий?

Вскоре, Гриша написал рапорт на перевод в другое соединение на должность финансиста и бесследно исчез. Вместе с ним исчез из нашего гальюна и новенький сереневый унитаз. А через два месяца, с одного из эсминцев драпанул в Украину какой-то мичман-финансист, с трёхмесячной зарплатой экипажа. Зарплату тогда задерживали подолгу. Фамилия в сводках для нас не значилась, но я думаю что-нибудь вроде – Ворюгин.

Сошли на берег дембелЯ: в бескозырках с ленточками до ягодиц, в аксельбантах до пупа, зауженные брюки в клёш, в дипломатах дипломные дембельские альбомы. И “ключик золотой” на двенадцать с половиной, суки, забрали.

А я собирался в отпуск. Командир поручил мне, до отбытия на Эльбрус, достать унитаз и совершить ещё всяких разных дел, перечисленных им на двух машинописных страницах. В течение последующих трёх недель меня можно было наблюдать и где-то на складах под Мурманском, раскапывающего сугроб, в котором покоился в ящике означенный в списке насос. И в Линахамари, где я приобрёл за банку спирта унитаз. И под Москвой, откуда я этапировал на Краснознамённый Северный флот группу призывников-уклонистов. И в Гаджиево, выменивающим шерстяное водолазное бельё на акваланг. Я даже бонусом, как сейчас принято говорить, сумел достать помощнику ствол для носового орудия и волок его на санях четыре километра по какой-то тундре.

– Всё. Чемодан, вокзал – домой.