Мех 9/1. II Часть. Город яхт

Ремонт корабля был сделан капитальный и уже к началу осени наконец-таки прекращён. Нас заправили немецкими маслами и топливом, и мы направились к берегам Родины, и сначала – в Балтийск.

Город представлял собой один большой яхт-клуб, обставленный и холодными кожаными диванами, и тёплыми велюровыми. Большей частью яхты имели своих хозяев, поэтому в нашем распоряжении оставались только бильярдные столы, бары и рестораны. Я затосковал, потому что моя яхта сейчас строилась в Гданьске, а по выходным переходила в Познань, под крышу отчего дома.

В кают-компании только и было разговоров про всякую мебель с резными ножками: комодики да этажерки, кресла с крепкими сидениями да диванчики с упругими пуфиками.

Через полгода, весной на меня уже, наверное, без слёз нельзя было смотреть: я отказывался от компота. И штурман вытащил меня в город попереставлять мебель. Через неделю я натёр мозоли на всех конечностях, в паху болело так – я подумал, что надорвал себе грыжу. Переставляя буфеты и диванчики, поддерживая их при переезде и спереди и сзади, узнал про мебель такого, чего даже в журналах по интерьеру не найдёшь.

Позже штурман, проникшись мебельными решениями, уволился и переехал в Москву. И там для начала открыл фирму по перевозке, где-то в районе Ленинградки, а уже через два года ему принадлежало несколько элитных мебельных салонов. На его визитке золотым оттиском было выгравировано:

Эксклюзивные мебельные решения.

Импорт-экспорт-экскорт.

Таможенная очистка.

Филиалы за рубежом.

Мы пришли в Кольский залив, я написал рапорт на увольнение и воспрял духом. Но тут неожиданно мне поступила команда заправить корабль топливом и маслом и готовиться к походу на Новую землю – перевозить какую-то хрень. Двадцать тонн оставшегося с Польши свежего немецкого масла надо было слить и заправиться тридцатью тоннами отечественного – до полного запаса. Куда сливать-то? “Да хоть за борт” – пошутил мой механический начальник. Я уже раздавал свою военную форму: кому китель, кому тужурку, – а тут в моря.

Я глянул за борт – там, на льдинке плавал морской котик. На воде держались масляные разводы.

– Чёрик, Чёрик, нц-нц-нц! – позвал я его. Он что-то прорычал, пригрозил мне ластой и нырнул в море. Я помахал ему в след.

В кармане кителя оказалась визитка мужика в малиновом пальто, со знакомым логотипом фирмы, разместившейся на топливных складах несколько лет тому назад.

Я позвонил, и на следующий день к проходной соединения подъехал Гранд Чероки. На мужике был чёрный кожаный плащ. Я налил ему без малого двадцать тонн дизельного масла Castrol для его ласточки, и он передал мне очень пантовый чёрный кожаный мешочек с красным логотипом.

– Куда масло дел? – спросил начальник.

– За борт по-тихому, всю неделю качал, готов к заправке.

– Молодец, Максим Анатолич, справился с поставленной задачей.

– Служу России!

На новой Земле, ошвартовавшись у причала посёлка Советский, мы вышли на палубу и обратили своё внимание на пятнистую сопку. Цементные пятна диаметром метров в семь-десять были хаотично разбросаны по склону. Ник Никыч, замполит, бывавший здесь раньше, объяснил, что это замурованные шахты, в которые лет двадцать тому назад закладывали ядрёные боезаряды на глубину в несколько километров, заливали их бетоном и производили взрывы

– Это же полигон.

Старпом сбегал за дозиметром, а я спрятался в машинном отделении и надел противогаз. На этот раз всё обошлось.

В 12.00 по Гринвичу на причал ворвалась ГТСка, за рычагами управления которой сидел тот самый Адмирал Вася. Он был во хмелю и сразу не признал меня. Я напомнил ему события пятилетней давности: Канин нос, старший мичман Петя, олень. Он заулыбался, но, судя по всему, это событие стёрлось из его памяти.

Адмирал поднялся на борт и попросил командира перевезти в Североморск несколько тонн оленьих рогов и заодно его самого с ГТСкой – надоело ему здесь, скучно. Взамен он предложил покатать офицеров на вертолёте – пострелять оленей. Командир развёл руками и объяснил, что трюм будет под завязку забит вывозимым имуществом, но второй “рейс”, возможно, удовлетворит пожелания Адмирала, если он будет – второй рейс.

– Рейс я Вам организую, – отрезал Адмирал. – Четыре КАМАЗа доставят к означенному времени рога, а ты, командир, подсобишь с погрузкой? Кран будет. В долгу не останусь!

– Сделаем, товарищ Адмирал, – отдал честь Командир.

Мой сменный механик Володя Казаев запрыгнул на борт корабля перед отходом из Североморска в последний момент. При этом он не успел взять личных принадлежностей, включая форменный галстук. Попавшись на глаза адмиралу Васе, на первый раз он получил от него замечание. Столкнувшись в коридоре с нетрезвым мужиком в тулупе, Володя оттолкнул Васю в сторону, не подозревая, что тот Адмирал. На третий раз, когда Володя обматерил Васю, тот снял с правого плеча тулуп и оголил погон. Володя застегнул ворот рубашки, извинился и отдал честь. Извинения приняты не были, и Адмирал приказал Старпому выдать ему под роспись ПМ с двумя снаряжёнными обоймами. Вооружившись, Адмирал приказал мне с Володей проследовать на борт его ГТСки, и мы рванули на забетонированную сопку.

– Василий Егорович, товарищ Адмирал, вы нас расстреливать везёте? – потупив взор, с серьёзной миной испросил я у Васи. Адмирал ничего не ответил.

После похода на Новую землю мне в один день вручили пагоны Капитана третьего ранга, медаль за десять лет безупречной службы и приказ об увольнении. Всё это я сложил в чёрный мешочек и собрал чемодан. Не тут-то было – в этот же день меня вызвали в отдел кадров флота и проводили в глухую комнату без окон, где за небольшим столом сидел Большой человек, перед которым на столе лежал раскрытый Боевой устав и моё личное дело.

В разговоре за закрытыми дверями Большой человек предложил мне пройти переподготовку в Новосибирске, а после поехать на Кавказ: в Пятигорск или Нальчик, – у вас ведь там родственники.

– У меня зрение плохое.

– Мы пошлём Вас в Москву, где вам сделают операцию.

– Вы знаете, я холост и …

– Очень хорошо! (если что – горевать никто не будет). Вы не торопитесь, подумайте! – закончил встречу Большой человек и протянул визитку только с именем и московским телефоном. – Позвоните, когда паспорт получите.

Я уехал домой. Впереди меня ждала полная неизвестность. Писем от Аньелы у родителей не было. Но однажды соседка принесла их целую стопку: письма и открытки на польском языке приходили на другой номер квартиры, в соседнем подъезде – это я тогда по ошибке написал номер североморской коммуналки. Внук соседки как-то решил разобраться и вот.

Аньела оказалась в двух километрах от мня. Я бросился бежать в реставрационные мастерские Екатерининского дворца. Там за столиком сидела с линзой на голове моя любимая и шлифовала мачту янтарного парусника. На моих глазах сейчас возрождалась янтарная комната. Я подошёл сзади и положил ей руки на плечи.

– Анье, ты рождена для большего, ты же можешь рожать детей.

Не дожидаясь оформления гражданского паспорта, мы повенчались. После венчания я поинтересовался у священника: возможно ли после смерти быть похороненным по мусульманскому обычаю – сидя, что бы от воспоминаний одного дня своей жизни в гробу не переворачиваться.