Чего ж я не сокол?Чего ж не летаю?

Чего ж я не сокол?

Чего ж не летаю?

В середине девяностых голов из западной Европы неотвратимо, безнадежно, с честью и позором выходили войска. Шли они в точном соответствии с Графиком, подписанным, Первым Президентом Советского Союза и под бравурные марши бундес оркестра, управляемого, Первым Президентом Российской Федерации. Если читатель не возражает, то в целях сокращения времени рассказа в дальнейшем мы их будем обозначать «ППС» и «ППР». Войска катились в эшелонах, плыли по морю, летели по небу на Родину. Туда, где их никто заметьте, не ждал. И не только не ждали, а даже и не готовились к ожиданию. Потому, что после подписания Графика «ППСом», была встреча его ближайших соратников, но без него, в Беловежской Пуще. В этой Пуще «товарищи» ликвидировали СССР как державу, а про «ППСа» просто забыли. Где уж тут ему стало обдумывать судьбу своих верноподданных, если самый ближайший сподвижник, назвал себя «ППРом», а следом и кабинет отобрал, да и из Кремля на посмешище выставил. А назвался груздем, полезай в кузов! У новоявленного «ППРа», естественно, начались серьезные рабочие будни. Оно ведь всем известно, что ППР он везде «ППР». Даже в Африке, не то, что в России. Ведь как ни повернись, а Свободу он своему народу вручил? Вручил. Демократизацию и обновление внутренней и, главное, внешней политики начал? Начал. Да и то, все прежние враги враз, стали заклятыми друзьями. Естественно и к другу Колю германскому рейхсканцлеру, нужно съездить, пивка баварского попить. И к красавцу Биллу американскому президенту слетать, обсудить, не завЕтрил ли дух, возле стАтуя, Свободы? Да и к Ее Величеству английской Королеве, с визитом вежливости, прямо скажем, позарез нужно. Знамо дело «ППРом» работать, это Вам не пальцы загибать. Поэтому если просто, без глупой критики, то продолжаю.

Войска перемещаются, а у районных, областных и даже республиканских властей нет еще ни одной, мало-мальски УказнОй бумажки на тему: А что же делать Родине с этой армией здоровенных мужиков, умеющих только командовать и убивать? И куда девать эту кучу оружия, техники, а самое главное, отлежавших все мыслимые сроки хранения смертоносных боеприпасов?

Первые квартирьеры, начавшие появляться в местах будущих дислокаций своих частей, были крайне неприятно удивлены. Ни сами части, ни людей в ранге демобилизованных, ни их жен и детей, не ждут радостные и счастливые власти со слезами умиления на лицах. Не готовят торжественных встреч с ключами от квартир, рабочими местами на заводах, стройках и школах. Их, даже приболевших по мелочи, стыдно сказать, диареей и лечить то никто не собирается.

— Куда приперлися?! По наприехали! Нам здесь своих безработных и без квартирных хватает. А у Вас еще, прости Господи, понос, да бомбы проржавевшие.

И совсем было бы наследникам боевых традиций победителей самой страшной мировой войны ХХ века кранты. Если бы не два события. Первое — ППСу к Графику вывода войск буржуинские немцы, догадываясь о всамделишной любви Советского народа к ее могучим Вооруженным Силам, приложили График финансирования вывода войск и их обустройства. В нем они брали на себя обязательства о выделении некоторой толики немецких денег на строительство жилья и переквалификацию офицерского состава, ставшего ненужным у себя на Родине. И второе — к тому времени непобедимый Стройбат еще не был до конца уничтожен. Процесс, правда, уже шел полным ходом. И стойкие стройбатовцы, немного загодя до отхода эшелонов от Берлинского вокзала, были брошены в те места, куда ткнул пальцем в карту начальник Генерального штаба. Строительные генералы, ни хрена не понявшие мудрых стратегических замыслов НГШ, ответили «Есть!» и маховик начал раскручиваться.

До эпохи ППСа*, недалеко от захудалого городишки, славного своими химическими комбинатами, стоял авиационный полк противовоздушной обороны. Прикрывал небо над столицей. При ППСе*, воздушное прикрытие неба в связи со всеобщим мировым миролюбием стало лишним и полк куда-то тихо переместили. Военный городок полка, состоявший из довольно большого количества домов офицерского состава (ДОСов) и аэродрома, влачил тихое существование. Суть существования сводилась к самовыживанию и самообеспечению.

Но приехали квартирьеры, появились забытые часовые на КПП* и у пустых капониров. Народ задумался:

— А что это такое нам готовит мудрый ППР? Если опять авиаполк, то куда собираются селить массу офицеров, коих в авиаполку больше чем солдат? ДОСы заняты летными пенсионерами, отлетавшими свое еще до войны. Народ шептался, ждал, но не роптал. И тут, всем на радость, на пяти Камазах, с песнями в городок прибыла военно-строительная рота.

— Ура! Чтой-то будут строить. Из квартир пенсионеров не выселят!

В первый день, под предлогом общей неразберихи, расселения, обживания и наведения связей с местными жителями, лихие военные строители посетили все сады-огороды окружающие ДОСы. Яблоки были еще зелены, огурцов мало. Зато клубника, редиска и всякая петрушка личному составу понравились однозначно.

С утра офицеры установили нормальный рабочий порядок и рота начала перестраивать 4-х этажную казарму под общежитие. По обычному стройбатовскому распорядку: с 8-00 и до заката. Так что, огурцы с прочими овощами в массе своей уцелели. Не до них стало.

Однажды небо над городком почернело и затряслось от металлического грохота. Откуда-то из-за горизонта прилетела целая стая, нет, не вертолетов, а огромных рычащих «пепелацев». (Помните фильм «Кин-дза-дза?). «Пепелацы», рыча «гравицапами», мотая несуразно лопастями, умудрились встать в круг и начали по одному падать на посадочную полосу. Народ, глядя на торжество железа в небе, считал:

— Один, два, три, … пятнадцать …

Не успела первая стая расползтись по рулежным дорожкам и местам стоянки, как из-за горизонта причудила вторая стая. Она точно также сначала закольцевалась, а затем по-машинно тяжело заплюхалась на землю. Следом прилетела третья. За ней четвертая, состоящая из каких-то уж очень грязных, хищных, и обвешанных чуть не по смотровые окна оружием, машин. Кончился гул только ночью. Гравицапы — Ми шестые, восьмые, и двадцать четвертые прибыли к месту новой дислокации.

У офицеров строителей первые проблемы начались вечером того же дня в столовой. За три недели до этого, встав на котловое довольствие в батальон обеспечения, (за три машины кирпича и пару кубов доски), они заняли два стола в лучшем углу столовой летного состава. Летчиков в гарнизоне все равно не было. Теперь же придя на ужин, как обычно к 20-00 обнаружили, что на одном из их столов стоят таблички: «КП» (командир полка), «ЗКП», «НШ» (начальник штаба). А за вторым столом какие-то наглые летчики жрут ИХ пайку! Не будем скромничать, паёк строительного офицера во всех столовых всех видов и родов войск не чета летному. За него заплачено сторицей, в твердой валюте: — кирпичом, доской, цементом командиру батальона обеспечения, а не девальвированным рублем в кассу.

Шуметь строители не стали. Заслали делегата к начальнице столовой. Та, измученная обвалившимся, давно ожидаемым счастьем в пятьсот голодных мужиков, увидев делегата, чуть не заплакала в голос.

— Я за Вас от КП и то выслушала, и это. И такие-то вы оказывается и сякие. А я глупая, командира ОБАТО послушала и, вас кормила. Теперь ваши столы вон там, в углу, у двери. А кормить вас приказано по «земной» норме за деньги, через кассу.

Старший военный строитель изрек:

— Товарищи офицеры, мы не нищие. Всем деньги на стол. Лейтенант бери и в магазин. Бегом! Ужинаем в общежитии.

Утром, заместитель командира части — главный инженер военный строитель подполковник Кузякин отправился представляться новоиспеченному начальнику гарнизона. Им, со вчерашнего дня, стал командир, прибывшего вертолетного полка, то же подполковник, по фамилии Хмуров. Выслушав доклад — представление Кузякина, Хмуров с ходу начал перечислять все нарушения воинских уставов, которые он вчера прибыв в гарнизон, обнаружил у военных строителей.

— Люди идут вечером по городку. Это не солдаты, а военнопленные. Куртки пыльные, сапоги не чищенные, у прапорщика рукава на рубахе закатаны. Отдельно идущие солдаты офицерам летчикам, честь не отдают. Ремней нет!

Ну не знал он бедный, что по форме военного строителя в рабочее время ремень не положен. Хмуров на секунду замолк, переводя дух. Кузякин, наливаясь в лицо кровью, спросил:

— Все?

— Вы как, товарищ подполковник, со мной разговариваете? Я еще не закончил! На каком основании Ваши офицеры питаются в летной столовой? Почему общежитие для летного состава еще не готово к заселению? Почему в штабе полка канализация не работает?!

Вот здесь Хмуров допустил стратегический просчет. Он спутал два вечно враждующих клана. Строителей и Эксплуатацию. А такие ляпсусы не прощаются. Кузякин ухмыльнулся, встал и молча вышел. Через минуту вернулся со словами:

— Я тут головной уборчик оставил, — взял со стола забытую фуражку и аккуратно закрыл за собой дверь.

Пройдя по объекту, Кузякин вызвал начальника строительного участка. Тот был толстым и в очках. Майор. Специалист по «что-где невозможно достать».

— Слышь, Прямков, ты в батальоне обеспечения у комбата сегодня был?

— Был.

— Ну, и?

— Комбат в ужасе. Они все за вчерашний день наполучали строгачей от Хмурова по первое число. Все здесь не так, как было два дня назад в Германии. Нас кормить он больше не может.

— Понятно…. Тогда так. Солдат из подсобного цеха офицерской столовой снять. Ни в полк, ни в ОБАТО* ничего не давать. Людскую машину за хлебом не посылать. А самое главное, не вздумай дать наших сантехников им в штаб. Я слышал, ты вчера обещал.

— Главный, а жрать что будем? Зарплата третий месяц где?

— Три дня не помрем, а там видно будет. Исполняй!

— Ну, ладно…

— Я тебе дам «ладно»!

— Есть.

Через три дня в гарнизон прилетел командующий авиацией округа. В штабе полка — вонь. Авиаспециалисты не сумели прочисть канализационный засор. Бабушки-рабочие по кухне в летной столовой, отвыкшие готовить на такую ораву, картошку чистить устали. Элитных, орденоносных летчиков кормили в три смены. В связи с окончательным выходом из строя двигателя на хлебовозной машине, хлеба в гарнизоне два дня не было. А не в спецмашину завод в городе хлеб не отпускал. По санитарным нормам не положено. (Им же новые ворота на въезде не летчики поставили). Ни одна палатка под временное размещение личного состава собрана не была. Ну что с них взять элита армии — голубая кровь, они везли с собой в вертолетах из-за бугра все что угодно: — подержанные автомобили, телеаппаратуру, гарнитуры, а вот гвоздей ящик захватить никто не догадался. Думали они в России на земле валяются.

Генерал ходил, глядел и становился чернее. Походив по полку, он естественно пришел на строящееся общежитие. Что и кто там делал, было абсолютно не понятно. Но грохот компрессора, беспрерывный стук молотков, висевший в столбовой пыли командирский мат, и запах свежей краски, внушали уважение.

— Ну, подполковник, — повернулся он Кузякину, — и когда МЫ с тобой заселим сюда семьи летчиков?

— В соответствии с графиком, через восемнадцать дней, товарищ генерал.

— А сколько времени уже работаете?

— Двадцать второй день сегодня.

— А на неделю раньше сможете? Осень скоро. Холодно будет женщинам и детям в палатках.

— Нет, товарищ генерал. Не сможем.

— Чего не хватает? Денег? Материалов? Людей?

— Да нет, товарищ генерал. Просто на голодный желудок у мох офицеров энтузиазм не очень то…

— Хамишь подполковник?

— Нет, говорю, как есть. Командир полка велел моих офицеров в летной столовой не кормить. Другого общепита в городке нет. Военторг к двадцати двум часам, когда мы идем с работы, «Ассы» уже опустошили, и он чаще всего закрыт. А в город ездить за продуктами ни времени нет, ни честно сказать, готовить негде.

— Ладно, разберемся. А специалистов и гвоздей на установку палаток дать можешь? Ящик.

— Давно бы дал, не просили.

Лицо Генерала стало багрово-синим.

— Так. Сейчас всё. Обед. В 15-00 в штабе проведем «разбор полетов». Пошли подполковник, за обедом договорим.

— Не могу, товарищ генерал.

— ???

— Не прилично. Я в столовую, а мои шесть орлов куда?

— Всех приглашаю.

После серьезного генеральского разбора «любовь» Хмурова к подполковнику Кузякину усилилась несказанно. Но, слава Богу, без продолжения развития сюжета: «Я АСС. И я здесь Хозяин. А ты — так себе — военный строитель». Военные люди они понимали, что задачу по размещению офицеров полка, им решать вместе. А насчет любви друг к другу, так они мужики нормальной ориентации, все на женщин поглядывают.

Жизнь встала в нормальное русло. Рядовым военным строителям стали перед отбоем, в столовой готовить «Полдник», с горячим чаем, и хлебом с маслом. Да и в обед не обделяли, в счет своих, мясом. Офицеров вновь поставили на котловое довольствие, правда на общеармейский стол. Засорившийся канализационный колодец два бойца прочистили за пол дня. Пятнадцать палаток прапорщик — строитель с тремя нелетающими летчиками установили махом. Гвозди на стройке не кончились. Через 15 дней, тихо, без криков: «Ура!», Кузякин пришел к Хмурову и доложил, что работы он закончил. Можно завтра собирать приемочную комиссию.

Летчики конечно ворчали. Одни:

— Как это так, в 18-ти метровую комнату, да с женой и ребенком? А мебель остальную куда?

А другие:

— А почему мне комнату не дали?

Но это уже другая рассказка. И мы здесь ее рассказывать не будем.

Через два месяца Хмуров досрочно получил воинское звание полковник, «За успешное выполнение задания командования по передислокации и размещению вертолетного полка». И Кузякин, со товарищи, сподобились первыми поздравить новоиспеченного полковника. (Строительная разведка раньше летной вызнала в кадрах номер и дату приказа Министра обороны). В связи с полной неготовностью виновника торжества к приему поздравлений и отсутствием материальной части Кузякин снял со своих погон рубашки две звезды и бросил их в стакан. Приняв представление полковника по случаю присвоения очередного воинского звания, вилкой продырявил летные погоны и нацепил на них свои строительные звезды.

Перегон авиатехники рождения 1955 года из Европы в Россию, он и в самом деле выполнил блестяще. Долетели все. Без глупых ЧП и потерь. И кто-то там, в их высоченном синем небе, наконец понял, что эти раритетные машины свое отлетали. «Шестерки» больше от земли не отрывались, их разобрали. Все остальные со временем куда-то рассосались, полк расформировали. В городке через два года вновь жили одни пенсионеры.

Каток уничтожения Вооруженных Сил,

запущенный, славными ППСом и ППРом

продолжал катиться по просторам страны.