Зверек

Зверёк.

Маленький лабораторный зверек брёл по улицам города. Настроение у него было приподнятое, сегодня в лаборатории его в качестве эксперимента кормили мороженым. К чести зверька он с достоинством прошёл это испытание и ученым пришлось много-много раз разворачивать фантики, фольгу и прочую обертку с этого вкусного продукта воспитания.

* Многие не согласятся с таким определением, но автор настаивает, что мороженым можно не только питаться, но и воспитываться. *

По привычке ноги зверька занесли его в парк, там можно было побродить по разбитым дорожкам, послушать скрип качелей-каруселей, вволю начихаться на тополиный пух. Но пуха в парке не было, зато там был мольберт и измазанная в краске художница с ореховыми глазами. Мастерица кисти в задумчивости смотрела на незавершенную работу. Солнечные белочки разбегались из банки с водой. Одна из белочек наступила зверьку на хвост, хихикнула и поскакала по своим делам куда-то вдаль. Обиженно засопев, зверек подошел к художнице и фыркнул, чтоб обратить на себя внимание.

— Здравствуй, зверек, — сказала художница, на минуту отвлекшись от своей работы.

— Чего это твои белочки совсем нюх потеряли, — без предисловия начал возмущаться зверёк, — на хвосте кисточку помяли, обхихикали и всячески расстроили.

Он не был таким букой и невежей, каким мог показаться, но недостаточное воспитание иногда давало о себе знать.

— Не ворчи, не ворчи, — улыбнулась ему художница, — хвост у тебя хороший, сейчас именно так и носят. Последний писк моды, слегка примятый кончик хвоста.

На самом деле, она немножко лукавила, мода обошла вниманием правильное ношение хвостика. Но такое объяснение полностью успокоило обиженного зверька, и он сразу же перешел на дружелюбный тон:

— И что это ты рисуешь? — задал он вопрос, который раздражал всех уличных художников еще со времен изобразителей каменного века, из тех, что рисовали углём на стенах пещеры.

— Заканчиваю одну работу, — немножко погрустнев, ответила художница, — но что-то она не заканчивается.

— А нарисуй меня, — продолжил зверек, не зная, что идёт по самому проверенному пути и над его головой уже незримо заносится мольберт.

Но удача сегодня сопутствовала зверьку. Мало того, что его голова оказалась в неприкосновенности, так еще и художница решила, что всё равно закончить свою картину ей не удастся.

— Что ж давай попробуем.

— А как она будет называться? — продолжил зверек задавать вопросы.

— Действительно, к какому жанру стоит отнести будущую картину. Ведь он и не портрет, и не натюрморт, и даже не пейзаж. Хм-м, интересная задачка, — размышляла художница, — как же тебя правильно назвать? А если добавить в картину элементов? Например, воздушный шарик. Тогда у нас получится "Зверёк на воздушном шаре". Но это уже плагиат получится. А если сместить акценты? Изобразить большой воздушный шарик и маленького зверька с ним. Тогда получится вполне каноничный натюрморт. Решено, именно так и сделаем.

Сказано — сделано. Из недр сумки был извлечен воздушный шарик (что он там делал, история умалчивает). Обрадованный зверек быстренько намотал на лапку нитку с привязанным шариком и начал позировать. Художница готовила краски, выбирая цвета для будущей картины. Лишь один момент не учли наши герои, шарик был большой, а зверек маленький. И налетевший ветер с легкостью поднял в синеву неба нового воздухоплавателя. Обернувшись на удивленный писк, художница увидела улетающего по воле ветра зверька...

Художница ненадолго задумалась

— А может это и есть этот мифический зверек — олимпийский мишка. Помнится, его именно таким когда-то и показывали, только шариков было побольше.

Проводив взглядом удаляющегося зверька, художница глубоко вздохнула и с сожалением отложила краски.

— И что сейчас делать? — задала она себе вопрос, — искать этого натурщика или проще нового подождать? Или ни то и ни другое. Подожду старого, зверьки — они такие, обязательно возвращаются. А пока дорисую утреннюю заканчивающуюся картину.

Вернувшись к мольберту, художница взялась за кисть и принялась за работу. Но кисть начала вести себя очень странно, то норовила нарисовать хвост, с примятой кисточкой, то поднимающийся воздушный шарик, то обиженное фырканье (на этом моменте кисточка художницы озадаченно останавливалась, это ж серьёзная картина, а не комикс, где можно безнаказанно фырканье изображать).

А между тем шарик улетал всё дальше и дальше, на глаза зверька наворачивались слезы, он уже мысленно прощался с жизнью, а также конфетами, мороженым и шоколадками. Но ветер решил не уносить шарик совсем уж далеко. Чтоб зверек не скучал, стремительный поток воздуха начал играть с нежданным аэропутешественником. Шарик кидало то вверх, то вниз. В один момент ветер отвлекся и уронил шарик на землю. Зверёк быстренько отвязался от шарика и отдал его ветру, который продолжил развлекаться с ним.

— Тааакс, ну и где я нахожусь? — задал риторический вопрос зверек.

Хоть вопрос был риторическим, пролетавший жук ответил на него:

— Ты находишься в нашем лесу, — с этими словами он присел на ветку куста.

Зверёк озадаченно почесал лапкой затылок.

— А где находится ваш лес?

Теперь пришла уже очередь жука сильно задуматься.

— Наш лес находится вокруг нас, — неуверенно ответил он.

Ему и в голову никогда не приходило, что кто-то может не знать о том, где находится их лес. Но сомнения в правильности видения мира уже начали ворочаться в его голове. Даже странная в своей невозможности мысль о том, что лесом не кончается мир уже не казалось такой уж невероятной.

В воздухе повисла тишина. Мысли со скрипом ползали в головах жука и зверька. Их мучил один и то же вопрос, где же они находятся. Наконец, мысль зверька как— то неловко повернулась в голове и принесла привычный образ, который мигом отодвинул на задний план проблему местонахождения.

— А где у вас тут мороженое найти можно? — задал он совершенно неожиданный вопрос.

— Мороженное что? — решил уточнить жук.

— Мороженное мороженое — не растерялся и ответил зверек.

Глядя в удивленные глаза жука, зверек понял, что жук ничего не знает о мороженом.

— Ну мороженое, это которое белое и холодное, — сходу дал он определение.

— А-а-а, — понимающе закивал рогами жук, — сейчас покажу. Пойдем.

Не прошло и минуты, как они оказались в темном овраге, солнце как будто забыло сюда дорогу, и землю покрывал слой многолетнего снега.

— Вот оно, белое и холодное, — прожужжал жук, размахивая лапками и пытаясь согреться.

Зверек осторожно лизнул сугроб.

— Странно, — подумал он, — вроде и холодное, и белое, но какое-то не такое.

Когда зверек нервничал, то у него просыпался аппетит, поэтому он с большим старанием приналег на это непонятное мороженое.

Как и следовало ожидать, увлечение снегом не прошло незаметно. Хотя как сказать, разве можно заметить хриплый голос маленького зверька?

— Это не то мороженое, — сказал зверек.

На самом деле он это только хотел сказать, но получилось неразборчивое шипение и скрип. Глаза зверька моментально наполнились слезами. Это что же, он навсегда лишился возможности петь песни и просить мороженое? Такая мысль заставила его еще больше нервничать, но уроки судьбы-злодейки принесли свои плоды и за сугроб зверек уже не хватался. Вместо этого он с легким топотом выбрался из оврага, посмотрел на удаляющегося жука и задумался.

— Что мы имеем, — забегали тяжелые думы в голове зверька, — потерявшийся зверек — одна штука, потерявшийся голос потерявшегося зверька — одна штука, жук — э-э-э, — зверек еще раз осмотрелся, — списан по причине убежания.

* Как это не странно, но зверек умел так говорить по-ученому. Всё-таки он был лабораторным, а ни одна наука не обходится без этого высокого научного стиля речи. *

Решив, что приличному воспитаннику лаборатории не пристало ходить за жуками, наш зверек неспешно потопал в противоположную сторону. Между тем, солнце тоже не стояло на месте и уже добралось практически до горизонта.

Неожиданно зверька окликнули сверху. Подняв глаза он увидел солнечную белочку, которая деловито собирала солнечные блики последних солнечных лучей, отражающихся в капельках вечерней росы. Это была та самая белочка, которая днем так непочтительно обошлась с хвостом нашего зверька.

— Ты чего тут делаешь? — не отрываясь от своего занятия, поинтересовалась белочка, — тебя там художница уже заждалась.

Зверек не хотел признаваться в своём потерявшемся положении и поэтому, хитро прищурив глаз, он ответил:

— А я здесь гуляю.

Но голос его снова подвел. Но следует отдать должное белочке, она смогла разобрать в этом непонятном скрежете всё то, что зверек хотел сказать на самом деле.

— А-а-а, потерялся, Икарушка. Так бы сразу и сказал. Слушай внимательно, сейчас смотришь во-о-о-он на ту горку и быстро-быстро топаешь к ней, да не к художнице, а к горе. Обходишь её справа и выходишь в парк. А вот там уже идешь прямиком к художнице. И не забудь захватить с собой вдохновение. Скажешь, это подарок от белочки.

Два раза просить зверька не пришлось и благодарно скрипнув, он сломя голову затопотал в указанном направлении.

Зверек летел как на крыльях и дорога оказалась не такой уж долгой. В мгновение ока (если, конечно, вы имеете привычку моргать в течении целого часа) лапки зверька снова звонко барабанили по парковой дорожке.

Художница в сгущающихся сумерках уже собирала кисти, краски и прочую художественную атрибутику. Итоги за день выходили неутешительные. Задуманная утром картина закончена не была, натюрморт со зверьком не вышел, зверек вышел, но куда-то не туда, в общем, ничего хорошего.

Раздавшийся топот лапок и довольное сопение зверька моментально сделали вечер немножко светлее .

— Зверек! — улыбнулась художница, — вернулся.

Активная пробежка из леса вернула голос зверьку, но он почему-то ничего не сказал и только улыбка расплывалась по его мордочке.

— Вернулся, — повторила художница, — ты же больше не будешь теряться, правда?

— И не надейся, — наконец вспомнил о даре речи зверек.

Солнце окончательно перекатилось за горизонт, поэтому луна была невольным слушателем долгой беседы зверька и художницы по пути домой. Но луна не умеет разговаривать, поэтому мы никогда не узнаем, о чем же велась речь той ночью. Но утром и художница, и зверек снова были в парке. И на следующее утро, и на следующее.