ПВ

Я ночью пьяной написал о том,

о чём совсем не хочется писать —

о службе в армии, которая потом

на остальную жизнь поставила печать:

Повестка как у всех. Военкомат.

Пощупали, проверили, обрили,

одели в камуфляж и ты — солдат,

как будто на два года осудили.

Для пацанов зелёных это срок,

хотя с тюремным всё же не сравнится;

становится вдвойне почётным долг,

коль долгом вышла служба на границе.

Режим, "диета", "непосильный" труд,

для нас, тогда вонявших пирожками,

казались адом. Марш-броска маршрут

полил слезой и утоптал "прыжками".

А старшина мне бил и в глаз, и в бровь,

и всё орал: "Забудь, что есть "гражданка"!

И прежде чем, сынок, крутить любовь,

ты научись сперва крутить портянки".

Узнали что такое час "с ноля",

недоедали, засыпали стоя...

Сурова пограничная земля —

всегда там тишина, но нет покоя.

Знать, на заставе сходит клином свет,

и клинит медленно башка твоя;

ведь я смотрел — её на карте нет,

а значит нет негде. А где был я?

С ноля в "ЧГ", с утра опять в "Дозор",

с товарищем мотаешь километры.

В "прыжке" захныкала капризная мозоль

и губы в трещинах — спасибо скажем ветру.

С наряда приходя без задних ног,

калаш устало бросив в пирамиду,

забыв в столовой получить паёк,

не сняв шинель, кровать найдёшь без гида.

Письмо! Здорова мать, сестрёнка ждёт,

от девушки своей не ждёшь измены.

Ты счастлив и душа твоя поёт,

а с ней и ты, но всё на ту же тему:

"Когда уходит в сумерки солдат

и часовым стоит у перевала,

"Спокойной ночи" здесь не говорят,

чтоб с Добрым утром Родина вставала".

По белу свету много жарких мест,

и зон конфликтных, и горячих точек;

по карте бродит проведенья перст,

где ткнёт — друг дружку люди сразу "мочат".

Но на границе всё иначе, всё не так;

нам край родной земли стал краем света.

Все нервы собираются в кулак,

коль режет небо СПШ ракета.

В ружьё, застава! Левый фланг. Прорыв.

И на "броне" "тревожка" выезжает.

На скорости цигарку раскурив,

смеёшься, ведь устав не разрешает.

"Заслон", "Секрет", "Засада" на местах.

Ночь, тишь и ты, в обнимку с автоматом.

Лишь писк радиостанции в мозгах;

курить нельзя и спать, ругаюсь матом.

Но вот собака тянет поводок,

и в ПНВ я вижу силуэты.

Выходит томный ожиданья срок,

и небо рвёт вновь красная ракета.

А в перестрелке не до веры и идей, —

жмёшь на курок с тупой азартной тягой.

А что дырявили живых людей,

то перед Богом спишем на присягу.

Ведь нарушитель — враг номер один, —

нас политически надёжно подковали.

А страх — всем чувствам бог и господин,

прокрался в сердце, когда награждали.

Дни, что тянулись долго так, в года

сами собою незаметно спрессовались.

Срок вышел, долг отдал ты, но беда —

в тебе все чувства непонятные смешались.

Вот если б жил один я, сиротой,

служить сверх срока я б остался на заставе,

а тут — увольте, я хочу домой,

прощайте, пацаны, я еду к маме.

Я буду пить, встречая Новый год,

в День погранвойск, что на исходе лета,

чтоб помнить тех, кто служит и день тот,

когда в ночь небо резала ракета.

_ _ _