«Дорога в рай. Или точка срыва»

ДОРОГА В РАЙ или ТОЧКА СРЫВА

Ночь. Утро. Ранний подъем в перемешку с чаем. Хозяин квартиры отдаёт предпочтение имбирю. Снова бедлам, видимо, в доме давно не бывало женских рук. Душ, пиджак, спешка. Вечные пробки. Душный офис. Очередной нагоняй от заведующего отделом. Ужин в дешевом ресторане на Сенной. Любимое телешоу с Ургантом; ночь. Это обычная картина будней Петра Васильевича Буйнова. Каждый его день проходит так, будто за него уже давно всё прописано. Подобно стрелкам на циферблате, жизнь юноши течёт как заведённая. Молодой человек тридцати двух лет Пётр буйнов с восхода и до заката просиживает зад в затхлом офисе. Он экономист. Закончивший университет с отличием он вынужден растрачивать лучшие годы жизни, занимаясь разбором бумажек и выслушиванием вечно недовольного начальника, которого Петя так и прозвал— "хамелеон", в силу непостоянности его поэтической натуры. Видимо, Его не взяли в театральное училище и теперь он страдает от разрывающего душу страха перед невозможностью самореализации. Одним словом, хамелеон был далеко не подарком.

Жизнь бедного Пети каждый раз проверяет его на прочность в ожидании того, что однажды он оступится, и его затянет в жестяной омут потерянной веры. В детстве мальчик рано потерял мать. Она погибла от ликимии, что бы семья не делала и какую бы сумму не вносила за лечение, врачам удалось всего лишь немного продлить жизнь больной. Отец не вынес горечи утраты. Он бросил семью вскоре после смерти жены. Мужчины в душе навсегда остаются детьми, а дети не всегда понимают, что творят. Потому то папа Пети оставил его с одной только бабушкой. Одно хорошо-ему не пришлось проводить детство в четырёх стенах детдома. Хуже всего в ту пору было, конечно, маленькому Пете. Тогда он в первый раз насильственно был представлен смерти, и это знакомство оставило глубокий отпечаток в его душе. То что происходит в детстве никогда не пропадает бесследно. Подобно кругу оно рано или поздно настигнет вас и укусит за горло. Цикличности не избежать, потому то взрослые зачастую сортируют слова, которые ребёнку следует слышать, а о которых им лучше не знать. Любое, малейшее отступление от допустимой границы адекватного восприятия действительности способно повлечь за собой сбой работы всего механизма, что, в конечном счете, доведёт машину до поломки, если говорить о ребёнке, то он рискует стать психически нездоровым.

Отец Пети не думал о том, как тот воспримет смерть. Он позабыл включить щадящий режим, даже ради сына. Никто, из присутствующих в домашнем холле в тот день, даже не подумал о маленьком Пете, который стоял за дверью и видел через тонкую, как его желудок, щель остывшее тело матери. Болезнь проела женщину. Она ссохлась, и была похожа на выжатую тряпку после хорошей уборки. Взрослые были слишком вовлечены в организационные вопросы. Их беспокоило, как бы провести похороны, нужно ли кремировать тело, или достаточно вызвать машину и убрать мертвую женщину из дома, а потом перевести на сами похороны. Отца в тот день не было. Он заливал пожар одиночества спиртом. Как жаль, что он забыл о том, что спирт слишком хорошо горит. Бабушка Пети, её зовут Ольга Павловна, была матерью мужа погибшей. Конечно, она любила невестку как свою родную дочь, как она говорила, но всем известно, что своя рубаха к телу ближе. Потому она занималась организационными вопросами. Никому не пришло в голову, что ребёнка следовало оградить от смерти; в четыре года детям не следует становиться свидетелями угасания жизни. Но Петя это увидел, и такие события не смогли пройти мимо его сердца, не оставив следа. Внутренний мир мальчика был разрушен, словно в его душу вогнали нож и прокрутили в ней несколько оборотов. Петей овладели тоска и уныние. Казалось, будто он погрузился в глубокий сон, после которого вернуться к нормальной жизни практически невозможно. Новый удар последовал, когда он не смог поступить в институт. Петя не уважал школьных учителей, обучение давалось ему туго. В семнадцать лет он окончил учебное заведение, но результаты ЕГЭ были неутешительными. Оплачивать Петю не было возможности. Молодой человек пошёл в армию, где браво и самоотреченно служил во благо родине. В тот год у него не было времени думать о будущем устройстве жизни. Когда он отслужил, туман неопределённости сгустился над его макушкой с новой силой. Как ему быть? Из за его глупой инфантильности год уже был упущен. Конечно, Петя не спешил опускать руки. Ему было грустно, ведь даже если он сумеет найти работу, поступить в институт на заочное отделение, его одноклассники, по прежнему, будут опережать его на год. В памяти Пети восстал образ сидящего на коленях у отца крохотного мальчика. Разговор льётся подобно горному ключу в знойный день. Мальчик тараторит без умолку о том, как вырастет и станет бизнесменом, как откроет предприятие, женится и устроит свой домашний очаг, а потом заливается жизнерадостным хохотом, а звон от его голоса снуёт по комнате до тех пор, пока не врезается в фарфоровую посуду и не разбивается на мелкие стеклянные дождинки, которые ещё долго будут трепетать в залитой воцарившейся тишиной комнате. Нет! Петя твёрдо решил, что осуществит задуманное. Чего бы ему это не стоило, он реализует свои мечты, не ради трусливого скряги отца, а для себя, чтобы не чувствовать тяготы жизни, прожитой впустую. Подобно мотыльку, он кружил вокруг заветного огня, но судьбоносная лапа уже точила когти. Она готовилась навсегда потушить свет внутри Пети, загасить огонёчек детских фантазий.

Чтобы пересдать экзамены, Петя прошёл краткосрочные курсы по подготовке по трём предметам. Возможно, именно трудолюбие и вера в свои силы помогли нерасторопному юноше перепрыгнуть незримый барьер. Он поступил в Питерский университет на математическое направление. Петя проявлял заинтересованность в каждом предмете, не пропускал лекции и вовремя закрывал сессии, избегая хвостов. Каждый преподаватель знал о неком Пете, лучшим на потоке, который всегда готов сделать любой доклад, презентацию, он даже разобьёт голову об стену, если вы того пожелаете. Всегда опрятный, с немного веснушчатым лицом он рождал в окружающих уважение. Правда, ему не хватало властности, и, к сожалению, его робкий характер мешал ему подниматься по ступеням к заветному успеху. Когда начинаешь с ним разговор понимаешь, как ошибался, когда судил по одной только внешности. На деле выхолило, что он не имел ни капли самоуважения и готов был пресмыкаться перед тем, в ком видел выгоду, либо угрозу. Тем не менее, любой студент, ровно как и преподаватель, знали о том, каким он был старательным юношей. Его бабушка Ольга гордилась достижениями внука, а он, в свою очередь, старался оправдывать возложенные на него надежды. По вечерам, после учебы, Петя бежал в Макдоналдс, где подрабатывал в течение учебы. Лучшей работы он бы все равно найти не смог и был рад тому, что его взяли хотя бы в закусочную. Ольге он умудрялся перечислять некоторый процент от скупой зарплаты, чтобы та, оплатив квартплату и все возможные налоги, не сидела без гроша в кармане.

Годы, что Петя провёл в университете пролетели незаметно. Последний семестр окончился дипломной работой, Петя представил себя с лучшей стороны и выпустился с красным дипломом. Горько было из за потраченных на образование денег, которые итак были в вечном дефиците. Будь он на бюджете, он бы не только учился бесплатно так ещё и получал бы хорошую стипендию. Прагматичный Петя прекрасно осознавал это упущение и надеялся что впредь будет сразу хватать любую возможность за уши.

Одно но— проблемы, с детства снующие по пятам Буйнова, даже не думали отступать. За последние 5 лет Ольге становилось все хуже. В очередной раз психиатр поставил неутешительный диагноз-шизофрения, причём развитие болезни дошло до финальной стадии. В темный ненастный день могут опуститься руки. Но Петя прекрасно понимал, что и его дни не могут вечно быть пасмурными.

По образованию бухгалтеру, по призванию неудачнику Пете ничего не осталось кроме как жить дальше, зарабатывать на хлеб да воду и молиться о том, чтобы манна небесная окатила таки его с ног до головы. На удивление, равнодушный Господь услышал мольбы юноши, а может, так выпала карта в его судьбоносной игре, в любом случае, парню выпал шанс найти, наконец, себе применение. В обычный осенний день Петя проходил по одной из питерских аскетичных улиц. Его путь пролегал через зоомагазин, и по счастливой случайности там он встретил своего закадычного дружка ещё со школьной скамьи. То был высокий молодой человек крупного телосложения. В его фигуре, казалось, совсем отсутствовала изящность, будто неумелый мастер наспех вырубил его, когда тот пересёк чёрту, отделяющую младенчество от отрочества. По его лицу можно было предположить, что юноше лет пятьдесят шесть, однако, если верить его свидетельству о рождении, парню стукнуло двадцать восемь пару месяцев тому назад.

Молодой человек сразу признал в Пете бывшего одноклассника. Его строгий взгляд жадно впился куда то в петен лоб, так что даже показалось, что на кожном покрове через несколько секунд образуется зияющая рана. Выдержав паузу, как бы уступая взглядом друг другу возможность начать говорить первым, хотя Буйнов и не рвался в лидеры, одноклассник, его звали Алешей, открыл сезон бубнежа. Он бубнил, не затыкаясь ни на минуту, так много он хотел рассказать бывшему приятелю, а может, и не рассказать, а, что называется, от души похвастаться успехами, ведь это так славно временами делать, тем более перед знакомым человеком, которого ты встретил вот так случайно, спустя бог знает сколько лет на ничем не примечательной улочке. Может, как раз поэтому Петя не смел прервать вещание товарища, готовясь в конце торжественно поднять бокал и пожелать счастливого Нового года, ведь Буйнову, не имеющему за душой столь солидных заслуг, как его приятель, было неловко вынести свою жизнь на всеобщее рассмотрение, не подготовив заранее барабанные перепонки к неудержимым волнам смеха, так что он продолжал смиренно выдерживать монолитное молчание. "Да, да, — не унимался Алексей, — и машину купил, сразу после того, как добавил пристройку-гараж с южной стороны коттеджа, и девушку нашёл. Господи! Я её обожаю! Она даже лучше машины!"— Заливаясь хохотом, уродующим, подобно криворукому маникюршику уродующему и без того уродливые ногти, а заодно и фаланги пальцев, его старческую физиономию, он продолжал самодовольно квакать о сказочной панораме своей роскошной жизни, не давая Буйнову вставить свой писк. "А всего этого я добился, знаешь, почему? М? — Подобно строгому экзаменатору, повысив басовитый голос, вопрошал Алешенька, — "да, потому что я тупо везучий! Да, я так же везуч, как мой покойный дед Слава, пусть он башку расшибет, прыгая в гробу! Я получил должность не на заводе, как ты, — упорно продолжал Алёша, не давая уставшему приятелю шанс исправить нелепую ошибку в наименовании места своей работы, — я пристроился чиновником! И теперь упорно расту только вверх по карьерной лестнице!"

Немного убавив темп повествования, Алешенька окинул быстрым взглядом тщедушную фигурку Буйнова, решив про себя, что тот принадлежит скорее к тем людям, которых принято называть нищими, тем, кто находится далеко за чертой бедности, днищем одним словом. Тогда, окончательно заткнув фонтан, изливающийся из жерла необъятной своей грудины, Алёша, скрестив жирные пальцы, бодро подмигнул Буйнову, предлагая ему рассказать историю своей жизни. Как и предполагал Алешенька, обладающий чуткой избирательностью и прозорливым умом, который зачастую присущ чиновникам, ищущим легкую наживу, история Буйнова оказалась не просто жалкой, а до тошнотворного банальной. В конце, как и предвидел Алёша, читающий мысли Пети как по бумажке, непутевый одноклассник затянул длинную жалобную песнь-мольбу о том, как он мечтал стать бизнесменом, ещё с детства будучи уверенным в своем прогностическом даре и изворотливости. Но, к несчастью, денег совсем не было. А кто в здравом уме захочет спонсировать очередной стартап? Разве что незаурядная личность, обладающая дополнительной хромосомой. Да и в банке кредит не взять, попросту не дадут подобному отбросу общества, а если и дадут, то, в итоге, придётся расстаться с почкой, чтобы закрыть долг.

Может быть, желая окончательно втоптать в грязь школьного приятеля, или же сжалившись над его убогостью, Алешенька выступил тем самым долгожданным спонсором, в котором так нуждался Петя. Пару раз отказав из вежливости, Буйнов с нескрываемой радостью одобрил идею товарища. На том и порешили, расставшись ещё большими друзьями и скрепив союз грубым рукопожатием.

Как принято полагать, каждому человеку рано или поздно представляется возможность остепениться, найти приличную работу, главное этот момент не проморгать, а когда он наконец наступает, необходимо хватать его, как двоечник очередную "парашу", и вгрызаться в эту возможность до самой кости. Спустя полтора года небольшой промышленный заводик на окраине Питера, куда он был вынесен из экологических соображений, наконец отстроился. Конечно, он не был красив, ни внутри, ни снаружи, как и спонсор, на чьи деньги открылось предприятие, но после набора штаба сотрудников, он превратился в грандиозный муравейник, в котором теперь закипела трудоемкая работа, выпускавшая в небо столпы горячего черного дыма из бетонных округлых труб. Буйнов, как капитан корабля, каждый день с великим энтузиазмом появлялся на мостике, ровно в шесть часов утра, заводя будильник на четыре, и обхаживал владения, проверяя работу команды и задраивая всевозможные дыры в корпусе огроменный посудины. Нет, он ни капельки не устал от ритма и мог бы так работать хоть целую вечность до седой старости, приходя в неистовый восторг от одной только мысли о том, что эта маленькая республика всецело принадлежит его парламенту.

Итак, это был завод по производству обуви, коих немало понарткрывалось в том году в славном городе Петербурге, предвещая разорение неудачливых, неконкурентоспособных выходцев из нижних слоёв общества, желающих озолотиться на собственном деле. Кажется, вполне очевидным было то, что без особых знаний и навыков, а главное хватки, той, что позволяет даже не столь образованному карьеристу умело вести своё предпринимательство, открытое даже не из побуждения сделать сие чудо главным источником дохода, вести своё дело не представляется возможным. Столь простая истина была очевидна даже чёрту в преисподней, но только не Буйнову, уверенному в том, что именно его обувь заполнит витрины магазинов, задавая все новые веяния моды, служа примером для подражания прочим производителям. Единственное, пожалуй, что Петя делал лучше выдумки сказочек и прокрутки их в голове, — это делился своими замечательными фантазиями со свой бабушкой, с ребяческой живостью объясняя ей детали и тонкости грядущего успеха. Однако вскоре выяснилось, что его бренд, единожды выпустивший партию молодежных экстравагантных кроссовок, совершенно не оправдал ожидания. Пришлось даже отозвать излишки товара, которого так и не удалось втюхать даже самому не придирчивому покупателю. Петя не отчаивался, считая, что пробоину в посудине ещё можно залатать. Видно, то была судьба, или чья то злая шутка, но пробоина в судне оказалась глубокой, вследствие чего неумолимая груда тухлой воды, смешанной с отходами, дерьмом и насмешками, принялась заливать трюм, а затем неизбежно продвигаться все выше и выше, грозя команде и самому капитану неизбежной гибелью. Так что подобно Титанику, похороненному под толщей холодной могильной воды, судну Буйнова также предстояло пойти ко дну.

Паника подобно туману заполонила мысли и настроения заводских служащих. По началу ушли те, кто, обладая хотя бы средним образованием, предвидел летальный исход происходящих событий. За ними последовали и другие. Те ребята, которые подражают примеру умников как стая голубей, вздымающаяся в воздух через пару секунд после того как подобное сотворил их пернатый собрат и следующая за ним по небу, покорно принимая избранный путь, ведущий их либо к куску хлеба, либо к погибели. Когда на заводе осталась только пара тройка честных ребят, готовых работать на Буйнова и дальше, наверное, в силу маленького объема черепной коробки, Петя, плюнув мечте в физиономию, самостоятельно распустил остатки своей коллегии и переступил порог родного заводика, чтобы уже никогда не вернуться.

Почему он так просто сдался? Можно отмахнуться и сказать, что такой он вот человек: слабый, убогий, трусливый. Столкнувшись с очередной стеной на строительстве своей жизни, он её не обошёл, не возвёл из неё дом, а просто разрушил её топором и в слезах упал на груду камней. Слабак, которого даже природа закалить не может. На самом деле, множество причин побудили Буйнова принять такое решение, перечислять которые нет смысла. В любом случае, надо сказать, что завод, находясь в подобном подвешенном состоянии, рухнул не сразу, а простоял мертвецом около года, принося сплошные убытки, после чего было решено его прикрыть. И это правильно. Не любому человеку дано вести собственное дело. Жаль, что Буйнов понял столь простую истину так поздно.

В итоге петен путь вырулил на ухабы, за которыми виднелась желанная райская долина. Пришлось искать работу. Любая, даже самая грязная работенка сгодилась бы Пете в подобных условиях. К тому же и бабушка юноши, не способная выживать на скромную пенсию и проценты с акций покойного мужа, переписанных на неё, нуждалась в материальной поддержке от внука, очень нуждалась. Тем более сейчас, когда крах завода лезвием ножа прошёлся по расшатанным нервам больной старухи. В итоге, мы пришли к тому, с чего начали. Обычная картина будней Петра Васильевича Буйнова, проходящая под гнетом сурового начальника. Он работает экономистом, ежедневно укладывая себя в гроб(офис), отпеваемый песнями, а точнее душераздирающими криками, вечно недовольного зав отделом.

Наступают сумерки. Петя покидает мрачное здание работы, покупает букетик роз в попавшемся на пути прилавке (с вывеской: "цветы на могилу&quot и садится в автобус. Нет, он едет не домой, поддаваясь рутинному распорядку. Его путь пролегает в другой конец города, на квартиру к Ольге Павловне, одинокой пенсионерке, изо дня в день кукующей под окном и ожидающей его прихода.

Автобус прибыл, затем исчезнув во тьме ночного поворота. Немного постояв у второго корпуса кирпичной пятиэтажки, освященной фонарным светом, кажется, лампочка там совсем низковольтная, Петя проворно набивает код на домофоне, входит, сопровождаемый эхом, разносящим шум от его подошв и возвещающим теням, сокрытым во мраке, о его пришествии, вызывает лифт, поднимается, оценивая свой внешний вид через двойника по ту сторону зеркала. Достаёт ключи, чтобы отворить железную входную дверь. Но какая оказия! Дверь оказывается приоткрытой. Легкий холодок пробегает по телу Буйнова. Действительно, вдруг грабители? Бледная кисть, показывающаяся из под рукава бежевой рубашки толкает дверь, та подчиняется, издавая жалобный скрип каждым болтом, что заставляет сердце Пети сжиматься под рёбрами.

Заходит в коридор. Темно, хоть глаз коли, не видно даже собственных ладоней. "Бабуля", — протягивает Буйнов писклявым ребяческим голосом, продвигаясь мерной поступью к комнате Софьи Павловны. Там, отбрасывая густые тени и обливаясь слезами (воском) стоит на дубовом столе крошечная свечка, фитилёк который дрожит при каждом легком дуновении, грозя и вовсе погаснуть. Пусть только она не погаснет, умоляет Петя, или придётся остаться во мраке ночи, в плену потаенных страхов, пробуждающихся как и в детстве во тьме.

Петя пробирается в комнату, где ожидает застать спящую за столом бабушку, увлекшуюся чтением или выкройкой. Странно, думает Петя. В комнате пусто, будто там и не жил никто. Но где тогда бабуля? На душе становится тревожно; пока что страх не силен, по крайней мере, надежда его поглощает. Но с каждой секундой огонёк затухает, свеча, освящающая убогое помещение, тает буквально на глазах, ещё яростнее разбрасывая слезинки. Буйнову не по себе. Он и сам уже похож на приведение: мертвенно бледная кожа будто сердце, извергнув предсмертные стуки, теперь затихло, бежевая рубашка кажется совсем белой, контрастируя с ночной комнатой, чёрные брюки и туфли, создающие впечатление будто тело Пети, посеяв по дороге конечности, теперь парит над землёй.

Видимо, придётся вызывать копов, решает Петя и достаёт из кармана брюк кнопочный телефон. Набирает цифры, но вдруг нечто заставляет его прервать начатое занятие. То был протяжный не то вой, не то скрежет, доносящийся из платяного шкафа, завешанного вязанной тканью. Сначала Петя замирает неподвижно, ибо леденящий страх сковывает его мышцы, предотвращая их сокращения. "Надо убираться отсюда, — решает Петя, глядя на шкаф, — а после можно вызвать полицию". Но скрип, доносящийся из за щели между дверцами только усиливается, уподобляясь тому, что издают медведи в берлоге. Временами на каждого человека нападает желание получить порцию адреналина, пощекотать, как говорится, нервишки. Вот и Буйнов, вероятно, желая получить порцию новых ощущений, а, может, просто нажить неприятностей на пятую точку, переменяет решение, изображая на лице неподвижную маску, и ползёт к шкафу. Отворяет дверцу, готовясь получить тяжелый удар по пустой голове, но удар он тогда получил вовсе не в голову, а в самое сердце.

Стоит, растопырив ноги и безжизненно опустив руки, тяжелые веки не смыкаются, мутный взор направлен в пространство шкафа. Ему страшно и горько одновременно. В шкафу, скрючившись в неестественной позе, сидит Ольга Павловна. Она кричит, вот только смысл возгласов понятен лишь ей одной. Седые, редкие волосы растрепались на голове и теперь торчали во все стороны, как у огородного пугала, одежда где— то порвалась, словом, существо, сидящее в шкафу, никак не походило на человека. Буйнов отступает на шаг, слезы увлажняют щеки. Представьте себе, что ещё вчера вы говорили с близким человеком, а теперь он, преобразившись до неузнаваемости, сидит в шкафу, бормоча под нос нечеловеческие реплики. Что делать? Куда бежать? Как помочь? Ну почему это не может оказаться очередным плохим сном? Перед глазами проносятся картины счастливого прошлого, которое теперь казалось таким далёким, ведь Петя точно знал, что после этой ночи ничего уже не будет как прежде. Есть шрамы, которые уже никогда не затянутся, ведь они такие глубокие. Вот и этот случай оставил глубокий порез на сердце Буйнова. Потерявшись в центре бесконечного круга, Петя вознёс венец гордого одиночества, готовясь нести его без чьей либо помощи, да и кто бы ему помог? Тоскливые мысли, служащие цементом для монолитных стен этого круга, становились все более осязаемыми, возносясь со стенами к небу, отсекая внешний мир, рассудок, оставляя Петю один на один с их ужасающей мощью, постепенно хороня его под их глыбой. Не в силах более терпеть эти мучения, Петя бежит прочь из злополучной квартиры.

Чёртова голова.

Петя, мучимый головной болью, утыкается лбом в холодное стекло автобуса, мирно покачиваясь. За окном дождь проливается на пожелтевшие деревья и Питерские улочки. Уже осень. Визиты к Ольге Павловне участились ведь болезнь, проедающая её мозг, снова берет верх. Как тут оставить её одну? А больше следить то и некому, по сути, из кровной родни остался только Петя. Теперь жизнь Буйнова, откровенно говоря, превратилась в рутину: встав пораньше, он спешит на работу, после чего заезжает проведать бабушку, а после домой— высыпаться, а иначе ему и самому никаких нервов не хватит. Листья на деревьях совсем опадают, похороненные под снежными плитами. Наступает зима, как обычно очень суровая в этом регионе. Вскоре снег уступает место молодой травке, которая робко пробивается из под земли на свет, приходит и первое тепло.

Уже год Петю мучает мигрень, что неудивительно. Наступил страшный сезон, сезон охоты, охоты за деньгами. Коллеги Буйнова, да и он сам, уподобились волкам на охоте: главная задача— поймать добычу, но если не удасться, то и мертвечина сгодиться, голодать никому не хочется. Так что, проводя ночи в бессмысленных раздумьях о том, как бы получить надбавку к зарплате, а заодно и пополнить ряды дирекции, утром они доходили до офисов с красными рожами, отёкшими глазами и адской головной болью, как и бедный Буйнов.

Сегодня, 11 марта, голова Буйнова трещит пуще прежнего, так что, расшвыряв вещи, Петя идёт в туалет, после чего разваливается на диване, нащупывает пульт, включает телевизор. Ему нужно набраться сил перед завтрашнем днём. На утро дирекция наметила ответственное мероприятие, на котором должны присутствовать все члены отдела. Утомленный мерцающими картинками, проносящимися на экране, Петя выключает телевизор, кутается домашним пледом. Но уснуть никак не выходит. Лунный свет наполняет комнату, как молоко глиняный кувшин, так что складывается впечатление, будто день уже пробрался в помещение. "Чёртова голова"— произносит Петя, поднимаясь с дивана. Нащупав тапочки, Буйнов выуживает их и напяливает на немытые ноги, потом встает с кровати, пошатываясь, словно после пьяного дебоша. То, что заставило юношу вскочить посреди ночи, были странные звуки, доносящиеся из кухни. Точно, Буйнов был уверен, что звуки доносились именно с кухни. Ползёт по узкому коридору в направлении к источнику шума. "Что там творится с моим холодильником?"-ворчит Буйнов, крадясь уже на носочках к кухне. Подходит, отворяет дверь и столбенеет. Раскинувшаяся перед его взором панорама, освещённая ярким лунным светом, пробивающимся через малюсенькое окошко, может показаться комичной. Однако Петя и не думает смеяться. Его холодная влажная рука чуть прикрывает раскрытый рот, обнажающий белые зубы, ноздри нервно хватают воздух, глаза бегают по сторонам, не зная на чем зацепиться, сердце бешено стучит, разгоняя застывшую кровь.

Буйнов стоит без движения, таращась на распахнутый пустой холодильник. Дверца, сорванная с петель валяется рядом, а чуть поодаль, притаившись в тени, восстаёт знакомая тучная фигура, жадно вцепившаяся в куриные грудки; остальное содержимое холодильника (колбасы сырокопченые, ржаной хлеб и паштет) валяются у него под ногами. Действительно, прищурившись, Буйнов окончательно определяет, что закадычным ночным гостем, так бесцеремонно ввалившемся в его жилище и ворующем его продукты, был тот самый одноклассник Пети, чиновник Алешенька. Что за чертовщина тут творится?! "Господи… Ты голоден?"— робко интересуется Петя, переминаясь с ноги на ногу, но ответа не следует. Минуту ребята стоят молча, после чего толстяк прижимает куриные грудки к щеке и начинает заливисто хохотать, от чего Буйнова бросает в дрожь. Немедленно изменившись в лице, Алёша прекращает смеяться. Теперь он зажимает упаковку с грудками в одной руке, а другой трясёт, машет огроменным жирным кулаком и выкрикивает небывалые ругательства. Сначала Буйнов был уверен, что это по просту матерные слова, чуть деформированные, однако вскоре он понимает, что это был вовсе не мат, а нечто другое, правда что именно, Петя разобрать не может. Толстяк топчет босой ножкой паркет, тот вздувается, отшвыривает куриные грудки и закладывает руки на пояс, сопровождая действия жуткой бранью. Откуда такая агрессия? Буйнов не может вынести оскорблений от некогда помогшему ему товарища и пускается наутёк. Он бежит быстро, но бесшумно, минует коридор, запирается в комнате. Поворачивает два раза замок, тот щёлкает.

Слава богу, кошмар закончился. Петя обрушивается на кровать. Он больше не слышит возгласов бывшего одноклассника, и это его успокаивает. Отгоняя дурные мысли, Буйнов заваливается на диван, укрываясь пледом. Он сильно устал, поэтому его отяжелевшие веки мирно закрываются и он уплывает в мир грёз, где обретает долгожданное спокойствие.

Игривые лучи тёплого солнышка сверкают на бледной коже Буйнова. Он приоткрывает слипшиеся глаза, потирает их кулачком, однако комнатенка, наскоро выкрашенная маляром в зелёный цвет, расплывается. Плывёт и потрёпанный диван, скроенный из дешевой обшивки, и железный стол, укрывающийся в тени штор. Его тусклые волосы будто кто то трепет. Рассудок постепенно все больше и больше возвращается в сонную лощину черепной коробки и Петя, окончательно продрав глаза, понимает, что в комнате он не один, а по волосам его гладит чья то нежная мягкая рука. Буйнов окидывает взглядом мебель и поворачивает голову, устремляя взор за плечо, по направлению к изголовью дивана. И какого было удивление молодого человека, когда он обнаружил, что диван он разделил с молодой, светловолосой, голубоглазой красоткой, с белоснежной кожей, сидящей чуть поодаль от него и разглаживающей его лохмы. Он отшатывается и застывает в недоумении. Её выразительное лицо так прекрасно, что юноша уже начинает забывать, как дышать, а на коже выступают мелкие мурашки восхищения. Девушка, глянув на Буйнова, расплывается в улыбке, после чего последний невольно подорожает ей. Видимо решив, что дамба, сдерживающая чувства юноши, больше не может выдерживать их напор, Петя не стал сопротивляться мощи своего внутреннего естества и выпустил его наружу, так что через несколько секунд, он прильнул к девушке, обвив её шею разгоряченными руками— некогда застывшая от неописуемого страха кровь, вновь пришла в движение, бурля под кожей.

В комнате воцарилась тишина. Девушка, плотно зажатая в тисках, сидела неподвижно, лишь на её миленьком лице заиграли нотки ужаса. "Муж, он не будет против?"-сипло спрашивает она, чуть шевеля пухлыми алыми губами. Оказавшись один на один с незнакомкой, чья красота не уступала даже красоте и очарованию элитной проститутки, юноша, у которого и девушки то некогда не было, разрываясь изнутри от нахлынувшего на него возбуждения, в буквальном смысле потерял всякое чувство такта. Проигнорировав вопрос, Буйнов принял решение немедленно перейти в наступление, ведь иного шанса может и не представиться. Без колебаний, обезумевший Буйнов прильнул к губам девушки, не давая ей возможности отстраниться. Насладившись послевкусием от помады незнакомки, Буйнов выпускает её губы, осыпая её щеки поцелуями, тогда как девушка, не сопротивляясь, заливается хохотом, сперва чуть слышным, но после яркий звук её заливного смеха начинает резонировать, врезаться в стены и заполнять каждый сантиметр помещения.

Происходящее напоминает сон, так оно прекрасно и необычно для тщедушного Буйнова. Испытывая небывалое до того момента вожделение, которое теперь в прямом смысле сочится из всех щелей, Буйнов отдаётся чувствам, пленённый красотой гостьи. Он так увлечён своим странным занятием, что даже не замечает, как деревянная дверь каморки с грохотом отворяется, а с потоками холодного воздуха в комнату врывается крепкий жилистый мужик, заслоняя за спиной кухонный нож со сверкающим лезвием. Глаза мужика наливаются кровью, рот застывает полуоткрытым, обнажая гнилой частокол, девушка же, мягко отстранив Буйнова, плавно встаёт с дивана и грациозно отходит в угол комнаты, застывая в объятьях штор. "Ты куда, красавица?"— недоумевает Буйнов, тогда как мужик оскалившись отвечает: "это моя жена, красавчик". Наконец юноша осознаёт, что в комнате появился третий лишний, он оборачивается и признает в осанистом мужике своего батю, после чего радостно возносит руки и растягивает уголки губ. "Папа! А ты что тут забыл?"— усевшись на колени с широкой улыбкой, спрашивает Буйнов. "Да так"— отвечает мужик, высовывая нож из за спины-"пришёл посмотреть, как ты тут мою жену объезжаешь. Славная кобылка, правда?!". Буйнов кажется таким маленьким, маленьким кроликом, даже не кроликом, а маленькой ссохшейся кроличьей тушкой. Как эта милая молоденькая девушка может быть женой этого буйвола? Подобная истина не укладывается в зашоренные рамки жизненной энциклопедии Буйнова. Он улыбается, как умалишенный, не зная, что предпринять, то ли начать ковать бесконечную цепочку объяснений, то ли плюнуть и бежать прочь, хоть в окно. Однако конечности остаются неподвижными, и он сидит, глупо улыбается и смотрит умоляюще на отца. тот неумолим.

Звуки шагов сменяются звуком треска костей и почавкиванием плоти, вымоченной тёплой рекой крови. Отец наносит удар сыну прямо под рёбра, добираясь остриём до легкого, после чего дыхание юноши затрудняется. Обтерев веки от капель крови, отец с новой силой сжимает оружие в руке и с ухмылкой, присущей людям, лишенным рассудка, маньякам, мужик принимается осыпать юношу ударами ножа, оставляя после них только волну жгучей боли, да прокомпостированные куски плоти. Слишком долго продолжается истязание, слишком много времени Буйнов не может расстаться с жизнью, что лишь усиливает боль от рассеченной плоти. Перед глазами у юноши возникает пелена, размывающая обзор, но он щурится, отхаркивая кровь, вглядывается в пространство между диваном и окошком, куда отошла незнакомка, чтобы ещё хоть раз окунуться в целебные источники, коими для него явилась красота девушки. Однако, как и стоило ожидать, девушки, скрывающейся за пестрой шторкой, как и след простыл. Вместо неё, прижимаясь к стене, стоит сгорбленная старушонка, со впавшими глазёнками и пересохшими губами. Удивительно, но Буйнов будто предчувствовал столь печальный исход, словно образ старухи за секунду до того, как юноша перевёл взгляд на обеззараженную фигуру, уже возник в его сознании в виде наскоро зарисованного наброска. Как бы то ни было бедняга испускает дух, сопровождаемый бурным весельем отца и его спутницы.

Неприятный писк возвещает о наступлении утра. Мерзкое пикание усиливается с каждой секундой, угрожая вынести мозг наружу через ушные раковины. Буйнов тяжёлым резким ударом возрождает тишину в комнате. "Господи"— проносится в голове у юноши-"сегодня же презентация, черт её дери, если опоздаю, толстожопые акулы меня сожрут с потрохами". Он поднимается словно по указке, рассматривая расплющенный будильник или то, что от него осталось, бежит в ванную, проводит там пару минут, выскакивает, будто пробка из бутылки, бежит в коридор, садится на кожаную тумбочку, натягивая дырявые носки, несменяемые брюки, туфли и наконец коронную делать его убогого гардероба— пиджак, припасенный для особого случая-такого, как сегодня. Смотрится в зеркало, негодуя по поводу синяков под глазами. "Ах да"— припоминает Буйнов— "мне какая то дрянь опять снилась". Но что поделаешь? Вид конечно потрёпанный, даже болезненный, но время совсем поджимает, так что ещё раз зачесав пальцами непослушное кудряшки, юноша выбегает и, сломя голову, несётся к автобусной остановке. Слава богам старым и новым нужный ему транспорт тут же подъехал и нервный Буйнов устремляется на работу. Мысли пучками роятся в его голове: " вот черт" про себя восклицает разгоряченный парень. Его волосы развиваются от потоков ветра, врывающихся в открытое окно. "Даже в такой ответственный день умудрился проспать. А может все дело в том, что я навожу марафет со скоростью улитки. Баран! Сам же себе приключений наживаю на задницу! Не хватало ещё лишиться должности и снова носиться по биржам труда да вакансии яндексить!" Машинист вгрызался в баранку, выжимая педаль акселератора. На остановке Петя выскакивает и как бегун на финальном забеге устремляется к своему заветному красному флажку, который уже маячил среди безвкусных модернистских блоков офисных многоэтажек. Ему кажется, что время ещё не подошло.

...

Он влетает в стеклянные двери здания. Те с визгом и скрежетом отлетают в разные стороны как разрезанная кожа больного раком на хирургическом столе.

Секретарша, завидев работника с красной как плавленное железо рожей, вызывается проводить его в кабинет, где должно было проходить мероприятие. Она видит, что спешащий работник опасный. Она не знает почему, но чувствует это, как гончая, идущая на запах дичи. Петя не похож на остальных. Он вообще не похож ни на одного человека в здании. Снаружи он-обыкновенный человек, внутри-котёл с химическим раствором. Если он попадёт на живую материю, то разъест её, словно кислота. Возможно так выглядит его зависть. Трудно сказать, в чем ему не свезло, но секретарша может определить без тени сомнения-у этого человека глубокие проблемы в жизни. Дай ему волю, и он перегрызет глотку любому, чей газон зеленее и не подумает о том что такой поступок опустит его в глазах окружающих. Но вскоре внезапная ярость спадёт, тогда он осознает что натворил, будет себя корить, но течение вывернуть вспять он не сможет.

Девушке тошно от вида Буйнова. Она старается быстрее отделаться от него как от репейника. Скорее содрать его и выкинуть, перекинуть на дорогие бархатные штаны зам директора экономического отдела.

Секретарша поднимается с Петей до 17 этажа, далее без промедления указывает нужное направление, и только Буйнов открывает рот, чтобы поблагодарить, она с размахом лупит по кнопке "закрыть дверь" и скрывается в пасти лифта. Буйнов входит в офис. На самом деле это затхлое, душное помещение с низкими потолками, заляпанными мутными окнами, серыми стенами с потресканной штукатуркой трудно назвать пригодной для работы комнатой. Любому живому человеку тяжко здесь находиться...

...

Запыхавшийся Буйнов вбегает и осматривается. Ему нужно время чтобы перевести дух. Марафон вышел несколько труднее, чем ему привиделось на остановке, а дистанция длиннее и препятствий больше. До недавнего времени блуждающие взгляды собравшихся мигом устремляются на Петю. Теперь все как один пялятся на него, разглядывают знакомое лицо. В их глазах горит животный огонь, уголки губ ухмыляются. Экономисты, каждый со своим докладом, отчетом, презентацией, давно были в сборе и ждали одного лишь Петю

Каждый приехал во время.

Каждая крыса подлизывалась к начальству, не перечила и угождала, лишь бы ей зарплату не урезали и повышали до новых должностей, чтобы её кожаный кошелёк только пух, пух и не ссыхался. Один Петя был несколько отрешенным. Ему было лень соваться на минное поле в разгар военных операций, а потому он выработал удобную отмазку. Она не давала сбоев и помогала ему одерживать победу в спорах с совестью. Петя считал что он слишком обделён от природы. Он ратовал за то что его коллегам с рождения было больше дано. Куда ни плюнь. И мозгов, и внешности, и талантов. "А куда я вообще лезу" говорил он себе. "Если есть такие замечательные личности, которые обходят меня по всем параметрам, зачем я буду им мешать?" В его уникальной картине мира, каждый из сидящих за медным столом был рождён гением, феей, магистром, инопланетной субстанцией с высшим разумом. Ему казалось что эти ребята получали все блага без боя, незаслуженно. Петя считал, что на каждого снисходила манна за их врожденные таланты, поэтому они росли по карьерной лестнице быстрее чем он, заводили семьи, покупали машины в то время как Петя смотрел за ними, скрипя зубами и стискивая кулаки. Он ревновал их к Господу, но думал что если Бог его с детства не окропил святой Водой, то и соваться теперь смысла нет. Вот и сейчас он с наигранным равнодушием осматривает собравшуюся публику. Ему всего то нужно заставить себя смириться с проигрышем, принять тот факт, что в глазах окружающих он— пустое место, может быть даже мертвец. Только еле слышный отзвук умирающей гордости, подобно последнему лучу уходящего солнца, догорал внутри юноши.

Хамелеон принимается прожирать Буйнова знакомым взглядом, который казалось пропитался вселенским гневом и слился в единый токсичный поток в перемешку с отходами, и теперь льётся каскадами Пете в глазницы, прожигает сосуды и продирает плоть. Кажется начальник ненавидит подчинённого за всё: за его внешний вид, за то, что вообще мозгов хватило на работу прикатиться, да и вообще за то что Буйнов имеет наглость пускать на переработку чужой кислород, превращая его в углекислую отраву.

Когда всем надоело продолжать моральную трепку ненавистному Буйнову, они вновь вернулись к обязанностям. Первый экономист медленно отрывает рыхлый зад от кожаного кресла с деревянными вставками. С деловой рожей он достаёт кипу бумаг. На титульном Листе выведено большими буквами: "о темпах развития экономики в Махачкале за 2019 год". Его голос зазвучал ещё омерзительнее чем можно было представить. Оратор пищит, задрав нос к потолку. Всем своим видом он похож на мышонка, на которого одели очки и заставили состроить важную мордочку.

Итак, подходит кульминация вещания жирного экономиста, от чего Буйнова клонит ко сну, и он старательно прикрывает ладошкой рот, дабы не раззеваться на глазах у разгневанной публики. Эти доклады, отчеты, составление сметы так надоели Буйнову, что бороться со сном становиться почти невозможно, тем более если учесть тот факт, что ночью юноша плохо спал, ворочался до самого будильника, мучимый поганым сном. Голова безжизненно утыкается в ладони, и Буйнов застывает в позе, характерной для школьника, который вот вот заревёт. Нудный ровный бубнеж толстозадого экономиста все глубже погружает обессилевшего Буйнова в сонную негу. Но вдруг раздался резкий пронзающий стук в дверь, вырвавший юношу из царства Морфея. "Не спи, недоумок", — думает Буйнов, похлопывая себя по отёкшей щеке. Доклад все продолжается так же мирно и необратимо, как течение быстрой речушки, однако в их устоявшемся коллективе уже появился новый член, известный, как оказалось, только Буйнову.

На пороге, освещаемая светом от мощных офисных ламп, восстаёт, словно из воздуха, до боли знакомая фигура. То была Ольга Павловна и Буйнов тут же узнает её. Свою старуху он узнает из тысячи, ведь всю жизнь он провёл под её заботливыми тёплыми крылышками, (под её юбкой). Но зачем она пришла? На её дряхлом, но не лишенном былой прелести лице выражается страх и стыд за то, что она явилась не в положенное время и своей инфантильной выходкой отвлекла своего дорогого внука от занятия, причём немаловажного. Её печальное лицо трогает до глубины души сердце Буйнова, и он твёрдо решает, что не отдаст её на растерзание хамелеона и прочей ползучей твари, кишащей в офисе, выслушает её, пусть даже его и понизят в должности. Плевать. Бабушка всегда заступалась за него в школе, когда ребята из параллельного класса подшучивали над ним. Быть может, это кажется пустяком, или, возможно, Буйнов вёл себя не по мужски, позволяя пожилой женщине заступаться за него, но он был мал и слаб, и, если бы он попытался самостоятельно решить свои проблемы, то, наверняка, кончил бы больницей или тюрьмой. Так что теперь он просто обязан помогать своей старухе, будь то даже обыкновенная мелочь или нечто более серьезное.

Окинув взглядом экономистов, членов данного "коллоквиума", Буйнов приглашает Ольгу Павловну присесть к столу подле него, уже прокручивая в голове различные вариации объяснений, которыми придётся окатить зав отделом после окончания собрания. Робко осматриваясь по сторонам, она расстегивает пальто и крадётся к внуку. Она обходит стол, минует жирного оратора, который даже не глянул на старуху, как, впрочем, и остальные экономисты, и вплотную подходит к Буйнову. Тот откидывается на спинке кресла и строит провинившиеся глаза, будто он опять что то натворил, что сильно расстроило старуху. Ольга Павловна медлит, вероятно, сшивая лоскуты слов в бахрому предложения, а затем разивает рот и произносит со слезинками в голосе:

— Прости меня, дорогуша, прости старую дуру. Напугала я тебя в тот раз, когда в шкаф залезла.

"Странно, — думает Буйнов, — прошёл уже не один месяц с того раза, но бабушка ни слова не говорила об этом", тогда как юноша не одну сотню раз прокручивал произошедшее в голове, вновь и вновь возвращаясь к темному шкафу и обезображенному существу, скрывающемуся в его тени. Он лишь думал, не в силах завести об этом разговор с бабушкой, ведь скорее всего ей было так же страшно, как и самому Буйнову, да ещё и стыдно за своё поведение. "Что ж, — встрепенулся Петя, — полагаю, этот разговор стоит того, чтобы самая жирная конторская задница стала в разы полнее. Однако лучше быть кратким, ото не дай Бог лишат должности". Теперь Буйнов произносит вслух, сдавливая переносицу большими пальцами. Затем они медленно переплывают на виски и принимаются мерно растирать их.

— Да, бабушка. Честно сказать, я растерялся. Нам с тобой пришлось многое пережить со смерти матери...

Все присутствующие выпучили глазища на жестикулирующего Буйнова. Он сейчас похож на оратора больше других, хотя его время для презентации ещё не наступило

— Да не в том дело, внук, — отрезает Ольга. — Не в том дело! Я не вспоминала о том дне! Такие житейские мелочи меня перестали заботить лет 20 тому назад...

Слова бабушки ранили Петю. Он проглядел чудесную метаморфозу, превратившую бабушку из скромного существа в равнодушную старуху.

— Ну хорошо! — Говорит Буйнов и стучит кулаком по колену, — хорошо, Оль. Выходит, я глуп и, надеюсь, просто неправильно тебя понял! Так объясни. Не нужно разглагольствований. Их мне итак сейчас будет предостаточно!

Петя откидывается и косит на начальника. Тот явно поимеет мозги Буйнова после такой наглой выходки, которая в лице Пети бросает вызов устоям нерушимой системы, посягать на которую не решался никто, у кого ай кью выше, чем у табуретки.

Бабушка подплывает к Буйнову, такая стройная в золотистом солнечном ареоле. Её фигура стала несколько иной, а хотя, может, Пете так показалось из за яркого света, струящегося из мутных окон. Она кладёт ему руки на плечи, легонько сдувает кудри, прислоняется к его уху и шепчет. Она окидывает собравшихся хищными взглядами, полными искреннего недоверия, какое обычно бывает у человека, немало испытавшего на своём веку. Ольга нашептывает:

— Тогда я знала, внук, если во время не убегу, то лишусь всего, что у меня было. И говорю я совсем не о деньгах! Я говорю о том, о чем, увы, тебе знать не положено! А, может, я и скажу, но не сегодня и даже не завтра! Я вынуждена была скрываться в шкафу ради моей безопасности, милок!

Буйнов таращится на Ольгу с нескрываемым удивлением, тепебя в руках попавшиеся недозаполненные анкеты, поедаемый насмешливыми взглядами. Ольга Петровна плачет:

— Они потребовали впустить их, я и впустила!!

Буйнов хватается за голову, пытаясь найти хоть тень смысла в словах пенсионерки, и произносит ошарашенно:

— Кто, бабуль, коллекторы?

— Нет же. Хочешь сказать, ты не видел их? — Стонет Ольга Петровна, не способная внятно выразить суть проблемы, что Буйнова начинает подбешивать. — Да кого их?! Тараканов? Никого я черт возьми не видел!!! — Кричит Буйнов, обрушивая кулак на стол, от чего жирный оратор разражается смехом, да так звонко, что остальные члены собрания тоже начинают хихикать, а начальник с улыбкой качает головой.

Ольга Петрова неумолима. Она плачет, пытается объяснить внуку, кем же на самом деле являлись таинственные гости, от одного вида которых ей пришлось бежать наутёк и скрываться в старом шкафу. Но тщетно. Петя слушал бессмысленную околёсицу, но не слышал её. Старушка не чувствует ни малейшей отдачи. Конечно, она прекрасно поняла, что внук её совершенно не воспринимает всерьёз.

— Ах ты осёл, — вопит она.

Какое жалкое зрелище: родные люди не могут найти общий язык, а от того первая теряет самоконтроль, а второй вот вот лопнет от стыда. Ольга Павловна уже не даёт отсчета своим действиям. Негодование и боль овладели ею. Она не слушает внука, кричит и топает ногами. А у бедного Пети перед глазами комната идёт кругом. Живое, неживое слилось в его разуме в единую биомассу, без тени упорядоченности и гармонии. Через силу, через боль он отрывает тушу от кресла, прижимается к бабушке и гладит её по седовласой голове. Он знает наверняка: сейчас он— самое настоящее посмешише. И вовсе не из за бабушки, успокаивать родного человека— не порок. Ему стыдно за себя. Как можно уважать ничтожество? Петя и сам давно предсказал ответ на этот вопрос. Любое его действие производится с оглядкой на окружающих. Чужое мнение давно стало для юноши превыше своего. От этого ему становится горько. Даже теперь он нацелен не на то, чтобы успокоить бабулю, он думает, как бы не стать ещё большим шутом на глазах у ненасытной публики. Таков удел чмошника. Петя уже ни себя, ни законы природы изменить не в силах. Так что он продолжает неуверенно стоять подле бабушки, немного горбится, будто у него ужасный сколиоз.

Вдруг что то тяжелое касается плеча Буйнова и вытягивает из пучины раздумий. Он стоит как мраморные статуи в пушкинском музее. Его ноги замерли в картинной позе, лицо таит одну лишь эмоцию, разобрать которую невозможно из за тумана. Голова Буйнова кружится, подобно детской юле. Поднимает отёкшие глаза и ловит на себе взгляд зав отделом. Удивительно, первый раз лицо начальника не выражает укор, оно не желчно, напротив, его глаза блестят, как у новорождённого, а на губах играет искренняя улыбка. Ему смешно, очень смешно, он еле сдерживается, чтобы не растерять остатки приличия и не начать ржать, как деревенский конь, тогда как остальные экономисты более не могут сдерживать волны смеха: они падают на стол, прикрываются руками, захлёбываются хохотом, но ничего не могут с собой поделать, к тому же жирный оратор лишь подливает бензин в костёр, начавши визжать, как поросёнок и ржать во всю глотку. Только Буйнову совсем не до смеха. Он теребит кудряшки на голове, скручивает их указательным пальцем, грозя вырвать с корнем, нервно подёргивается при мысли, что не может успокоить родного человека, свою любимую бабушку, да к тому же ещё и выставляет себя, да и её впридачу, юродивым, чья рожа и поведение веселят собравшихся гостей. Он нервно осматривается, его зрачки снуют из стороны в сторону, в поисках Ольги Павловны, да только её и след простыл. Видимо, когда Буйнов отвлёкся на прикосновение хамелеона и изучение расстановки вражеских сил, та незаметно выскользнула из кабинета, дабы не устраивать внуку лишних хлопот.

Заключение доклада жирного оратора заканчивается неистовым смехом, как со стороны рассказчика, так и со стороны слушателей, треть членов которых свалилась из дирекции. Доклад сорван! Иначе не скажешь. Начальник, подтирая слезинки из уголков глаз, строит серьезную физиономию, кладёт обе руки на плечи Буйнова и спокойным голосом сообщает:

— Если Игнат Викторович тебе не угодил, дурья бошка, это не значит, что его выступление нужно превращать в клоунаду! Молодчина Буйнов, просто слов нет. Блестяще сорвал презентацию! Такого, с позволения сказать, креатива на моей практике ещё не было. А теперь выметайся отсюда, мозг свой вытекший проветрить! Пшел вон, скотина такая.

Буйнов, покачиваясь, поднялся и поплёлся на выход, сопровождаемый гоготом, писком и ржачем присутствующих, после чего хамелеон, просмеявшись, заявил:

— Ладно. Хватит. Чучело вышло, Игнат, продолжай доклад.

Буйнов, нащупав стену ладошкой, наваливается не неё, измазывая костяшки бежевой краской, спускается по лестнице, спотыкаясь на каждом шагу, и вываливается из стеклянных дверей современной многоэтажки на улицу, кишащую пестрой толпой. Гул мостовой затихает, и Буйнов погружается в вакуум, плывёт в безбрежной тихой атмосфере, вбирая в легкие потоки горячего сентябрьского воздуха. Тишина и безмятежность окутывают юношу, он ступает легко, воздушно. Глаза его смотрят на прохожих, но уже не могут различить детали их гардероба, ноздри не различают запахов.

Вечер. На небесном лоне появляются мелкие звездные капли. Улица вновь трещит каждой проезжающей тачкой, будь то легковушка или камаз с дребезжащим мотором. Буйнов продирает впалые глазёнки. Тупые мины прохожих, толпящихся вокруг юноши, повисают над ним, как вонючие шары с гелием; глаза их голодно поедают каждую частичку тела Буйнова. Что за черт? Буйнов озирается, напрягая каждую извилину, чтобы мозг таки распознал посылаемые глазами сигналы. Место совсем незнакомое: широкая, освящённая чугунными фонарями, возвышающимися до самых проводов, улица, вымощенная гранённой плиткой, обрамляется искусственными канавками, куда стекает дождевая вода. Буйнов, развалившись, восседает в той самой канавке, отчего одежда юноши (даже труселя) насквозь промокла. Как он вообще оказался в канаве? Буйнов поднимается на ноги, отпугивая жестами прохожих, и выжимая мокрые рукава рубахи под пиджаком, опускается на декоративную лавочку, спугнув парочку молоденьких девушек. Он берётся за голову, пытается воссоздать произошедшее: «Так, хорошо. Я слушал доклад. Отлично, придурок, что дальше? Пришла Ольга! Точно! Аа потом я пошёл к кулеру, но передумал и решил пойти на улицу, чтобы подышать! А потом черт возьми? Почему я оказался на 15 ой парковой, она же в четырёх километрах от офиса. И почему в канаве с мокрой задницей?!» Как не силится Буйнов, не рвёт на голове волосы, не зажмуривает глаза, так что перед ними появляются маленькие белые точечки, он никак не может припомнить, что с ним приключилось после выхода из здания. "Правильно бабушка сказала! — Думает Буйнов, — я осел, ещё и склеротик в придачу».

Сумерки опускаются на остывшую землю, разгоняя последних гуляющих. На небе воцаряется новый правитель— яркий месяц, рассекающий остриём ночной мрак. Тишину нарушает гулящий рингтон петеного мобильника, резонирующего и вибрирующего в кармане влажных брюк. Рука нехотя нащупывает сотовый, выуживает его из кармана и прижимает к уху:

— Здравствуйте? — Спрашивает извиняющимся срывающимся голоском Буйнов, сжимая трубку.

— Вечер добрый. Вас беспокоит Ярослав Олегович— лечащий врач Ольги Павловны Буйновой. Вы, как последний близкий родственник, должны немедленно подъехать ко мне в больницу, чтобы заполнить кое какие документы, — раздаётся в трубке басистый голос.

Рука Буйнова принимаются отплясывать конвульсивное танго, тогда как на лбу выступают капли пота.

— Чего? Какие ещё документы? — Несколько разозлено спрашивает Буйнов, будто его тон сможет решить все проблемы.

— Ну как же?! Я ещё утром лично вам сообщил, что пациентка Ольга Павловна поступила в больницу с острой сердечной недостаточностью. К сожалению, принятых терапевтических мер оказалось недостаточно, так что её не стало. Хотя там уже можно было и не предпринимать ничего. Сами понимаете, человек пожилой, а с таким диагнозом прошло слишком много времени перед тем, как её доставили в больницу по просьбе соседки, так что даже операция оказалась бессмысленной.

— Как?! Вы шутите со мной? — Вопит в трубку Буйнов, задыхаясь, — если да, то с такими шуткам убирайтесь к черту! Бабушка недавно навещала меня! — Не угоманивается Буйнов, вытирая струящиеся из глаз слезы.

Ярослав Олегович тщетно пытается донести до разгоряченного юноши непростую истину, объясняет, что, к сожалению, все люди смертны, и тут же предлагает услуги платного больничного психолога, чтобы тот зашил глубокие раны на седце Буйнова. Петя сжимает трубку, напрягает ладонь и вышвыривает сотовый на гранитный бульвар, после чего тот с треском разбивается и отпрыгивает по частям в тёмную канаву.

Смерть близкого человека всегда наступает слишком внезапно. Смерть вообще не может быть ожидаемой. Когда умирает любимый человек, он забирает в могилу частичку вашей души. Ведь первым делом родственник погибшего тоскует даже не по покойнику как таковому, а по воспоминаниям с ним связанным, так что возвращаясь в квартиру умершего, или в то место, где он с усопшим проводил много времени, первым делом человек замечает изменения, произошедшие после смерти родного, он сравнивает теперешние свои ощущения с теми, что были раньше, вызывает печальные ассоциации и переживает, что так, как было прежде, уже не будет никогда, чувствует неумолимое течение времени, отчего становится только грустнее, ведь смерть родственника ознаменует новый этап в жизни, после которого наступит и следующий, а после и тот, кто похоронил своего близкого, будет засыпан сырой землёй более молодым поколением.

Буйнов, забывшись, садится в автобус, минует бульвар, проспект, мост, торговую улицу… Перед намокшими глазами виднеется лишь непроглядная тьма. Ещё несколько остановок, после которых в автобусе не остаётся ни души, кроме растерянного, убитого Буйнова, хотя его можно и не учитывать, ведь после телефонного разговора юноша превратился в серую, бездушную, пустую тень, сливающуюся в единый ансамбль с такими же серыми тенями, изредка снующими во тьме за окном автобуса. Выходит из транспорта, игнорируя и намокшую одежду, и поднявшийся на улицах ветер, срывающий пожелтевшие листочки с деревьев, последнее напоминание о скоротечно ушедшем лете. Набирает привычные цифры на домофоне, заходит на лестничную клетку, поднимается на второй этаж, проплывает в квартиру и садится на диван в комнате, укрываясь пледом, который намокает из за одежды. Буйнов утыкается головой в колени и издаёт леденящий душу крик сдавленным голосом, пропитанным горькими слезами. Он сидит неподвижно во мраке, по прежнему уткнувшись в колени, и плачет, ревет, как в детстве, когда он ушиб коленку об торчащий из сруба гвоздь, только теперь слезы совсем другие, совсем не такие, как в далеком детстве. В такие моменты особенно сильно хочется вернуться в прошлое, погрузиться в ребяческие забавы, тогда все казалось несерьезным, а взрослые проблемы, казалось, никогда тебя не коснуться. Юноша, совсем обессилив, падает на спину, уронив голову на изголовье дивана, и засыпает.

Нужно иметь невероятный запас нервов и силы воли, чтобы постоянно предаваться унынию. Рано или поздно каждый человек находит лучик надежды, освещающий дорожку, выводящую его из чащи депрессии. Вот и Буйнов, проснувшись утром, уже не чувствует себя столь плачевно, как вчера, когда он только узнал о смерти бабушки. Тот факт, что она каким то образом навестила его в офисе, хотя, по словам доктора, пенсионерка ещё утром отдала душу Господу, Буйнов объяснил тем, что подсознание, как это обычно бывает, выдало желаемое за действительное, так что Буйнов, скорее всего, выдумал произошедшее с ним на презентации, а на самом деле с самого утра напился в стельку и уснул в канаве, убитый горем. Его абсолютно не кольнуло то, что вчера никаких бутылок в тёмных водах вонючей канавы, да и по близости на бульваре он не обнаружил, к тому же по своим ощущениям, он никак не мог сказать, что в его крови содержалось спиртное, но иного объяснения Буйнов найти не мог, а звонить хамелеону, чтобы уточнить, был ли он на злополучной презентации, Буйнов не хотел, а зав отделом, в свою очередь, тоже звонить не станет, — он давно сократил всевозможные расходы, так что своих сотрудников он не удостаивал телефонными разговорами, только если это не касалось его зарплаты.

Буйнов осушает чашку с горячим ромашковым чаем, сидя за столиком на кухне, покрытым плиссированной тканью с розоватыми цветочками, и делает звонок на работу, связывается с секретарем, чтобы тот сообщил зав отделом о том, что юноша берет отгул на несколько дней в связи со смертью бабушки. В глубине души Буйнов понимает, что твердолобый, черствый начальник не позволит ему вот так просто взять отгул, пусть даже и услышав о семейном горе юноши, так что придётся идти к врачу, чтобы вытрясти справку. Тем не менее, на работу он не идёт, а вплотную занимается предстоящими похоронами, не скупившись не средства, как бы отдавая дань покойнице, хотя Буйнов вовсе не являлся религиозным человеком и не считал, что умершая бабушка оценит его вклад. В течение нескольких часов юноша договаривается о кремации, о месте на кладбище за городом там же, где упокоены и остальные представители рода Буйновых,; наконец, он договаривается со священником о панихиде, сообщает дальним родственникам и редким друзьям Ольги Петровой о её смерти, так что в итоге планировалось собрать человек 15. В крематории Буйнову сообщают, что прах можно будет получить лишь через пару недель, так что день похорон назначается на 24 ноября. Буйнов заказывает склеп с позолотой и чинно выжидает день церемонии.

В суетах рутинной жизни Буйнов постепенно отходит от трагического события, случившегося накануне, отпускает мысли о пенсионерке на волю, и они вырываются, подобно дикой птице, покинувшей клетку и летящий в девственные дали. Ноябрь приносит холод, возвещающий о скором прибытии зимних морозов. Суровые Питерские ветра, гонимые с севера, срывают последние сухие листья с вековых дубов, рвут тоненькие осинки и березки. Приближается знаменательное событие— день похорон. Вечером Буйнов подготавливает костюм, заказывает такси на 10 часов утраи ложится спать, чтобы выглядеть прилично и не отпугивать своим непрезентабельным видом окружающих, как прежде нередко случалось.

И вот настаёт этот день— самый ответственный и тяжёлый в жизни Буйнова. Словно кадет на учении, он вскакивает с дивана, расплющив очередной будильник, бежит в ванную, выскакивает оттуда уже умытым и причёсанным, напяливает черный костюм, сообщающий, что его хозяин в трауре, запихивает в рот остатки батона и выскакивает на улицу, садится в такси и выезжает из города примерно на 10 км.

Взгляд устремляется далеко за оконное стекло в лесную гущу. Шум мотора сливается с мягким звуком от шин, стелющихся по мокрому от дождя асфальту. Душа Буйнова не на месте. Как много народу было приглашено на похороны! Похоже теперь стоит морально подготовиться, потому что наедине с собой он явно побыть не сможет. При мысли, что придётся развлекать толпу, Буйнова начинает трясти. Он социопатичен и старается избегать большого скопления людей, ведь среди них Буйнов себя плохо контролирует. Пальцы юноши посинели, а глаза перепрыгивают с кочки на куст, с куста на покрытый порослью и тиной пруд, и снова на кочку. О чем ему говорить с приглашёнными. Среди них будут и друзья Буйнова, и бабушкины коллеги, и приятели. Нужно будет толкать грустные речи и выступать в роли клоуна, развлекая всю эту паршивую публику, которой до горя Буйнова нет и дела. Многие из них наверняка надеются на бесплатный хлеб да зрелище. От этого Буйнова просто выворачивало наизнанку. Но нужно держаться изо всех сил, чтобы не осквернить память о покойной. Машина свернула на тонкую колею, сопровождаемую лесом. Колеса издали мерзкий, скрипучий звук, а дворники принялись протирать лобовое стекло с мерзким скрежетом. Похоже, развалюху такси необходимо как следует залить маслом. Петя сжимает кулаки, но старается не подавать видимого беспокойства. За стуком сердца Буйнов уже не слышит птичьих трелей. Волнение усиливается, а мысли путаются в его больной голове.

По правде говоря, нервничать Буйнову так и пришлось. Кроме него и парочки приятельниц Ольги Павловны никто не явился на похороны. Обидно, что у пенсионерки больше не было тех, кто бы желал почтить её память, хотя бы простым присутствием на похоронах. "Ну хоть эти две пришли", — думает Буйнов, глядя на двух старушек, одетых в темно синие платья, и смахивает крупные капли пота с холодного лба. Грузный священник, облачённый в рясу, отпевает умершую, а пожилые гостьи негодуют по поводу нарушений христианских погребальных канонов и традиций. Парочка крепких мужиков, выделенных похоронным бюро, укладывают баночку с прахом в склеп с позолотой и высеченной на ней эпитафией, сделанной популярной петербургской писательницей, современницей Буйнова, и принимаются засыпать склеп сырой землёй. Буйнов, скрестив руки, стоит подле осунувшихся старух, опустив голову вниз и таращась на промерзшую землю, такую же мертвую, как и Ольга Павловна. Склеп скрывается под земляной толщей, оставляя лишь пустоту на душе у присутствующих и глубочайшее уныние. Коренастый подрядчик самостоятельно устанавливает гранитный камень, на котором высечены инициалы покойной, и отходит к подчиненным.

Холодный ветер развивает кудри на голове юноши, рвёт платки на головах у старух, бороденку подрядчика и рясу священника, а последний все продолжает, поддавшись какому то экстазу, нараспев зачитывать тексты из Священного писания, чтобы отправить душу умершей в последний путь. Кажется, на кладбище, среди ободранных стволов сосен и дубов, редких крестов и могильных плит, да и тех, кто пришёл отдать дань уважения Ольге Павловне больше не было ни души. Даже птицы замолкли, не преломляя долгий звук от разносящегося эхом голоса священника, отпевающего умершую. В глазах у юноши темнеет, он отходит в сторону полянки, усыпанной трухлявыми пнями и жухлыми листьями, чтобы вдохнуть чистый дождевой воздух, но постепенно все больше теряет равновесие и, наконец, опускаются на колени, утопая в сырой траве и яростно хватая разинутым ртом кислород, но тщетно. Не в силах бороться с подступившем приступом чего то на подобии панической атаки, юноша обрушивается на землю, уткнувшись лицом в холодный, мягкий грунт.

Сколько времени прошло с похорон, Буйнов точно ответить не в состоянии. Он открывает глаза и видит перед собой одну из тех старух, которые присутствовали на похоронах. Она сидит, согнувшись крючком на дырявом диване подле Буйнова, посматривая на наручные часы с серебряным циферблатом, указывающие, что уже почти полночь. За оконной рамой виднеется полоса месяца и игривые звёзды. Завидев, что Буйнов очнулся, старушка оправляет полы богато выкроенной юбки и, не произнося ни слова, растворяется в темной каморке. "Я дома?"-Рассуждает Буйнов, разглаживая виски. "Господи! Утром же похороны были, а потом мне стало плохо и… каким то Макаром я оказался дома! Что за черт?! Надо бы проверить, что они там нагородили на кладбище", — подытоживает юноша и выскакивает из дома, чтобы поскорее вернуться на кладбище и удостовериться в том, что группа не особо образованных мужчин, выделенных похоронным бюро, выполнила свои обязанности и отработала полученную солидную сумму денег. Впопыхах Буйнов выскакивает из квартиры и едет на могилу Ольги Павловны. Наконец, он сможет по человечески проститься с покойницей, без лишних глаз и ушей.

Высаживается на остановке "Теремок" и проходит пару миль по ночной улице до поворота, минует его и устремляется к кованным воротам кладбища. Кладбищенская стена, выложенная красным кирпичом, возвышается до неба, сливаясь с разветвленными кронами мрачных деревьев. Дует ледяной осенний ветер, наполняя холодом ночную мглу. Слава Богу, на небосводе ни единого облака, значит дождя можно не ждать, по крайней мере, точно не в ближайшие пару часов. Буйнов минует сторожевую будку и проплывает на кладбище. Во мраке его взгляд беспорядочно снуёт между могил, пока не останавливается на одной величественной мраморной глыбе, возвышающейся над грешной сырой землёй. Кажется, будто кроме этой надгробной плиты и рассеянного юноши, увязающего ногами в темной трясине, на кладбище более ничего нет. То была могила его бабушки, и юноша немедля понимает это. Он подходит, понурив голову, будто стыдясь за своё поведение, к надгробной плите, около которой красуется парочка гиацинтов, и произносит извинения. Его голос дрожит, быть может, больше из за испуга, нежели чем из за боли утраты. Буйнов раскаивается, ведь он не выслушал бедную больную женщину тогда на презентации, когда она пришла к нему, такая хрупкая и слабая, желая исповедаться. Буйнов вымаливает прощение у самих небес, будто Ольга может услышать его извинения с того света.

Тьма постепенно сгущается, сдавливая черепную коробку и рёбра, так что дышать становится все тяжелее с каждой пройденной секундой. Удивительно, но кажется, будто кроме мрака и давящих стен в сердце Буйнова ничего не остаётся. Он так мал и слаб, что не может даже вздохнуть полной грудью, заполнить кислородом потаенные уголки пульсирующих легких. Действительно, дыхание затрудняется, Буйнов не может шевельнуть ни единой мышцей, а стены все больше сдавливают его, погружают во тьму. Живым трупом, погребённым заживо, — вот кем является Буйнов. Он закрывает глаза и плачет, смирившись со своей участью. Возможно, смерть стала бы для юноши спасением, однако судьба распоряжается иначе, и полосы благотворного света рассекают тьму, преподнося спасительный круг. И юноша хватается за него, выбирается на долгожданный берег из мертвенно холодных стоячих вод подземного царства. Он приподнимает голову и видит небо. Как он счастлив, почти также, как в детстве. Пожалуй, первый и, возможно, последний проблеск надежды мелькает в его мутных глазах. Месяц по прежнему охраняет небесное лоно, а звездные стражи помогают ему разделить непростое бремя. На земле валяется треснутая крышка склепа. На надгробье красуется полное имя: Буйнов Пётр Васильевич.

На лице Буйнова выражается неподдельный ужас. Он смотрит на крышку, гипнотизирует её взглядом, будто стараясь испепелить надпись, а руки начинают конвульсивно подергиваться. В лёгкой дымке возникает силуэт. Кто то или что то смеётся, приближается к юноше, отчего его руки начинают дергаться пуще прежнего. Кажется, силуэт принадлежит невысокому человеку, одетому в темные облачения. Это женщина, напялившая тёмный сарафан с горошинками. Ещё несколько легких шагов, и она выходит из за матового стекла ночной тьмы, приближается к вырытому склепу. Без сомнений, супротив ошарашенному Буйнову восстаёт ссохшаяся фигура Ольги Павловны. Что она тут делает? "Пришла почтить память", — произносит ровным безэмоциональным голосом старуха. По дряхлой коже струятся слезы, она медлит, но затем продолжает нервно лепетать:

— Прости, дорогуша. Никто не пришёл на твои похороны, никому ты не нужен, только мне, старой дуре. Люди боятся смерти, дорогуша, не хотят её видеть.

Она мерно продолжает рассказ о том, как организовывала похороны, сколько пришлось потратить времени и средств для осуществления задуманного, заставляя Буйнова уверовать в собственную смерть. И все так складно у неё получается. Никому не нужный Буйнов отдал таки концы, однако никто этого не заметил. Наверное, если бы смерть застала юношу в офисе, он бы так и остался лежать на холодном кафеле до тех пор, пока его тело совсем не разложилось, и лишь тогда коллеги бы решились избавиться от вонючих останков, препятствующих работе заведённого механизма.

Вдруг старуха замирает, её лицо выражает смятение и гнев, рвущийся из глубины сухих грудей.

— Что я здесь делаю? — Неожиданно заявляет она, взмахнув руками, тогда как Буйнов продолжает впитывать её жесты и мимику, не в силах шевельнутся. — А ты что делаешь? — Резко продолжает старуха, — ты чего в гроб залез?! А ну живо вылезай оттуда! И не смей так шутить, богохульник!

Буйнов холодеет:

— Ты совсем сбрендила? Что ты хочешь от меня?, — кричит напуганный Буйнов и вжимается в мраморные стены склепа. Ему не хочется больше просить её прощения, ему вообще больше ничего не хочется, лишь бы этот ужас закончился, и старуха уже упокоилась с миром, ведь он только вчера её похоронил, он оплакал её, поставив жирную точку в их отношениях. Буйнов даже не ощущает грусти, на его щеках выступают жемчужные слезинки, но не скорби, а панического страха. Похоже, столь необычное поведение Буйного веселит старуху: на её лице играет ухмылка, а руки содрогаются от приступов смеха. Словно дуб, её сухая фигура возвышается прямо из земли, уходя корнями глубоко в сырую почву. Она смеётся, а Буйнов трясётся, закрывая бледное лицо руками. Сердце колотится так, что, кажется, выпрыгнет через широко разинутый рот. Он сворачивается калачиком, закрывая глаза, пытается проснуться. Но, похоже, это вовсе не сон, и пытка не закончится никогда. Каждый миг тянется будто вечность, а старуха все смеется, глядя на взъерошенного Буйнова, прижимающегося к холодной стенке склепа, словно та может его согреть. Буйнов раздувается последний раз, вдыхая морозный воздух, и теряет сознание. Рассудок его окончательно покидает.

Приходит в себя, растирая ладонями веки. Но где он? Буйнов приподнимается на локтях и осматривается: вокруг него возвышаются все те же дубы и потрёпанные сосны, ели, изъеденные короедом, стволы деревьев покрыты инеем, а кроны утопают у лучах утреннего солнца, мерно восходящего к зениту. Веет утренней прохладой и свежестью. Юноша поднимается на ноги, утопая ботинками в жухлой разноцветной листве и редкой траве. Он стоит посредине полянки, которую окаймляет мрачный лес. Теперь ясно: он все там же, на кладбище, на той самой полянке, где и потерял сознание после похорон. Ноги юноши насквозь промокли в каплях утренней росы, утомленная голова идёт кругом. "Сон что ли?"— Проносится в мыслях Буйнова, однако солнечные лучи возвещают о прекращении сонной неги и возвращении в мир обыденности. Гнетущее чувство одиночества давит на черепную коробку, в добавок Буйнов совершенно позабыл, что делал ночью посреди поляны, окружённый могилами, да лесной чащей. Скорее всего он просто уснул, но юноша не уверен, — что то упорно вселяет страх в его щуплое тельце.

На экране приобретенного самсунга маячат уведомления, извещающие о трёх пропущенных: один из которых от одной из старух, присутствующих на похоронах, а два других от бородатого подрядчика. Буйнов проходит мимо спящего сторожа, как обычно пьяного, минует окраину посёлка "Теремок", выходит к автобусной остановке. Легкие приступы антропофобии, преследующие Буйнова всякий раз, как он оказывался среди потоков людской толпы, сейчас совершенно отступили. Он желает присоединиться к шумящему городу, влиться в суету бегущей толпы, чтобы ощутить её дыхание, слиться с ней в единое целое и избавиться наконец от гнетущего чувства вселенского одиночества.

Автобус, чья крыша поблескивает под солнечной лепёхой, минует лесные массивы и направляется по широкой автостраде в сторону Питера. На Сенной Буйнов вываливается из транспорта, сопровождаемый укоризненными

взглядами прохожих и стремиться вдаль по мощённым улицам бульвара. Среди снующих прохожих, спешащих на работу, в кафе и закусочные, раскиданные вдоль улицы, Буйнов по прежнему чувствует себя заблудшей овечкой, будучи не в состоянии найти долгожданное умиротворение. Он опять трусит? Но почему? Он параноидально осматривается, полагая, что назойливые взгляды устремлены в его сторону, наблюдают за его тощей фигурой из тёмных закоулков. Отчасти это правда, ведь облик Буйнова вселяет недоверие: промокшие ноги, немного оборванные рукава, мечущийся галстук, да и странный запах, похожий на тот, что источают бомжи, — все это в комплексе отпугивало прохожих, но и заставляло глазеть на Буйнова, как на уродца. Буйнов, не мешкая, движется к мосту. Бодро семеня ногами, он и не замечает, как натыкается на сомнительную компанию веселых школьников, прогуливающих занятия. Один из ребят, самый толстый, сплевывает под ноги Буйнову, намекая на то, что тот стеснил его личное пространство, и заливается отрывистым смехом, а через секунду и его товарищи, вторя лидеру, принимаются ржать и махать руками из стороны в сторону, роняя сигареты. "Они только и делают, что смеются надо мной? Я что так смешон?!"— Проносится в мыслях Буйнова, рассуждающего над причинами столь видимого неуважения по отношению к своей персоне.

Он идёт, а точнее уже бежит, несётся к мосту, под которым плещутся темные воды Невы. Он останавливается, не в силах продолжать забег и нервно глотая воздушные потоки. Смотрит на небо: блеклое солнце затянулось пеленой грозовых облаков, пригнанных северными ветрами, а мелкие капельки дождя уже изливаются на мощённые улицы и серые крыши современных офисных зданий, бутиков и прочих забегаловок, раскиданных вдоль по реке. Под ногами, Буйнов ощущает силу бьющихся волн Невы, завораживающих своим величием и в то же время пугающих юношу. Дождь перерастает в ливень, смывая редкие группы прохожих с улицы, покрывающих свои налакированные тыквы обрывками газет, синими папками для хранения документов. Буйнов, чьи волосы и одежда рвутся в такт ветряного ритма, жадно вглядывается в тёмную речную гладь. Тем отчётливее слышит он призыв к отчаянным действиям, чем дольше вглядывается в мрачные воды Невы. Будто кто то нашептывает разбитому юноше единственно верный и наиболее простой путь к избавлению — долгожданное прекращение земного существования, и казалось, будто Буйнов давным давно приготовился к такому исходу. Но он не может решится, даже сейчас он отказывается принять самостоятельное, взрослое решение, он трусит и бежит прочь с Сенной, прочь от тёмных вод Невы, орошаемый водяными потоками.

Свечерело. Буйнов сидит нагишом в своей каморке, на том же бомжарном диване, укутанный в домашний плед. Мокрая одежда валяется под батареей. Он держит в дрожащей руке самсунг, на экране которого бегают картинки, — он досматривает "Игру престолов". Почему то чувство потерянности, одиночества, мизантропии вьются голубиной стаей в сердце Буйнова, все больше набирая силу. За окном темно, лишь изредка капли дождя поблескивают, отражая фонарный свет. Он откладывает мобильник, остановившись на пятом сезоне, и ложиться спать. Утром вновь на работу, а хамелеон, хоть и не заговаривал с Буйновым о случившемся на презентации, но стал относиться к юноше ещё более пренебрежительно, как к плебею, беглому Нигеру, укрывшемуся в его доме, а потому вечно ему обязанному.

Утро. На оконной раме играют первые лучи солнца, отражаясь на стеклянных поверхностях шкафов миллионами искрящихся хлопушек. Буйнов снимает плед и разглаживает белой рукой будильник, как бы благодаря его за то, что он оказался достаточно крепким и выдержал силу удара. За последний месяц Буйнов отправил в нокаут с одного удара уже 7 будильничков, старавшихся угодить юноше своим утренним пиканием, так что угробить ещё один механизм Пете совсем не хотелось. Буйнов подходит к зеркалу и поражается виду собственного тела: глаза его потускнели и впали, а немного детский блеск, игравший в глазных яблоках исчез, его кожа выглядит несколько нездоровой, белой, руки безжизненно свешиваются к полу, будто на них не осталось мышц, а мужское достоинство Буйнова, болтающееся между ног, кажется ссохлось, уменьшилось в размере сантиметра на два. Он выглядит уставшим, даже немного обрюзгшим. Этой ночью он вновь плохо спал, ворочался, даже попискивал, потому что во сне ему чудилась очередная дичь.

Он собирается, приводит себя в порядок, насколько это возможно, мысленно примеряясь к дивану. Как бы он хотел плюхнуться на него, укрыться пледом и добить уже любимым сериал, но работа важнее, надо спешить, дабы не лишиться последних средств к существованию. Он выскакивает из дома, чтобы проделать рутинный путь, а на небе появляется пелена грозовых облаков, предупреждающая о дожде. Физиономии людей, катящихся в автобусе вместе с Буйновым такие безмятежные, что юношу начинает тошнить. Они те же люди, что и он сам, из плоти и крови, но почему они могут жить друг с другом в гармонии, найти своё призвание, отыскать отведённую им роль в огромном механизме земного шара, а Буйнов будто бы лишний, только и может, что смешить людей или же пугать их, нарушая рабочий процесс этих заведённых создателем машинок.

Через несколько минут Буйнов уже стоит, потупившись, перед стеклянными дверьми знакомой многоэтажки, собирая последние силы, чтобы войти внутрь. Распахивает двери, отводя взгляд от секретарши, поднимается в офис. Он подрагивает, открывает дверь, заходит, будто самостоятельно копая для себя могилу. Какое же чувство отвращения испытывает несчастный Буйнов, как же он не хочет здесь находится, как же он всех ненавидит, и его желчный взгляд кричит об его чувствах, отталкивая коллег. То же самое чувство он испытывал тогда, находясь в склепе, сдавленный четырьмя стенами. Нет, он этого, конечно же, не помнил, похоронил в недрах памяти, подобно предыдущим кошмарам. Лишь знакомые чувства мимолетно вызывают у юноши ассоциации с ушедшими видениями. Выбеленные стены офиса давят на Буйнова, препятствуя ему вздохнуть полной грудью. В добавок ко всему, будто бы учуяв кусок свежего мяса, в офис вбегает разгневанный хамелеон с ядовитой ухмылкой и, завидев Буйнова, хихикает:

— Буйнов! Что у тебя с рожей?! Что ты с собой делаешь?! Если в доме воду отключили, это не значит, что не надо мыться. А одежда?! Тебе её в колонии что ли выдали особо строгого режима?! Твоя харя пугает коллег! Ещё раз в таком виде появишься, и я вытолкну тебя отсюда под зад коленом! Надеюсь Буйнов уловил смысл сказанного, — подытоживает хамелеон и выходит из офиса, сопровождаемый одобрительными смешками коллег. На самом деле, зав отделом не собирался выгоняться своего "любимого" подчинённого. Напротив, он всегда берег Буйнова, как особо ценного работника, за счёт которого он утверждался в глазах других подчинённых, подтверждая своё положение феодала бесконечными издевками, над которыми и сам хихикал от души.

Вот и все, настроение юноши под конец портится. Все те, кто разделил сегодня офис с Буйновым, теперь, вместо выполнения привычных действий, переглядываются, указывая пальцами на Петю, перебрасываясь шуточками, не чуть не стесняясь присутствия юноши. "Дьявольское отродие этот проклятый Юрий Геннадьевич! Мы ещё посмотрим, кто кого! Посмотрим, как ты у меня запляшешь, когда зав отделом сделают меня! Так просто им от меня не избавиться!"— Рассуждает про себя Буйнов, лихорадочно теребя непослушную кудряшку и алчно моргая. Дышать становиться совсем затруднительно, то были синдромы асфиксии, возвещающие о потере сознания. Буйнов расслабляет влажными пальцами галстук, сдавливающий его горло, и растекается на кресле.

Комната плывёт, как детские картинки раскраски, наполняется тьмой, даже свет от офисных ламп не дарует обещанного производителями дневного сияния. На пороге восстаёт фигура, к сожалению знакомая Буйнову. То был здоровенный мужичина, на лбу которого вздувается и пульсирует напряженная жила. Он обнажает могучие руки, покрытые сетью густых мышц и чёрных волос. Буйнов сразу же признает в мужике отца и принимаются неистово кричать, стуча руками по лакированному столу:

— Какого черта ты приперся! Оставь уже меня в покое! Как же ты меня задрал! На этот раз ты выбрал не то время и уж точно не то место, папаша!

Отец улыбается и подходит к сыну вплотную, но Буйнов взметается на дыбы и отпрыгивает в дальний угол офиса, скрываясь за стеклянным шкафом, устланным бумажками и канцелярскими принадлежностями. Однако укрытие кажется уж слишком очевидным для разгневанного мужика. Он спокойно подходит к скрывающемуся юноше, вытягивает его из угла за трясущиеся руки и ловко заламывает их за спину, так что Буйнов, как он не дёргается, не может высвободить похолодевшие, безжизненные конечности. Он повержен, попал в искусно выстроенную мышеловку. Конечно, он не сдаётся, бьется из стороны в сторону, словно загнанная лань, рвёт руки, приготовившись, если понадобиться, вырвать кость прямо с мясом.

Проходит минута… другая, но Буйнов по прежнему обездвижен, и каждые новые потуги оказываются бесполезными. Он рвётся, как парусник во время шторма, твёрдо решив, что не даст себя одолеть. Чёрные нотки отчаяния появляются в кремниевом замесе на палитре, где отец является создателем картины, а Буйнов лишь инструментом, кистью, не способной распоряжаться своей судьбой. Отец, напротив, не испытывает ни малейшего сострадания к сыну, механически проделывая монотонную работу, он кажется даже весёлым, будто бы ему рассказали смешной анекдот, и теперь шутка постепенно переваривается в его маленьком мозгу, оставляя приятное послевкусие. Тогда Буйнов, собрав последние силы из глубин обессилившего тела, с писком вырывает руку и заезжает отцу прямо в глаз. Тот орет, однако разобрать слова Буйнов не может. "Получил, козлиная задница!" — Вопит Буйнов и замечает, что экономисты вскакивают со своих мест и окружают безжизненно развалившегося юношу. Слишком поздно. Воспользовавшись тем, что отец отвлёкся на растирание больного глаза, Буйнов высвобождает руки и вскакивает на ноги, принимая устойчивую позу. "Так то, папаша! Что съел! Живым я вам не дамся!"— Теперь юноша чувствует превосходство, стоя по центру комнаты и размахивая кулачками. Его глаза горят лихорадочным огнём, комната плывёт, наполняясь струями густой дымки.

Гордо цокая каблуками, женская фигура с грудью не меньше четвёртого размера, появляется из расступившегося тумана. Она уверена и спокойна, ибо понимает, что выглядит прекрасно и лучезарно, в элегантном чёрной платье с глубоким вырезом на спине, обнажающим лопатки, и непомерно огромным декольте. Юная незнакомка одаривает разъярившегося Буйнова мягкой улыбкой и превозносит руки с длинными тонкими пальцами и наманикюренными ногтями к небу, будто бы умоляя юношу успокоиться. Ему чудится, будто она ему знакома, как тень воспоминания о прошедшем сне, растворившимся с первыми лучами солнца. И она была в этом сне, говорила с ним, одаривая его все той же ровной улыбкой, словно он был её возлюбленным. "Ты пришла ко мне? Ты слишком уж красивая для такого, как я. Это чья то шутка, я не пойму!"— Лепечет Буйнов, заворожённый красотой незнакомки в чёрном платье, но та лишь улыбается и жестами пытается привести юношу в душевное равновесие.

Туман вновь немного рассеивается, и на пороге появляется новый силуэт. Конечно, Буйнов тут же узнает Ольгу Павловну, которая все никак не упокоится. Она мнётся, боится приблизиться к внуку. Старуха будто сожалеет о чем то, глядя в гневные распаленные глаза Буйнова, но о чем именно она сожалеет, ведомо лишь ей одной. Она потрясает сухими руками в знак применения и крадётся к Буйнову, но тот неумолим. Он зол на неё, зол на себя, зол на весь свет, он не понимает, что происходит с ним, а потому злится ещё сильнее и пугается, уменьшаясь в размерах и становясь ещё большим убожеством. "Какого хрена ты припелась сюда! Да я похоронил тебя уже! Всё! Хватит меня преследовать! Я живой, это тебя я закопал! Оставь ты меня уже в покое! Я взрослый человек и справлюсь со своей жизнью сам!"— В слезах вопит Буйнов, в глубине души понимая, что лжёт и себе и своей бабушке, ведь он, действительно, очень одинок, а потому нуждается в своей старухе. Он закрывает лицо руками и плачет. Он всхлипывает и снова кричит, а жемчужные реки слез, орошают его бледные щёки. Буйнов чувствует, как в плечо ему впивается игла, впрыскивая что то тёплое, и падает на холодный кафельный пол, теряя сознание.

...

Позднее, на скамье подсудимых, Буйнов, выслушав обвинения, окончательно осознал, что произошло с ним в тот роковой для него день.

Юноша понял, почему отец его явился без своего холодного оружия и заламывал руки бедного Пети, пытаясь обездвижить. Он вспомнил образ до сумасшествия красивой девушки с необъятными грудями. Та жестами пыталась погасить огонь, горящий в сердце парня. А теперь понятно почему! Всё вот вот начинало вставать на свои места. Кусочки пазлов быстро собирались в единое плато в его голове. Он увидел перед собой бабушку и призадумался: та стояла в дверях и не спешила к любимому внуку. В самый первый её визит к нему в офис она ведь пулей к нему подскочила. И тут Буйнова осенило: все образы, что являлись ему в тот день, были всего лишь миражом, не более чем набором красиво подобранных картинок. За пестрыми изображениями скрывались охранники! Начальник испугался того, что мог учудить неадекватный Буйнов, который в пылу кидался на присутствующих в офисе и успел нанести существенные увечья. Чтобы обезопасить себя и окружающих, он вызвал подкрепление. К счастью Буйнову свезло: суд признал его психически нездоровым, и вместо тюрьмы его было решено передать в Желтый домик.

Буйнов сожалел, но теперь было уже поздно исправлять ошибки прошлого. Он был вынужден согласиться с вынесенным приговором и потянуть за собой якорь в наказание.

...

Утро. Буйнов с трудом отрывает голову от хорошо взбитой больничной подушки и по дюйму стаскивает одеяло. Когда удалось продрать сонные глаза, Петя привстает на локтях, но с кровати сползать не торопится. В воздухе он чувствует запах перегара, спирта и карвалола. На полу из соседней кровати удавом тянется запачканный бинт. В коридоре слышен гул и разнообразные шаги: пациенты и персонал видимо уже давно на ногах. Механизм этого сооружения уже заведён, машинка на взводе. Напряжение проносится по больничным проводам с силой в несколько тысяч вольт. Ни одна пружинка не смеет выйти из строя и нарушить обыденное течение и установленный порядок. Да и в общем никому это и не нужно. За окном только пробивается новый день, неохотно просачиваясь в палату. Петя присаживается на краю кровати и смотрит по сторонам. В зеркале он видит своё отражение: солидный мужчина с гладко выбритым лицом. Он одет в бархатный халат, полы расшиты дорогими тканями. Его лицо выражает спокойствие и безмятежность, а в глазах застыла таинственная нега. Его волосы с ночи растрепались и кудри лезут во все стороны, как солома. Буйнов переводит томный взгляд на соседнюю кровать: там сидит счастливый сумасшедший. Буйнов точно не помнит его имя, но фамилия у него броская-Ерошкин. Этот сумасшедший тоже радовался новому дню. Кажется он ждал пробуждения Пети, правда зачем именно не знал даже он сам. Теперь, когда взгляды мужчин соприкоснулись, Ерошкин визжит как поросёнок на убой. Не веря своему счастью, Ерошкин вскакивает, сдерживая подступивший экстаз и изо всех сил сохраняя хладнокровие. Вот он уже направляется прямиком к Пете, отчего последнему становится жутковато, подбегает к нему. Его глаза на мокром месте от радости, он визжит и хватает руку Буйнова. Вторая рука водит по приятному на ощуп бархатному халату, а первая с живостью и лёгким нездоровьем трясёт руку Пети. Причём трясёт он её с таким жаром, что вот вот вырвет с костью. Затем Ерошкин немного приходит в себя. На его глупом лице появляется ещё более глупая детская улыбка, а на его впалых щеках выступает яблочный румянец. Ерошкин молчит. Не проронив ни слова до самой последней секунды, мужчина оставляет своё занятие и кидается в сторону дверного проема. Его тапки остались нетронутыми, а сам Ерошкин босиком уже несётся по холодному кафельному полу навстречу таким же ребятам-другим умалишенным. Он хочет подарить свою приветливость и хорошее настроение всему отделению!

Буйнов, неторопливо, окидывает спальную комнату оценочным взглядом. Выражение спокойствия клеймом впечаталось в его довольную мину. Из угла комнаты доносится тихий мотивный вой. Трудно разобрать слова, которые не стыкуются в предложения. Мелодия усилилась и Буйнов, который даже не пытался вслушаться в эту чепуху, разбирает доносимый голосок одного из пациентов: "аа-ууммм, впереди ещё… что то с Сочи, я обсосу и обоссу все три… мм… ночи"

Сумасшедший с выбритой налысо головой не прерывается ни на миг. Старик по фамилии Анашин, известный своими буйными сексуальными похождениями, за что его сюда и запихнули ещё в двухтысячных, когда больница только открылась, окна и полы были чисты, а стены пахли свежей краской. Почему то он не спешит за остальной группой, а нервно покачивается в кресле-каталке, накрытый суконным пледом.

"И я пробью твой череп… ммм… в городе Сочи… ведь впереди ещё… Ахаххаха...3 дня и три ночи. Мммм. Мы благо встретились с тобой… ой, ой. Ойойой!"

От подобного звукового сопровождения уши Буйнова медленно, но верно скатываются в трубочки. Он спешит поскорее покинуть эту старую балду Анашина, чьё лицо было до такой степени испещрено морщинами, что, Казалось, смерть просто забыла прибрать его.

Буйнов поднимается с кровати, переодевается в больничную одежду, чтобы не расстраивать санитаров и сестёр, надевает домашние тапки в клетку и плетётся к выходу. Ему нужно быть порасторопней, иначе завтрак разберут. Он делает ещё шаг и скрывается в дверной глотке. Большая светлая комната, рассчитанная на 8 больных, опустела, только Анашин сидит в тупом углу, нарушающем все законы симметрии, покачивается и напевает все ту же авторскую песню.

А Буйнов тем временем устремляется в зону пищеблока...

Вот уже 3 год утро Буйнова проходит таким образом. С тех пор, как суд признал Буйнова недееспособным и определил в заведение для душевнобольных, его дни протекают по одной и той же модели, схеме. На Первое время его упекли без права выхода до полного выздоровления, а диагноз был внушительным-шизофрения, однако когда случилась ремиссия, и, по словам врача, Буйнов был готов вновь вернуться в общество, он предпочёл остаться по собственному желанию. Перед ним встал выбор: либо выйти за стены больницы в страшный серый мир, который вечно куда-то спешит, искать работу, чтобы увеличивать стаж и получать минимальную пенсию для поддержания жизнедеятельности, платить налоги и содержать квартиру, покупать одежду и продовольствие, думать о том, как бы заставить себя начать общаться с другими людьми, заводить полезные знакомства; либо остаться тут, в стенах родного отделения, где ни о чем не нужно заботиться, где за вас говорят, что вам делать и как правильно жить, причём врачи больницы не пытаются ставить вам палки в колеса, а заботятся о благосостоянии своих пациентов. Здесь установлен порядок, проработанный до мелочей и передаваемый от одного главврача к последующему. Подчинение правил избавляет от ответственности, помогает проводить дни хоть и однообразно, зато без укоров, насмешек со стороны окружения, а главное без оглядки на посторонних, что в прежние дни заботило Буйнова. Разложив на весы все за и все против, Петя принял единственно верное по его мнению решение-остаться в клинике, где никогда не придётся познать, что такое неудача, потаённая за поворотом.

Столовая находится в дальнем крыле больницы, в том месте, где первый корпус стыкуется со вторым. Ещё несколько лет назад больных в лечебнице было не много, так что для столовой выделили небольшую комнату размером 24 кв.м. Но за последние три года интерес граждан к заведениям по улучшению душевного благосостояния приумножился, появилось огромное количество конченных людей, желающих добровольно полежать в дурке. Сперва число таких персонажей возросло до такой степени, что в больнице не хватало места. Но с притоком богатых пациентов бюджет лечебницы увеличился. Главврач подписал сметы и заключил договора с новыми спонсорами. Говорят, даже репортеры сняли сюжет о быстром росте этой больницы. В любом случае, влиятельные люди захотели вложить свои денежки именно сюда с целью увеличить доход, так что были времена, когда лечебница практически забыла о том, каково это быть в нужде. Старая комната для приема пищи была переделана под библиотеку, которую вскоре украсили книги и порчевые кресла, а новая столовая переехала во второй корпус. Отныне приём пищи проходил в большой комнате, длинной, как вагон. Столы располагались на небольшом расстоянии в 5 шагов от санитара, раздающего еду. Его "стоило" находилось за деревянной перегородкой со стеклянным покрытием. Вход в столовую украсила терракотовая мебель, рассчитанная на проведение досуга.

Именно туда направляется Буйнов. Всюду снуют санитары и нетерпеливые пациенты. Они носят одинаковый наряд в виде зеленого тканевого халата. Санитары одеты в белое, чтобы избежать путаницы. "Кухарка Люба", так пациенты прозвали женщину, ответственную за раздачу еды, Снова угощает больных пересоленными сосисками и слишком жидкой солянкой. И это на завтрак! Буйнов не доедает, по его мнению в подобной еде содержится критическое количество холестерина. Он считает, что пора готовить более сбалансированный и полезный завтрак, каждый раз его просьба остаётся нерассмотренной, но зато он слышит одно и то же враньё о замене меню в проекции будущего.

Вежливый Буйнов благодарит Любу и спешит на общее слушание. Стрелки на его ручных часах напоминают, что он уже опаздывает на 10 с лишним минут. Мужчина ускоряет шаг, поднимается по лестнице, чьи ступени имитируют мрамор. Окна заклеены. Вместо них висят картонные листы с изображением витражей. Он доходит до 3 этажа и устремляется вперёд мимо большого окна, являющего вид на высокие ели и пышную лужайку. В конце коридора красуется белая глянцевая дверь. Буйнов дергает за ручку. Она тут же послушно поддаётся и мужчина неспешно заплывает внутрь комнаты. Безумные взгляды присутствующих, которые уже уселись в несколько рядов, как в зале кинотеатра, устремляются с собачьим любопытством на вновь прибывшего. В углу стоят железные стулья цвета латуни с подложкой для спины. Буйнов хватает один из них и ставит в углу супротив небольшого заклеенного окна. Врач в окружении двух медсестёр вновь обсуждает с больными одни и те же проблемы, которые, кажется, уже надоели всем, кроме самих сумасшедших. Вскользь Буйнову опять задается вопрос касательно его психического расстройства. Врача интересует, что же все таки свело его пациента с ума, но Буйнов опять не находит, что ответить. Вся комната вздыхает с хорошей долей отчаяния и усталости, а врач идёт далее по списку.

После собрания Буйнов устремляется в первый корпус, где располагается дневная комната и его спальня. Время вольной птицей летит вперёд. Его не удержать и не замедлить. На часах показывает шесть вечера. Петя сидит на своей кровати. Пока его не было, санитары помыли полы и перестелили белье, так что комнату заполнил приятный запах лаванды и чего то мятного. Мужчина достаёт из тумбочки цвета топленого молока газету и с жадностью вчитывается в последний выпуск новостей. Газеты по вечерам стали для него изысканной роскошью. Он, сам того не ожидая, стал уважать прессу и увлёкся тем, что творится в "большом" мире. Для остальных больных таким увлечением стал телевизор. Изо дня в день, в то время как Буйнов садится за чтение, больным включают чёрно-белые фильмы на канале "культура". Буйнов слышит их довольные возгласы и ожесточенные споры по поводу особенно острых моментов из фильма. Он радуется, что не сидит с ними в это время в дневной комнате. Мужчина уверен, что он на порядок выше остальных пациентов и по уму, и по своим увлечениям, а потому он охотно тешит своё самолюбие. Зачастую, он во время чтения высовывает нос из спальни и глядит на довольных сумасшедших, а потом ехидно и колко поглядывает на санитаров хитрыми глазёнками. В такие моменты он смотрит им в лицо, и его вид говорит сам за себя: "ну что, каково это нянчиться со взрослыми мужиками, которые интеллектом схожи с глупыми детьми". А потом довольный собой Буйнов вновь прячется в спальне, ухмыляется и дальше читает свои газеты. Санитары уже привыкли к подобным выходкам очередного заносчивого сумасшедшего, так что иногда даже подыгрывают ему, а потом искренне смеются, когда Буйнов скрывается в дверном проёме. А Петя, сидя на кровати, хихикает и думает, слушая возгласы из дневной комнаты: "с ума сойти… опять тот же фильм! Как им самим не надоело!? Надо бы поговорить с медсестрой, чтобы не включала им телевизора! Ото перевозбудятся и спать мне не дадут!"

Затем Буйнов погружается в глубокие думы. В голове он придумывает аргументы, с которыми он однажды подойдёт к медсестре. Ему хочется быть ещё выше на ступень, чем остальные сумасшедшие. Хотя он и без того считает, что тупо лучше этих "ненормальных".

Под вечер, когда солнце садится и комнату заполняет холодная Тень, газета выпадает из рук Буйнова. Он засыпает под говор в соседней комнате. Из дверного проёма струится тонкая полоска света в тёмную спальню. Примерно в 9 вечера санитары просят остальных пациентов не галдеть, чтобы не разбудить "буйного". И те затихают, лишь иногда можно разобрать во мраке и тишине лёгкий писк Ерошкина и гоготание Анашина.

Да! Пожалуй, Пете в больнице было хорошо. За её стенами он бы не чувствовал себя столь уверенно, а здесь, среди умалишённых, он считал себя мессией, восходящей звездой. Его сможет выгнать только смерть...

Буйнов просыпается ранним утром. Солнце кокетливо освещает его слегка бледное и раздувшееся лицо. Он открывает глаза и ощущает пелену невыразимой легкости. Мужчина проспал ещё одну спокойную ночь. В этот раз было так тихо, что, кажется, даже птицы боялись потревожить пациентов. А Петя, погруженный в сонное лоно, видел сладостные сны, и отрывки-воспоминания из его былой жизни. Он уже совсем другой человек!

На часах показывает 5 утра. Неудивительно… вчера он уже спал, когда начались вечерние новости (в 20:30 )

Довольный Ерошкин храпит на соседней кровати. Откуда-то из дальнего конца комнаты слышны печальные попискивания. И вся эта гамма сопения, храпа и иных звуков, неприятных для уха, сливается в бесконечный гулкий поток, но только Буйнов давно привык к этому шуму и научился не обращать внимания на такие мелочи. Он встаёт и тихо, как мышка, пробирается к окну. Его худые трясущиеся пальцы обвивают решетку, холодный пустой взор устремляется куда-то за горизонт, через кроны вековых деревьев и блиноподобный солнечный диск. Он прислушивается. И перед ним открывается грандиозная картина: высокое голубое небо, ясное и прозрачное; цепочка белых облаков; его слух сконцентрирован на птичьих трелях, а мысли обращены к вечным вопросам бытия. Он спокоен. В клинике он чувствует себя совершенно свободным человеком. Никто не смеет более притеснять его, и наконец он по-настоящему счастлив. За прошедшие три года этот мужчина изменился, будто уехал на 10 лет… Теперь он уже не тот наивный юноша, искренне преследующий свои мечты и стремившийся познать земное счастье. Буйнов— осознанный мужчина, он твёрдо знает, что ему нужно, тревогам отныне нет места в его сердце. В тот раз, когда он устроил дебош в офисе, его преследовали видения. Глаза и мозг подвели его, но он не сердится. Видения оставили его, так что он с уверенностью мог величать себя здоровым человеком, если бы захотел. Взгляд Буйнова, ещё недавно лихорадочный, ищущий, пылающий нездоровым огнём, теперь уравновешен. В его внешнем виде сквозит ничем не прикрытое равнодушие и пофигизм.

Спустя некоторое время Петя отступает от окна. Он вдыхает полной грудью, каждый раз вкушает аромат обычной, размеренной жизни. В спальне включили кондиционер, так что с дальнего карниза поступали струи прохладного воздуха, подобно напору из гидранта. Через мгновение, Петя, обутый, выходит в коридор. Он не торопится. Как облако в безмятежном небесном океане, он плывёт мимо залитых светом ниш в сторону столовой. Санитары уже привыкли к его ранним проделкам, так что даже не делают ему замечаний.

Кухарка Люба вновь встречает его доброй улыбкой и кладёт в пластиковую одноразовую тарелку пересоленные сосиски.

Люба знает, насколько Буйнов уважает подливу, поэтому не жадничает. Он не садится за стол, а ест прямо напротив Любы, стоя, как на вокзале. Они болтают, Буйнов полон разных юморесок и шуток. Рот Любе закрывать не приходится. Она то и дело смахивает слезы веселья и ржёт как кобыла. Буйнов же смотрит на неё сверху вниз с одобрением, как матери, которые не могут нарадоваться своему детищу. Жирная кухарка в свою очередь вновь рассказывает об авантюристе Девушкине. Он ворует у неё сосиски и носит их, как ожерелье на своей пухлой розовой шее. Теперь они вместе хохочут, довольные беседой. Время идёт… Скучающий Буйнов откладывает недоеденные сосиски и перевалочным шагом бредёт в сад.

Он лениво расхаживает по заросшим дорожкам сада, выложенным каменной плиткой. Окажись у него трость в тот момент и бархатный камзол, Петя бы не отличался от пресыщенного барина начала 19 века, который обходит имения и проверяет, всем ли плебеям есть, чем заняться.

Буйном усаживается на деревянную лавку. С боков её украшают чугунные узоры, похожие на шелковые рисунки. Она стоит зажатой между двумя невысокими фонарными столбами, а сзади размахнулись лапы ёлок.

Буйнов созерцает красоту ясного Солнечного дня. У его ног кружатся и урчат белые голуби. " они находят жратву даже там, где её априори быть не может"-думает Буйнов, глядя на клюющих каменную плитку птиц, — "прямо как люди".

Сзади подул норд, и Петю обдало прохладной струей. Молодые груши и яблони затрепетали на ветру. Дуновение принесло с собой шум фонтана. Он находится в дальней части сада и украшен бронзовыми статуями. В сердце фонтана расположена мраморная нимфа цвета слоновой кости, извергающая из рога потоки воды, которая с грохотом падает в фонтан и разлетается на многие капли. Сзади лавки протекает искусственно сделанный ручей, а слева-небольшой кованый мост. Картина впечатляет. Буйнов смотрит, но насмотреться он не в состоянии. Его взгляд находит точку опоры: домик посреди фруктового сада. Это сторожевая будка. Буйнов глядит на неё и погружается в свои грёзы...

А тем временем в столовой санитары привезли обездвиженного и больного артритом Анашина. Старик проголодался. Он дал об этом знать громким криком. Вчера он весь день не ел: санитары забыли о нем, а он уснул раньше положенного. Сегодня, когда он вновь остался в спальной комнате один, он закричал, как подстреленное дикое животное, чтобы его наконец заметили и накормили.

Когда низкий бородатый санитар довёз Анашина до столовой, ей уже правил хаос. В каждом углу было шевеление и беготня. Прошло пол часа с тех пор, как старика сюда доставили, однако пациенты до сих пор кричат и толкаются. Ерошкин недоволен обслуживанием. Люба по ошибке положила ему на завтрак вареную колбасу. А Ерошкин знает, что одной колбасой сыт не будешь. Он подошёл с этим делом к кухарке, но та грубо отвадила его. Санитары на его замечание сказали, что если он не хочет, то они бы могли за него прикончить колбасу, но и такой исход не понравился бы больному. Он оказался в тупике между несправедливостью и непониманием со стороны персонала. У бедного мужчины опустились руки.

Он идёт к обеденному столу с опущенными глазами. Обида разъедает его изнутри, подобно кислоте. С выражением ребёнка, которого увели из зоопарка раньше положенного, он смотрит на окружающих. Пластиковая вилка загибается в его кулаке. Ерошкин голодный, но справедливость обязана восторжествовать. Он нашёл оптимальный и, по его мнению, единственный выход из ситуации: Ерошкин хватает колбасу и компостирует её зубами, рвёт Толстыми пальцами на маленькие кусочки и начинает раскидывать эту труху без разбора. Остальные больные, попавшие под горячую руку, недовольно смотрят на него, качают головой и спешат поскорее нажаловаться. Пока санитары заняты устранением очага агрессии и успокоением дебошира, Макар по фамилии Девушкин времени зря не теряет. Пациенты повскакивали со своих мест, а он, воспользовавшись отличной возможностью, наворовал целых сосисок и забился в угол.

Его глаза с прищуром нервозно осматривают воцарившийся дебош, а руки тем временем, подёргиваясь, прикрепляют награбленные сосиски к самодельному украшению. Половина ожерелья сгнила, и бедный сумасшедший твёрдо решил найти замену неисправным запчастям. Теперь, когда дело почти доведено до конца, Девушкин близок к экстазу. Эта гипертрофированная картина надолго отложится в голове кухарки Любы, которая наблюдает за всем из своего убежища. Она припасет отличные первосортные сплетни к завтрашнему утру в кампании Пети Буйнова.

Пробило десять часов утра на большом старинном циферблате, висящем в проходе между первым и вторым корпусом. Подле него по спирали расположены динамики так, что сигнал часового механизма отлично слышен в каждом уголке клиники. Как правило, часы оповещают о значимых событиях, на которых держится скелет дня. В 10 утра таким событием является беседа врача с пациентами.

Когда Буйнов слышит гул механизма, а он продолжает вдыхать пары живого утра, он тут же вскакивает. Очень ему не хотелось снова опаздывать, но видимо такова его сущность. Он добегает до 3 этажа второго корпуса с незначительным опозданием в несколько минут, тихонько отворяет дверь и, подобно яхте, рассекающей водную гладь, пробивается мимо яростных взглядов персонала и пациентов. Буйнов усаживается подле окна, это его любимое место. Пациенты уже высадились в три ряда, один только Буйнов нарушает симметрию. Горе перфекционистам, коих большинство в группе. Раньше они делали выговор Буйнову, но санитары объяснили им, что это как учить рыбку разговаривать-бесполезно.

В комнату входит врач. Сегодня он в сопровождении юной практикантки Мэри. Полное её имя — Марина Уоткинс. Её короткие волосы подобраны сзади крабом, а лицо так отштукатурено краской, что найти на нем живое место невозможно, как ни старайся. Её губы сохраняют оттиск строгой улыбки. В будущем именно Мэри станет главным врачом первого и второго корпуса. Она-пример идеального работника. Наряду с ухоженностью и опрятным внешним видом, она способна сохранять хладнокровие даже в критической ситуации. Её отец-известный Питерский хирург. Простолюдины в своё время прозвали его Невским кудесником, пресса была переполнена щепетильными статьями о чудесах этого человека. Мэри переняла главную черту характера отца-любовь к своему делу. Она была увлечённой личностью и погружалась в работу с похвальной самоотдачей. Она отреклась от помощи отца, как и от его приличного наследства. А он в свою очередь не стал давить на дочь, наглухо запер состояние в банке, так что теперь оно круглогодично приумножалось, а сам переехал с женой в Цюрих. Мэри не жалела о своём выборе. Она твёрдо решила построить карьеру самостоятельно, и Буйнов знает наверняка-с такой хваткой она отца за пояс заткнет. Мэри была похожа на его коллег по работе: такая же сильная духом и уверенная в себе. Но в отличие от тех конторских крыс, Мэри не была готова идти по чужим головам. Буйнов уважал в ней именно честь, привитую Мэри хорошим воспитанием и лицеем, где она получала образование, когда была ещё девочкой.

Мэри ступает уверенно и садится по центру. Не знающий человек может решить, что она быдло, оттесняющее старое поколение. Но люди, понимающие психологические тонкости, даже на расстоянии ощущали старую закалку этой хрупкой женщины. Старивизна предаёт её действиям и повадкам уверенности, ведь за её плечами не только известный родственник, с которым она обязана вечно ровняться, но и опыт предыдущих поколений.

Взгляд стажерки торопливо осматривает присутствующих. Ждут только Сидорова. Наконец, заходит и он. Садится в первом ряду и таращится на неё бестолковым взглядом. Она подаёт жест рукой: можно начинать.

Её сухой, несколько осипший голос пронзает уши присутствующих:

— ну что, господа, думаю, когда все в сборе, можно и приступить, — говорит она. Мэри никогда не позволяет себе фамильярностей или грубостей, даже когда ситуация достигает своего апогея. Этой чертой её наградила мать.

Такой простой и, казалось бы, понятный вопрос, рождает животную отдачу среди пациентов.

В дальнем конце комнаты сидит и качается на стуле Ерошкин. Ему много раз было велено не ломать больничное имущество, но сегодня он был особенно зол от голода и нежелания персонала наказать его обидчиков. Ему так и не выдали его завтрак, он злобно осматривается. Ерошкину нужен повод, а вопрос стажерки подействовал на него, как хлорка на грязное тело. При первой же подвернувшейся возможности мужчина вскакивает и выискивает глазами кого-то, кто ему очень нужен. Его кривые пальцы впиваются в голову и принимаются дергать каштановые волосы с проседью. Краска ударяет ему в лицо, а на физиономии выступает идиотское выражение, как у плохого актера. Наконец он может выпустить скопившийся пар наружу. Санитары видят странное движение в конце комнаты, но пока не понимают, как лучше на это отреагировать.

Ерошкин мнётся. Его взгляд останавливается на объекте вожделения и он ползёт мимо стульев по направлению к окну. Именно там сидит Буйнов, но пока не видит больного. Ерошкин подкрался и легонько одернул ладонь Пети, отчего тот чуть не подпрыгнул на месте. Очевидно, Ерошкин хочет дружить. Он пытается установить контакт с чужеродным Буйновым, вот только почему именно сейчас-не ясно. Вместо того, чтобы как прошлым утром пожать Ерошкину руку, Петя отмахивается от него, как от грязи и немощно глядит на санитаров. Он не хочет, чтобы его приписывали к остальным сумасшедшим, а уж тем более к этому бестолковому любителю жать руки. Буйнов кричит, стараясь сохранить остатки достоинства на лице:

— уберите от меня этого неандертальца! Один его запах заглушает мой одеколон!

И тут санитары не выдерживают. Врачебный кодекс не позволяет им ржать над пациентами, ведь это больные люди. Иногда они сами не понимают, что несут. Но серьёзный вид Буйнова, и то, с каким достоинством он выдавливает из себя слова, вывел санитаров из состояния равновесия. Им смешно от того, что самый буйный по их мнению пациент, который всегда разводит кипиш на пустом месте, жалуется и доставляет им кучу хлопот и мороки, стучит на других пациентов, смеет открывать рот. Трое санитаров ржут в голос, остальные отвернулись и тихо хрюкают. Врач, стажерка и сам Буйнов недоумевают, а перепуганный Ерошкин бежит прочь от своего закадычного приятеля… Буйнов нанёс больному удар ниже пояса, и тот мчит на всех парах, как паровозик Томас, в угол комнаты. По пути он ушиб бедро и на секунду остолбенел от боли, но в следующее мгновение поддал газу.

Ерошкин бросается на колени и на четвереньках заползает под стул, сопровождаемый гоготанием и улюлюканьем. Голова сумасшедшего пролезла, тогда как широкая спина не втиснулась в его укрытие. В таком нелепом положении Ерошкин походит на пробку, неумело воткнутую в бутылку от крепкого хмельного напитка. Его примеру последовали даже двое других пациентов. Недавно спокойная комната в миг оживает. Изрядная часть присутствующих повскакивала со своих мест, пока санитары буравили их мокрыми глазами.

Один сомнительный юноша, который сидит в углу, поднимает болезненно худую руку кверху, как школьник за партой. Ему очень хочется ответить на поставленный вопрос. А парализованный Анашин уже отвечает. Правда словами авторской песни. В суматохе низкий санитар задел рукой ожерелье Макара. Сосиски камнепадом устремляются на кафельный пол, вычищенный до блеска, и оставляют жирные пятна при соприкосновении с ним.

Буйнов ясно видит процесс заполнения глазных яблок Девушкина соленой жидкостью. Момент и он с бешеной яростью нападает на санитара. Они сцепляются друг с другом, как кошка с собакой на глазах у испуганной публики. Шоу похоже на сцену из поганой комедии 21 века. К счастью Макара во время обездвижили и пустили морфий по венам, а потом без церемоний грубо увели в буйное отделение.

На протяжении всей этой неразберихи спокойствие удалось сохранить лишь Буйнову и Мэри. Стажерка с горечью смотрела за происходящим. Но даже она не осталась равнодушной от взгляда Буйнова. От него у женщины пробежал холодок по позвоночнику: Петя смотрел за сумасшедшими с еле заметным восхищением. Его глаза смеялись над происходящим и Мэри даже показалось, что Буйнова возбудила суматоха. Потому то он быстро заложил ногу на ногу, когда их взгляды соприкоснулись.

Наконец, в комнате восстановился порядок. Только Мэри никак не может отойти от пережитого. Но работа вынуждает женщину перешагнуть через яму эмоций. Она собирает силы и заставляет язык уверенно ворочаться в горле. Сперва она издаёт странный звук и делает вид, что закашлялась, затем восстанавливает суровый голос и тихо произносит, глядя Буйнову прямо в глаза:

— кто сегодня начнёт?

Кажется она готова сделать следующий ход и обратиться непосредственно к Буйнову. Но один из пациентов перебивает её.

— давайте я!, — поизносит он скромным, срывающимся голосом. Это Сидоров-самый молодой пациент в отделении. Несмотря на свою молодость, на него, казалось, кто-то распылил облако старости. В глазах уже нет былого жизнерадостного огонька, а движения размеренные, как у пенсионеров.

— ну давайте, Влалимир, — отвечает ему интерн. — мы вас с удовольствием выслушаем.

Принцип Мэри-относиться с уважением к своим пациентам. По словам её отца, отношение-ключ и главный источник к выздоровлению. Поэтому, как бы пациент вас не бесил, ни в коем случае не стоит переступать черту, ото эта головная боль никогда вас не оставит и придётся с ним нянчится до второго пришествия. Да! Уоткинс наверняка распространит эту мораль на всё отделение, когда станет главным врачом. Увы! Пока что санитары не всегда относятся к больным, как к полноценным членам общества. Иногда они обращаются с пациентами, как с подчиненными. Но только не с такими самородками, как Буйнов-главный клоун в отделении.

— ну, все вы знаете, — начинает Сидоров, — что я дикий ребёнок, рождённый в семье рыбака. В нашем доме… как сейчас помню… всегда пахло рыбой. А вид был просто потрясающим: берег байкальского озера.

— короче, Сидоров, — перебивает его врач, который до сего момента не подал ни единого признака жизни.

— да, да, — подхватывает Сидоров, — ну и вот! Черт его знает почему звезды так заинтересовались моей персоной. Но в тот вечер вспышки телекамер осветили порог именно моего дома. Сперва я подумал, что это я вызвал столь бурный интерес у общественности, но как только вышел во двор, понял, как сильно ошибался. Там, с робкой улыбкой и детским румянцем на щеках стоял, не поверите, сам Путин! Он приехал навестить меня, как будто мы с ним были старыми друзьями. Самое удивительное. Я застал его, когда его рука блудила в корзине с пойманной рыбой. Хотел сказать ему, чтобы тот хотя бы перчатки надел на свою хрустальную ручку. Даже думал ему сделать замечание, чтобы президент ненароком не украл нашу добычу, но осекся. Подумал: да вряд ли у него рыбодефицит! Знаете, коллеги, то, что меня потрясло конкретно-это его завещание. Он попросил репортеров не снимать и отвёл меня в сторону лесной чащи, чтобы избежать слежки я полагаю. И там, в тени деревьев, он шёпотом передал мне святое известие: я был назначен его высокоблагородием следующим президентом РФ.

С большим восхищением Сидоров рассказывает о своих первых выборах, о массовом признании и любви, и, наконец, о том, как он занял эту должность и какая это ответственность! Он говорит об этом с таким воодушевлением и натурализмом, его голос даже не дрожит. Кажется, будто сам врач готов поверить в эту чушь...

— что я вообще здесь делаю? — в исступлении вопит Сидоров и топает ногами. В мгновение Ока он покидает насиженное место и ступает к выходу. — я же президент! У меня встреча с американским послом, Трамп не простит мне, если я не явлюсь на переговоры! Совсем забыл об этом, — Сидоров говорит и ожесточённо растирает виски, — сколько же у меня накопилось неотложной работы! Называется, ушел человек в отпуск-и вот результат. А дыры в бюджете мои старания теперь не перекроют. Думаю, начну с подсчета расходов на образование, и, хахах, на вашу дурку между прочим! Вы мне стали дорого обходиться! Может прикрою вас! А что? Не воруете ли вы таблеточки за спиной у правительства?! Вот что что, а халатность я терпеть не могу!

Мэри понимает, что ситуация начинает выходить из под контроля. И пока врач заворожённо ловит взглядом каждый жест больного, она уже направляет к нему группу санитаров. Им следует вывести Сидорова, пока он не вывел остальную группу из равновесия. Они ведь как дети, им так легко потерять самообладание...

— а как насчёт вас, Пётр? — спрашивает Мэри, когда больного в припадке агрессии вывели прочь. Она давно хотела задать Буйнову этот вопрос, но Сидоров мешал ей, а потому она допустила некоторый непрофессионализм со своей стороны, когда избавилась от него раньше положенного.

Буйнов кидает в её сторону озлобленные взгляды. Он думает, как бы погрубее ответить и Мэри замечает это.

— не хочу! Я уже рассказывал эту историю врачу Денису по несколько раз в день! Не вижу смысла вам это ещё раз разжевывать, — он говорит спокойно, но опытная Мэри видит бурю в его душе. Буйнов сейчас подобен океану после шторма-он сохраняет показательное хладнокровие, но внутри у него все горит, только это уже не возбуждение, а самая настоящая агрессия. Раньше за такое его бы подвергли шоковой терапии. А сейчас только Мэри замечает его отличие от других пациентов. Они открытые, часто совершают разного рода глупости, но их поведение предсказуемо. А Буйнов, напротив, как норовистый скакун. Жизнь здорово потрепала его. Отныне он никому не позволит пришпорить себя.

Обстановку разряжают все те же больные, верные соратники практикантки.

Ерошкин выполз из под стула. Он сидит и уверенно смотрит на Петю. Затем произносит громко и выразительно:

— ну пожалуйста!

Остальные следуют его примеру. А Мэри улыбается им, жестом говорит, что они все делают правильно.

— сказал не буду, значит не буду, — резко повторяет Буйнов и почему то содрогается всем телом.

Петя привстает с намерением закончить монолог, но неожиданное шевеление слева не позволяет ему совершить задуманное. Молодой человек, сидящий около него, поднимается со своего места и оседает на колени перед Буйновым. Санитары встали в позы, готовые к атаке в случае несогласованных действий со стороны юноши. Но парень даже не думает ни о чем дурном. Он скрестил руки перед собой и замер.

— ну всё, довольно!, — приказывает Буйнов. Двое санитаров переглядываются и вновь начинают ржать, Мэри цыкает на них, а Петя недовольно фыркает.

Юноша не двигается с места.

— молодой человек, ты на что молишься? Я не идол!, — говорит Петя. Лучше бы он молчал. Его слова снова подействовали на злополучную пару санитаров. У мужчин случилась историка, так что выводить теперь приходится их..

— да что такое, не пойму никак, — орет Буйнов, чем вызывает улыбки у других санитаров.

— замолчи, дурень!, — шипит сосед Пети. — из за тебя сейчас у честных тружеников случится истерика!

Буйнов не понял шутки. Однако он прекрасно осознаёт, что если не продолжит рассказ прямо сейчас стоящий напротив него юноша подхватит цистит, сидя на холодном кафеле.

— ЛАДНО, — произносит Петя и отгоняет от себя надоедливого прилипалу.

Санитары занимают предназначенные им места, и Мэри готова продолжить.

Слух мед. персонала снова вкушает недоступную пару минут назад тишину. Её нарушает один только Пупкин. Он всхлипывает, старается не мешать группе, но слезы текут по его распухшим щекам. Его лучшего друга-Макара Девушкина-увели в отделение для острых пациентов, и теперь Пупкину остаётся только гадать, в каком состоянии вернётся его товарищ. Но шестое чувство ему подсказывает, что за выкидон Девушкина, ему как следует влетит… током и хорошей дозой седотивных средств.

Врач повышает голос и требует полной тишины. Он топает ногой по полу, и все сразу понимают, что такое поведение-недобрый знак. Мэри бросает косые взгляды на Дениса. Кажется он язык прикусил, тогда она перехватывает инициативу...

— ну… Пётр! Расскажите нам пожалуйста, какое событие довело вас до сумасшествия? — она мнётся, понимает, что прозвучало не очень, но вмиг поправляет воротник на своей рубашке и перифразирует вопрос, делая строгий голос, подобно депутату во время предвыборной компании, — Пётр, каковы ваши мотивы? Определите точку срыва!

— честно говоря, я не знаю… — начинает мямлить Буйнов неуверенным голосом, — я не знаю! Точка срыва?? Что это значит? Это всё до смешного условно-грань между реальным и нереальным миром! Как же может смертный, как я, ощутить её, почувствовать?! Принесите мне гранат, а ещё, воскресите мою бабку! Она была шизофреничкой, думаю, она ответила бы на ваши допросы лучше, чем кто либо!

Слова Буйнова, не несущие особого смысла, действуют на пациентов, как бальзам на душу. Они устремляют взоры по направлению к стулу, на котором восседает Пётр. Больным трудно определять логические связи между словами Буйнова, а потому его речь кажется им замудреной и очень осмысленной. Одна только Мэри нарочито строит усталый вид, но Буйнова уже не остановить, и она уже жалеет, что спросила его. Кажется, ему нужно о многом рассказать...

— что вы от меня теперь хотите получить? Чистосердечное признание? Ждёте от меня рассказа из оперы, как меня инопланетяне забрали на опыты? Или как меня Путин почтил своим визитом?! Нет, увы, я не таков! Или вам нужно событие, после которого я с катушек слетел? Я же чувствую, что вы меня к здешним психам приравниваете. Я не могу помочь вам! В моей жизни было столько горя, слез, несчастий, что вам, уважаемые, и не снилось! Хотите, чтоб я признался, что я — псих? Не могу! Я не считаю себя умалишенным, ведь я способен рассуждать здраво. 3 года назад я, действительно, напал на людей в офисе, и что? Во-первых, я видел вовсе не их, а во вторых, это меньшее, чем я мог отплатить им за годы унижений и издёвок, — Буйнов готовит быстро, от холодного взгляда Мэри и врача у него слезы наворачиваются, — но за 3 года, что я провёл здесь среди вас, я понял всего одну простую истину: всю жизнь я ощущал себя лишним человеком, недостойным земных благ. Я всегда куда-то спешил, бежал, я не мог просто погулять по бульвару, так, забавы ради. Я не сумел в своё время вкусить всю прелесть жизни обычного человеческого существа, и, увы, моё время уже прошло… Я смотрел на небо, наблюдал за полётом птиц, за таянием облаков будто через мутное и слишком Толстое стекло, не пропускающее счастье и эмоции, как и небесного света. Признаюсь вам, всю жизнь я боялся людей, боялся быть счастливым, боялся даже саму мысль о счастье, и оно всё время обходило меня стороной. Всю жизнь мне казалось, что за мной следят невидимые глаза, они распоряжались мной. Я боялся, что сделаю что-то лишнее, что надо мной будут смеяться, поэтому старался казаться незаметнее, как бы меньше в глазах окружающих, — при этих словах улыбка играет на губах Буйнова, но через секунду лицо его становится ещё печальнее и мрачнее, слезы тихо катятся по его щекам, — и правда! Я ото всех закрылся, за всю жизнь у меня не было ни одного друга, которому я бы мог доверить душевные терзания и поплакаться в жилетку. Чисто партнёрские отношения! Вы будете смеяться, но кухарка Люба-первая девушка, с которой я могу быть самим собой. Я не беру в расчёт физиологию и коллег по работе.

Порой на меня находит неистовая злоба при виде чужого счастья или улыбки незнакомого мне человека. Думаю, не одного меня в этой комнате преследовала хоть раз дисфория, однако меня больше других она мучала несколько лет назад. Но жизнь научила меня смирению. Как это ни парадоксально, но лишь здесь, среди вас, я обрёл то, что потерял со смерти матери. Я научился наслаждаться жизнью, я дарю ей тепло и улыбку, а она мне-хорошее настроение. Теперь я даже уважаю бесцельное шатание, что раньше было для меня пустой тратой времени. Для меня это дороже тысячи гранатов!!! Даже вы, мои причудливые товарищи, постороннему человеку вы можете показаться забавными, порой даже пугающими, (я и сам проходил через подобное), но не мне. Ибо я к вам уже так привык, привязался, что, думаю, на воле, в душном городе и суматохе, я бы за всю жизнь никогда не смог бы обрести того, что нашёл здесь за три года. Спасибо вам, друзья! Вы сделали меня человеком! Вы помогли мне понять, что я не один во всей вселенной!"

Буйнов закрывает лицо руками, кажется, он больше ничего не может сказать. Он плачет, но не от того что ему горько, это уже другие слёзы. Пете тепло на сердце, его душа освободилась.

Пациенты глядят на него с замиранием сердца. Они сожалеют, хотя и не понимают, почему. Мэри углубляется в кипу бумаг в её руках, врач заполняет документы. Санитаров хватило ненадолго. Они держатся, но из разных углов комнаты начинает доноситься хрюкание и сдавленный смех. И вот один не выдержал. Хохот пробился из его глотки, и, несмотря на укорительный взгляд Мэри, он катится по полу и истерит. Остальные санитары угорают, но не откровенно. Кто то закрыл лицо руками, кто то отвернулся. Кажется, даже врача охватывает неконтролируемое веселье. Буйнов поднимает голову, он теперь ясно видит, что смеются над ним. Его лицо помрачнело. Мужчина думает: "что ж, посмешищем был, им и остался… люди везде одинаковы. Видимо рановато я себя от остальных пациентов отделил, на деле-я ничем не лучше."

Буйнов поднимается и выходит за дверь. Ему нужно смириться с тем, что он оказался нужным только "умалишенным". Хоть кто то в этой черновой дыре сохраняет ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ!