Зочу не хочу

Санька Пирожков давным-давно стал легендарной личностью в нашей школе. Только и разговоров о нем: и среди учеников, и в учительской. Да и по деревне только о нем и точат языки.

МАРТ ИСАКИН

ХОЧУ — НЕ ХОЧУ

Я обалдел, когда узнал об этом. Не поверил своим ушам. Да быть такого не может! Санька Пирожков решил стать писателем. Но почему именно писателем, а не генералиссимусом, к примеру?

— Дурак что ли? — говорит Санька. — Ну, прикинь! Сидишь дома целыми днями, никуда ходить не надо, потому что твое рабочее место — это твой дом. Встаешь, когда захочешь. Позевал, почесался, попил чайку, футбол посмотрел, с котом поиграл. Ладно, типа, поработать надо. Взял перо, значится. Ну, не перо, конечно, а за комп сел. Сейчас же двадцать первый век, как-никак.

Захожу к Саньке на следующий день. Он лежит на диване, скрестив руки на груди и смотрит на потолок. Я тоже задирают глаза кверху. Ничего необычного: потолочная плитка.

— Чего ты, Санька, — спрашиваю, — никак заболел?

— И ничего не заболел. Обдумываю сюжет своего будущего гениального романа, которым будет зачитываться всё человечество.

— Как обдумывается?

— Никак! В голову лезет всякая ерунда.

Санька тяжело вздыхает.

— Начал вроде бы вырисовываться сюжет, как герой стреляется со своим другом на дуэли. И совершенно не желая этого, убивает его. После чего он вынужден был покинуть родные края. Потом я вспомнил, что Пушкин уже всё это описал в своем романе «Евгений Онегин». Ну, почему я не мог родиться до Пушкина, тогда бы вся его слава досталась мне? Такой замысел накрылся!.. Ты это… иди уж! Видишь, мне не до тебя. Надо обдумывать, а ты тут мелькаешь. Мешаешь мне стать гениальным автором. Э-хе-хе-хе-хе!

Я покачал головой и вышел. На следующий день — я всё-таки не выдержал — и опять пришел к Саньке. Не мог же я его оставить в таком состоянии без присмотра! Ох, уж эти мне творческие натуры! Санька угрюмо расхаживал по комнате, руки за спиной, как у заключенного, голова опущена.

— Чего ты, Санька, — обеспокоился я. — Уж не беда ли какая случилась? Ты если что, говори. Всё-таки я твой друг.

Санька замер на месте и взглянул на меня. В глазах его была такая тоска, что я напугался за него. Что-то случилось!

— Что за ерунда? — прошипел он. — Вроде бы и сюжет неплохой придумался. Даже гениальный, я бы сказал. Вот как начать не знаю. И так и этак пробовал. И с одного бока заходил и с другого. Всё ерунда какая-то. Ну, никак нужное начало не складывается. Уже вроде решил, что начну так: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром, Москва спаленная пожаром…» Какая великолепная чеканная фраза! Ажно дух захватывает! А потом вспомнил, что это уже было написано до меня. Я даже как-то учил это наизусть. Точно учил. Еще мне трояк вкатали, потому что после каждой строчке я мэкал и бэкал. Не помнишь, кто это написал? Подскажи, пожалуйста! А то у меня на имена разные память как-то не очень. А их вон сколько разных писателей да поэтов всяких!

— Лермонтов! Я еще учил это стихотворение. Пятерку за него получил.

— И тут опередили!

И решил Санька забросить писательство. Не в коня корм. Это так лишь кажется, что всё легко и просто, а как сам возьмешься, так ничего и не получается у тебя.