Тимур и Башня Сундуков

Когда раздался школьный звонок, Тимур не знал, что через два часа и четыре минуты в его жизни произойдет необычное приключение. Он, конечно, не мог этого знать. Дело в том, что он вообще не допускал возможность когда-либо пережить необычное приключение.

Ученики девятого класса, последние десять минут нетерпеливо следившие за круглыми настенными часами, вскочили с мест, шумно откидывая стулья. Они напрочь забыли о молодом учителе истории, хотя он диктовал домашнее задание и махал рукой, возмущенный поднявшимся гомоном. Школьники хватали тетради, учебники, дневники, запихивали в рюкзаки и сумки и галдели так дружно, что учителю осталось смириться, наскоро записать в журнал пройденную тему, подозвать старосту и напомнить, что перед уходом в классе нужно задвинуть стулья, подмести и вымыть пол. Под громогласный вопль старосты «Кто сегодня по графику дежурит?» неловкий педагог убежал в учительскую.

Дежурить на последнем уроке, разумеется, никто не любил. Между уроками — да, с удовольствием, долго и тщательно, а после еле-еле вымученного седьмого или шестого урока — нет, только не это, я так устал, хочу домой, хочу кушать, хочу спать. Дежурные «по графику» употребляли всю изворотливость, коей обладали, чтобы перенести тяжелое бремя на других, упрекали одноклассников в неправильных расчетах, провалах памяти и прочем — мол, мы уже дежурили, наша очередь еще не пришла, или принимались нагло упрашивать кого-нибудь заменить их на сегодня. Но в такие моменты в школьниках внезапно пробуждалось чувство великой справедливости, и приходилось оставаться.

Тимур, как обычно, вызвался помочь. Он взял ведро и сходил за водой. Полы мыть отказался. Этого никак нельзя было от него добиться. Подметать тоже не любил. Слишком уж это женские занятия были по его мнению. Задвинуть стулья, протереть доску, полить цветы — вот такие дела сносны. Дежурные восторгались его великодушием. К тому же он всегда ходил за учителем, в это время они успевали собраться и выйти в коридор, готовые рвануться с места по сигналу. Не станет же учитель вновь их загонять в класс, чтобы выполнить еще какую-нибудь работу, когда они вот так стоят у двери, словно маленькие славные птенчики, и ожидают «освобождения»? Так и было. Так случилось и сегодня. Учителя в их школе были милосердные.

Дежурные и Тимур бросились на улицу, к свежему воздуху, пусть он не слишком свежий и чистый. На самом деле их город был в первых строках списка самых грязных городов округа, так что воздух был далеко не свежий и чистый, но такой просторный, такой прозрачный… Не тот, что в школе, удушающий, тесный. На улице воздух ширился до неба, и становилось хорошо внутри. Тимуру тоже. Но он не радовался, как другие. Он был задумчив и молчалив, попрощался с одноклассниками и пошел домой, не зная, что через час и сорок минут столкнется с тем самым приключением.

Дорога от школы до дома занимала десять-пятнадцать минут. Тимур всегда растягивал это время на полчаса. Больше нельзя, мама начнет звонить или, еще хуже, отец. Тимур обыкновенно заглядывал в палатку фруктов своего друга Артура, которая располагалась по пути. Артуру было тринадцать лет, младше Тимура на год. Он с горем пополам проучился до седьмого класса и бросил школу. С тех пор работал в палатке своего дяди и продавал фрукты. Он был смешливый и забавный. В его устах слова доносились весело, пусть слова будут из учебника, занудного фильма или еще откуда-нибудь, где они не предвещали смеха. Любые слова, слетая с его губ, обретали окаймление шутливого звучания. Он непременно смешил всех, особенно покупателей. Покупателей смешить надо. Они становятся добрее и соглашаются, что неплохо бы порадовать домашних килограммом груш, пакетиком мандаринов или хурмы.

Тимур ни разу не ушел от Артура, не улыбнувшись. Потому он к нему заходил, но, конечно, не говорил об этом. Артур был его «кент», и улыбки тут не причем.

Потом он пошел домой без уверток, грызя сладкое яблоко. Артур для друга не жалел, а дядя не узнает, он приходил лишь утром и вечером. Тимур с мрачными мыслями вошел во двор, бросил рассеянный взор на дом и, пытаясь не злиться, открыл входную дверь. Их дом обладал таинственной способностью одаривать своих жильцов отвратительным настроением, стоило переступить порог. Способность заметил не только Тимур, его старшие сестры до того, как вышли замуж и переехали, тоже это чувствовали. В доме было неприятно находиться, даже в школе воздух не был такой тяжелый, темный, пропитанный обреченностью. Но об этом знали только его обитатели. Гости, пожалуй, не чувствовали, если приходили на пару часов, а дольше мало кто задерживался. Напряженная атмосфера вызывала желание уйти из неуютного дома. В свое время много обид было нанесено в нем, много слез пролито, криков и истерик услышано. После свадьбы второй сестры скандалов не было, а с тех пор прошло три месяца, однако их отзвук прятался по всем углам и как будто висел в комнатах затхлыми клочьями, отчего воздух был именно такой тяжелый и темный. Тимур верил, теперь верил, что память имеют не только живые создания. Эти стены помнили. И напоминали, окутав дом настроением грусти, страха, угнетенности. Он ощущал это необыкновенно ясно, точно запах, ударяющий в нос уже в прихожей.

Сегодня по дому разносился аромат какого-то яства; судя по запаху, курица с приправами и картофелем. Устоять было не просто, но он пересилил себя, скинул кроссовки и метнулся в свою комнату, чтобы мама не успела его перехватить. И так дышать тяжело, еще мама кислород перекрывает. Нет, лучший вариант — убежать в комнату, пока его не заметили.

Он бросил рюкзак в угол, тот плюхнулся на пол и печально звякнул брелоками. Тимур нетерпеливо стянул пиджак, галстук и рубашку. Он не выносил рубашки и галстуки да и пиджаки надевал с невыразимым отвращением, но приходилось терпеть школьную форму, потому как учителя отправляли пренебрегших правилами учеников домой переодеваться. Тимур пренебрегал и переодевался до тех пор, пока отец из этого не раздул огромного слона антиучебы, антиответственности, антиинтеллекта и прочих «неслыханных качествах».

Тимур едва успел броситься на свою узкую, скрипящую отчаянным визгом кровать, как мама ворвалась в комнату. На ней был любимый оранжевый фартук с зелеными ромашками, стягивающий тонкую талию, и зеленая же косынка до бровей, из-под которой нет-нет, да и выглядывали темные волосы.

— Тима, почему ты убегаешь, когда приходишь! — сказала она, прошла в его спальню, огляделась и с мрачным видом принялась собирать разбросанные вещи. — Сколько раз я тебя говорила: не раскидывай одежду! Когда ты женишься, я от позора умру, ведь твоя жена постоянно будет меня упрекать, что я не приучила тебя к порядку! А я говорю тебе каждый день! Что с тобой делать, ума не приложу! Гены не перекроить! — она села на диван и задумчиво уставилась в пространство.

— Ты же швея, попробуй, — буркнул Тимур, сжав губы от раздражения: зачем она села на диван? Зачем она пришла в его комнату? Он любил маму, уважал ее, старался не спорить с ней и не нервировать ее. Однако… только ее навязчивость и сплетала их общение. Тимур совсем недавно пришел к выводу, что любить человека и притворяться жизнерадостным, добродушным, веселым, когда все совершенно наоборот, из вежливости ли или этой самой любви, — не для него. Вернее, для него это трудно да и гнусно. Потому он и не притворялся, но терпеливость взял на вооружение, хотя частенько проигрывал, не мог справляться с раздражением и злостью, когда мама вторгалась в его личное пространство.

— Что развалился? — вдруг вопросила она резко и поднялась. — Тима, ты такой бездельник стал с тех пор, как бросил тренировки! Вставай немедленно! Идем обедать, пока никого нет. Потом надо будет тебе в магазин сходить за продуктами. Вечером твои сестры приедут. Ну! Живее!

— Сейчас, — процедил он сквозь зубы. — Уже встаю, мам! Иди на кухню, я через пять минут приду!

Возмущаясь по поводу его хамского тона, она вышла и, разумеется, оставила дверь открытой. Тимур закатил глаза, глубоко вздохнул и постарался не думать, что в компании одной лишь матери ему нужно провести весь день и все следующие дни, пока он не закончит школу. Только тогда он будет освобожден от домашнего ареста — наказание за плохие оценки в третьей четверти.

Еще недавно учеба была в его жизни на втором месте, и с ней никак не было связано его будущее. Нет, он не был тупицей, не был безнадежным лодырем, не отличающим линейное уравнение от квадратного или Печорина от Онегина. Он учился неплохо, а при желании, самодисциплине мог бы стать отличником, каким был в первом-пятом классах. Но это была не его стихия, не его призвание, не его талант, как угодно. У всех есть таланты и способности. Тимур жил спортом. Вот это его стихия. Он занимался спортом с детства, еще до того, как пошел в школу. Будучи ребенком, он терпеть не мог часовые утренние зарядки, которые отец заставлял выполнять, для этого требовалось столько концентрации внимания! Столько сосредоточия! Ах, как он не любил зарядку!.. Потом отец втиснул его в группу спортивной гимнастики. Три дня в неделю ему приходилось ездить на утомительные тренировки вместо того, чтобы с друзьями играть в футбол на улице. На гимнастике ему нравился только батут, развлечение наилучшее для непоседливых натур. Он прыгал на нем выше всех и дольше всех. Пока голова не начинала болеть. Попутно со спортивной гимнастикой Тимур некоторое время ходил на плавание. Заработал воспаление уха и плакал от боли, когда просто ходил. Ухо не болело, если он лежал. Это была мука. Лечение проходило несколько месяцев. Больше он в бассейн не заглядывал. На летних каникулах он два месяца провел в селе у тети и вместе с двоюродными братьями ходил на тренировки по вольной борьбе. Он делал успехи, однако каникулы кончались, он вернулся домой и со вздохом грусти забыл о борьбе. Опять эта ненавистная спортивная гимнастика! Как-то раз, ему уже было десять-одиннадцать лет, отец отправил его на тайский бокс. Там было интересно, ему нравилось. На эти тренировки он ходил с удовольствием и даже иногда пропускал гимнастику ради них. Однажды тренер поставил против него своего сына, который занимался чуть ли не с рождения. Тимур вернулся домой со сломанным носом. Мама была в ужасе, она поругалась с отцом и запретила Тимуру когда-либо еще соваться на тайский бокс. Тимур расстроился, но спорить не стал, потому как отец в конце концов принял сторону мамы и присоединился к запрету. С некоторых пор Тимур стал активно заниматься спортом, даже на гимнастику шел без отвращения. Он стал лучшим спортсменом школы за ее историю. Он поставил рекорд по подтягиванию, даже старшеклассники-шкафы, которые кичились своими достижениями на физкультуре, не могли тягаться с ним. Он участвовал в соревнованиях, марафонах, ездил на турниры. И везде ему сопутствовал успех. Из тощего мальчишки он превратился в широкоплечего, мускулистого, довольно грозного юношу с амбициями и мечтами. Его главная мечта была Олимпийские игры. Высоко, конечно, но он верил, что обязательно доберется до этой ступени, и жил этой целью. Отец поддерживал его, каждый день ободрял, наставлял и убеждал, что все получится. Некоторые дышат книгами, кто-то — музыкой, другие — танцами, а Тимур относился к ряду тех, чей воздух — это светлая, даже ослепляющая мечта, в которую он беспамятно верил. Когда отец устраивал дома очередной скандал, когда мама в ответ начинала визжать, как разъяренная кошка, и сестры бросались то в слезы, то в истерики, он, не желая слушать это безумие, надевал свои потрепанные кеды и убегал. Он пробегал десяток километров, потом еще и еще, пока не ощущал спокойствие внутри, пока голоса родителей и сестер не становились тише. Затем он разворачивался и бежал обратно, добирался до школы и проводил на турниках еще час-другой. Подтягивания, подъем-переворот, выход на две руки, подтягивания, подъем-переворот, выход на две руки… до изнеможения. В тринадцать он записался на греко-римскую борьбу, чего жаждал с тех пор, как оставил тайский бокс, купил необходимую экипировку и радостно, полный предвкушения и перспектив, начал посещать тренировки. Да! Наконец-то, он оказался там, где получал массу удовольствия от того, что делал. Тимур возвращался домой, едва держась на ногах от усталости, но всегда сиял энтузиазмом и ожиданием следующей тренировки. С жаром пересказывал он отцу свои впечатления. На следующий день у него обычно болела каждая мышца тела, и всякое движение причиняло физические страдания. Тимур знал, что это первое испытание и он его одолеет. Однажды все изменилось. Он ясно помнил тот день. Это была пятница. После очередной тренировки он вышел на улицу и направился на остановку. От страшной боли, вонзившейся в спину и прошедшейся по позвоночнику, он согнулся и затаил дыхание. Боль стальными когтями держала его, не давая дышать, и сжала холодные пальцы на его плоти, и Тимур зажмурился. Через несколько секунд он смог дышать и осторожно, медленно двинулся дальше, боясь, что приступ боли вот-вот повторится, чувствовая в спине яростную пульсацию от предыдущего.

Мама сказала, что он растянул какую-то мышцу или нагрузки оказались для него непосильными, и записала его на прием к хирургу-ортопеду в районной детской поликлинике. Все выходные у него болела спина, даже когда он лежал, боль не желала угомониться. В понедельник они пошли к врачу. Добродушный хирург-ортопед с пышными усами велел сделать рентгеновские снимки. Вот тут вся правда и всплыла…

— Тима, ты идешь? — крик мамы слышался через несколько комнат.

Мама. Ведь не отстанет, пока не придет, хоть и обиделась на него пять минут назад. Тимур восхищался ею и каждый раз сожалел, когда расстраивал, разочаровывал, делал что-нибудь, отчего ей будет тревожно, грустно. Он делал это часто, сожаление росло, оставалось в нем, потому что не умел он извиняться. Вместо этого он садился рядом, вплоть, и запевал бессвязные строчки о «матери терпеливой, заботливой и дорогой», сочиняя их на ходу. Петь не умел, сочинять тоже, но старался неподдельно, и этого хватало, чтобы ее развеселить.

— Тима, остынет!

Он лениво поднялся и поплелся в ванную, умылся любимым душистым мылом с земляничным запахом и, рассеянно хлопая в ладони, вошел в кухню. Мама сидела за столом и с напряженным лицом смотрела отвратный сериал по телевизору, где сомнительные актеры не могли толком изобразить непринужденный естественный диалог. Иной раз, он не мог взять в толк, как размышляют создатели подобных вещей. Ведь они адекватные люди должны быть, понимают же, что снимают, нет? Или настолько не уважают зрителей? А может быть, и то, и другое… Как знать.

Тимур сел за стол и с улыбкой посмотрел в свою тарелку. Сегодня мама порадовала домочадцев курицей в молочном соусе с запеченным картофелем и овощами. Готовила мама отменно, ее стряпня отличалась бесконечными килокалориями, обилием мяса — мама без мяса «творить» не могла и не хотела — или рыбы, если первое надоедало, маленькими секретными приправами и необычайной вкусностью, даже простая яичница-глазунья у мамы была потрясающе вкусная, она и туда добавляла свои любимые специи. Тимур иной раз переживал, что скоро обрастет пузом, и потому, несмотря на свое состояние, время от времени убегал на школьные брусья.

Пообедав, он взял список продуктов, которые нужно было купить, деньги и выбежал на улицу, не догадываясь, что через сорок две минуты произойдет его необычное приключение, и обнаружил перед воротами машину отца. Сам отец доставал из багажника какие-то пакеты.

— Куда? — спросил он, не взглянув.

— В магазин за продуктами, — Тимур сжал губы и, опустив голову, робко прошел мимо.

— Не задерживайся, — бросил отец, хмуря густые черные брови.

Тимур кивнул и поспешил скрыться за углом, пока отец не додумался отвезти его до магазина на своей машине. С родителями в последнее время у него были тугие отношения, с отцом в особенности. Он любил их и непременно ополчился бы против человека, который сказал бы, что не любил. Он любил их, ценил, уважал. Но на расстоянии. Сейчас ему нужно одиночество. Даже не одиночество! Покой. К тому же оба его родителя заслуживали звания «ходячий холивар», особенно когда находились в одной комнате больше получаса.

Тимур заглянул в местный продуктовый магазин, протянул мамин список пухлой продавщице в синем фартуке и молча стал ждать. Она, щурясь и наклоняясь, разбирала мелкий почерк мамы и неторопливо ставила на прилавок продукты — молоко и кефир в мягких упаковках, коробка яиц, майонез, несколько пакетиков ванилина, баночка оливок.

— Сгущенки нет, — сказала она и вернула ему список.

Тимур расплатился, взял пакет с продуктами и вышел. Теперь нужно искать сгущенку. Они жили в поселке на окраине города, в радиусе двух километров не было ни одного супермаркета, только маленькие ларьки и магазинчики. Он прикинул, в какую сторону ему стоит направиться, чтобы раздобыть последний пункт списка, и вспомнил о гастрономе. За рощей, которая росла вдоль трассы, был самый большой магазин поблизости, огромный гастроном. Тимур двинулся в путь, никак не подумав, что это решение приведет его к неожиданной встрече через двадцать семь минут, но размышляя, как отреагировала бы мама на его поход через рощу. Она свирепствовала бы и укоризненно качала бы головой за его «опрометчивость», ибо роща славилась весьма и весьма скверными толками о маньяках, грабителях, наркоманах, хулиганах.

Для Тимура же в роще самым неприятным являлся мусор, наводнивший все тропинки. Даже на мусорных свалках, пожалуй, было чище, хотя Тимуру не приходилось на них бывать. Сравнение было утрированное, разумеется, но тому были основания: земля смердела самыми мерзостными запахами тления, ибо слои отходов ложились один на другой из года в год. Бродячие собаки добавляли посильную лепту.

Тимур шел по узкой тропе, размахивая пакетом с продуктами, и прикидывал, сколько он может весить. Явно больше двух килограмм. Он чувствовал некоторый дискомфорт в правом плече и потому взял пакет в левую руку и, морщась, расправил плечи.

На втором приеме, когда они с мамой принесли снимки, Тимуру поставили диагноз: остеохондроз, болезнь Шойерманн-Мау, сколиоз второй степени. Роковые слова врача навсегда врезались в память: «Вероятнее всего, что болезнь начала развиваться в раннем детстве. Тяжести таскал, когда был маленький? Да? А нельзя было! Спортом занимался? Гимнастика? О, целых семь лет? Противопоказано, сынок. Если бы не ходил туда, может, не так все плохо и было бы! И почему на медосмотрах не заметили, ума не приложу! Никакого спорта отныне, тем более — греко-римская борьба! Не вздумай. Больше двух килограмм поднимать нельзя, никаких нагрузок на позвоночник. Будешь продолжать свои занятия, поверь мне, к диагнозу прибавиться грыжа, а к двадцати сядешь в инвалидное кресло. У тебя позвоночник разваливается, понимаешь? Тебя в армию не возьмут, сынок. Так что завязывай с борьбой, гимнастикой, брусьями и так далее. Я назначу лечение. Массаж, магнитная терапия, лечебная гимнастика. У нас есть отличный реабилитационный центр. И еще кое-что, надо будет носить ортопедический корсет и соблюдать некоторые правила по поводу питания…».

В тот вечер Тимур сидел перед компьютером и переводил взгляд с монитора на свои снимки и обратно, сравнивая теорию с практикой. Три слова. Болезнь Шойерманн-Мау. Он вновь уставился в экран. «При болезни Шойерманн-Мау из-за обменных процессов некоторые хрящи в позвоночнике теряют прочность, и образуется грыжа. Это сопровождается воспалением в телах позвонков, что приводит к усиленному притоку крови и вымыванию кальция из воспаленного участка кости. Потеряв кальций, позвонки под действием массы тела деформируются, приобретая клиновидную форму», прочитал он, поднял свой снимок на свет и ясно увидел свои деформированные позвонки клиновидной формы, искривление позвоночника, сколиоз второй степени. Это было видно настолько очевидно, что не требовалось разъяснений хирурга. Тимур посмотрел на свои новые борцовки, грушу с перчатками, которую дядя подарил ему пять лет назад, гантели, гимнастический ролик для пресса. Даже любимый ролик ему воспрещен! Хирург сказал, из видов спорта ему можно заниматься плаванием, спортивной ходьбой, волейболом и баскетболом. Плавание после воспаления уха было нежелательно, волейбол и баскетбол он не любил, да и небольшой рост, сто шестьдесят сантиметров, препятствовал успехам, спортивная ходьба не привлекала, не для него.

Курсы лечения избавили его от постоянных болей, но никаких улучшений не повлекли. Как объяснил добродушный хирург, лечение нужно, чтобы болезнь не прогрессировала, а вылечить ее, в общем-то, невозможно. И тогда отец решил, что нужно смещать приоритеты, направить все стремления на учебу как единственную теперь дорожку к благому будущему сына. Отец стал личным куратором, ревизором, надзирателем Тимура, каждый день проверял его дневник, ходил в школу, ввёл домашний арест, отобрал мобильный, даже интернет отключил. Пуританский образ жизни, никаких развлечений, никаких друзей, никакого даже общения с людьми, только с одноклассниками и только по поводу учебы. После свадьбы второй сестры, когда он стал единственным ребенком в доме, Тимур совсем заскучал.

На тропу с треском, разноцветными искрами и громким воплем упал ребенок. Тимур остановился и нахмурился, не понимая, что его небольшое приключение началось. Он так задумался о жизни и судьбе, что совсем забыл о планете, о мрачной, убогой, безлюдной роще, и потому не мог сообразить, с какой стороны вывалился перед ним из кустарника мальчик и почему вокруг густо курился едкий черный дым. Тимур подошел ближе. Мальчик, потирая голову пухлой ручкой, приподнялся. Он выглядел на семь-восемь лет и был одет странно до нелепости. На нем были темно-зеленые, сильно помятые брюки, желтая сорочка, темно-зеленый камзол в красную клеточку, лиловая бабочка, а сверху серый плащ и серая фуражка на русых, всклокоченных волосах, и все это было ему велико, на несколько размеров, грязное, потрепанное, местами разорванное. Лишь бордовые ботинки с желтыми шнурками были впору. Лицо мальчугана, некогда, вероятно, белоснежное, украшали пятна копоти и грязи. Под большими трогательными синими глазами темнели совсем не детские полукруги. В общем охвате взглядом он походил на последнего бомжа-наркомана, с трудом верилось, что этот непонятный гибрид является семилетним ребенком.

— Петарды взрывал? — спросил Тимур.

— Спятил? Какие петарды, я их перерос, — рявкнул мальчик.

Тимур вытаращил на него глаза. Что за голос у него был! Столько хрипа, скрипа, кряхтенья нет в голосе даже самого заядлого курильщика, страдающего хроническим кашлем. У стариков нет столько сипа в голосе, сколько у него. Тимур слышал, что у некоторых людей бывают проблемы с голосовыми связками, ларингит и ангина тоже могут привести к изменению голоса, но несчастный ребенок не выглядел больным, скорее беспризорным.

— Чего же ты тут творил? — вскинул брови Тимур.

Мальчик махнул рукой, отгоняя дым, поднялся на ноги и принялся счищать пыль со своего неуклюжего наряда.

— Приключения любишь? — гаркнул он все тем же дребезжащим, скрипящим голосом.

Тимура передернула. Ему не привыкнуть.

— Ну? Что молчишь, Тимур? — мальчик уставился на него, уперев ручонки в бока. — Да, я тебя знаю! Ты часто по моей роще снуешь с друзьями. Хотя в последнее время не видно тебя, куда пропал, а? Неважно. Мне нужна помощь. Полсотни лет в одиночку справлялся, а сегодня вот никак. Где мой телепорт? — завопил он и огляделся кругом. — Где? Ты взял? А, вот он! — он поднял из травы железную ржавую решетку, от которой несло гарью. — Тим, идешь со мной? По дороге объясню! Ну?

— Ты… Дональда Дака не озвучивал? — не утерпел Тимур.

Мальчик принялся протирать решетку рукавом плаща.

— Это утенок, что ли? — спросил он между делом. — Ну, смотрел я про него пару раз. Да времени у меня нет на такие дела, на пустую болтовню! Вопрос жизни и смерти решается! Сегодня почти получилось! Мой треклятый рост помешал мне! А ты — в самый раз! Помоги, будь другом! Я знаю, ты парень ловкий, смышленый, прыгаешь с перекладины на перекладину. Я все знаю про тебя, малыш.

Тимур был обескуражен последним словом.

— Что надо-то? — спросил он, проникнувшись жалостью к мальчику.

Тот прекратил чистить решетку, вразвалочку подошел к Тимуру и обратил на него благоговейный, полный лучезарной признательности взгляд.

— Поможешь? Дел на два пальца! — завопил он жарко. — Надо там перепрыгнуть через яму и достать маленький ящичек. Сможешь ведь? Да сможешь! — вскричал он, будто Тимур возразил, схватил его за руку и потянул за собой. — Идем ко мне, я по пути буду рассказывать. Меня Зуйрат зовут кстати. Восточное имечко.

Тимур последовал за ним. Идти за сгущенкой и затем возвращаться домой, в болотную рутину, делать уроки, притворяясь увлеченным этим, все это представлялось ему столь ужасным и беспросветным на фоне пусть и маленького приключения по доставанию таинственного ящика для причудливого мальчика… Помочь, когда просят, разве можно отказать? Ребенку? Тимур определенно хотел пойти с ним. Итого он насчитал четыре аргумента, этого и довольно.

Они свернули с тропы вглубь рощи. Кусты и деревья, не успевшие вырастить густую, мягкую бахрому листвы, царапались и цепляли одежду колючими ветками, сухие сучья хрустели и лопались под ногами.

— Здесь, — Зуйрат остановился.

Тимур настороженно обвел взглядом раскинувшуюся перед ними поляну. Прежде ему не доводилось ее видеть. Большое старое дерево одиноко стояло посередине. Липкий туман курился над землей, обвивал ствол дерева, окутывал ветви и мягко сплетался над поляной с небом, не разграничиваясь, словно одно гигантское облако протянуло руку с небосвода до земли и заботливо прикрыло ладонью полянку.

— Мрачновато, согласен, — Зуйрат проковылял до дерева. — Зато никто не увидит мое скромное жилище.

Тимур последовал за ним. Он окинул старое дерево пристальным взором, ствол его в диаметре достигал, по меньшей мере, двух метров, высоту определить на глаз было совершенно невозможно, так густо облепил его туман.

— Это дуб? — удивился Тимур. — Никогда здесь дубов не видел.

— Один на рощу, — сообщил Зуйрат и провел по древесине крошкой-рукой, он уцепился пальчиками за выступ на ней и дернул на себя. К изумлению Тимура, иссохшая, старая кора дерева с треском отделилась, Зуйрат потянул выступ-ручку и открыл «дверь» нараспашку. Внутри была полость. — Заходи.

Тимур поднял пакет, который выронил от потрясения, и шагнул за порог. Зуйрат так быстро вошел за ним и закрыл «дверь», что он ничего не успел рассмотреть. Стало темно и тесно. Тимур услышал щелчок рядом с собой, а в следующий миг сильный толчок под ногами принудил его привалиться к стенке.

— Выходим, — снова заскрипела «дверь», свет ворвался в их темный уголок.

Зуйрат вышел. Тимур выпрямился, крепче сжал ручку пакета и вылез наружу. Он оказался в большой комнате с низким потолком, освещенной теплым оранжевым светом свеч. Стены, пол, потолок, мебель, состоящая из нескольких кушеток, стульев, маленьких столиков и шкафчиков — все было деревянное. Выцветший, некогда красочный ковер стонал от пыли и старости под ногами. Было много мелких деталей, Тимур не мог уловить их взглядом, для этого требовалась концентрация внимания, которой он владел скудно.

— Это что, лифт? — спросил он.

— Да, подобие лифта. Можно и по лестнице, да зачем? — Зуйрат бросил свою решетку на ковер, скинул плащ и проковылял в соседнюю комнату. — Теперь начинаешь понимать, что я собой представляю? Не вздумай обозвать меня лешим, я не леший! — прокричал он оттуда.

Тимур положил пакет на пол и подбежал к окну. Он высунул голову и уставился вниз. Они были на высоте трех-четырех метров, вся роща открывалась глазам, как на ладони. Облако тумана тихо колыхалось под окном, словно дымчатое море. Тимур наклонился и чуть не выпал из окна, силясь углядеть, как чудо-дом держится на дереве, но так ничего за стеной тумана и не увидел.

— А теперь слушай, — Зуйрат снова вошел в первую комнату и сел в плетенную кресло-качалку, Тимур повернулся к нему, он указал ему на кушетку, Тимур сел и уставил на странного мальчика любопытный взор. Он умылся, лицо заметно посветлело, даже побледнело. — Давным-давно, когда тебя еще на земле не было и твоих родителей тоже, я жил у колдуна Азида и помогал ему. У него были ученики, они приходили каждый день, а я учеником не был, потому как к колдовству способностей не имею, я помощником его являлся. Притащить чего-нибудь, добыть, встретить гостей, вот моя работа.

Тимур кивнул и невольно подумал об экстрасенсах. Есть ли у них помощники? Он временами смотрел известное шоу, где эти самые экстрасенсы соревновались. Он не верил ни одному кадру, но смотреть было занятно. И не помнил Тимур помощников.

— Однажды я разбил чрезвычайно важный набор его снадобий, — продолжил между тем Зуйрат, — Азид с ума сошел от злости. Озверел просто! Он прогнал меня, не забыв наложить заклятие, из-за которого я так выгляжу! — он возмущенно указал на себя.

— На самом деле ты другой? — вскинул брови Тимур.

— Совсем другой! — воскликнул Зуйрат оскорбленно. — Это тело ребенка сущее наказание! Так вот. Он меня выгнал. Я успел лишь прихватить свой домик на дереве да его телепорт, — он любовно кивнул на ржавую решетку. — С тех пор я ищу способ снять заклятие. Теперь слушай внимательно. Я несколько лет лазил по свету и искал башню. Башня Сундуков. Я нашел ее! Представляешь? Потом еще пару лет изучал вход. А вход там так запечатан, сам Азид не протаранит. Каждый день и каждую ночь туда приходит человек. Охранник, кажется. Видать, не я один нашел башню-то. Я следил за ним и узнал-таки, как пройти внутрь. Внутри барьеров и охранных чар на каждом шагу! Я штурмовал башню тысячу раз, и всегда что-нибудь новое не мог преодолеть! — от негодования Зуйрат ударил кулаком по подлокотнику. — Сегодня я наконец-то оказался перед самой последней преградой! Пропасть! Можешь представить? Охранник прыгает, хватается за крюк и перемахивает на другую сторону. А я не могу! Если бы можно было иначе обойти эту пропасть, другое дело, но тот тип всегда именно хватается за крюк и прыгает на ту сторону, значит, никаким другим способом через проклятую яму не перепрыгнуть. Понял, что должен сделать?

Тимур помолчал.

— Дальше-то что? — спросил он, подумав. — Что там в башне?

Зуйрат сладко улыбнулся, обнажая черные, пораженные кариесом зубы.

— А там сундук, — сказал он мечтательно. — Я так долго искал его, ты бы знал! Не нужны мне никакие сокровища, кроме него! — он подался вперед, в глазах плясали озорные огоньки. — В этом сундуке лампа хранится, смекаешь? Лампа с джином! Три желания, знаешь эту тему? Джин исполнит мои три желания! Снимет заклятие!

Тимур по-новому взглянул на него, внимательно оглядел с макушки до ног.

— Почему-то я не верю, дружок, — он спокойно поднялся, взял свой пакет и повернулся к комнате лицом. — Без обид. Все, что увидел, странно… и необычно, но не настолько, чтобы…, — он прикусил губу, размышляя над словом. Увы, его литературные способности были невелики, даже короткие сочинения давались с неимоверным трудом, — чтобы повестись…

Зуйрат вскочил, схватил многострадальную решетку, приволок ее к Тимуру и бросил перед ним.

— Не веришь? — рявкнул он. — Сейчас поверишь. А ну-ка! Башня Сундуков.

Тимур снисходительно улыбнулся еще раз и опустил глаза на решетку, которая, вероятно, должна была исполнить волшебнейшее волшебство. Ему было жаль мальчика, помешавшегося на подобных сказках. Правда, жаль. Ведь скоро он поймет, что его мечта, его воздушный шарик не улетит за семь небес, чтобы исполнить загаданные желания, он просто лопнет от холодного воздуха. С этим нужно свыкаться. Тимур открыл рот, чтобы сказать эту грустную мысль, как внезапно решетка задымилась, черный дым повалил от нее. Тимур шагнул назад и поморщился. Разноцветные искры посыпались на ковер.

— Пожар решил устроить?! — вскричал Тимур и зажмурился, дым слезил глаза, искры ослепляли.

Он услышал громкий звучный хлопок, ударная волна толкнула его. Тимур упал на спину. Жар прошелся по телу, точно обжигающая зола скользнула волной по коже. Он открыл глаза и, кашляя, замахал руками. Черный дым клубился вокруг так густо, что за ним он ничего не видел.

— Сюда, — Зуйрат схватил его за локоть и потянул к себе.

Они отползли от черной дымной тучи. Тимур огляделся. Судя по ощущениям, они находились на улице, но было темно, непроглядная ночь лежала вуалью на земле. Тимур увидел звезды на небе.

— Что произошло? — спросил он испуганно и уставился на темный силуэт рядом с собой. — Что ты сделал? Это что, и вправду телепорт?

Зуйрат щелкнул чем-то, в глаза Тимура ударил яркий белый свет. Фонарик.

— Мы в пустыне. Сюда, — повторил он шепотом и поманил его, опасливо озираясь по сторонам.

Тимур ничего не понимал. Свет падал на землю, сменяющуюся песком. Куда он попал? Они прошли два десятка метров, Зуйрат все время подгонял Тимура заговорщицким шепотом и призывал к бесшумности. Наконец, в пятно света попали ступеньки.

— Мы подошли к башне, — тихо сказал Зуйрат и выключил фонарь. — Дальше нужно быть предельно бдительным. Держись строго за мной, не отставай даже на два шага.

Они поднялись по ступеням. Тимур чувствовал волнение. Секреция адреналина повышалась, напряженность в мышцах и нервах тоже. Он шел в темноте, полагаясь на память и доведенные до автоматизма рефлексы мальчишки, который вовсе не мальчишка, переместивший его в какую-то пустыню, где была какая-то древняя башня… А пошел за сгущенкой.

Зуйрат часто останавливался, сворачивал в темноте, дергал какие-то рычаги и беспрерывно хватал Тимура и отталкивал в сторону. Тимур ничего конкретного во мгле различить не мог, он лишь чувствовал и слышал, как рядом то и дело проносится смерть… Он слышал свист лезвий, скрежет смертоносных механизмов, капканов. Один раз точненько над головой он почувствовал дуновение и тяжелый скрип, будто нечто громадное пролетело над ними, едва не задев. Опасность шептала со всех сторон. Тимур старался дышать глубоко и ровно.

— Пришли, — промолвил Зуйрат и остановился. Он снова включил фонарик. — Все худшее позади. Осталась эта хлябь.

Тимур подошел к нему и проследил за светом. Перед ним разверзлась широкая темная пропасть. Зуйрат повернул фонарик, и свет двинулся на другую сторону. Там Тимур увидел крутую каменную лестницу, ведущую, видимо, в самую вершину башни.

— А вот он, — он указал на огромный металлический крюк, качающийся на цепи над страшной пучиной маятником.

Тимур лихорадочно соображал. Ширина пропасти была не меньше четырех метров. Крюк висел на высоте двух метров. Приблизительно. Может, и больше. При его росте в сто шестьдесят сантиметров…

— А что на дне? — поинтересовался он, заглядывая в кромешное черное пространство. — Не знаешь, наверное?

— Лучше туда не падать! — заметил Зуйрат мудро. — Ну… что думаешь?

Тимур повернулся к нему. Мальчик бессовестно смотрел на него с нескрываемым чаянием и еще более нескрываемой мольбой.

— Дарю одно желание тебе! — выпалил он на одном духу, будто боясь передумать. Голос Дональда Дака прозвучал особенно забавно. — Серьезно. Забирай одно желание. Можешь загадать…

— Чтобы болезнь ушла? — Тимур раскрыл рот от радости. — Этот твой джин позвоночник может вылечить?

— Может! — закивал Зуйрат. — Он может! Бери желание, мне и двух хватит! Мне бы заклятие снять, это раз, и метку позора, стереть, это два, — он приподнял фуражку и продемонстрировал лоб, на середине которого красовался яркий желтый круг, словно нарисованный густым слоем гуаши. — Азид позаботился о том, чтобы другие колдуны и близко меня не подпускали к себе. С такой меткой меня гонят в три шеи. Вот. А третье желание — тебе. Согласен?

— Считай, заклятие и метка сняты, — пробормотал Тимур, блаженно упиваясь открывшимся шансом. Мыслями он уже был наверху, уже забрал лампу, уже загадал желание…

— Тогда слушай внимательно! Когда окажешься на той стороне, иди по лестнице до самого верха. По пути тебе могут встретиться духи, да. На них не смотри, будто и нет их. Буквально, понял? Если как-то покажешь, что увидел их, они от тебя не отвяжутся. Когда окажешься в комнате сундуков, найди сундук, который отличается от всех, выделяется среди других. Вот там и прячут лампу. Другие сундуки не трогай. И не смей открывать их! Откроешь, притопают какие-нибудь плотоядные уроды, и конец тебе. Возьмешь сундук, запихнешь в свой рюкзак, чтобы ни одна тварь не видела, что ты его уносишь, и спустишься. Все понял?

Тимур кивнул. Зуйрат отошел в сторону и устремил свет фонаря вверх, чтобы было видно и бездну, и крюк, и лестницу с другой стороны. Тимур потер руки, попятился от края, окинул взором пропасть перед собой и сделал глубокий вдох. Гимнастика гимнастикой, а человека-паука изображать ему еще не приходилось. Волнение увеличивалось, трепет поднимался в его душе. Он еще раз вздохнул, разбежался, изо всех сил оттолкнулся от каменного пола и вцепился окостеневшими от напряжения пальцами в крюк. Судорога охватила его. Цепь сильно качнулась, Тимур не желал медлить, иначе он останется висеть здесь и собираться с силами целую вечность, с криком он бросился на другой край, когда крюк вновь качнулся в ту сторону, и грохнулся на холодный пол. Он ухватился за каменную плитку, чувствуя, что ноги и половина туловища оказались за краем. Он подтянулся, ухватился за следующую плиту и вылез.

— Ай молодец! — Зуйрат хлопнул в ладошки. — Я знал, что сможешь! На, лови!

Фонарик угодил в его живот. Тимур сердито взял его в руку и поднялся на ноги.

— Я буду ждать здесь, — добавил Зуйрат. — Не задерживайся. Через полтора часа должен прийти охранник. Нам надо успеть умотать до него.

Тимур поставил ногу на первую ступеньку, постарался вспомнить самые нехорошие поступки в своей жизни и раскаяться в них одним общим искренним чувством сожаления и начал подъем. Он осторожно преодолевал ступеньку за ступенькой, раздраженно отмахиваясь от паутин и пыльных завес, глотал тяжелый воздух, наполненный запахом старости, плесени и пылью, чихая и кашляя. Его шаги отбивали эхо и разносились вверх и вниз гулом, стоило ему прибавить скорости. Слушать эти звуки и беспорядочно светить на стены и лестницу в поисках какого-либо интересного предмета — вот были его единственные, довольно скудные занятия. Слушать звуки собственных шагов быстро надоело, и он отправил их в восприятие фонового шума, а найти что-нибудь интересное с каждой долгой минутой представлялось все более и более маловероятным. Даже крыс здесь не было! По законам жанра в мрачных башнях и темницах полагаются крысы, мыши, какие-то мерзкие насекомые, стенания или хохот привидений… Но здесь было совсем скучно. Тимур стал разочаровываться. Он шел достаточно долго, а ничего не происходило. Может, Зуйрат сгустил краски насчет опасностей?

В пятно света попала высокая сгорбленная фигура. Тимур отшатнулся, сжал ослабевшие на мгновение пальцы на фонарике и вновь устремил луч перед собой. На несколько ступенек выше точно стоял человек. Или не человек? Он возвышался над Тимуром так, что ему пришлось задрать голову, чтобы рассмотреть его. Человек стоял к нему боком, опираясь на тонкую трость, и беспрерывно моргал и вертел глазами. На лице его сидел огромный серый паук, жирным телом закрывающий его левую щеку, тонкие ноги лежали на его лице и слабо дергались, одна нога на губе, другие — на ноздре, на переносице, на брови, остальные спрятались в волосах. Тимур отчетливо слышал скрипучий звук движения ресниц странного человека и видел то ли пыль, то ли песок, сыпавшийся с его глаз на грудь. В первое мгновение Тимур подумал, что перед ним очень старая статуя, умеющая моргать, но, присмотревшись, понял, что заблуждался. Это была не статуя. Тогда почему он серый, бесцветный? Почему его лицо, руки и даже одежда покрыты струпьями и присыпаны песком, точно пеплом? Почему от него особенно сильно пахнет трухой и гнилью? И зачем ужасный паук поселился на нем? Тимур не решался подойти. Благоразумие предложило ему осторожно обойти странную фигуру и продолжить путь. Да, так будет правильно. Прежде чем он успел осуществить намерение, голова человека повернулась к нему с глухим скрипом, песок посыпался с его шеи, открывая глубокие впадины на коже, паук дернул всеми восемью ногами. Тимур торопливо отвел глаза и отошел к другому краю лестницы.

— Кто ты такой? — рявкнул человек сиплым голосом.

Тимур вздрогнул, сердце заколотилось сильнее. Похоже, он все-таки набрел на одного из духов, о которых предупреждал Зуйрат. Дух ли это? В его воображении духи были невесомые, прозрачные, белоснежные. Совсем не такие, как этот. Пора ему избавляться от стереотипов! Ни один из них пока не подтвердился. Дух может ли быть материальным, осязаемым? Он не сомневался, что этот дух именно таков. Значит, он способен причинить физический вред, так? Тимур затаил дыхание. Что еще Зуйрат говорил? Ни в коем случае не обращать на них внимания? Тимур, отринув трепет и дурные мысли, осторожно поднялся на пять ступеней выше, оказавшись на одном уровне с призраком. Он изо всех сил сдерживал свой взгляд, жаждущий устремиться в сторону духа. Нельзя. Тимур знал наверняка, что нельзя их взглядам пересекаться, не то приключение его быстро завершится. Ему вспомнился бедолага Хома Брут, который тоже знал, что нельзя смотреть на Вия, да не утерпел и взглянул. Чем это кончилось, Тимур помнил хорошо.

— Куда пошел? — снова прорычал призрак прямо ему в ухо.

У Тимура волосы дыбом встали, когда он почувствовал зловонное дыхание на своей шее. Он дернулся вперед и в две секунды преодолел десяток ступеней. Сзади слышались скрипучие шаги и мягкий шорох, с которым сыпался песок. Тимур нервно пригладил волосы, не зная, куда девать свободную руку и боясь что-нибудь невольно натворить, и быстро зашагал вверх по винтовой лестнице. Скрип и шорох ровно следовали за ним. Призрак выкрикивал короткие фразы и громко стучал своей тростью. Тимур удивлялся, что при медлительности духа, которая была очевидна, когда он увидел его в первое мгновение, он не отставал, а шел ровненько в шаге от него, хотя Тимур постепенно прибавлял скорости. Бежать он не решался, тогда дух точно от него не отстанет!

— Стой! — в очередной раз закричал он сзади, снова прямо в ухо. — Наверх идешь? Сундуков захотелось? Пожалеешь! Я через это проходил, юнец! Смотри, что со мной стало!

Тимур сглотнул. Нет, с ним такого не будет.

— Рассказать, что произошло? — кряхтел тот в ухо, Тимур почти слышал подергивания мерзостного паука.

— Расскажите, — выпалил Тимур машинально.

Призрак вскрикнул и схватил его за плечо. Тимур испуганно вырвался и отпрыгнул в сторону. Он занял оборонительную позу и уставился в грудь призрака.

— Глаза не поднимай, не то вырву твое сердце и сожру! — заревел тот. — С этим ничего не поделать. Юнец, если ты идешь наверх, избавься от страха! Избавься раз и навсегда! Я проходил через это, я был там, наверху, я испугался, и клеймо страха поселилось на мне пауком. Они там будут сначала усыплять тебя сладкими речами, потом получат твое разрешение и обманят! Вгрызутся в твою грудь, лицо, высосут из тебя все стоящее, от ужаса ты не сможешь противостоять! Затем, иссушив тебя, они оставят своего дьявольского членистоногого как печать… Я здесь очень давно, юнец, и знаешь что? Все было бы иначе, если бы я тогда не испугался.

— Что случилось? — Тимуру было не по себе от разговора с призраком, очень не по себе, но ему хотелось узнать предстоящее.

— Страх ломает, — в его тоне проскользнула грусть. — Страх создает в голове то, чего нет, сужает возможности до абсурда, а как бороться в таком состоянии? Никак! — вскричал он гневно, а может, и негневно. Тимуру все больше казалось, что призрак не способен выражать эмоции, лишь повышать голос, для остального он слишком сильно закостенел. — Никак! Вот и я не смог. Юнец, там тебе будет страшно, но ты не поддавайся. Пока ты веришь в свою силу, ты сильнее. Ведь что такое страх? Когда нет веры, что преодолеешь трудность, так? А ты верь! Что преодолеешь, что трудности-то вообще нет! Верь, — повторил он выразительно настолько, насколько позволяла его общая «сухость», как физическая, так и эмоциональная.

— Нет! Только глаза не поднимай, иначе вырву твое сердце и поглощу! Избавишься от страха, на его место придут другие враги! Отринь невежество и гордость! Гордость приходит туда, где был страх! — новый голос прозвучал так внезапно, что Тимур едва не поперхнулся, отпрянул, ударился об первого призрака, вскрикнул и тотчас шарахнулся в сторону.

Он судорожно отряхнул с плеча серый песок и бросил короткий взгляд назад и увидел рядом с первым духом еще одного. Такой же серый, рассыпающийся, гнилой и вонючий. На его лице тоже сидел большой серый паук.

— Страх хуже! — свирепо заскрипел первый призрак, тыча пальцем в Тимура, словно желая загипнотизировать его.

— Нет! — второй неистово замотал головой. — Я тоже был наверху! Гордость меня погубила! Я не увидел коварства! Я был убежден, что меня никто не посмеет обмануть! Тщеславие, самодовольство, самоуверенность, самодурство!

— В этом же нет ничего дурного, — сказал Тимур, тупя взгляд. — Да любые эти качества при умном применении нужны. А вот насчет страха я согласен, от него надо избавляться. Благоразумием заменить.

Первый призрак одобрительно кивнул.

— Гордость это тоже страх! — заявил он. — Да все есть страх! Юнец, ты умен, ты справишься! Ты борешься со страхом! Ты один из немногих, кто не убежал от нас, чтобы затем присоединиться к нам, так и не выслушав совета.

— Невежество отбрось, — добавил второй угрюмо. — Как сейчас отбросил. Твой ум — твое орудие. Если ты справишься, мы будем свободны. Мы хотим тебе помочь! Но не в силах! Беги, мальчишка, и не оглядывайся назад! Беги к двери! Мы не можем войти туда!

Тимур на мгновение скользнул взором по лицам призраков, задержавшись на жутких пауках, которые пленили их, не позволяя ни жить, ни умереть. Он захотел помочь им, хоть они пугали его смертельно, он почувствовал биение этого желания в сердце и решил для себя, что постарается не отступить.

Он услышал в темноте позади себя новый скрип. Не задерживаясь более, он пустился вверх по ступеням. В свет фонаря попадали новые силуэты, их жуткие фигуры заполнили лестницу, и Тимуру приходилось проявлять чудеса гибкости и ловкости, чтобы не задевать их, что ему удавалось через раз. Духи были сердитые. Тимур нарушил их покой. Они со злобными криками бежали за ним, выдыхая смрад ему в спину и протягивая серые, раскрошенные или рассыпающиеся пальцы к нему.

— Стой! Стой! Не иди к сундукам! Отдай мне свое сердце, отдай! — их неистовые призывы превратились в ужасную какофонию воплей, стучащих в воздухе почти ощутимыми ударами.

Тимур бежал изо всех сил, но оторваться от безумной толпы призраков ему все не удавалось. Это его поражало, пугало, утомляло. Он почти не верил, что проклятая лестница когда-нибудь кончится. Дыхание его сделалось прерывистым, сердце колотилось бешено, напряжение подавляло спокойствие.

Наконец в свет попала высокая деревянная дверь. Тимур рванулся к ней, надеясь оторваться от призраков на пару секунд, изо всех сил дернул ручку и вбежал в темноту. Дверь с глухим звуком закрылась за ним, звякнули тяжелые металлические кольца на ней. Тимур услышал вопли призраков, не успевших за ним. Он позволил себе на миг закрыть глаза и успокоиться, затем настороженно огляделся. На огромной высоте были небольшие окна, лунный свет мягко струился через них. Комната была большая, высокая, куполообразная. Тимур всегда думал, что комнаты на самом верху башен бывают маленькие и потому удивился. Он различил в синеватом сумраке большие темные кубы. Они стояли в два ряда, на расстоянии нескольких метров каждый от другого. Тимур подошел к ближайшему и посветил на него. Это был сундук. Огромный сундук. Крышку покрывали слои металлических пластин разной текстуры, создавая красивый рисунок. Замка не было. Тимур обошел его кругом, внимательно разглядывая, затем двинулся к следующему. Второй сундук был точной копией первого. Зуйрат сказал, что нужный сундук отличается от других, нужный сундук выделяется среди них. Тимур подошел к третьему. Нет, и этот такой же. Пройдя весь ряд одинаковых сундуков, он направился ко второму ряду. Здесь, напротив, сундуки были разные, железные, деревянные, обтянутые кожей или тканью, старинные. Пробежав весь ряд, Тимур вернулся к двери и хмуро уставился перед собой. Какой же сундук хранит лампу с джином?

Тимур увидел его. Позади всех, у стены чернели очертания огромного сундука. Тимур подбежал к нему. Он был очень большой, квадратов шесть в метрах. Никакими силами не сдвинуть с места, не то, что в рюкзак положить и утащить. Он был хрустальный, грани красиво сверкали в свете фонарика, ослепляли. Стенки и крышка были очень толстые да еще и искусно граненные, увидеть сквозь них, что внутри, было невозможно. Тимур, недолго думая, осторожно приподнял откидную крышку, оценил ее немалый вес и медленно распахнул полностью. Он оглянулся назад. Ничего ужасного не произошло. Ничего вообще не произошло. С замиранием сердца он склонился над сундуком и заглянул внутрь. Внутри была вода, несколько камней грудой лежали в углу, на них сидела крошечная лягушка, водоросли недвижно висели на поверхности, желтый песок покрывал дно. Тимур разинул рот. Он нетерпеливо отодвинул водоросли в сторону и с трепетом осмотрел сундук, проникая лучом света во все щели. Не было лампы.

— Может, здесь должна быть золотая рыбка? — пробормотал он озадаченно. — Эй, квакушка, рыбка была тут? Или ты ее слопала, а?

— Золотыми бывают не только рыбки, — отозвалась лягушка.

Спустя десять секунд Тимур поймал себя на том, что перестал дышать от изумления и вытаращил глаза до предела. Он посветил на лягушку. Она действительно была золотая. Золотая лягушка!

— И… ты…, — Тимур постарался взять себя в руки и сосредоточиться, — исполняешь три желания?

— Можешь уже загадывать, — разговаривала лягушка довольно-таки прилично, без кваканий, голос у нее был благородный, высокий. — Только сначала унеси бедную лягушку из башни, она больше века томится в мучительном заточении.

Тимур почувствовал холодок на спине и резко крутанул головой. Сердце забарабанило. Он почти не сомневался — то самое ужасное, с чем ему нужно справиться, пришло. Да, он прав. Тимур увидел в воздухе мерцающие белые ленты. Они извивались по-змеиному и быстро приближались. Тимур схватил лягушку.

— Извиняюсь, — прошептал он. — Не бойся, я тебя защищу.

Он опустил ее в карман куртки, захлопнул сундук и повернулся к нему спиной. Дрожь охватила его, руки заледенели, спина вспотела. Их было три. Белые, полупрозрачные, похожие то ли на червей, то ли на слизней, без глаз, без лица, только пасти — круглые, широкие, по кругу испещренные зубами. Тимуру они напоминали пиявок. Они и двигались так же — то удлинялись, то укорачивались, становились плоскими и объемными. Мерзкие, страшные, опасные.

— Тимур, ты нас пробудил, — тонкие елейные голоса звучали в унисон.

Тимура передернуло. Он хотел сорваться с места и ринуться со всех ног прочь, и лишь благоразумие сдерживало его и призывало придумать более изобретательный план.

— Нельзя открывать чужие сундуки и брать чужие сокровища, — проворковали они.

— Нельзя заточать на века, — Тимур спустился с платформы сундука на пол. Добраться бы до двери…

— Это притязание предъяви хозяину сундуков, — обиженно сказали они, кружа вокруг него и постепенно сужая круг. — Мы лишь охраняем их. Кстати, почему ты выбрал этот сундук? Никогда никто к нему не подходил. Что спрятано в нем?

— Вы не знаете? — удивился Тимур, инстинктивно приложив руку к карману, лягушка бездвижно сидела в нем.

— Мы лишь охраняем сундуки, — повторили они нетерпеливо. — Какие же сокровища спрятаны в них, нам неизвестно. Известно, что тебе их нельзя брать!

— Пленить людей, превращать их в призраки, в рабов собственных ошибок, можно ли? — Тимур нахмурился, дрожь его становилась сильнее.

— Это их выбор, — они захихикали, у Тимура волосы дыбом встали. — Мы всегда спрашиваем. Тебя тоже спрашиваем, Тимур: скажи, что ты хочешь?

— Что?..

— Хочешь что-то для души или что-то для тела? — они замерли перед ним, их белый мерцающий свет слепил глаза. — Ах, мы видим! У тебя есть мечта, но ей не сбыться. Жаль, очень жаль.

Тимур нахмурился и потупил взгляд.

— Мы можем вылечить твою болезнь! — сахарно щебетали они.

— За что? — тихо спросил Тимур.

— За твою душу, — они залились омерзительным хихиканьем. — За желания для тела платой является душа. Для желания для души плата известная — тело.

— Вы исполните мое желание, а потом поселите на моем лице одного из своих любимых пауков. Наверное, ваши пауки умеют высасывать силу души? И силу тела? Вы этим питаетесь? — Тимур затаил дыхание.

— Ты необыкновенно догадлив!

— Фильмы смотрю, — сердце рвалось из груди, колотилось так, что было больно.

Черви принялись описывать новые круги. Тимур настороженно следил за ними.

— Твоя жизнь совершенно никчемна, Тимур, — заверещали они сладко. — Признай, в глубине тайных мыслей она ненавистна тебе. Ты знаешь свое будущее. Никогда не быть тому, чего ты так желаешь. Ты будешь все свое существование думать об этом, винить судьбу, винить небеса, винить обстоятельства. Ты знаешь, что у тебя ничего не сложится. Родители не понимают тебя. Никто этого не понимает. Они думают, ты еще ребенок, одержимый мечтами. Отец называет тебя калекой. Ты и сам в это уже веришь. Ты не веришь в себя. Ты думаешь, у тебя никогда ничего не выйдет, так и будешь неудачником. Одно твое слово, Тимур, и все изменится. Ты поверишь в себя. Другие поверят. Ты покажешь им и себе, на что способен. Ты достигнешь желаемых высот. Эгоистично? Да, но разве это плохо? Желать для себя лучшее будущее? Ничуть. Все так делают, но не у всех есть возможность исполнить желание.

Тимур кивнул.

— Хорошие речи ведете, — заметил он осторожно. — Трудно устоять.

— Мы лишь произносим твои негласные мысли, — они захихикали.

Тимур поморщился и сделал глубокий вздох.

— Есть у меня одно желание, — выпалил он решительно. — Это желание исполнит многие мечты.

Черви подплыли к нему ближе. Круглые рты сузились.

— Ну-у-у, — протянули они нетерпеливо, в ожидании.

— Идемте, не отходите, я покажу. Нужно подойти к двери, я оставил желание там.

Он пошел через зал. Черви плыли рядом, почти касаясь его. Тимуру было страшно. Один неверный шаг, и прощай целая шея. Он был убежден, что они первым делом сломают ему шею, затем уж и остальные кости.

Они добрались до двери. Тимур посветил на нее.

— Вы выходили туда? — спросил он.

— Никогда! — мелодично отозвались они. — Наше место здесь. Мы не покидаем его, люди сами приходят к нам.

Тимур постарался унять дрожь.

— Исполняйте мое желание. Хочу…, — он задумчиво провел пальцами по тяжелому кольцу на двери, нужно подобрать правильные слова. Нужно придумать. — Я не знаю… у меня много желаний. Сердце переполнено ими…, — он оглянулся, — не могу выбрать.

— Мы поможем, — они подплыли к нему еще ближе. Тимур увидел их тонкие скелеты в прозрачной плоти. — Мы заглянем в твое сердце и увидим, что для тебя важнее всего.

— Заглянете в сердце? Буквально? То есть… как… это не смертельно?

Они глумливо рассмеялись, содрогаясь змеящимися телами.

— Ладно, давайте! — выпалил Тимур и выдохнул. — Я готов. Только сделайте так, чтобы мое сердце осталось невредимым.

— Даем слово, — они стали сиять сильнее, словно предвкушение новой жертвы погружало их в эйфорию. — Мы всегда держим слово и действуем по правилам.

Тимур кивнул. Один из них прижался к его груди всем телом, слизь покрыла куртку. Тимур вздрогнул, червь был ледяной, хоть и легкий. Он широко раскрыл круглый рот и нырнул внутрь, прямо внутрь Тимура. Не успел он оправиться, как то же самое повторил второй, затем третий. Тимур согнулся и ухватился за стену, чтобы не упасть. Он чувствовал их, они заполнили его нутро холодом и болью. Они двигались, медленно, грузно, совсем не так, как по воздуху. Они уменьшались, это он тоже чувствовал. Из метровых слизней они становились маленькими, обычными, но боль от этого не утихала, теперь она вся концентрировалась в трех маленьких точках, медленно двигающихся к его сердцу. Ему нужно вытерпеть это. Нужно подождать еще немного…

— Мы добрались, — их ехидные голоса звучали в голове. — Не тревожься, мы окружили твое сердце защитой, ничто не сумеет повредить ему.

Тимура замутило, он зажмурился и прикусил губы, борясь со слабостью, сжал фонарик в холодных пальцах.

— О, мы видим твои мечты! Ты не лишен великодушия, многим желаешь добра, — боль окутала сердце. Тимуру казалось, оно покрылось ледяной коркой, колючей, твердой, прожигающей.

Тимур протянул трясущуюся руку к тяжелому кольцу, потянул. Дверь со скрипом лениво поддалась. Тимур толкнул ее и упал на ступени, пока она не захлопнулась. Он часто задышал. Сердце колотилось, как безумное.

— Ты хочешь помочь своему другу Артуру, хочешь, чтобы его жизнь стала лучше, — они беспощадно пронзали его сердце, прогрызали, протыкали. — Хочешь, чтобы твои сестры были счастливы в новой жизни. Желаешь исполнить ожидания отца, стать специалистом, ты хочешь, чтобы он гордился тобой. Ты хочешь для своей матери спокойной жизни, заботы, понимания, которых она лишена. Но для себя ты мечтаешь о другом. Ты смотришь на победителей Олимпийских игр и восхищаешься ими. Ты знаешь, что сумел бы достичь этой высоты. Чего же ты хочешь больше всего? Мы выясним.

Тимур поднял голову. Перед ним спускалась вниз темная винтовая лестница. Он посветил фонариком. Призрак стоял в нескольких шагах. Один. Он опирался на свою старую трость, сгорбившись и хрипло дыша. Это был тот призрак, первый призрак, которого он встретил. Тимур подполз к нему и дернул за серый пыльный балахон.

— Взгляни на меня, — прошептал Тимур. — Вырви мое сердце.

Призрак тяжело наклонился. В темноте Тимур увидел его моргающие глаза и уставился в них, всем существом требуя помощи. Призрак протянул сухую костлявую руку к нему и резко, не шевельнув и бровью, воткнул ему в грудь. Тимур поморщился. Опять это колючее чувство проникновения, прожигающий холод, боль. Призрак закричал и выдернул руку, крепко сжимая в кулаке три маленьких светящихся червя. Их свет струился между его пальцами.

— Отпусти нас! — томные голоса дрожали.

— Я больше не боюсь, — прошептал призрак и сжал кулак.

Свет погас. Тимур прислонился к стене и приложил ладонь к груди, прислушался. Холод внутри рассеивался, боль потухла, лишь тлели последние ее угольки. Призрак шагнул к нему. Паук на его лице зашевелился, спрыгнул вниз и скрылся под дверью, ведущей в зал сундуков. Лестница заполнилась жуткими звуками. Тимур отпрянул от стены, увидев, как по ней бегут серые пауки. Они шумной волной пронеслись по лестнице, по стенам, по крыше и нырнули под дверь. Тимур вздрогнул и посмотрел на призрака. Теперь он казался симпатичнее.

— Вы чувствуете свободу? — отрывисто спросил Тимур.

Он видел, что чувствует. Пыль и песок мягко сыпались с него, струпья отваливались, как высохшая грязь, серая кожа, серая одежда становились цветными.

— Иди, юнец, — проговорил он медленно. — Ты помог нам, теперь мы покинем земную жизнь. А ты иди и живи.

Тимур послушно встал и, держась за стену, осторожно начал спускаться. Призраки стояли по всей лестнице и удивленно наблюдали, как с них спадают чары коварных сделок. Они были поглощены этим и даже не замечали Тимура. Тимур тоже мало о них думал, ему хотелось поскорее вернуться домой…

— Наконец-то! — воскликнул Зуйрат, когда он вышел. — Ты как? Получилось?

— Все хорошо, — Тимур улыбнулся. — Я успел по тебе соскучиться. По твоему голосу.

Зуйрат скривился.

— Ты неважно выглядишь! — заявил он. — Сможешь прыгнуть? Скоро придет охранник!

Тимур бросил ему фонарь.

— Посвети мне, — велел он. — Я смогу.

Когда они вернулись в домик на дереве, Тимур засмеялся. Даже дым и несносный запах гари не могли уменьшить его радости. Он дома. Из окна видно рощу, такую родную, видно поселок, такой славный, любимый. Почему прежде презирал?..

Зуйрат засунул телепорт за дверь, прячущую, очевидно, чулан. Тимур отошел к окну и вдохнул чистый воздух. Дым разносился по всему дому.

— Надо будет его отремонтировать, — заметил Зуйрат деловито. — Раньше так не дымил.

Тимур улыбнулся. Он расстегнул карман куртки и бережно вынул лягушку.

— Ты в порядке? — мягко спросил он и опустил руку на подоконник.

Лягушка спрыгнула с его широкой ладони. В дневном свете она была красивая, действительно красивая. Раньше Тимур не думал, что лягушки могут быть красивыми. Золотая кожа искрилась в лучах солнца, пылала жарким огнем на крохотном тельце, точно лягушка была высечена из самородка.

Зуйрат подошел к ним. Его выпученные глаза выражали потрясение.

— Это и есть джин? — просипел он тихонько. — Это… эй, ты исполняешь желания? — насторожился он.

— Исполняет, — кивнул Тимур. — После этого ее нужно отпустить, я обещал.

— Спасибо, — проговорила лягушка. — Я жду ваших желаний. Желания должны быть мирскими, я не волшебница.

Зуйрат повернулся к Тимуру. Он был очень забавный. Пухлые щечки, маленькие губы и большие синие глаза смотрелись совершенно нелепо с бледной кожей, темными кругами глаз, хмурыми бровями. Тимур усмехнулся.

— Загадывай свое желание, — буркнул Зуйрат небрежно.

Тимур некоторое время смотрел на него.

— Наверное, я не хочу, — произнес он медленно и кивнул скорее себе, чем ему. — Знаешь, мне кажется, у меня все есть.

— Как? Ты вроде хотел позвоночник вылечить! — Зуйрат угрюмо скрестил руки на груди.

— Ты искал лампу джина многие годы, чтобы исполнить три своих желания, — Тимур выразительно взглянул на него. — Три, а не два.

— Да ладно тебе! — махнул рукой Зуйрат и закатил глаза. — Третье желание — превратить Азида в какое-нибудь уродство. Поскольку месть дело глупое, я переживу неисполнение этого желания, так что дерзай.

Тимур промолчал.

— Мы уговорились! — воскликнул Зуйрат обиженно. — Ты мне помогаешь, я тебе — желание! Это моя благодарность! А сейчас ты отнекиваешься от нее. Не глупи, — он замотал головой. — Я понимаю, у тебя произошла переоценка ценностей, новое видение своей жизни и так далее, знаем, проходили, или просто в мозгу закоротило, но не стоит отказываться от такого шанса. Поверь, это один раз бывает. Жалеть будешь всю оставшуюся жизнь!

Тимур взглянул на лягушку. Подумал о доме, о семье, о друзьях, об учебе, о будущем. Черви так и не успели выяснить, какое желание для него важнее…

— Мне нужно немного подумать.

Он отошел и жестом пригласил Зуйрата на свое место.

— Я? — Зуйрат возбужденно сцепил пальцы рук, губы его задрожали.

— Жду ваших желаний, — лягушка повернулась к нему.

Зуйрат резко вдохнул.

— Хочу, чтобы с меня спало заклятие колдуна Азида и исчезла метка позора, — выпалил он на выдохе.

Тимур перевел взгляд с лягушки на Зуйрата. Он менялся так плавно и спокойно, что это было едва заметно. Спустя минуту последние остатки чар упали с него густым дымом, ковром растилились по полу и мягко развеялись. Перед Тимуром стоял все тот же Зуйрат, только немного старше.

— Поздравляю, — протянул Тимур весело. — Тебя жестоко заколдовали, превратили из десятилетнего мальчишки в шестилетнего.

— Двенадцатилетнего, — поправил Зуйрат, голос его не изменился. — Мне было двенадцать!

Он подбежал к зеркалу и издал победный клич, подняв кулак над головой.

— Сбылась мечта идиота, — засмеялся он, метнулся к окну, взял лягушку в ладошки и звучно чмокнул ее. — Большое человеческое спасибо! Теперь я вполне счастлив.

Они спустились с домика и отнесли лягушку к местному пруду, там Тимур бережно опустил ее на небольшой зеленой от мха камень. Он поднял глаза на Зуйрата.

— Я понимаю, — быстро сказал тот и улыбнулся, — загадаешь желание, когда я уйду. Надеюсь, оно сделает тебя радостным.

— Да, я тоже, — пробормотал Тимур.

— Что ж. Заберу свой домик, — мечтательно сказал Зуйрат, любуясь на небо, — и домой, на восток. Прямо сейчас и сделаю!

— Желаю удачи, — Тимур насилу перестал бегать за лукавыми обрывками идей и обратил взор на забавного помощника колдуна. — Спасибо за приключение. За Башню Сундуков. А ты мне так и не сказал, что это за место!

— Об этом месте мне в детстве рассказывал дедушка. Он говорил, что где-то в пустыне есть сказочная башня, где хранятся несметные сокровища старой семьи колдунов, среди которых есть и лампа с джином (умеют приукрашать факты, однако). Их уничтожили из-за этих самых сокровищ, но башню найти не сумели. Дедушка рассказывал это как легенду, но в конце намекнул, что легенды частенько основываются на действительности… Эх, много душ погибли за эти сокровища! Думаю, нынешний хозяин сундуков спрячет их в другом месте, потому как двойная охранная система подорвана, хех. Да важно ли это? Не вздумай соваться в колдовские местечки, приятель! Каждому свое.

— Любопытство, не больше. Чтобы рассказать внукам, надо же знать подробности! Будем передавать из поколения в поколение эту историю, — Тимур пожал плечами, затем протянул ему руку. — Если когда-нибудь вернешься в наши края, если наскучат восток и волшебная жизнь, заходи.

— Ты домой? — Зуйрат крепко пожал его руку.

— Мне надо за сгущенкой сбегать, — сказал он. — Потом домой, да. Думаю, родители убьют меня за двухчасовой поход в магазин. И за испорченную куртку.

— Ну, — Зуйрат подмигнул ему, — ты можешь изменить это при желании.

"Здоровое сердце", вот оно. Тимур вдохновенно кивнул. Зуйрат повернулся к нему спиной и пошел по тропинке. Его маленькая темная фигура терялась за стволами и вновь мелькала. В один момент он обернулся и помахал Тимуру обеими руками, точно дитя. Тимур улыбнулся в ответ.

Он присел на корточки рядом с лягушкой.

— Ты не исполняешь настоящие желания, — сказал он с улыбкой.

— Да, ты угадал, — ответила лягушка.

— Их мы должны исполнять сами, — он улыбался шире и шире, необыкновенное счастье заполняло его, переливалось через край, светилось в каждом уголке души. — Иди с Зуйратом. Ему нужен мудрый друг. Он пока не понимает.

— Я помогу ему, — сказала лягушка. — Прощай, милый мальчик.

Тимур кивнул, встал, поднял свой пакет и пошел в магазин.