Неотделанное 5. Из тетрадей

Что касается облаков, пловучий блеск их юных мускулов успешно удавлен настырным зноем, доверчивое сияние стихло и стухло, слилось с холстом задника, растворившись в горячем пепле. Это злой знак — хуже только багровые бубоны судного дня, настолько же немыслимого, насколько и неизбежного. Нет больше ни купороса, ни снега, египетская лазурь не омывает белую глину, вроде той, что ладонь хаоса некогда швырнула на верстак, чтоб взмесить плоть божеств. Впрочем, в голове мутно-грязный расплав горизонта отозвался омлетным, с кровавыми прожилками, заревом, подхваченный и возжженный, чудовищно искаженно, моим нездоровым духом. Исступленная желтизна не просто не подобна лимону, она прокляла его холодную лунность. Однажды я счастливо приобрел лучший лимон, он был тонкокожим неженкой, заостренным с двух концов, фиолетовыми весенними вечерами я вынимал его из холодильника, впиваясь ноздрями в металлический срез, пахнущий головокружительной свежестью. Выплывая из дремоты, пугающе осознаешь, как вечно, однообразно-громко шумит кондиционер. Под сомкнутыми веками сон мгновенной струйкой утекает обратным ходом — от устья к истоку. Я очутился в мастерской архитектора Креммера, устроенной в заброшенной водонапорной башне из рыжего кирпича, выкупленной у города. Вправду ли я его сотрудник? Кажется, меня везли туда в большой машине, напоминавшей катафалк, мимо плыли знакомые с детства проходные дворы, коробки хрущевок, деревья — вот моя старая школа. Я не уверен, что это не бред. День, грубый и постыдный, точно бездарная постановка по излюбленной книге, незаметно и внезапно вдвинулся в пазы, как крышка чего-то там, не знаю чего, водруженная на законное место. Витая лестница. Немногие, встреченные в башне, я смутно дивлюсь, были неграми. Кабинет Креммера выглядит довольно аскетично. Позади простого черного стола — стена с тремя окнами, оштукатуренная чем-то бледно-сырным, кое-где вспучившаяся языками пылающих змей. Из намеков на роскошь — кальян, несомненно, подлинной индийской работы. Мне почему-то не странно, что окна, снаружи казавшиеся приземисто-квадратными, на самом деле высоки и остры, как монашеские куколи. Легенда о святой Варваре, без Варвары. Мы корпим над чертежом охотничьего домика. Креммер чертит, его голый череп сдержанно бликует, кончики усов закручены к потолку. Я слагаю объяснения для звучащих линий колонн. «Это ротонда. Вы должны знать, мой дорогой С..., истинная вещь творится рукой, действующей из воздуха. Она не вырастает из земли». Креммер мельком глядит на стенные часы и, чуть ускорив речь, переходит на ты: «Твой глаз пока лишен пространственного чутья. Он устроен так, что напоминает взгляд штабиста над картой — видит все исключительно сверху. Тебя мучает, почему зрение с некоторых пор рассекает летучая мышь. Позднее ты узнаешь. Сейчас твое задание — отыскать девиз для моего проекта. Огненная каллиграфия! (Креммер сказал это с явным удовольствием, слегка причмокнув). Главного дома нет в помине, его никогда и не было. Есть лишь охотничий домик. И эти три окна (понизил он голос). Каждому когда-то предстоит путь через одно из них. Выбор за людьми — беда, что редко кто делает выбор. Пройдя сквозь среднее, очутишься опять в океане жизни. За правым ожидают тучные поля, чистые земли — смело можешь назвать их Эдемом. Но сколь долгим ни было бы тамошнее блаженство, пусть оно продлится тысячу веков, оно закончится. Правда, в отличие от тех, кто вновь брошен в море бытия, вернувшийся с пажитей забвения не увидит этой башни. Другая займет ее положение. Выбрав же левое окно, ты облачишься в неизнашиваемые латы нового тела и обратная тропа для тебя станет невозможной. Однако ты не вполне исчезнешь для мира, подвешенный, как бы с помощью магнитной силы, меж двумя водоворотами — темной радугой жизненного коловращения, спряденной из небытия, и киноварным мальстремом вечности. Теперь поторопись. Иначе можно лишиться отмеренного земного времени. Вспомни 'Фанданго' Грина. Прекрасный рассказ. Сегодня ты выйдешь по запасной лестнице. Когда возвратишься домой, будет прохлада и гром». Шум кондиционера, звуки грозы, испарина на моем лбу. Не забыть бы зайти за пиццей, пятница.