Снова научиться жить.

Босые ступни чувствовали каждую выбоинку в бетонном покрытии. Ветер яростно раздувал длинные каштановые волосы и полы свободного темно-синего платья девушки, словно толкая ее назад, подальше от хрупкого ограждения, за которым скрывалась пустота и… свобода. Именно так считала это юная особа. Свобода… да, свобода от той всепоглощающей боли, с которой она жила последний месяц, свобода от мыслей, от чувств… от жизни. Легкая шифоновая ткань снова взвилась вокруг ее ног, ветер вновь и вновь раздувал ее волосы, словно надеясь прогнать все мысли из ее головы. Но мыслей не было. Было только сильное желание избавиться от боли, которая наполняла все хрупкое тело девушки, сокрушая собой все: все мечты, все надежды, все радости, бывшие когда-либо в жизни, оставляя только соленые дорожки слез на щеках и огромную рану в сердце. Боль была всепоглощающей, сокрушающей каждую клеточку тела от макушки до пят. Она разрушала душу, уничтожала все… смерть казалась избавлением.

Яркие оранжево-красные лучи заходящего солнца коснулись крыши многоэтажки, освещая исхудавшую, сломленную фигурку на самом краю. Девушка осторожно переступила через сломанные в этом месте прутья ограждения, став на небольшой бортик, взялась за столбик и посмотрела вниз.

Каково это — потерять в один миг всех самых близких людей? Каково это — погубить несколько жизней, всего лишь сев за руль автомобиля в нетрезвом виде? Каково это — умирать в 16 лет? Вопросы вихрем пронеслись в голове рыдающей девушки. Теперь она знала, что испытываешь, осознавая, что твоя семья погибла. Теперь она понимала, каково это — остаться одной, потеряв самых любимых людей.

Ветер снова резко ударил в лицо, и она подняла глаза вверх, смотря на раскинувшийся город, на небесную ширь, на голубя, пролетевшего мимо. Прохладный воздух вновь наполнил легкие, когда она судорожно вздохнула сквозь рыдания. Она не задумывалась, что она потеряет, она лишь хотела прекратить боль.

"Я так и не испытала, что такое первая любовь, семейное счастье, настоящая дружба..." — почти неуловимо пронеслась мысль в ее голове, и девушка чуть усмехнулась.

— Мамочка, папочка, Сережа… — едва слышно прошептала она, сглатывая тяжелый ком в горле, пытаясь остановить поток слез на своем лице. — Я не могу без вас, родные, я должна была быть в той же машине… Почему я жива?! — вдруг вырвалось у нее истеричным криком в окрашенное кроваво-золотистым небо. Она закрыла глаза, готовясь сделать последний шаг в своей жизни, шаг в пустоту, шаг в никуда. Соленые слезы на щеках, сильный ветер вокруг, и тучи, плывущие откуда-то с севера. Где-то внизу суетились люди, а здесь, на крыше одной из самых высоких многоэтажек города царило относительное спокойствие, которое нарушалось только тихими всхлипами девушки, стоявшей на краю своей жизни, держась лишь за неустойчивый столбик ограждения крыши.

Подошвы кроссовок мягко стучали по ступеням. Этаж. Другой. Третий. Он любил ходить. Движение успокаивало. Слажено работали мышцы, а мозг либо спокойно обдумывал что-то, либо представлял чертеж еще одного здания. Юноша очень любил это состояние. А еще он очень любил встречать закаты на крыше дома. Этаж. Еще этаж. Натренированные годами мышцы. Чуть сбитое дыхание. Еще этаж. Почему-то сегодня движение ему особенно было нужно. Оно дарило спокойствие и отрешенность. А зачем ему спокойствие? Разве что-то не так? Парень не знал ответа на вопросы, да и перестал думать об этом. Он просто шел, повинуясь чувствам. Еще этаж. "Раз-два-три-четыре", — отбили ритм кроссовки по последним ступеням. Вот и дверь. Приоткрыта. "Странно", — мелькнула мысль и исчезла. Воздух наполнил легкие, заставляя вздохнуть полной грудью. Он вышел из давящего помещения на широкое пространство крыши.

Закрыл глаза, подняв лицо к небу и наслаждаясь ощущением свободы и легкости, которые щедро дарил ветер. Он жил в этом доме всего полтора месяца, а уже полюбил это место всем сердцем. Здесь не возвышались рядом другие, более высокие дома. Здесь было только помещение с закрытой дверью и небо. Он чувствовал себя здесь наедине с природой и самим собой. "Скоро дождь", — подумал он и улыбнулся. Ему нравился дождь. Нравилось состояние природы в мгновение, когда все вокруг словно замирает в ожидании первых капель, чтобы потом, подставив лицо, листочки, ветви, стебельки, бутоны, выбоинки в земле, напитаться влагой, свежестью, так щедро даримых небом. Вот и сейчас: солнце медленно клонилось к горизонту; дуновение ветра доносило легкий шум листвы, то слегка усиливающийся, то замирающий; туча медленно, словно ленивая старая барыня, укутанная во множество шалей и халатов, продвигалась с севера, наровя с мгновения на мгновение разразиться громким старческим плачем о несправедливости подгонявшего ее ветра, заставившего передвигаться вместо удобного сидения на одном месте. Здесь, в вышине, почти всегда был ветер, находящий полный простор на крыше обдуваемого со всех сторон здания. Но сегодня… сегодня ветер был особенно силен. Он метался по всему свободному пространству, будто ища, за что бы ухватиться, или пытаясь остановить что-то.

Юноша сделал несколько шагов вперед, и перед глазами открылось все пространство крыши, до этого не обозреваемое из-за приютившейся около входа коморки. Он повернулся, с наслаждением оглядываясь по сторонам. И вдруг наткнулся на внимательный взгляд девичьих глаз. Худенькая фигура той, что так часто занимала его мысли, той, чье лицо непослушная рука бездумно, но упорно вырисовывала прямо посреди чертежа для института, той, которая невольно, но так легко вошла в его жизнь, в его чувства с первой встречи, стояла на самом краю крыши, опираясь тонкой рукой на хрупкий столбик ограждения… Что она собиралась делать? Парень содрогнулся при мысли о самой вероятной цели ее нахождения здесь. Она потеряла семью месяц назад, на его глазах превратившись из цветущей жизнерадостной девушки в похудевшего сломленного ребенка, убитого неподдельным горем. После аварии она осталась на попечении своей тетки, столь эгоистично убивавшейся своим горем, что совершенно не обращавшей внимания на племянницу, горе которой было не менее велико и которая осталась без малейшей поддержки, один на один со своими страданиями.

Ему было тяжело наблюдать за муками девушки. Она была из тех людей, что невольно располагают к себе: своей непринужденностью, жизнерадостностью, добротой… Но помочь ей он не мог, да и чем можно помочь практически незнакомому человеку? Парень понимал, что в данной ситуации было бы неуместно пытаться познакомиться, поэтому просто наблюдал за девушкой издалека. "Донаблюдался!" — мелькнула мысль при виде фигурки, пока старавшейся удержать равновесие, но в любой момент она могла изменить решение.

Немой контакт взглядов, продолжавшийся всего несколько секунд. Парень слегка качнулся вперед, всей душой желая одного — не дать ей упасть, но девушка тут же, как испуганная лань, подалась назад, рискуя сорваться вниз. Он замер на мгновение, а затем… улыбнулся.

— Привет, — вполне спокойно проговорил парень и развернулся, направляясь в почти противоположную сторону. — Красиво тут… — выдохнул он, слегка опираясь на ограждение и задумчиво глядя на заходящее солнце. — И ты красивая. Только вот заплаканная немного. — он не смотрел на нее, прекрасно видя ее лицо в своих мыслях. — Я не буду отговаривать тебя от этого поступка. Если ты действительно так решила, то разговоры бесполезны. Вот только… — он повернулся к ней лицом, — позволь нарисовать тебя… в последний раз. А потом я уйду, не буду мешать.

"Он сумасшедший?" — словно нарисованная яркими буквами возникла навязчивая мысль в голове девушки. Другой бы на его месте вероятнее всего кинулся отгроваривать ее, говорить, что жизнь прекрасна и что все будет хорошо. Она с легким шоком смотрела на парня, не понимая его логику. Он художник? Или это его хобби? Или он вообще просто издевается над ней? Но ее внимание привлекла другая деталь.

— В последний раз? — хриплым от слез голосом спросила она. — Значит, ты уже рисовал меня?

— Да, — кивнул парень. — Но по памяти не столь хорошо получается, а это, возможно, последний шанс нарисовать с натуры… — он замолк, слегка смущенно отведя взгляд. — Ну так что, ты согласна? — снова вопросительно посмотрел он в глаза, делая несколько абсолютно спокойных шагов вперед.

Это спокойствие и непринужденность сбивали с толку, но девушка, сама того не замечая, почувствовала доверие и расположенность к этому человеку. Она слегка расслабилась, но именно в тот момент, когда напряжение покинуло ее тело, мысли и боль от потери семьи вновь, но уже с новой силой заполнили все ее существо. Миниатюрная ладошка с силой стиснула столбик ограды так, что костяшки пальцев побелели. Вторая рука порывисто прижалась к груди в немой попытке унять боль, а с губ сорвался громкий выдох, как будто из нее одним ударом выбили весь воздух. Перед ее глазами снова возникли лица тех, кто был так дорог, но которых она потеряла. Слезы вырвались из ее глаз. Девушка перевела взгляд на улицу далеко внизу, желая прекращения своей боли.

— Нет, не смотри туда, — неожиданно раздался голос рядом с ней: парень успел подойти ближе, находясь лишь в двух шагах. — Посмотри на меня, пожалуйста, — попросил он.

Девушка перевела на него взгляд.

— Иди сюда, — тихо проговорил он, смотря прямо в глаза, в душу, и протянул ей руку. — Не думай об этом, ты всегда сможешь это сделать… но пусть это будет запасным вариантом.

Эта непринужденность, с которой говорил парень, его спокойствие, уверенность сыграли решающую роль — девушка кивнула:

— Хорошо, я… попытаюсь, — тихо выдохнула она, разворачиваясь к нему.

Парень шагнул вперед, и рука девушки осторожно легла в протянутую ладонь, чуть сжавшую ее в знак поддержки. Один маленький осторожный шаг. Девушка развернулась, балансируя на краю. Еще шажок. Словно в замедленной съемке он увидел, как она неудачно ставит ногу, как хрупкая фигурка дрожит на ветру и в следующий миг соскальзывает вниз, оступившись.

Испуганный крик вырвался из ее груди, улетев в далекое небо, залитое золотистыми лучами заходящего солнца, и затих, когда девушка вдруг оказалась прижата к груди парня, стремительно отходящего от края крыши и увлекающего ее за собой.

Она доверчиво прижималась к парню, крепко обнимая его плечи, а он с облегчением стискивал хрупкую фигурку в своих объятиях, зарываясь лицом в изгиб шеи и мягкие каштановые волосы. И вдруг она судорожно, надрывно всхлипнула, вздрагивая всем телом, а потом стала вырываться, отталкивая парня, но сильные руки лишь крепче прижали ее к груди молодого человека, не отпуская и пытаясь успокоить.

— Отпусти! — крикнула она, ударяя ладошками твердые плечи и вновь отталкивая своего спасителя. — Пусти! Слышишь?! Пусти меня! — и девушка громко истерически закричала, глотая слезы и выплескивая всю свою боль наружу.

А он лишь сильнее прижимал ее к себе, успокаивающе поглаживаю вздрагивающую спину и голову на своем плече.

— Не отпущу, — прошептал он, обдавая ласковым дыханием ее волосы и крепче стискивая в своих объятиях. — Плачь, милая, плачь. Слезы помогают. Выпусти эмоции, тебе сразу станет легче.

И девушка плакала, заливая соленой влагой светлую приятную ткань его рубашки. Плакала, закусывая до боли губы, сжимая маленькие кулачки от бессилия что-то изменить.

Солнечный лучик ласково коснулся лица спящей девушки, и через несколько мгновений ее ресницы дрогнули, пытаясь избавиться от назойливого света. Изящная ручка легла на глаза в защитном жесте, и девушка мирно задышала, вновь проваливаясь в сон. Но, видимо, спать дальше в это утро ей было не суждено: солнце неприятно грело кожу, тонкое одеяло казалось жутко неудобным, а пряди каштановых волос, игриво спавшие на лицо, раздражали. Молодое личико озарило совсем детское выражение: нижняя губа выдвинулась вперед, обиженно сетуя на нежеланное пробуждение. С сожалением, но Морфей все-таки выпустил девушку из своих объятий: ресницы дрогнули, и темно-серые глаза сонно взглянули на окружающий мир.

Комната была незнакомой. Незнакомые синие с оттенком фиолетового обои, незнакомая темная тюль на окне, сдвинутая в сторону, открытая балконная дверь, незнакомый стол в углу с простеньким ноутбуком, бра, незнакомые стул и удобное даже на вид кресло, незнакомая тумба со светильником, шкаф, незнакомый ворс ковра, которого коснулись босые ноги, незнакомое летнее одеяло, соскользнувшее на пол...

Опомнившись, девушка водворила ткань на место и оглядела себя: тело прикрывала мягкая белая футболка, доходящая почти до самых колен. Чужая футболка. Чужая, как и все в этой комнате.

В голове проносились обрывки воспоминаний. Или сна? Крыша, ветер, дождь, сильные руки, не позволяющие вырваться из объятий… Девушка тряхнула головой и направилась к выходу из комнаты.

Коридор в светлых бежево-коричневых тонах. Небольшая прихожая за углом. Девушка осторожно направилась в другую сторону, минуя три темные двери, свернула направо и оказалась в просторной кухне. Мимолетно оглядела темные стол и стулья, красивую желтую тюль на окне и сделала пару шагов вперед, к светлым шкафчикам, которые выглядывали из-за небольшой перегородки, разделявшей комнату на две зоны: рабочую и столовую. Кухонная плита, раковина и небольшой стол у стены. А за столом… За ним сидел парень, положив голову на руки, в одной из которых был зажат карандаш. Еще пара лежала тут же, поверх листа ватмана с каким-то рисунком...

"Все-таки художник", — подумала девушка. И вспомнила.Вспомнила, как хлынул дождь, промочив их до нитки; как он затащил ее под небольшой навес, укрывая от бушующей погоды и заботливо согревая теплом своего тела. Но девушка по-прежнему не помнила, каким образом оказалась в этой чужой квартире.

Послышался вздох, и парень зашевелился, а через пару мгновений поднял голову и сонно потер лицо ладонями. Он встал, развернулся к холодильнику за своей спиной и, словно кожей чувствуя присутствие, повернул голову.

Девушка стояла в проходе, прислонившись правым боком к деревянной перегородке. Внимательный, любопытный, но такой безжизненный взгляд. Сердце парня сжалось, когда из-за серой радужки глаз напротив на него уставилась пустота… и боль. Он понимал, что ее потеря слишком велика, чтобы сразу справиться с этим горем, но всей душой не хотел ее страданий.

Мысли, чувства, затянувшееся молчание и этот долгий миг, когда глаза в глаза.

— Доброе утро, — одновременно прозвучало с двух сторон.

Девушка чуть улыбнулась синхронности, но улыбка вышла горькой, отравленной болью: так они с Сережей любили приветствовать друг друга и желать спокойной ночи. А теперь ее горячо любимого брата нет. Девушка обняла себя руками, словно защищаясь от холодного ветра. Он гулял по ее душе весь месяц после трагедии, отражаясь в серости глаз и сырости слез, иногда — в порывистых движениях рук, редко — в тихом или стремительном шелесте шагов...

— Будешь завтракать? — спросил юноша, отводя глаза, полные боли, и поставил чайник с водой на плиту.

— Да, — тихо раздалось сзади. — А где здесь ванная?

— Первая дверь напротив, — повернуться, изучающе взглянуть в красивое, но такое изнеможденное лицо. — Чай или кофе?

— Кофе, — тихий, сконфуженный вздох, а потом легкие шажки возвестили о том, что девушка покинула комнату.

Холодные брызги в лицо. Твердая керамика раковины под ладонями. И наблюдать, как прозрачная вода исчезает в стоке. Встретиться с серыми глазами в отражении. Закрыть кран, не отрывая взгляда от зеркала. Она была похожа на маму. Ее глаза. Ее губы. Ее локоны. А вот цвет волос и улыбку подарил ей папа.

Смахнуть слезу. Коснуться пушистым полотенцем лица. ..."В этой жизни ты должна быть сильной, сестренка. Как бы трудно ни было, ты должна справиться. Не сдавайся никогда, ни в коем случае, что бы ни случилось. — Брат обнимал ее, теребя рукой темные локоны. — Даже если будет казаться, что жить больше не зачем, что ты осталась одна. К тому же, мы всегда с тобой рядом, принцесса", — он улыбался, а добрые зеленые глаза смотрели ласково и с любовью… "Не сдавайся, — эхом звучало в голове. Дыхание сперло, а сердце раз за разом разбивалось о грудную клетку. — Что бы ни случилось." Полотенце вернулось на свое законное место, и через пару мгновений девушка уже снова заходила на кухню, стараясь не думать о ноющей боли в груди.

Руки машинально выполняли привычные действия: достали две чашки, баночку с кофе, сахар. Закипел чайник, юноша напонил кружки. И вздрогнул, услышав нерешительное:

— Помочь?

Он обернулся, отмечая апатию на лице девушки. Она снова погружалась в муку, медленно, пытаясь это остановить, но погружалась.

— Я уже все сделал, только со стола уберу, — улыбнулся парень. — Присаживайся, — он кивнул на стул.

Склонив голову, девушка протянула руку, коснулась карандашей, аккуратно сдвигая их в сторону. "Значит, ты уже рисовал меня? — Да, но..."

—… по памяти не столь хорошо получается. — произнес он, неосознанно породолжая ее мысль уже сказанной однажды фразой.

Какое-то большое здание, множество линий, овалов, точек… и ее лицо в середине. Развивающиеся локоны, приоткрытые губы, четко очерченнные глаза, скорбь во взгляде… Она узнавала и не узнавала себя, знакомые черты, неуловимо измененные умелой рукой.

— Это… я? — неверяще задала она пустой вопрорс. — Да. — просто ответил парень, слегка смущаясь и внутренне замирая: что-то она скажет?

— Красиво, — тихий, задумчивый шепот. — Так ты художник?

— Нет, — облегченная улыбка. — Учусь на архитектора в Институте искусств.

— Интересно… Ты хорошо рисуешь, — чуть улыбнулась она в ответ.

И снова боль во взгляде.

— Спасибо, — поблагодарил юноша, освобождая место на столе.

Последний глоток кофе обжег горло. Струи воды коснулись посуды. А потом движение замерло: две пары глаз встретились друг с другом. Нелорвкое молчание и затем тихий сконфуженный голос:

— Спасибо. Мне, наверное, пора.

Она опустила взгляд и проскользнула мимо растерявшегося парня. Да, логично: ей нужно домой, он же — лишь посторонний человек, который побыл рядом в трудную минуту. Но что, если она снова попытается умереть? Ведь способов так много… Словно ошпареннный юноша кинулся из кухни и дальше, по коридору, в распахнутую дверь его комнаты. И застыть, облегченно опереться на дверной косяк, увидев целую и невредимую фигурку около дивана. Невредимую, но целую ли? Может ли снова стать целым человек, потерявший то, что было всем для него, то, что наполняло все его существо и чем он жил? Возможно ли это? Что-то внутри подсказывало — возможно. И, когда юноша смотрел на эти вздрагивающие плечи, на согнутую впополам фигуру, на отчаянный изгиб подогнутых колен… он вдруг ясно осознал, что должен помочь этому потрявшемуся ребенку свое место в жизни, найти смысл и найти себя. И не важно, кем он будет для нее — другом, любимым человеком, старшим братом или слишком молодым для этой роли отцом. Главное, чтобы она снова научилась жить.

Белые розы и лилии легли на холодную, чуть сыроватую землю.

— С днем рождения, мама, — тихо произнесла молодая женщина, со скорбью в глазах гдядя на медальон фотографии посередине дубового креста. Мирное, лучащееся каким-то внутренним светом и такое дорогое сердцу лицо, спокойно взирало в ответ. Рядом — могила папы и брата, также венчающиеся крестами и лучшими фотографиями. Ряды бархоток по периметру темной ограды. Женщина улыбалась, по ее щекам скользили влажные капли слез.

— Мама, мама, — подергал юбку мальчуган лет пяти.

Близнец стоял с другой стороны и, приоткрыв рот и распахнув карие глаза смотрел на сидящую на дереве сороку.

— Сережа, не мешай маме, — ласково проговорил высокий мужчина, державший на руках прелестную девочку лет двух, в красном платьице и с леденцом руках.

— Что, сынок? — ласковая женская рука легла на детские плечи.

— Ты снова разговариваешь с бабушкой?

— У нее сегодня праздник, — улыбнулась женщина. — Если бы она была с нами — ей бы было целых сорок пять лет.

— Такая большая? А она точно никогда не сможет вернуться к нам? Мне так хочется ее увидеть.

— Мне тоже, родной… Но оттуда не возвращаются.

— А почему ты плачешь? Тебе больно?

Да, ей было больно последние десять лет. Но теперь эта боль притупилась, соединившись со счастьем семейной жизни.

— Когда-нибудь ты поймешь, сынок, что я чувствую, но дай Бог тебе узнать это не так скоро. Не думай об этом, у тебя целая жизнь впереди, чтобы познать все ее стороны. Сейчас, это не так важно. — тихий, грустный голос обволакивал малыша, и он обнял материнскую ногу, задумчиво уставившись на три фотографии.

И в этот момент казалось, давно ушедшая за грань жизни семья соединилась с этой молодой семьей, утешая, радуясь и скорбя вместе с ними, продолжая жить в их горячо любящих сердцах, наставляя, направляя и помогая.

Женщина обернулась, и ее ласковый умиротворенный взгляд встретился с глазами мужа. Стоя рядом с могилами родных, она смотрела на одного из самых дорогих людей: на любимого, мужа и отца своих детей, который десять лет назад поверил в нее, утешил и помог зажечь внутри тот огонь, который снова научил ее жить.