Тогда и сейчас. Неизвестный герой.

Сидишь в старинной русской избе и осматриваешься — всё тут тебе в новинку. Широкая печь, скамьи и стол у окна, гигантский несгораемый шкаф, образы святых в углу — вот скромное убранство дома. Дверца шкафа открыта нараспашку — там, в куче старых, пожелтевших от времени бумаг роется маленькая фигурка старушки в длинном тулупе, широком платье и валенках.

  А на дворе царит зима, необычайно снежная для этих мест. Дуют пронизывающие до костей ветра, поднимая  кучи снега с  земли в воздух.… А в избе, в печи весело трещат дрова, на твоих коленях удобно устроился гигантский полосатый кот, мурлыкающий от удовольствия. От связок грибов и лечебных растений, висящих под потолком, приятно пахнет лесом и полем. Где-то в сенях распевается сверчок, и ты, постепенно уплываешь в тёплые объятия сна под его песни, иногда заглушаемые громким урчанием кота.

Вдруг сладкий твой сон нарушает голос старой женщины:

-Сынок! Сынок… — нежно теребит тебя за плечо тонкая морщинистая рука бабы Маши, долго будит она тебя.

 - Ну ладно, спи, – наконец сдаётся она. Слышится тихий шорох её шагов, и вскоре она приносит меховое пальто. Укрыв тебя, она ещё долго не спит, сидит за столом и, поставив рядом свечку, рассматривает принесённые из шкафа бумаги…

  …Первым что я увидел, проснувшись, была большая  крынка молока, покрытая белоснежным  платком, возвышающаяся на столе. Зевнув и потянувшись, я скинул с себя пальто, встал и вдруг заметил  на столе, аккуратно сложенную записку. Переставив крынку и развернув листок, начал читать:

« Ушла в деревню. Завтрак на столе, щи в печке. Приду к вечеру. Мария Фёдоровна».

   Я тихонько ахнул и вновь опустился на скамью. Изба Марии Фёдоровны находилась на отшибе, в 8 километрах от деревни.  Склярово вообще было маленькой деревней, жителей пятьдесят от силы. И вот я представил себе такую картину, Мария Фёдоровна, замёршая, идёт домой, прикрывая лицо от ветра, падает от нехватки сил, плачет, ждет, чтобы кто-то помог ей…

  Быстро накинув на себя своё пальто, я выбежал на улицу. Чистое, по-зимнему насыщенное голубое небо, сугробы снега, сверкающие в свете полуденного солнца, дымок над далёкой деревней, взвивающийся в небеса -красота!

-Видимо, баба Маша решила прогуляться в такой прекрасный день, — улыбнулся я.

Обойдя дом  вокруг, осмотрев сарай с двумя дюжинами кур и тремя коровами и заглянув на сеновал, доверху заполненный  сеном, я заметил небольшой навес с дровами, приютившийся к мощной бревенчатой стене

сарая.

К одному из самых больших  пеньков был прислонён колун. Знаете что это такое? Да, правильно — это такой большой топор. Взяв его в руки, я немало удивился его большому весу. Рассмотрев, как следует, я расставил ноги, поднял колун над головой и обрушил его на пень. От сильного удара тот развалился на две части. Я улыбнулся, это начинало мне нравиться…

…Ближе к обеду я представлял собой жалкое зрелище: голова вся была в опилках, взявшихся неизвестно откуда, пальто раскрыто, а руки покрыты  громадными красными мозолями — вот что значит неприспособленность горожанина к труду. Поплевав на руки, я, было, приготовился продолжить, но вдруг послышался скрип валенок по снегу и звук открываемой калитки. Как отвечающий за имущество бабы Маши, ваш покорный слуга поспешил встретить незнакомца… Я облегчённо вздохнул, то была хозяйка дома.

Уже сидя дома, в тепле, сжимая в руках гранёный стакан с горячим чаем, я приготовился слушать рассказ Марии Фёдоровны.

…Земля под ногами сотрясалась, некрупные куски земли и камни летели в лицо, ослепляя и калеча словно шрапнель. А он бежал. Бежал, не обращая внимание на эти ничтожные по его меркам ранения, остановившие любого другого бы  на его месте. За это сражение он повидал много чего. Видел, как малая часть дворян, забыв о своём долге перед Государем и Родиной, бежали прочь с поля боя, как последние трусы, словно крысы… Видел, как крестьяне, ощетинившись штыками, бросались в самую гущу боя и выходили оттуда победителями.… Перед Григорием Ивановичем неожиданно из дымной пелены, застилающей глаза, возник силуэт человека.

-Русский? — едва не  заглушая грохот битвы, прокричал Григорий.

-Да-да!- крикнул в ответ человек, — помоги! Неподалёку отсюда, в редуте, засели поганые французики, помоги выкурить их!

Григорий молча кивнул головой и принялся догонять не дождавшегося ответа  солдата. Обходя брошенные повозки, перепрыгивая через горы трупов, бежал гвардеец. Наконец, из-за плотного занавеса дыма показался редут.

— За Русь! — прокричал проводник и полез на стену. Раздался залп ружей и пронзённый доброй сотней французских пуль, он упал за ограду. Слёзы застлали глаза молодого офицера. Укрывшись за повозкой от жужжащих как рой рассерженных шмелей пуль, Григорий подозвал ближайшего солдата.

-Собери людей с топорами, разворочайте вон ту стену, видишь, с неё не стреляют? Остальных отсылай ко мне, мы отвлечём иродов, пойдём на штурм, — был отдан  приказ.

Шло время, и вокруг Григория собралась штурмовая группа, десяток бородатых мужиков-крестьян, несколько безусых юнцов, прежде не видевших крови — вот всё и «воинство великое». Приметив взором молодого, но уже умудрённого опытом командира, смуглого, невысокого роста парнишку с умными карими глазами.

— Эй, парень, как тебя звать?

Мальчик потупился

— Парень, мы на войне, так что давай побыстрее, — вступил в разговор мужчина с громовым голосом.

— Митя… Мстислав я…- гордо приподнял голову юноша.

-Я-Григорий!- улыбнулся офицер.

— Видишь, в шагах сорока отсюда, большой ров?

Мальчишка кивнул.

-Встанешь туда и, когда я свистну, передашь остальным сигнал к началу. Ну, теперь беги.

Проследив взглядом за молодым солдатом, убедившись, что добрался тот благополучно, Григорий поглядел на своё воинство. «А выдержат ли они? Но нет времени искать других». Взрывы раздавались совсем рядом, основные части завоевателей  были совсем рядом.

-С Богом! — подумал Григорий и свистнул так, что у солдат заложило уши.

— В атаку! За Русь святую! — прокричал  он. Раздался такой рёв, это все мигом подхватили боевой клич и устремились за своим предводителем.

Перемахнув через частокол, не оборачиваясь на товарищей, Григорий бежал. Из дыма выползали французы. Разрядив в одного из них свой именной  пистолет, он отбросил его в сторону и выхватил из ножен саблю.

-Ко мне! Ко мне!- закричал Григорий и на зов его ответили. Слева пробился тот силач-крестьянин, крушащий врагов прикладом ружья, справа-Мстислав

Григорий дёрнулся в сторону, но опоздал.

Свинцовая пуля ударило в горло, пробила шею.

Кровь хлынула в горло, он не мог крикнуть.

Тьма наступила -всё закончилось…

… Прошло много лет. Обезлюдело Склярово. Умерла баба Маша. В пожаре восемьдесят пятого сгорела её изба. Зарос небольшой, но ухоженный огород. Я до сих пор помню это место таким, каким оно мне запомнилось-настоящей житницей русских обычаев, красоту которых показала эта добрая старушка, неизвестная миру.

И до сих пор старинных документах, оставленных  мне на прощанье Марией Фёдоровной, я ищу ответы на вопросы. Кто такой Григорий Ефграфьевич? Что сталось с ним после столь тяжкого ранения? Не знаю, найду ли их…