Только если вы споёте песенку.

Сир Алан открыл глаза. За окном ещё темно. Но не по-ночному, ночью темнота глубокая, завораживающая. Сейчас же в воздухе витало чувство некого предвкушения. И все знали, какого предвкушения — ведь до рождественской ночи оставались всего сутки. Сиру Алану предстояло много работы.

Когда-то сир Алан был маленьким мальчиком. Он жил почти в самом центре Лондона. Его папа, представитель влиятельного рода лордов Гемпфри, ещё в молодости купил акции Английских железнодорожных перевозок, потом получил там должность. К концу жизни лорд Гемпфри контролировал все железнодорожные перевозки острова. С каждой получал прибыль.

Сир Алан нередко бывал на работе у отца. В кабинете лорда мальчик отчаянно скучал: тут пахло табаком и уксусом, но больше табаком. Ничего интересного, одни бумажки, из которых нельзя складывать оригами. Единственная хорошая вещь — меч на стене. Но сир Алан прекрасно понимал, что не сможет даже поднять его, да и опасно это всё же.

Поэтому, в кабинете отца мальчик обычно не задерживался, а спускался в депо. Там стояли паровозы, большие, как поле для крокета. Но поле плоское, а паровозы ещё и в высоту большие. И железные все. Не страшные, но грозные и солидные.

Обычно вокруг паровозов суетились какие-то люди. Бегали туда-сюда, неся в охапке важные бумаги, или с хмурыми лицами залезали в канаву под паровозом и зачем-то громыхали и охали. Все работники депо, конечно, занимались важными делами, но к сыну владельца Английских железнодорожных перевозок был особый подход. Словом, сир Алан ещё тогда изучил и колёсотокарный цех, где со старых колёс просто стачивался сбитый слой железа, и канавы для ремонтных работ в нижней части паровоза, и даже саму кабину.

Однажды машинист Иглбрейн, старый и умелый механик с огромными бровями и носом картошкой, разрешил юному наследнику фирмы потянуть за рычаг реверса. Мальчик долго тужился и тянул за рычаг, но сумел сдвинуть реверс всего на одно положенье, от «стоять» до «малый ход назад». Конечно же, это происходило на холодной машине, пока кочегар закидывал в тендер уголь. На следующий день паровоз должен отправляться, с подготовкой надо было спешить.

Время шло, сир Алан рос, отец его старел. В один прекрасный день владение фирмой перешло к наследнику. Целыми днями приходилось разбираться с какими-то бумагами, отчётами, прошениями. Не хватало ещё работать за каждого нарядчика — составлять расписание поездок каждому машинисту. А снизу жали, требовали увеличения оклада такому-то начальнику направления, да такому-то ответственному за грузоперевозку. Не был рождён сир Алан начальником.

Пик этого хаоса пришёлся на декабрь одна тысяча девятьсот четвёртого года. Сиру Алану, лорду Гемпфри, недавно стукнуло двадцать восемь лет. Бумаги отнимали все силы. Жена Луиза с годовалым младенцем на руках больна. Врачи сказали, что надежда есть. Усталость терзала его, будто школьника утром в самом разгаре рабочей недели. Еле-еле сир Алан дотянул до Рождества.

И как раз тут произошло чудо. Вопреки традициям, в семье лорда Гемпфри не отмечали Рождество никак, кроме торопливого прочтения тропаря. К двенадцати все уже крепко спали, только изредка раздавался кашель из спальни Луизы.

Вдруг кто-то потряс сира Алана за плечо. Тот приоткрыл глаза. «Вставайте, прошу вас, лорд Гемпфри. У меня вопрос, требующий срочного рассмотрения» — шёпотом произнёс этот кто-то. Сир Алан открыл глаза и приподнялся на кровати. Перед ним стоял довольно опрятный джентльмен скромного телосложения с чемоданом в руке. Не теряя самообладания, сир Алан встал и сосредоточил на пришельце невыспавшиеся глаза.

«Я внимательно слушаю вас, мистер…»

«Мистер Харби. Э...»

«Очень приятно.» — Перебил его лорд Алан Гемпфри: «Смею надеяться, моё имя вам известно.»

«В самом деле, в самом деле.» — Пробубнил себе под нос мистер Харби, вновь собираясь с мыслями: «Так вот, мне бы хотелось предложить вам работу. Нет, вы не подумайте, э… Дело в том, что я представляю э… Неких лиц… И они хотели бы предложить…»

Сир Алан взглянул на часы. Недавно перевалило за полночь. Всё-таки хотелось понять, что имел ввиду столь старательно мямливший пришелец.

«Мистер Харби, прошу вас, давайте присядем.»

«Да-да, в самом деле.» — Ответил в своей манере мистер Харби, неловко опустившись на табурет.

«Давайте вы расскажете всё сначала и по порядку. Вы и правда предлагаете мне работу?»

«Не то, чтобы именно я, видите ли, я представляю… Да, эти самые лица хотят предложить вам работу. А если рассказывать по порядку… вы вряд ли поверите. Решите, что я пьян или болен. В самом деле, такое бывало.»

«Хорошо. В таком случае не могли бы вы поведать, что находится в вашем чемодане, если это — не секрет, конечно.» — Сир Алан захотел отвлечь мистера Харби, но, похоже, только усугубил ситуацию. Тот совсем смутился, побледнел, поставил чемоданчик на пол, тут же поднял его обратно и обмяк.

«Подарки.» — Тихо произнёс он: «Подарки для вашей дочери. Сегодня Рождество. А я пришёл к вам из Сверхреального мира, предложить вам работу в Рождественском Железнодорожном Агентстве при Управлении Сент Николауса Мирликийского…» — Монотонно бубнил мистер Харби, опустив глаза.

Почему сир Алан согласился? Потому что почувствовал под своими руками такой близкий и знакомый реверс. Показания тормозных манометров оказались куда понятней графиков роста развития спроса, а сигналы гудками — речи перед потенциальными акционерами.

Жену вылечить так и не смогли, бедняжка умерла через месяц. Дочка стала жить у дальних родственников, отец приезжает к ней только на отпуск, он в середине лета, да в рождественскую ночь увидит изредка. Сейчас ей уже пятнадцать.

А Сир Алан — машинист второго класса Рождественского Железнодорожного Агентства. На посуровевшем и бесстрастном лице его теперь красуются истинно английские огромные рыжие усы, а на рыжей же фуражке красуется аббревиатура СRА-В.

Не стоит думать, что сир Алан работает всего одну ночь в году. Почти каждую неделю он совершает наряды на два-три дня из Сверхреального мира в «материум». Только две машины всего сказочного мира способны на такое — его новенький GWR 2800, да ещё паровоз машиниста Брсича, серба по происхождению, в целом неплохого парня. Пять других машин ездят исключительно по Сверхреальному миру, в экипаже у них тоже добрые ребята, но знать их очень коротко сиру Алану не приходилось.

Сир Алан управлял грузовым составом и обычно возил в Управление материалы, инструменты, провиант. И там уже изготавливались рождественские подарки и просто товары быта для жителей Сверхреального мира.

А жители необычные. Взять хотя бы экипаж поезда сира Алана. Машинист — бывший управляющий Британскими железнодорожными перевозками, это мы уже знает. Помощник машиниста — призрак знаменитого когда-то марсельского взломщика Пьера Деревяшки. Доставлен на искупление грехов из чистилища по санкции сверху и личному раскаянию. Кочегар — Ермолай Алексеевич Дряшкин. Народный сказитель, нашедший портал в Сверхреальный мир. Кондуктор последнего вагона — Снеговик Р. Къю. О своей биографии рассказывает крайне не охотно. Как Снеговику достались инициалы — так же неизвестно.

Начальство же состоит из машиниста-инструктора Маркиза Диего дельМондо, нарядчика — его верного говорящего пса Амигито, и Шиниса Биоса, начальника депо, вышедшего из под контроля людей вируса.

Но, как говорится, чудеса ещё впереди. Начались эти глубокие и конкретные чудеса десятого декабря одна тысяча девятьсот девятнадцатого года. И на счёт этих чудес в английском найдётся пара ярких словечек.

Всё началось с того, что машинист Брсич опасно захворал. «Умереть не умрёт, но вести состав в ночь рождественскую не сможет однозначно.» — Именно так сообщил сиру Алану Маркиз. Хоть в Сверхреальном мире и стираются языковые барьеры, акцент некий и правила грамматики остаются.

…И надо прицеплять к паровозу сира Алана пассажирский состав и вести выбранных заранее достойных детей в Сверхреальный мир, пусть окунутся в сказку. Сир Алан никогда не был хорошим воспитателем. Самый большой ступор он почувствовал, когда приехал в отпуск к дочери лет десять назад, и опекунша попросила его повлиять на дочь, которая не хочет есть котлеты. Позже, конечно, началась опера с кордебалетом, обещаниями сдать в детский дом, визгом… Пересказывать в лицах — дня не хватит, а к нашей истории это имеет только косвенное отношение. Словом, управиться с десятком детей в замкнутом пространстве, пассажирском вагоне, если что, у сира Алана не оказалось бы никакой возможности.

Но, начальство сказало, Амигито выписал наряд.

За два дня до Рождества сформировали поезд, Ермолай стал загружать в тендер уголь и воду. Остальные закончили всевозможные дела, снарядились. Сир Алан с вечера начал растапливать котёл, потом передал Снеговику Р. Кью. Ему-то хорошо, снеговики без сна нормально обходятся. Р. Кью. вообще матёрый, хоть в топку на полном ходу засунь — чуток лишь подтает. И не магия виновата, а личная вредность. Ведь, если бы от него можно было так просто избавиться, каждый сразу же воспользовался бы.

И вот настало утро отправления. В «материум» нельзя так же быстро попасть, как выйти оттуда. Сначала придётся попотеть.

Почти готовый к отправлению, состав стоял перед открытыми воротами стойла депо. Весь экипаж, Амигито и даже Маркиз дель Мондо стояли на освещённой фонарями площадке перед машиной. До рассвета оставался час. Серые и мрачные лежали домкраты, перила верхней площадки отбрасывали косые тени на стены.

Сир Алан окинул взглядом поезд. Всё же как-то непривычно смотрелись два пассажирских вагона позади его машины. Ещё раз вздохнув, он произнёс обычное: «Ну-с, джентльмены, с Богом!» Все кивнули и хмуро пошли на свои места. Только дель Мондо пожал руку сиру Алану, поправил аккуратную бороду и пожелал «хороших маршрутов». При этом он как-то ненароком кинул взгляд на Амигито. Тот только вильнул хвостом.

И вот, лицо ожигает жар близкой топки. Сир Алан поворачивает правый верхний кран, и воздух уже несётся по тормозной магистрали. Кулисный механизм активирован. Мягкое касание, и реверсом установлена отсечка — количество пара, подаваемое на поршни. Паровоз дёрнулся и медленно пополз вперёд. Прозвучал один долгий гудок, и все знали — Рождественский экспресс уже едет.

Мимо поползли подсобки и цеха родного депо, затем заснеженные полуживые улицы. Поезд мчался всё быстрее и быстрее. Вот, он уже влетел в лес. Снег на рельсах лежал не таким уж большим слоем, сир Алан рассудил, что песочницу пускать в ход не надо до времени.

Время так и не настало, так и подъехали, в полдень примерно, к границе между мирами. Затормозил сир Алан как-то неумело. Да, он дал два длинных сигнала — начало торможения, и три длинных — остановка. Но обычный тормозной путь составляет где-то восемьсот метров, плюс-минус зависит от загруженности состава. А сейчас состав состоял из двух пустых пассажирских вагонов, тормозить очень непривычно, точно не сориентируешься.

Граница, надо сказать, самая обыкновенная. Без пограничников, но с таможенниками. Один — Серый Кардинал в отставке, которая, впрочем, не избавила его от замашек и жажды власти. Второй — молчащий П. Абсолютно нормальный человек, разве что, молчит всегда. Только иногда, может, красноречиво взглянет, и сразу всё-всё понятно становится.

Сир Алан сидел в маленькой комнате, похожей больше на допросную. Впечатление усиливал простой деревянный стул и выражение лица Серого Кардинала.

«Итак, ваша фамилия, имя, должность.» — Гнусаво и протяжно начал он.

«Алан Гемпфри, машинист второго класса.» — Угрюмо отвечал сир Алан.

«Цели, с которыми вы хотите пересечь границу между мирами.»

«Служебные обязательства.»

Кардинал достал из картотеки фотографию, с три минуты сравнивал его с лицом сира Алана, затем ещё десять минут проверял и перепроверял документы, и, наконец, попросил машиниста выйти.

Вся проблема крылась в том, что такие утомительные и абсолютно одинаковые диалоги повторялись как минимум пару раз в месяц. И каждый раз все по очереди входили и выходили из допросной. А входить можно только когда позовут, а позовут позже… Всё это занимало порой более трёх часов.

Из всей команды только Снеговик мог противостоять этому садо-канциляристу. Для этого порождения холода и льда истинное удовольствие заключалось в том, что бы забыть документы, поставить подпись на месте для подписи таможенника, а вместо даты, которая должна стоять, поставить сегодняшнюю. После чего с великой бранью, угрозами, что никого не пропустят, всей толпой выбежать из таможни, затем, отделившись от Кардинала пересечь границу, а через пять минут вернуться к поезду, сунуться в кабину с вопросом к сиру Алану: «Ну, всё норм? Тогда поехали.» И сир Алан переключал маховик сифона, давал сигнал, и трогался, молчаливо испытывая благодарность Снеговику за акт мести.

Но в этот раз всё вышло более гладко. Толи Кардинал был не в духе, толи ещё что, но уже через час состав был готов двигаться дальше. Сир Алан дал длинный гудок, и никто не заметил, как от последнего вагона отделилась небольшая тень, и юркнула за мусорный бак. Состав же неспешно покатил вперёд, готовясь к переходу между мирами.

А вот, собственно и переход. Довольно крутой круг рельсов. Вот теперь весь экипаж поднажал. Ермолай кинул с десяток приличных лопат угля на колосники. Пьер Деревяшка аккуратно выкручивал регуляторы, нервно и пристально глядя на манометры. Сам сир Алан долил инжектором воды в котёл и начал разгон.

Джимми Гейн никак не мог уснуть. Завтра Рождество, родители подарят что-нибудь хорошее, хотелось заснуть. Но не выходило, а причиной тому — шумящая в прихожей пьяная кампания родителей, друзей родителей, ещё каких-то дядюшек, которых Джимми видел в первый раз. Сначала несколько часов он злился, а сейчас, с мешками под глазами, он, раздавленный и уставший не находил удобной позы тела.

Тут в тёмную комнату, покачиваясь, вошла одна из гостий, жирная Леди Голдспик. От неё сильно пахло джином. «А вот, наша маленькая прелесть! У-тю-тю! Спит! Ик! Иди, поцелуй тётю!» — закричала она тонким неровным и противным голосом. Вот этого Джимми ненавидел. Ему десять, а все тётушки называют его малышом. Уж лучше дядюшки, говорящие «Ты уже взрослый парень, давай и тебе нальём. Гей, Карл, плесни парню!» Джимми зажмурился, уткнулся в подушку и сделал вид, что не слышит. Тётушка Голдспик подошла к кровати. Тяжёлым паровым молотом ударил в нос запах джина, разум Джима Грейн помутился.

Где-то сбоку подул лёгкий ветерок. Мальчик приоткрыл глаза. Медленно-медленно тётушка переступала с сардельки на сардельку, а сбоку стоял какой-то абсолютно трезвый с виду мистер вороватого вида. Джимми, было, испугался и вскочил, что бы звать родителей, но мистер быстро схватил его за плечо. «Стопэ, малыш.» — Произнёс он с французским акцентом. «Я тебе типа друг, и спасаю твою же задницу. Не надо — так и скажи.» Что-то во внешнем виде француза внушало Джимми доверие. «Что вы хотите, мистер?» — спросил мальчик. «Пойти со мной на крышу. Незамеченным. Только я не знаю, как туда попасть.» — В улыбке француза сверкнул стальной зуб.

Первая часть миссии оказалась сложной, но интересной. Джимми был неплохим игроком в прятки, но незамеченным для всех пройти дом насквозь — это сложно. Как умело уворачивался от чужих взглядов француз Джимми видел и невольно завидовал.

В конце концов взмокший от напряжения Джимми вошёл на чердак. «Всё, здесь можно передохнуть.» — Джимми опустился на мешок с опилками: «А зачем нам на крышу?» «Скоро увидишь. Тут что, есть дыра в шифере?» «Да, но всё-таки зачем?» «Возьми и посмотри.» — раздражённо уже буркнул француз. Джимми не любил злить взрослых. Он отодвинул один из мешков опилок и приподнял кусок шифера, осторожно отставил его всторону и стал выбираться через узкую щель. «Давай быстрей» — Буркнул снаружи знакомый голос. Глаза Джимми расширились, он повернул голову. На крыше стоял француз. Дырка была одна, и та, собственно занята. Джимми выбрался из отверстия и открыл, было, рот, но француз начал первый: «Да-да, малыш. Ты меня расколол, я — призрак, признаю. И что теперь? Испугаешься и полезешь назад?» Нахальный тон призрака поумерил удивление, Джимми оправился, было, но тут же опять потерял дар речи.

У крыши дома, как у платформы стоял поезд. Вернее, висел. Большой и железный. Из трубы валил дым, прожектор выхватывал из темноты города целый квартал. «Добро пожаловать на Рождественский экспресс для детей, заранее помеченных. Наша железнодорожная кампания желает удачной поездки вам и вашим детям. Не забывайте, что для получения подарка необходимо спеть песенку.» — нарочито гнусаво продекламировал призрак: «Не тормози, малыш. Залазь уже. Ты не один!»

Пьер Деревяшка сконцентрировался обратно в кабину. «Ну всё, начальник. Джеймс Грейн доставлен. Следующая очередь Ермолы.» — отрапортовал призрак. «А чего опять я?» — Встрял Ермолай: «Как что, так сразу: «Во, Ермола, ва, Ермола». Так же жить же как же? Вой, та, я не пойду, с чего это вдруг?» «Ты, оглобля! Я ходил, Сир Алан ходил, ты же и остался.» «Да как ты? Да как? Да мы вас до самого Парижу гнали, а ты сейчас мне…» «Хватит, джентльмены.» — оборвал их диалог сир Алан: «Извольте, мистер Дряшкин, сер, всё же сопроводить дитя в вагон.» Против Сира Алана Ермолай говорить ничего уже не стал.

Мимо неслись звёзды, где-то далеко внизу мелькали огни далёкого города. Пускали фейерверк, но он долетал только до половины высоты, на которой летел состав. Джимми захватило дыхание. Он сидел перед окном и смотрел вниз, не обращая внимания на обстановку вагона.

А посмотреть было на что — обитые мягкой алой материей стены, потолок из дуба, а пространство завалено какими-то подушками, плюшевыми медведями. Как в обычном вагоне, парами стояли скамейки и столы, на которых красовались стеклянные вазы сладостей.

Но Джимми смотрел из окна. За этой тончайшей стенкой стекла бушевала настоящая буря. Из окон падал свет, выхватывая примерно два метра беспокойной толпой мечущихся снежинок. Они кружились в бешеном танце, одна в долю секунды менялась на другую, совершала немыслимое сальто, и уносилась куда-то прочь, назад по ходу поезда.

Но тут сзади раздался какой-то шорох. Джимми обернулся. За спиной стоял какой-то плотный мальчик примерно его возраста в свитере и недоверчиво смотрел на него. Джимми тоже повернулся.

« Привет.» — Сказал мальчик холодно.

«Привет.»

Повисла пауза.

« Я всё же умер?» — Тут уже Джимми посмотрел на мальчика пристальнее. Тот спокойно перенёс взгляд.

«Почему ты так решил?» — Изумился Джимми.

«Моя очередь.»

Ещё одна пауза.

«Нет, думаю, ты не умер, а просто мне снишься.»

«Это невозможно.» — Так же холодно отвечал мальчик. Затем, что-то прикинув в своей голове, заявил: «Я уверен в своей реальности, ты в своей. Давай же на миг допустим, что всё это — правда, волшебство существует, а мы летим на паровозе к Санта Клаусу.

«Да… Это похоже выход.» — Джимми опять выглянул в окно: — «Как тебя зовут?»

«Луис.»

«А меня — Джимми.»

«А откуда у тебя английский акцент?» — Попытка не удивляться сорвалась.

«Но я же из Глазго. Мы говорим по-английски.»

«Я из Франкфурта-на-Майне. Я не знаю английский.» — Сказал Луис.

Джимми обдумал его слова.

«Можно предположить, что и говорим мы на волшебном языке, который все понимают. Либо я всё же сплю, а ты всё же умер.»

Луис ничего не ответил, только опустил взгляд. Повисла долгая пауза.

«Четыре дня назад…» — Тихонько начал он: «Мама и папа поссорились. Такое и раньше бывало, но тогда мама взяла пистолет и застрелила папу. А потом застрелилась сама. Я всё слышал. Я накрылся с головой одеялом, лежал и боялся, пока утром не приехала полиция. Теперь я живу у бабушки, и скоро настанет моя очередь.»

«Кошмар. У меня всё проще — родители ни разу за десять лет родители не заснули дома, каждую ночь в час их привозят пьяными.»

Замолчали. Сели. Сладостей не хотелось. Раздалось два гудка.

«Зачем мы туда едем?» — Спросил Джимми.

«Санта Клаус исполнит наши желания?»

«Может быть. Если спеть песенку.»

Поезд ощутимо затормозил, и через пять минут остановился, просигналив три коротких. Джимми понемногу стал запоминать сигналы.

Состав стоял на глади заледеневшего озера. В ста метрах светился огоньками окон хуторок. Здесь не Англия, снег лежал слоем сантиметров двадцать. Из кабины выпрыгнул Ермола и засеменил, проваливаясь, к хутору. Дети провожали взглядом спину кочегара.

Через десять минут он вернулся, таща на себе кресло-каталку, где скорчилась бледная девочка.

Ермола открыл дверь вагона и вкатил кресло с девочкой. «Ну, это… Вы как-нибудь уж давайте, ребята…» — Смущённо протянул он, когда две пары холодных глаз неподвижно поприветствовали его, после чего поспешил вернуться в кабину.

Поезд тронулся. Девочка не отводила глаз от пола. Джимми всмотрелся в её лицо. Немного старше его. Кожа, настолько бледная, что через неё были видны синие паутины вен. Бледно-русые, оборвано-мягкие волосы, синяки под глазами. Всё отражало какую-то призрачность, бестелесность, но не лёгкую, а печально-шершавую, похожую более на льняную наволочку, чем на шёлковое платье.

«Да,» — промелькнула мысль в голове Джимми: «На этом поезде не ездят счастливые дети.»

«Послушай!» — Произнёс Джимми, но реакции не последовало. Девочка даже не отвела глаз от пола: «Скажи, как тебя зовут.» — Молчание, казалось, можно было потрогать.

Джимми сел на лавку поближе и стал рассказывать. О родителях, о том, как призрак посадил его на поезд, о том, как увидел Луиса. Тот в это время склонился над одной из вазочек варенья и неспешно, но старательно перемешивал содержимое, упорно делая вид, что не слушает.

И вдруг на половине предложения девочка едва приоткрыла рот.

«Так это правда?» — Гулким сипловатым голосом спросила она.

«Мы сами ещё не знаем.» — Честно признался Джимми.

Повисла пауза.

«Меня зовут Пяйва.»

Затем и Луис ещё раз рассказал свою историю, но Пяйва отреагировала на неё странно, как показалось Джимми. «Но что ж в этом плохого? Разлука с родителями? Смерть — самое лучшее, что может случиться с человеком.» И Пяйва начала рассказ.

Её отец был большим и сильным, у него была власть, у него были деньги. Но у него родилась дочь, которая к четырём годам не могла ходить. Врачи сказали, что операция сделает только хуже, и Пяйва никогда не встанет на ноги. Самолюбие отца негодовало.

«Ну и что?» — Сказал он себе. — «Зато моя дочь будет лучше всех, богаче всех, красивей всех…» А дочь должна была повиноваться. Она старалась ради отца, ради его самолюбия. Старалась быть богаче, умнее, красивей. Но всё же видела, что отец с самого начала желал не только этого. И Пяйва понимала, что это не просто воображение, что она и правда груз на шее собственного отца. Все мечтания раннего детства забылись, а новые не приходили, в жизни осталось только угождение отцу. И вот настал момент, когда она нашла верёвку и мыло, спрятала их под кроватью, и теперь ждёт удобного момента.

Как раз на этом самом месте дверь из тамбура, дальнего от паровоза, отварилась, и в проёме показалось белоснежное лицо, напоминавшее бюст какого-то генерала или поэта, только вместо глаз в снег были вдавлены две засохшие ягоды рябины. С мрачным видом Снеговик Р. Кью. продефилировал в центр вагона. Дети уставились на магическое существо. Снеговик залез под сиденье и стал копаться в каких-то инструментах, ворча что-то неразборчивое про тормозную магистраль, затем резко развернулся и встал напротив Пяйвы.

«Всё правда плохо?» — Прогнусавил он. Затем сунул руку за полу своего снежного пиджака и вынул револьвер. Не снежный, а самый настоящий. Протянул девочке и начал издевательски: «Познакомься, револьвер Кольт. Висок находится здесь. Отводишь боёк, целишься и стреляешь. Поняла? Давай быстрей, а то работать надо.»

Пяйва со злобой сунула револьвер обратно снеговику.

«Вот и чудненько.» — Всё так же издевательски блеснули глаза Снеговика. Хотя, как могут блеснуть две ягоды рябины, никто из детей так и не понял.

«Простите, герр Снеговик…» — Начал Луис.

«Меня зовут Снеговик Р. Кью., юноша. И впредь не забывайте этого.»

«Простите, герр Снеговик Р. Кью.» — Потупился Луис: «А что произойдёт, когда мы приедем к Сент Клаусу?»

«Он ещё спрашивает! Он вам конфеток подарит, если вы ему песенку споёте.» — Всё так же ядовито ответствовал Снеговик Р. Кью, затем ворча что-то удалился из вагона.

Паровоз тряхнуло, раздались два гудка. «Что это?» испуганно спросила Пяйва. «Тормозим.» — Ответил Джонни.

Теперь за окном снег уже не лежал. Вокруг только долгие поля, покрытые гниющей травой. «Должно быть, мы сейчас далеко на юге» — подумал Джонни. Паровоз ощутимо тряхнуло, когда он приземлился на рельсы. Теперь можно представить, что ты едешь на самом обычном поезде, что ходит между станциями, а не между мирами. За окнами показался город. Сначала, какие-то гаражи, ангары и склады, маленькие домики бедняков, затем уже не проносились, а проезжали мимо какие-то жилые кварталы, магазины вообще проползали, как змеи за тонким стеклом.

Наконец, поезд окончательно затормозил прямо на станции. Одинокий прожектор освещал изрядную площадь, но все углы, закутки, убежища были темны, как небо, где сейчас горело не более десятка тусклых звёздочек. Две какие-то птицы, напоминавшие ворон, чинно бродили по освещённому полю. Они не знали, что сегодня Рождество.

От поезда отделилась белая фигура Снеговика Р. Кью. И скрылась в тени закутков.

«Интересно, кто будет дальше?» — промолвил Джимми.

Спустя минуту Снеговик Р. Кью. шагнул обратно в поле света. Постоял, кивнул чему-то и направился к поезду. Из того же закутка очень осторожно вышла фигура ребёнка, постояла в шаге от черты темноты, готовая в любой миг кинуться обратно, сжалась и с опаской побрела к поезду. Пройдя полпути, фигура остановилась, прислушалась и сделала рывок, бегом кинулась к двери в вагон, где её поджидал Снеговик Р. Кью.

Она вошла в пассажирское отделение. Девочка. Смуглая девочка, облачённая в какие-то тряпки. Она крайне выделялась на фоне трёх детей, что уже сидели в вагоне, и не потому, что те были бледны и хорошо одеты. Глаза Джимми, Луиса и Пяйвы были зациклены, опустошены, смотрели в никуда. Отчаянье отражалось в них, отчаянье и тяжесть. Глаза же новой девочки, большие и тёмные, являли совсем иное выражение. Они смотрели вперёд не прямо, а под каким-то немыслимым углом, и угол этот крылся не в положении и форме зрачков, абсолютно нормальных и прямых, а где-то глубже, где-то от хрусталика и до самого мозга. Угол этот, перспектива взгляда, создавала впечатление уверенности и какой-то насмешки, угрозы. И в нём не было ни капли страха, а только напряжение.

«Привет.» — как-то натянуто сказал Джимми. Ему было не по себе смотреть в эти глаза, да и вообще в ту сторону. Джимми чувствовал себя слишком другим. «Меня зовут Джонни.»

Взгляд глубоко впился в лицо Джонни. «Кишо.» — Послышался в тишине, перебиваемой стуком колёс отправляющегося состава, низковатый для девочки голос. Джонни не сразу сообразил, что она своё имя.

Дети представились. Пяйва подъехала ближе.

«Послушай, Кишо. Это, может, странно, но во-первых, давай представим, что всё происходящее правда, и мы действительно едем к Сент Клаусу Мирликийскому на летающем паровозе, а тот снежный человек — настоящий, волшебный и живой снеговик.»

«Ну ладно.» — согласилась Кишо.

«Во-вторых, у нас троих в жизни есть какие-то проблемы. Серьёзные проблемы. Я — камень на шее своего отца и хотела повеситься. Родители Джимми — алкоголики, он не видит их неделями. Родители Луиса… убиты. Я думаю, у тебя тоже что-то не в порядке. расскажи, и, может, мы сможем помочь.»

«Нда, «что-то не в порядке». Подмечено тонко. Это видно и слепому.» — Коши выразительно посмотрела на своё тряпьё: «Видите ли, я живу в Солоникском сиротском приюте. Родители когда-то переехали сюда из Грузии, но… Их загрызла стая диких собак поздно вечером. Мне было два. Так рассказывали. В приютах с таким не церемонятся. Думаю, это правда. Хотя, их могли расстрелять власти. С тех пор я оказалась там. В банде выжить проще, чем одиночке. Из банд я вылетала, потому что другая. Потом стала одиночкой. Пока банды не задавили, надо действовать первой. А они начали. У нас правило — нельзя крови, полиция заметит. И я захотела устроить Рождественскую ночь, пока все в бандах, что старше меня, напились. Под койкой лежала петля, но тут явился снеговик. Николай Чудотворец, видимо, пощадил их.

Дети стояли в ступоре. Паровоз плавно оторвался от рельсов и взмыл вверх. Пора переносить пассажиров этого года в Сверхреальный мир.

В это самое время рождественский бухгалтер мистер Харби крался по коридору. Но уже столько лет честно прослужив в Управлении Сэнт Николауса Мирликийского, он просто содрогался оттого, что сейчас должен сделать. Хотя, на такого старого и заслуженного работника вряд ли падут серьёзные подозрения.

Сейчас его коленки тряслись на несколько герц чаще обычного. А притом, что амплитуда возросла раза в три… «Какая амплитуда? Графики, конечно, я понимаю куда лучше, чем убегаю от охранников, но дело есть дело, думать надо о нём. Хотя, за амплитуду мне руки вряд ли отрубят.» — Всё думал мистер Харби, крадясь по коридорам своей же работы, и старательно делая вид, что не хочет делать ничего такого предосудительного.

Впереди промелькнул силуэт охранника. Мистер Харби замер. Неприятное чувство вверху живота усилилось раза в три. Холодный пот катился по лбу, как дождь. Мистер Харби захотел побыстрей убраться со свободного пространства, сделал шаг. Носок лакированной туфли предательски скрипнул, бухгалтер вжал голову в плечи, но ничего не произошло. Пятка туфли достигла пола… и тут в коридор вошёл полный охранник с пакетиком семечек в одной руке и только что вскрытой шелухой в другой.

Мистер Харби попытался провалиться сквозь линолеум, но у него этого, конечно же, не вышло. Охранник приближался. Бровь его удивлённо изогнулась, а уголки рта приподнялись, когда глаза нашли бухгалтера в столь странной позе. Охранник поравнялся со служащим. «До двери не добежать, укрытий нет, он может начать стрелять» — бешено носились мысли в голове мистера Харби: «Упасть на землю, ударить под колено. А если там гипс?»

«Мистер Харби,» — громко обратился охранник: «Вы сегодня когда заканчиваете?»

Тот зажмурился:

«В четыре.» — Непонятно, зачем соврал он.

«Если что, сейчас двадцать два двадцать пять. Ключи сами повесите, хорошо?»

«Зачем я это сделал? Если ждать до четырёх, то всё пропало.» План рушился как карточный домик. Ну не догонять же охранника и говорить «Я передумал.» Всё рушится и рушится. Надо поскорее закончить и удрать отсюда, забыть о неприятном инциденте и никогда не вспоминать.

Голова мистера Харби закружилась от напряжения, он побежал. Вот уже дверь в кабинет Главного Бухгалтера. Заглянул в замочную скважину, темно. Выдохнул — Главный Бухгалтер уже ушёл. С предвкушением конца дёрнул за ручку. Заперто. Обычно двери не запирались после ухода сотрудников, но вот запертая дверь. В мозгу колотились паровые молоты, зубы скрипели как цепи.

И мистер Харби решился на экстренный метод. Вот за такое не только руки, ещё и ноги рубили. Но перспективы невыполнения были ещё мрачнее. Тут пока можно надеяться, что авось, не найдут, авось, пощадят. От предложения, заставившего мистера Харби пойти на это дела, нельзя было отказаться.

И мистер Харби решился на экстренный метод. Раздался хлопок, глаза зажмурились… А когда открылись, обнаружили себя внутри желанного кабинета. Надо действовать быстро и осторожно. Бухгалтер кинулся к вмурованному в стену сейфу, ввёл простую комбинацию, отодвинул крышку. Бумаги, договора, зарплаты… Вот он! «Волшебный Гроссбух Поведения Детей, отношения коэффициентов Поведения на прошлое и будущее, Перепись Подарков». Мистер Харби схватил Гроссбух и прижал к груди.

Прямо под украденным фолиантом помещался аккуратненькая серая папочка с названием «Сэлман Артур Харби. Уголовное дело № 131». Бухгалтер обмяк. Он понимал, что ещё двадцать секунд, и сюда заявятся Полиционеры Сверхреальности, а они не станут церемониться, даже если спеть им песенку. Надо что-то делать. Новоиспечённый вор схватил папку и опять щёлкнул телепортом.

Серый Кардинал дремал в своей коморке, выходящей в Катакомбы, что под таможней. Эта таможня существовала свыше тысячи лет, сначала как застава, потом как крепость, потом как ворота в Бесконечной Стене. Часто форма Таможни менялась, когда от живых рук, а когда и сама собой. Но старые пристройки, вроде Катакомб, оставались надолго. Серый Кардинал любил подземелья. Ещё будучи при власти он замети, что можно иметь огромные подземные пространства, и не платить ни гроша налога на землю. Потто там можно отлично прятаться, скрываться. Пыль смягчает шаги лучше, чем песок, и не мешает быстрому передвижению. А заметить умелого игрока в прятки под землёй просто невозможно.

«Упрямство может сгубить» — именно это повторял себе всегда Кардинал, но это не помогало, он всё равно делал по-своему. И сейчас он хотел сделать детей мира счастливей. Сент Николаус Мирликийский, бегло осмотрев проект, запретил Кардиналу даже предпринимать шаги, косвенно указывающие на реализацию проекта. Тот, конечно же, перенёс всю аппаратуру в катакомбы и стал заниматься всем этим тайно.

Могучая машина таилась сейчас под землёй. Излучатель, подключенный к Вычислителю вероятностей. Довольно нелепая комбинация, если не знать целей. Для запуска не хватало только того, что будет изучаться и назначенного времени.

А до этого назначенного времени оставалось всё меньше и меньше. Кардинал не мог позволить себе волноваться, он направился на свой пост и, просидев там с час, задремал. Как раз в тот момент, когда смутное сновидение стало очень приятным, а сознание приготовилось рухнуть в глубокую дремоту, раздался хлопок экстренного телепортатора мистера Харби. На перезарядку устройства ушло слишком много ресурсов, финансовых и волшебных, чтобы тратить заряд просто так. «Ну, если клерк просто спасал свою шкуру…» — Стал злиться кардинал, ещё даже не открыв глаза.

«Мистер Кардинал!» — «Послышался из двора взволнованный вскрик бухгалтера. «Оно у меня.» — страх сделал голос мистера Харби визгливым и хриплым. Кардинал вылетел на улицу. Кожу обожгло холодным воздухом, в лёгкие туфли набился снег. Но это не имело значения. Выжатый, но свободный теперь стоял бюрократ на снегу и сжимал в руках Гроссбух. Великий артефакт Сверхреального мира. Мощнее его только Пояс Сент Николауса. Знаменитые Мешок и Жезл — это больше символы, чем предметы, заключающие в себе реальную силу.

Кардинал вырвал фолиант из рук клерка и ринулся в катакомбы. Мистер Харби облегчённо выдохнул, волоча ноги добрался до таможни, и уселся на ближайшую лавочку. Через минуту он уже тихо сопел, свернувшись калачиком.

Тем временем Серый Кардинал уже поместил Гроссбух в специальный паз Вычислителя. Взглянул на часы. 22:45, волшебная энергия начинает расти. Повернул рубильник, дал напряжение на Излучатель, тот загудел. Примерно час будет набирать мощность, потом Кардинал включит Вычислитель. Волны Будущего прорвутся в «материум», отразятся на мозговой коре всех детей. Они станут предвидеть будущее, всё понимать, делать только так, как требует от них карьера и социальный долг. Все дети будут работать на будущее. Если бы Кардинал был злым, он бы захотел переписать Гроссбух и будущее, вернуться к власти и захватить мир. Но Сверхреальный мир многому научил Кардинала. Главное, что бы всё пошло как надо.

Состав нёсся по воздуху, пролетая сквозь полные снега тучи. Внизу, далеко-далеко, лежали города, леса и горы. Попалась пара рек, а потом поезд пролета мимо океана он казался большой чёрной простынёй на поверхности планеты. А сверху сияли звёзды. Луны не видно, зато количество звёзд оказалось предостаточное.

Лицо Джимми обдувал ледяной ветер. Он стоял перед открытой последней дверью. Впереди скользил по воздуху тендер, заслонявший от взгляда мальчика тёмную громаду паровоза. Внутри вагона тепло и уютно. Джимми там не место. «Может, в кабине всё правдиво?» — Думал он.

В двух шагах от мальчика притягивала взгляд небольшая лесенка из железных прутьев. Она поднималась на тендер, манила, манила… Но это в двух шагах, а их ещё надо шагнуть. Единственный путь — крючки, которыми вагон цеплялся к тендеру и паровозу. Но пройти по ним было совершенно невозможно. А до земли оставалось очень много. Джимми никогда не ходил по канатам, тем более, над пропастью. Нет, лучше не пытаться. Но пробовать залезть — это надо. Либо всё, либо ничего. Есть ещё один способ.

Джимми сделал шаг назад, оттолкнулся и, зажмурившись, прыгнул. Дикие ветры, обтекающие паровоз, врезались в летящее тело мальчика, отшвырнули его куда-то. Он почувствовал, что полет вверх завершён и теперь остаётся лишь падать вниз. Глаза распахнулись сами собой. Земля нежно подступила к мальчику. Но тут железный холод обжёг пальцы вытянутых рук. Последняя ступень лесенки. Страх, как будто, вышел из оцепенения, в котором до этого прибывал. Джимми заработал руками и ногами, подтянулся, ещё раз, добавил ноги, и вот он уже на крыше тендера, пригибается под напором сильнейшего ветра, снега вперемешку с дымом, и идёт вперёд.

Наконец, он перебрался на лестницу в кабину. Рядом зияла дыра, там, внутри тендера лежал уголь, десятки тонн угля. Любопытство заставило Джимми взглянуть внутрь. В темноте топливо почти не различалось, но чувствовалась грандиозность, вес всей этой громады. И Джимми вспомнил, что каждую поездку кочегар вручную загружает уголь, сам кидает его в топку, а к концу рейса тендер уже пуст.

Но вдруг что-то отвлекло мальчика от мыслей. Конечно, неудобно, да и холодно висеть на железной лестнице в снег на большой высоте. Но произошло что-то другое. Среди угля вспыхнул какой-то огонёк. Джимми затаил дыхание. Вспышка повторилась чуть ярче. Каким-то синеватым ровным светом засветилась небольшая точка, помигала, и стала расти. За три секунды она превратилась в светящийся, переливающийся синим шар, пахнущий чем-то похожим на волшебство, и достигшим размера футбольного мяча. Вот, синее свечение заполнило всё пространство тендера. Джимми зачаровано смотрел на ещё одно чудо. Как вдруг раздался хлопок, и всё погасло. Холодный ветер задувал в лёгкую одежду, хлопья снега врезались в раскрасневшиеся уши. Перед мальчиком был почти пустой тендер. Уголь испарился.

Чувство тревоги дошло до Джимми с опозданием, но он всё же опомнился и рванул дверь в кабину. Лицо, истерзанное острыми хлопьями снега обдал горячий воздух. Алое свечение и рёв огня царили здесь, сразу ощущалась огромная мощь движущей состав машины. Мальчик поспешно шагнул внутрь и закрыл дверь. Три огромные мрачные фигуры стояли за своими местами. Такие же большие и зловещие механизмы, рычаги, приборы нависали над ними. Джимми ощутил себя совсем маленьким и слабым. Одна из фигур повернула голову.

«Привет, малыш. Тебе чего?» — Это был тот француз… Призрак француза, что пришёл за Джимми домой.

«Там… В тендере…» — Мальчик никак не мог отдышаться: «Появился волшебный шар и украл весь уголь.»

«Сир Алан, сэр! Вы что-нибудь слышали о волшебных шарах как похитителях угля?» — Издевательски обратился призрак к соседней фигуре.

«Не стоит так говорить, Пьер.» — Ответствовал машинист не поворачивая головы: «Ермола, прошу, не окажете ли вы любезность, проведя так сказать инспекцию наших запасов угля.»

«Ну вот, опять, как что, так сразу Ермола! Километр не проехать, так опять Ермола кого-то не устраивает.»

«Ты не бурчи, Ермола, а делом займись. Время — тоже золото, только сэкономить невозможно.»

Джимми смотрел, как кочегар, устало ворча, высунулся и заглянул в тендер.

«Сир Алан, малец в чём-то прав. Угля осталось только до границы. Шаров только не видно, да и волшебниками не пахнет.»

«Хм, полагаю, Кардинал будет любезен и наделит нас необходимым топливом. Придётся, правда, опоздать.» — Рассудил Сир Алан: «Юный мастер Джеймс, осмелюсь осведомиться, а зачем вы заглянули в тендер, да и как попали сюда.»

«Я просто…» — Смутился юный мастер Джемс. — «Я хотел посмотреть, как работает паровоз. Мы только пару раз ездили с родителями на поезде, и я сторожил сумки. А сейчас…»

«Стремление такое не может быть предосудительным, особенно в столь юном возрасте, ног всё же и благородным его назвать однозначно неразумно.»

«Да что вы, сир Алан!» — Вступился за мальчика кочегар: «Чем бы дитя не тешилось… Всё же это хорошо, что мальчонка любознательный. Других бы к нам в мир, небось, и не пустили бы. Придётся терпеть.»

«Значит так, малыш, слушай сюда.» — Начал Пьер. — «Сейчас примерно объясню, как тут всё работает. Вот это вот — Двухстрелочный манометр. Чёрная стрелка — Давление основного резервуара, красная — тормозной магистрали. Тут инжектор, он закачивает воду в котёл…»

Речь Пьера Деревяшки тянулась и тянулась, Джимми казалось, что он всё это запомнит с первого раза. Сир Алан и Ермола стиснули зубы. Угля не хватало, а переход между мирами на низкой скорости невозможен. Руки машиниста подрагивали, в голове шли расчёты по режиму движения на каждый километр в час, на каждую сотую долю атмосферы. Ермола бросил в топку последние пол лопаты не угля даже, а угольной пыли. Он тревожно прижался к стене. Никому не хотелось думать о том, что будет, если состав не пройдёт. Что будет, если все застрянут с поездом в «материуме»? Это ещё ничего, могут истощиться рождественские чары, и поезд просто исчезнет со всем содержимым.

Сир Алан уже не волновался, он сделал что мог. Паровоз развил скорость куда меньше желаемой, да и она медленно падала. До перехода оставалось менее километра. Проскочат ли они или нет — вопрос острый.

Вот она, граница меж мирами, всё ближе и ближе. Сможет ли состав перелететь из реальности в Сверхреальность — этот вопрос мучил весь экипаж состава, даже Снеговика Р. Кью. Даже Пьера Деревяшку, рассказывавшего о Золотниковом устройстве.

Даже машинист-инструктор Дель Мондо и Шинис Биос следили за этим переходом. Даже в Высокой Башне Сент Николаус Мирликийский возносил молитвы за эту операцию.

И паровоз врезался в густой кисель перехода между мирами. Неспешно полыхали остатки угля в топке. Речь Пьера Деревяшки замерла на полуслове «Кулисномеханический».

В вагоне Пяйва, Луис и Кишо смотрели в окна. Как будто они находились в игле, пронзающей холодец на блюде. Только холодец имел багровый оттенок и… Пах волшебством… Непривычные чувства, какое-то неудобство продолжалось минут десять. Сир Алан знал, это из-за недостатка энергии при входе. Сейчас главное не увязнуть и не остановиться. Но всё же впереди забрезжил свет, переход меж мирами завершён.

Поезд вырвался из киселя междумирья и приземлился на рельсы Сверхреальности. Весь состав изрядно тряхнуло — он перенёсся чуть выше, чем надо. Зазор от колёс до рельс составлял сантиметра три. Падение такой тяжёлой махины даже с трёх сантиметров — это не шутки.

И, наконец, неспешно, всего километров восемь в час, покатил паровоз по ровным рельсам. Весь экипаж спокойно выдохнул. Джимми открыл дверь из кабины. Пахнуло прохладой и сетом. Мальчик даже удивился — над Лондоном, должно быть, за полночь. Вокруг в голубых лучах искрился белый снег. Только посмотрев на небо, усеянное звёздам можно предположить, что и тут ночь, а свет как бы… Не имеет источника. Волшебный свет.

Джимми стоял у открытой двери, а остальные дети липли к окнам. Вряд ли когда-нибудь им удастся увидеть подобное. Вокруг рельсов возвышались холмы, на которых росли заснеженные сосны. Где-то вдали редкими зубцами торчали горные пики. Искры волшебства скакали вокруг, уворачивались от касаний, собирались в стайки и составляли разные несимметричные фигуры. Прямо в вагоне несколько десятков алых искр изобразили нечто, определённое Пяйвой как веник.

Пришёл, было, Снеговик Р. Кью. и стал прогонять огоньки. «Вы ж их не знаете, они сейчас такого набаламутят…» — Объяснял он детям. Но те всё же уговорили его не прогонять волшебство, а искорки ничего не набаламутят. В последнее Снеговик явно не поверил, но оставил осколки волшебства в покое.

То, что делал каждый с огоньками, вряд ли походило на игру. Кишо рассматривала в упор облепившие её ладонь осколки. Они тяжелили плоть, давая некое ощущение силы. Вокруг Пяйвы уже носилась стая, повинующаяся её мысленным приказам. Луис же, казалось, просто дремал, но запах каким-то образом подсказывал, что внутри его копятся и копятся искорки.

Сир Алан облегчённо затормозил. Впереди торчал неказистый силуэт таможни. Два гудка огласили окрестность. Минуту спустя, когда истощённый поезд добрался до поднятого шлагбаума, из ближайшей постройки выскочил Кардинал и бросился к паровозу.

«Что это значит? Эта остановка не предписана, и не входит ни в какие рамки. Вы должны были проехать!» — И прочие претензии обрушились на гордо сходящего из кабины сира Алана. Неподалёку на вынесенном из здания кресле дремал Молчащий. Можно было подумать, что он загорает в лучах звёзд.

Машинист объяснил Кардиналу всю проблему. Тот замолчал и побледнел. Даже обычное неудовольство забыло, что как раз в такие моменты так обильно извергается из уст Серого Кардинала. Таможенник опустил взгляд. «Я вам всячески посодействую, лишь бы вы доехали до станции вовремя. Вы же перевозите… детей?» Сир Алан подтвердил. Кардинал не проронив ни слова побрёл прочь.

Искорки волшебства теперь не летали большими стаями, а мелькали порой где-то в воздухе. Пяйва понимала, что здесь таилась какая-то более мощная и старинная магия, заглушающая простые осколки воображения. Снеговик помог спустить кресло-каталку на заснеженную площадку перед вагоном. Джимми и Кишо забрались в кантору и рассматривали двери с табличками и лавки. Луис тоже куда-то запропастился. Сидеть одной посреди таможни Пяйве не хотелось, и она толкнула колёса кресла.

Вокруг всё искрилось и сверкало. Пяйва обогнула пару зданий. Падал пушистый снег, запорашивая груду ящиков и коробок, накиданных в узком проходе меж двумя кирпичными стенами. Волшебные искры вновь запрыгали перед глазами. Девочка подняла взгляд к небу, усеянному неземными звёздами. Оно странно искривилось, но потом встало обратно на своё место.

Пяйва опустила взгляд. До этого она точно была в другом месте. Да, вверху до сих пор торчали молчаливые блоки таможни, но сейчас коляска стояла на дне какой-то ямы, выбраться из которой на колёсах не имелось ни какой возможности. За то была полуоткрытая дверь, уводящая в какой-то подвал, откуда брезжил свет. Любопытство толкнуло девочку, и она толкнула дверь.

Длинный-длинный коридор, освещённый старомодными газовыми рожками, тянулся вперёд и вперёд, пока Пяйва толкала колёса и двигалась по нему. На полу порой попадались грубо протянутые кабели. В стенах находилось немало дверей, но почти все заперты, а то и замурованы. За открытыми же помещались три кладовки и туалет. Но Пяйва продолжала путь и всё искала чего-то большего. Внутренний голос говорил, что тут что-то прячется, что-то большое.

И наконец, за новой дверью оказалась не кладовка и не уборная, а весьма просторная комната. К одной из стен были в беспорядке привалены мешки и сундуки, а в центре стоял загадочный механизм — стойка, деревянный бочонок с многочисленными ручками и рычагами, напоминающий кассовый аппарат, какие-то электронные приспособления, антенны. Заинтересованная этим, Пяйва въехала внутрь. Далеко в коридоре раздались шаги. Пяйва была совсем не уверена, можно ли ей здесь находиться, и, сделав выбор, она торопливо спряталась в коробки, бросив на себя пару холстов мешковины, которые как раз подвернулись под руку.

В комнату торопливо вошёл Серый Кардинал. Несмотря ни на что, даже на внеплановую остановку состава с детьми, он проведёт трансляцию будущего. Волшебный Гроссбух занял своё почётное место на стойке. Несколько щелчков рубильниками, и странная конструкция электрически зажужжала. Кардинал выбил сложную комбинацию на клавишах кассового аппарата. Включилось несколько лампочек, по проводам заструилось багрово-блестящее волшебство, антенны вздрогнули.

«Остановитесь!» — Крикнула Пяйва. Она почувствовала, что происходит нечто неправильное, и сейчас выехала из своего укрытия в груде мусора. Кардинал жутко испугался, весь вздрогнул и обернулся.

«Что ты здесь делаешь, девочка?» — Произнёс он неестественно высоким голосом. «И как ты сюда попала… на коляске?»

«Я сама не поняла. Я была в одном месте, а попала в другое.»

«Волшебство. Оно просто так не происходит. Скорее всего, сама судьба поместила тебя сюда. Может, ты будешь первым счастливым ребёнком мира?»

«Может быть,» — предположила про себя девочка: «именно за этим я и попала в поезд, а это счастье — это как раз награда, Подарок на Рождество мне и остальным.»

«Гляди сюда, дитя моё. Это — Волшебный Гроссбух, где числятся все дети мира, их судьбы, поведение, а так же желания и подарки. Сюда внесены данные не только прошлого, но и будущего. Я хочу открыть детям их будущее, чтоб они могли избежать проступков, нехороших вещей, которые с ними случатся. Сам мир станет счастливее и умиротворённее. И я хотел бы, что бы ты стала первым ребёнком, испытавшим это.»

Сир Алан спускался вниз. Перед тем, как заполнять тамбур углём, экипаж поезда основательно перекусил. Работа предстояла тяжёлая, тем более, сразу после рейса, который ещё не завершился. Стоило отдохнуть, и сир Алан достал аккуратный томик лирики. Затем машинист отправился искать удобное место для чтения, на втором этаже таможни такого не оказалось, он спускался вниз.

«Сир Алан, сер, послушайте.» — внезапно раздался шёпот. Машинист остановился и огляделся. На лестничной площадке по-прежнему находился только он сам.

«Простите, достопочтимый сэр, но мне не ловко, и не соизволите ли вы открыть ваше местонахождение.» — Негромко, но чётко произнёс он.

«Просто поднимите голову, сер.»

Сир Алан подчинился. Из технической дыры в потолке на него смотрели два умных собачьих глаза.

«Амигито, дружище, что ты тут делаешь?»

«Видите ли, сер, я был выслан начальством, у которого возникли опасения. На вашем же поезде я незаметно проник сюда и следил. Опасения подтвердились. Нехорошее творится здесь.»

«Что же беспокоит тебя, дружище?»

«Кардинал задумал что-то. Да, он постоянно замышляет что-то… необычное. Но сейчас это опасно, как никогда. И сейчас его план может удаться.»

«Полагаю, нам надо спешить. Скоро полночь.»

«Вы правы, сэр.»

Сир Алан знал, что пик волшебства Сверхреального мира приходится как раз на Рождественскую полночь. Если Кардинал и задумал что-то, то это произойдёт сегодня и сейчас. Кардинал не был злым человеком, жаждущим славы, власти или ещё чего-либо. Он стремился к добру, пусть не натоптанной дорогой, но всё же. Просто, он ошибался, часто ошибался, слишком часто ошибался.

«Итак, начали.» — Кардинал опустил большой тумблер, проскочила искра, загудели антенны. Пяйва закрыла глаза, предвкушая счастье. Через секунду лицо её дёрнулось, в сознание девочки стали проходить картины будущего. Кардинал пытался пристально следить и за ней, и за аппаратом. Приборы оставались невыразительно-неопределёнными. Пяйва же, не открывая глаз, нахмурила брови, затем напрягла мышцы лица. Кардинал смотрел на это с озабоченным изумлением. Внезапно девочка распахнула налитые ковью глаза, неистово толкнула кресло, то довольно быстро рвануло вперёд, оттолкнулась руками от подлокотников, резко повернула тумблер назад.

И тут в комнату ворвался сир Алан. Кардинал не обратил на машиниста внимания. Он подошёл к упавшей обратно в кресло Пяйве. «Что я сделал не так?» — бормотал он себе под нос. Сир Алан так же неспешно подошёл к девочке, протянул руку и поднял её голову. Безвольная, со смотрящими в пустоту глазами, но живая. «Где я ошибся? Что я упустил?» — слышалось в тиши.

«Сир Алан, что тут про…» — начал было Снеговик Р. Кью. появляясь в дверном проёме. «Ого!» — только и вымолвил он.

И воздух всего Сверхреального мира наполнил гулкий звук ударов часов. Земля сотрясалась. Каждыё удар сопровождался вспышками, огромными выплесками волшебной энергии.

И вот, замерший сир Алан после пятого удара увидел, как возле аппарата возник сгусток волшебства, похожий на шарф или щупальце. Шесть. Щупальце извивается и выпрямляется. Семь. Тянется к тумблеру, завивается вокруг ручки. Восемь. Тумблер ползёт опять к включению. Девять. Сир Алан взвалил на плечо безвольное тело Пяйвы, другой рукой подхватил за шиворот Кардинала, и рванул к выходу. Десять. Гром. Вспышки. Сир Алан оступился, глаза его затуманились.

Столб багрового пламени хлестал в небеса из таможни. «Что это?» — спросила себя Кишо, и бросилась к лестнице с крыши, где застали её вспышки. Во дворе уже стояли перепуганный Луис, мрачный Джимми, Пьер Деревяшка и странного вида пёс. Ветер с силой отталкивал всех от центра столба волшебства.

«Нам всем надо знать, что происходит.» — Заявила Кишо.

«Беда.» — К величайшему удивлению девочки ответил пёс.

«И что нам делать?»

«Мы можем спастись, но волшебный сигнал вскоре наполнит весь мир. Мы можем попытаться что-то предпринять, но это опаснее во много раз. А ещё мы должны найти сира Алана, Ермолу, Снеговика и ещё одну девочку. Оставлять их здесь — верная погибель.»

«Ну ладно.» — сказала Кишо: «А откуда весь этот столб?»

«Думаю, источник кроется где-то в подвалах та…»

Но Кишо резко развернулась и кинулась к недавно обнаруженной лестнице. Остальным не осталось ничего, как побежать следом.

В катакомбах чувствовалась дрожь земли. С потолка осыпались струйки промёрзшего песка, по коридорам гулял сумасшедший ветер. Бежать было крайне неудобно. А ещё воздух был пропитан волшебством. Зеленоватые струи как-то сгущали пространство, приходилось вырываться из незримых пут, чтобы сделать каждый шаг. У каждой развилки происходила заминка, но по количеству волшебства, идущего из каждого прохода, можно было определить маршрут.

И вдруг вдали промелькнула знакомая фигура. Посреди коридора стоял Снеговик Р. Кью. Голова упала на грудь, руки повисли. Мощный звук храпа слышался даже сквозь весь грохот, жужжание, визг, вой волшебной энергии. Команда спасателей бросилась к кондуктору. Снеговик стоял у дверного проёма, откуда хлестал белый свет. На полу лежали три бесформенных тела, в который всё же узнавались сир Алан, Кардинал и Пяйва.

А в центре стоял аппарат. Чёрный силуэт блока, усеянного лампами, антеннами и тумблерами, постамент, где лежала закреплённая чёрная книга и что-то похожее на кассовый аппарат. В глаза Кишо бросился самый большой тумблер, торчащий из электрической громады.

Вот он — ключ к спасению мира, её собственный геройский час. Девочка со всех ног ринулась вперёд, перелетела лежащие на полу тела. Глаза начало колоть, голова закружилась, но она сконцентрировалась. Два прыжка. Один. Вдруг огромное, состоящее из капель волшебства щупальце материализовалось в воздухе и размашистым ударом ударило Кишо. Девочка отлетела к стене.

В это время Амигито уже схватил зубами воротник шинели сира Алана и потащил тело вон.

Увидев, что сталось с Кишо и Луис и Джимми бросились к тумблеру. Щупальце схватило Джимми, бежавшего чуть впереди, и подняло в воздух. Луис резко затормозил и стал отступать. Тут подоспел Пьер Деревяшка и ударил щупальце большим ножом, который непонятным образом очутился у него в руке. Щупальце без труда увернулось. «Должен же быть другой способ всё выключить.» — подумал Луис. И тут ему в глаза бросилась чёрная книга на чёрном постаменте. Чувствовалось, что она — центр всего этого. Мальчик одним прыжком оказался рядом и схватил за переплёт.

Время остановилось. Луис огляделся. Амигито с сиром Аланом в зубах, пытающаяся подняться Кишо, Пьер Деревяшка, сражающимся с уже двумя щупальцами, вырывающийся Джимми, даже волшебные потоки, даже свет: всё замерло. Переплёт книги отдавал каменным холодом.

Вдруг что-то шевельнулось. Ещё раз. Сквозь ближайшую стену просунулись щупальца. Пять. Десять. Пятнадцать. Мальчик сбился со счёту. Щупальца упёрлись и стали раздирать стену. Хотя, конечно же, на самом деле, они разрывали сверхреальность. Когда проём стал достаточно большим, из него показалась голова существа. Она походила на голову грифа, только слепленную из волшебства. Всеми касками переливались очертания глаз, клюва, голой кожи, щупалец вокруг. Существо смотрело на Луиса.

«Здравствуй, Луис.» — раздался хриплый голос: «Я — правда. А правда нужна, что бы отвечать на вопросы. Можешь задавать.»

«Как ты здесь появилась?»

«Я уже свыше тысячи лет живу в этой книге. Меня вызвали, и я появилась. Ты коснулся книги, и я отвечаю на твои вопросы.»

«А почему ты находишься в книге?»

«Сент Клаус Мирликийский пленил меня и заставил делать хоть что-то полезное, делать детям радость, нести справедливость и поучение. На свободе я принесу много бед и страданий.»

«И сейчас ты освободилась?»

«Почти. Скоро закончится излучение правды в материум, и я буду свободна.»

«Ты — Зло…»

«Нет, я — правда. Зло хочет зла. Я не хочу зла. Я просто такая какая есть по природе своей.»

Луис напрягся и вырвал книгу из ниши в постаменте. Мир пришёл в движение… и погас, как свеча.

Луис открыл глаза. Он лежал на спине и смотрел в небо. Солнце только-только вставало над далёким горизонтом. С небес падал пепел. Тихо и свежо. Луис повернул голову. Он лежал на утоптанном снегу во дворе всё той же таможни. В руке у него покоился Гроссбух. Возле паровоза суетились какие-то люди. Мальчик поднялся и подошёл ближе.

На раскладных табуретках сидели Джимми и Кишо. Они были очень бледны, и пили горячий чай. Тут же находился и Ермола, помятый, в синяках, но раскрасневшийся и довольный. Видимо, его восстанавливали чем-то более крепким, чем чай.

«Луис, герой нашего дня!» — слабо выкрикнул Джимми: «Ты — молодец, меня-то эта скотина схватила, а ты как рванёшь книгу.»

«А что произошло?»

«Взрыв. Та штука бабахнула. Все окна — вон, пожар небольшой был, но гореть-то особо нечему.»

«А где остальные?»

Джимми приуныл.

«В сознание пришёл только Снеговик. А собака и Пьер Деревяшка пропали. Только Ермола нормально, его ещё первым взрывом в тендер столкнуло, он сильно приложился об уголь, но жив.»

И тут в голове Луиса зазвучал хрипловатый голос:

«Пьер Деревяшка и Амигито этой ночью выполнили предписанную им Повинность Альтернативного Чистилища и отбыли в рай. Остальные придут в себя скоро.

Серый Кардинал открыл глаза. Голова сильно болела. Он просчитался! Всё пошло не так! Перед лицом показались усы машиниста-инструктора Дель Мондо.

«Так-так, Кардинал Серый уважаемый. Вы знаете правила. Хотите — предстаёте перед судом Сверхреальности за некомпетентность. Хотите — уходите.»

«Вы знаете меня, маркиз. К чему вопросы?» — сквозь зубы ответил Кардинал.

Он ушёл. Он знал, что сам допустил оплошность. Просить прощения — не его. Он ушёл, чтобы самостоятельно, путём долгих страданий, работы, заставить себя быть лучше. Он не будет просить. Он заслужит. Он сделает всё, чтобы нести добро. И постарается впредь не ошибаться так нелепо.

Луис открыл глаза. За окном ещё темно. Но не по-ночному, ночью темнота глубокая, завораживающая. Сейчас же в воздухе витало чувство некого предвкушения. И все знали, какого предвкушения — ведь до рождественской ночи оставались всего сутки. Луису предстояло много работы. В должности помощника машиниста он провёл последние пятнадцать лет. Там, в депо его ждут машинист сир Джеймс, старый кочегар Ермола, Снеговик, нарядчица Пяйва и машинист-инструктор сир Алан. А Кишо теперь на таможне.

Когда-то Луис был маленьким мальчиком.