Однажды на базаре

Эта история случилась давно, но воспоминания до сих пор бередят душу. Стоит ощутить волнующий запах амбры, как тут же готов, словно феникс, восстать из пепла, возродиться, чувствуя себя вновь молодым, весёлым и беспечным.

Я шёл, вдыхая ароматы пряностей. Пытался уловить каждый в отдельности и находил особые сочетания. Они могли бы пригодиться в моей чайной комнате.

Шафран с лёгким оттенком мускатного ореха подошёл бы к варёным бобам «Пища пророка».

Ваниль и несколько капель розовой воды придали бы изысканной нежности «Жемчужинам востока». Башир, мой помощник, выкладывал в чаше вяленые инжир и финики. Украшал их шариками белой нуги.

Бодро и призывно кричали торговцы. Пестрело разноцветьем одежд и людей. Базар был похож на гигантское сказочное существо со сверкающей чешуёй, меняющей цвет. Каждая чешуйка жила своей жизнью — выгибалась и ворочалась, скрежетала и шуршала, смеялась и пела.

Полуголые длинноволосые кочевники жарко спорили со стариком Али, выторговывали увесистый мешок бурого риса.

Я подмигнул давнему другу, намекая держать цену, и седой торговец скрестил руки на груди. Мол, это его последнее слово. Кочевники, явно, пали духом и вынули кожаный кошель с монетами.

Но уходили с товаром довольные, посвистывали.

В двух шагах от входа в амбар здоровенный усатый толстяк в красных шароварах расстелил поношенный ковёр и выставил поднос с румяными лепёшками, свежими и горячими.

В животе заурчало, и я проглотил слюну. Сейчас было не до еды.

Я знал, что Башир прекрасно справлялся без меня, но пропустить нового или интересного гостя не хотелось. Всё ж, все самые яркие новости и сплетни витали в уютных закутках чайных комнат. Здесь же вершились серьезные дела — велись переговоры, заключались крупные сделки. И хозяин всегда находился в гуще событий, порой давал советы.

Я вздохнул и отпер неприметную дверцу. Полы золотошвейного халата зашелестели по глиняному полу. В маленькой полутёмной комнате было душно. Я зажёг свечу и оглядел припасы.

После утреннего ритуала очищения Башир шепнул, что прибыл караван с товаром. Мы заказывали иноземные сладости, фрукты, специи и чай. Но в тот момент меня интересовало другое.

Вот он! Я с жадностью опустился к тюку с красной лентой. Дары из священного оазиса!

Развернув плотную ткань, заглянул внутрь. Сердце учащённо забилось. Я не верил чуду, явившемуся сверкающей россыпью. Неужели, осколки звёзд?

Зачерпнул ладонью искрящиеся серебром камешки и засмотрелся. Высыпав сокровище в карман, я вновь окунулся в феерию базарной жизни.

Моя чайная комната притаилась на стыке рядов тканей и специй. Удобное и выгодное место. А Башир оказался настоящим магом и заклинателем еды, придумал всем подаваемым блюдам заманчивые названия.

Народу у нас собиралось достаточно, и я давно превратился в уважаемого господина. Но один миг изменил всю жизнь. И мне потребовалось большее…

Мой помощник поклонялся силам стихий и чтил заветы огнепоклонников. Это он посоветовал обратиться за помощью к древней богине Кхет, которая по легендам обитала в священном оазисе вблизи караванного пути.

Фырчали верблюды, глашатай выкрикивал ханские указы, но было не до них. У входа в чайную комнату стояли только две пары запылённых сапог. Я ступил на устланный войлоком пол и приветливо улыбнулся грузному монголу Рашиду. С ним сидел худощавый сын. Монголы ожидали богатого купца, прибывшего с караваном.

Башир неплохо постарался — перед гостем выстроились наши лучшие блюда, а в казане томилась баранина.

— Здоровья, Кемран! По твоей милости я скоро и на лошадь не взберусь, — загоготал монгол.

— Как же совершать дела на пустой желудок? И голове пища нужна, — рассмеялся я.

Рашид звонко шлепнул ручищей по своей коленке:

— Я и от кумыса могу отвыкнуть. Как попробовал твой чай «Журавлиная слеза», покой потерял. Не знал, что бывает белый чай.

— Ты ещё и не такое у меня отведаешь, — заговорщически пообещал я. — Загляни вечером. Башир подаст особое блюдо. Настоящее волшебство.

— Обязательно. Только если Сулд-жи Тан меня до дури не измотает. С ним непросто договориться.

— Удачи! — я поклонился монголу. В комнате появился Башир с чашей парвады для паренька.

— Такой тонкий пояс! — воскликнул мальчишка и вмиг получил подзатыльник от отца.

— Это неучтиво. Оторву тебе косу!

Башир улыбнулся и объяснил пристыженному пареньку:

— Это кошти. Я ношу его поверх рубахи в знак своей веры.

Чтобы не углубляться в разговоры о веропредпочтениях, я ещё раз поклонился Рашиду и утянул Башира за собой. К нам заглядывали люди разных вер и занятий. Поощрение ненужных споров привело бы к потере посетителей и подпортило репутацию. Поэтому я наложил личное табу на такие беседы.

— Друг мой, богиня одарила нас крошечными звёздами, — похвастался я.

Мы долго любовались волшебным мерцанием, но в зал пожаловал очередной посетитель и Башир поспешил к нему.

— Я украшу ими «Жемчужины востока». Она будет покорена, — улыбнулся напоследок мой помощник.

Я сложил ладони лотосом и представил Её.

В нашей чайной комнате существовало отдельное помещение для женщин. Ведь на базаре встречаются столь разные народы, со своими порядками и моральными устоями. Комнатка за ширмой позволяла угодить большинству гостей. Женщины, как ни странно, тоже вели торговые дела и даже приезжали на базар из далёких стран.

Я заметил Зарему, как только она вошла. Платье из бесценного малинового бархата было расшито золотистыми птицами и украшено красным жемчугом. Никаб со звонкими монетками надежно скрывал лицо. Её тёмно-янтарные глаза излучали чистый свет, живость и озорство. Она часто молчала, но когда говорила, её слова звучали для меня сокровенной музыкой. Я не мог наслушаться, но и не мог подолгу находиться за ширмой, играть доверием посетителей.

Под потолком в ивовых клетках щебетали перепёлки и жар-птицы, так же щебетало и моё пленённое сердце. Лёгкий аромат амбры мгновенно воспламенял мою кровь, я боялся потерять самообладание и рассудок.

Зарема оказалась дочерью богатого торговца тканями. С ней всегда приходила дородная мавританка и развлекала подопечную восточными сказками.

Сначала я старался завоевать возлюбленную лучшими лакомствами со всего света. Но особо в этом не преуспел. Ей было всё знакомо.

— Покажи-ка мне пояс с птицами и рубинами, — выбирая новый пояс, я пытался стать ближе к своей ненаглядной. Темнокожий торговец хитро подмигнул. Понял, что мой выбор навеян сердечными делами.

— На той стороне, у ткачей, стоит замотанный в чёрное пустынник, — шепнул торговец. — Он явно следит за тобой. Ничего его больше не интересует.

Я недоумённо оглянулся, но уже никого не увидел.

— Он был там. Точно следил. У меня глаз намётанный.

Я пожал плечами и начал торг. Сошлись в цене не скоро, но покупка порадовала.

Однажды, бродя по торговым рядам, я встретил высокую женщину в белых одеждах. Её бесчисленные браслеты и обереги позвякивали кораллами, опалами, лунным камнем. Она громко смеялась и шутила с торговцами.

Сердце встрепенулось, когда я увидел массивный перстень, закрывающий средний и безымянный пальцы. Сводница.

Я пытался уйти, убежать, но не смог. Подумал, что может, то воля богов. И нанял сводницу.

В тот же день Раяна навестила отца Заремы Эмина Раджа. Ожидание едва не погубило меня. Я шептал имя возлюбленной и даже не выходил к гостям в чайную комнату.

Раяна принесла потрясший меня ответ.

— Я знаю, что Кемран Абу — достойный человек. И готов отдать за него дочь. Но Зарема поставила одно условие: она выйдет за Кемрана, только если он удивит её яством. И пусть поймёт, что предложений поступает много.

Меня терзало беспокойство. Все попытки были исчерпаны, все немыслимые блюда предложены.

Башир дал совет, укрепивший истончающиеся надежды.

Я заплатил караванщику золотом и попросил оставить подношение богине Кхет в священном оазисе — мешочек редчайшего голубого жемчуга.

Среди привезённого нам товара, оказался необычный тюк. Караванщик сообщил, что не знает, откуда тот взялся. Видимо, Кхет ответила подарком.

Я с нетерпением ожидал появления Заремы, тревожно заглядывал за ширму, переходил от одного посетителя к другому, рассыпался в комплиментах. И вот уловил незримый след пьянящей амбры. Голова закружилась, и я подошёл к Баширу. Одного взгляда хватило, и мой помощник исчез творить шедевр.

— А на неё многие засматриваются, — сообщил огнепоклонник. — Даже наш гость Рашид. Но верю, что Зарема станет твоей.

— Спасибо, друг, — глаза блеснули счастьем.

Я сам отнёс «Жемчужины востока» моей ненаглядной. В этот раз Башир сбрызнул лакомства апельсиновой водой и укрыл звёздными песчинками.

Я поставил чашу и перехватил желанный взгляд, искрящийся улыбкой. Улыбнулся в ответ и ушёл. Потом затаился в уголке с припасами и сквозь щель в ширме наблюдал за возлюбленной. Зарема нетерпеливо стянула ажурный платок и замерла.

Я надеялся, что она ахнула. Но услышал только тихий звон монеток.

Звёздные камешки радостно переливались и сверкали, наполняя волшебством и моё сердце.

Мавританка нескромно разинула рот и округлила глаза.

На следующее утро зашла Раяна и шепнула мне, что «Жемчужины» оказались чудесными, но этого мало.

Я пал духом.

— Как она так может со мной! — сокрушался перед Баширом.

— Юные создания любят поиграть, — пожал плечами он. — Хотя такое блюдо пришлось бы по нраву и принцессе.

Я бродил мрачнее тучи два дня.

— Попробуй обратиться к Кхет ещё раз, — предложил помощник, уставший от моих жалоб и отчаяния.

Я отправил в оазис искусные изделия из костей вымерших животных. И вскоре Зарема отведала «Мудрость небес» — сахар с пряностями, обрамлённый солнечной пылью. От лакомства исходило приятное золотистое свечение, дарящее нежное тепло.

Но и это яство не устроило жестокую красавицу.

Тогда я сам решил возложить дары богине Кхет. Оделся в обычную одежду погонщика верблюдов и последовал за караваном.

Путешествие выдалось тяжёлым. Изнуряли жара и жажда. Сухой безжалостный ветер кидался в глаза жгучим песком. На ночной стоянке меня укусила змея. К счастью, яда в её зубах не оказалось.

Измученный и удручённый, я добрался до священного оазиса. В тенистой прохладе пальм у прекрасного бездонного озера я провёл неделю. Говорил и спорил с мудрецами, любовался небесными танцами звёзд. Крошечные песочные человечки развлекали меня изумительными сказками.

В гранитовом храме я оставил нефритовые статуэтки животных и птиц, а потом долго взывал к богине и просил помочь.

Встречный караван забрал меня в обратный путь. Я не услышал голос богини, не увидел её во сне. Но обнаружил в заплечной суме изумрудный флакон со снадобьем. Тёмная тягучая жидкость пахла приторно-ягодным.

Я понятия не имел, что подарила Кхет.

— Здоровья, Кемран, — в двух днях от базара к каравану присоединился Сулд-жи Тан. — Неужели, ты покинул чайную комнату и своих дорогих гостей?

Он поглаживал длинную бородёнку и с любопытством разглядывал мои тюки.

— И тебе долгих лет, Сулд-жи Тан, — я сдержанно улыбнулся. — Посещал мудрецов в оазисе. Искал духовной пищи.

— Нашёл?

Но я не успел ответить. Верблюд с товарами неожиданно взбрыкнул, отправив меня на горячий песок. Пока я отплевывался и выдёргивал из одежды колючки, ко мне сбежались караванщики. Шумели и помогали водрузить товары из разорванного тюка.

В суматохе я, видимо, обронил флакон. Едва нашёл. Он оказался присыпан песком.

Башир обрадовался моему возвращению. Отпаивал насыщенным маньчжурским чаем, расспрашивал о странствиях.

— Интересно, что за снадобье? И как его использовать?

— Не знаю, друг. И есть ли смысл действовать дальше? Зарема лишь играет со мной. Такие чудеса не помогли...

Я чувствовал, что-то изменилось в душе. Уже иначе относился к миру и людям. Проще и легче, но вместе с тем, отстранённее. Но любовь к Зареме была незыблемой. Быть может, стала глубже и мудрее.

— Думаю, ты должен попробовать. Ты ездил к богине, молился ей, открыл сердце и душу. И Кхет послала дар.

— Так и быть. Давай, добавим снадобье в любимый чай Заремы. Сам преподнесу его. Хорошо, что мавританка пьёт только щербет.

Башир сотворил чудо. Украсил кусочки сочных фруктов карамельными нитями. Они образовывали затейливые узоры и свисали над чашей застывшими лепестками.

Я добавил в чай несколько капель из изумрудного флакона. Затем направился за ширму в женскую комнату.

Зарема ждала меня. Я видел в её глазах нетерпение и тревогу. Обычной шалости и след простыл. Мавританка пыталась отвлечь девушку забавными историями, но та бесконечно поправляла воздушное одеяние лимонного цвета, звенела монетками и высматривала меня.

Я поймал долгожданный взгляд, опуская поднос с фруктами. В глиняном чайнике настаивался зелёный чай с ванилью и апельсиновыми корками «Танец песка».

— Господин отступился? — она впервые обратилась ко мне. В звонком голосе сквозило удивление. Мавританка с укором взглянула на девушку и безмолвно покачала головой.

— Никогда, — прошептал я и вложил во взгляд всю трепетность, наполнявшую горячее сердце. Зарема промолчала, и я ушёл, но чувствовал, что она смотрела вслед.

Всю ночь не получалось уснуть. Думал о возлюбленной, вспоминал наши встречи, гадал, чем же обернётся таинственный дар Кхет. Представлял пышную свадьбу и наших детей.

Наутро в чайную комнату явилась Раяна. В платье из павлиньих перьев. На её лице прочитывались усталость и напряжение.

Башир вынес своднице белого чая и медовой халвы.

— Долгих лет тебе, Башир, — кивнула Раяна и поблагодарила за угощение. Она не спешила начинать разговор, а я боялся торопить события. Душа заныла от нахлынувшего предчувствия.

— Знаешь, Зарема этой ночью умерла. Тихо. Во сне.

Я был поражён и ошарашен. Забыл об учтивости и выскочил, побрёл по базару, как в забытьи. Будто пытался что-то найти, догнать и удержать.

Чудовищная утрата сломила меня, сокрушила. Разметала песчаной бурей и сожгла нещадным солнцем. Безутешное горе в одночасье посеребрило волосы. Повсюду мерещился ускользающий аромат амбры. Зачем так богиня с нами обошлась? За что?

Я замкнулся в себе, но продолжил проявлять радушие хозяина в чайной комнате. Теперь улыбка редко озаряла моё лицо. Я начал читать книги и свитки мудрецов, и в этом находил толику просветления и смысл существования.

Мой помощник переживал. Я видел боль в его глазах. Но мы не могли говорить о том, что случилось.

Через несколько недель к нам зашёл Эмин Радж, торговец тканями. Мы долго сидели друг напротив друга и пили чай. Молча.

Однажды Башир поделился мыслями:

— Я долго думал. Древние боги не любят, когда отвергают их дары. Боги умеют прощать, но не терпят глупости и не выносят ожидания.

Наверное, он был прав.

Но тут я вспомнил странный случай в пустыне, когда меня скинул верблюд и потерялся флакон. Вдруг меня осенило.

— Подлая тварь! — я вскочил и яростно сжал кулаки.

— Что? — опешил мой помощник.

— Это Рашид отравил Зарему! Точно знаю! Сулд-жи Тан устроил шум в караване и подменил флакон! — я был вне себя. И даже Башир не мог меня успокоить и остановить.

— Ты думаешь, он решил отомстить? Узнал, что Зарема тебя полюбила? — крикнул огнепоклонник, но я уже мчался к Рашиду.

Монгол помогал с выгодными соглашениями для оружейников. Вот и сейчас он сидел в окружении блеска дамасской стали и объяснял премудрости разодетому в шелка хозяину лавки.

— Убийца! — гневно бросил я в лицо Рашиду, хватая с прилавка первую попавшуюся саблю.

Монгол отскочил, а я не заметил удивления на его лице. Промелькнуло лишь лёгкое замешательство. Теперь-то я был уверен, что во всём виноват именно он.

— Предатель! Вот как ты решил отплатить мне за гостеприимство?!

На мой крик собрались прохожие и торговцы, окружили лавку полукольцом.

Сынишка Рашида прикрыл отца грудью, но широкая волосатая рука схватила его за косу и отшвырнула прочь.

— Мал ещё! Гляди и учись жизни. Сам за себя постою!

Кривой ятаган со свистом рассёк воздух — Рашид сделал два пробных взмаха.

Я подскочил к нему и нанёс удар, второй, третий! С неожиданным проворством грузный монгол отбил все три и перешёл в атаку.

— Смотрите-ка, — говорил он, орудуя ятаганом, а я только успевал отбиваться да уворачиваться. — Хозяин чайной комнаты совсем лишился ума, как только потерял свою Зарему!

— Не смей произносить её имя, недостойный! Ты, пёс, отравил её!

— Где доказательства, Кемран? — Рашид перекрикивал звон искрящего металла.

— Я слышал от Раяны об ухажёрах моей невесты. Она поведала, что ты тоже был в числе воздыхателей, но получил от ворот поворот. Потому что таким шакалам не место у невинных красавиц!

Злость кипела в моих жилах, выплёскиваясь в суровый натиск. Я ослеп, и слепота казалась верной: глаза видели только массивное, но юркое тело Рашида и его порхающий ятаган. Я думал, как же прорваться сквозь этот защитный заслон? Видел, что монгол паниковал, не ожидая столь мощной атаки.

Когда-то меня обучал обращению с оружием достойный учитель. Моя религия отвадила от оружия — два года не брал в руки ничего опаснее кухонного ножа. И вот…

— Врёшь! Всё это глупые домыслы!

— Ах, домыслы? — Я поднырнул под вжикнувший рядом с ухом ятаган и легонько уколол Рашида в жирный бок. На его рубахе пророс кровавый бутон и расцвёл тёмным цветком.

Увернувшись, я предпринял очередную атаку, но, стиснув зубы, монгол устоял. Тогда я сменил тактику.

— Хорошо, это только домыслы. Но что ты скажешь о том, что выложил сегодня утром Сулд-жи Тан? Ты же знаешь, иногда я бываю особенно щедрым, когда встречаю интересный товар. А товаром оказалась правда о тебе, Рашид, подлый отравитель Заремы!

— Грязный лис! Оба вы грязные лисы! Предатели! — сорвался Рашид и пошёл в наступление, вложив последние силы. — Я видел, как она крутила тобой, заставляла твоего Башира творить невозможное. А сама поедала тебя взглядом, Кемран! Она любила тебя! Раз Зарема отвергла меня, я решил, что она не достанется никому.

К тому времени я устал. Усталость поселилась в каждую мышцу тела. Два года я не тренировался, а тут за какие-то краткие мгновения вспомнил всё, чему меня учили. Лезвие ятагана чиркнуло по моему запястью, готовое вот-вот отхватить пару пальцев, и что-то вновь прожужжало над ухом.

Язык погубил Рашида. Он поверил моей лжи о подкупе Сулд-жи Тана и проболтался. Копье, пущенное собственной рукой Эмина Раджа, отца Заремы, отшвырнуло монгола далеко от меня и оставило умирать среди волнующейся толпы. Торговец тканями — брови насуплены, рот тонкой нитью — безмолвно развернулся и в сопровождении наёмника пошёл прочь. Наёмник, чьё копье отправило Рашида на тот свет, вынул оружие из покойника и догнал сослуживцев.

Если бы Эмин Радж слегка промахнулся, то на острие копья оказался бы я. Сабля выпала из моей руки, вонзившись в серый песок, а слух выловил из многоголосого гомона обеспокоенный Баширов бас:

— Кемран, дружище, ты цел?

Я окончательно обессилел и упал в добрые руки старого друга. Уже было невозможно вернуть мою Зарему, но хотя бы свершилась месть.