О потерянной дружбе

С утра разыгралась метель, и к ночи только усилилась. Ветер дул так сильно, что чернота за окном исчезла, сменившись сплошным белым покрывалом, как будто зима развешала полупрозрачные шторы из снега, чтобы их продуло северным ветром.

Маруся коротала этот день с бабушкой, которая приехала к ней в гости из деревни, потому что родители уехали в другой город в командировку.

Перед тем как лечь спать, Маруся вытащила свои сокровища из корзинки и показывала их бабушке — сгорбившись, та сидела рядом на диванчике и вязала носки. Для каждой игрушки у бабули нашлось несколько хороших слов, кроме самых последних. Увидев старого жёлтого зайца с оторванным наполовину ухом и пару потрёпанных кукол, бабушка сильно побледнела и перестала вязать.

— Откуда это у тебя? — спросила она у внучки спустя несколько минут и показала на валяющиеся на ковре игрушки. Бабушкин голос дрожал, но Маруся этого не заметила — она собирала из конструктора поезд.

— Это мне папа отдал, а ему его мама, когда он был маленький.

Она бросила конструктор, заинтересованно посмотрела на зайца, затем подняла его с пола и прижала к себе.

— Раз папа уехал, можно, он поспит со мной сегодня? Такой милашка! — и умоляюще уставилась из-под отросшей чёлки в добрые бабушкины глаза.

— Можно, — согласилась бабушка, улыбаясь, но добавила уже строже, — прибери здесь и пойдём спать.

На пятилетие Марусе купили новую двухэтажную кровать. На втором этаже поселились куклы, а на первом спала она сама. Бабушка сшила ей розовые кисейные занавески. На ночь они задвигали их, и Маруся спала, как настоящая принцесса — в сказочном домике.

Забравшись в постель, они долго пели песенки — внучка учила их к новогоднему утреннику в детском саду. Бабушка снова вязала, а Маруся обнимала старого зайца.

— Расскажи сказку! — потребовала она, улеглась на левый бок и приготовилась слушать.

— Что-то у меня голова разболелась, может, сегодня обойдёмся без сказки? — попросила бабушка, голос её звучал чуть глуше, чем обычно, но Маруся этого не заметила.

— Ну, баба! — вскрикнула она. — Хочу сказку!

— Хорошо, расскажу. Только схожу для начала таблетку выпью, а ты меня подожди.

Бабушка ходила долго и почти неслышно, надеясь, что внучка заснёт раньше. Но ничего не вышло — Маруся ждала.

— Рассказывай! — потребовала она, когда бабушка наклонилась к ней, чтобы проверить, спит она или нет.

— Ладно, — вздохнула бабушка, — только сказка эта будет не волшебная, а про обычную девочку.

— Хорошо, — с важностью согласилась внучка.

Жила-была девочка Катя, и была у неё лучшая подружка — Лина.

И это не ошибка — не Лена, а именно Лина. Ни у кого в их деревне не было такого имени, только у Катиной подруги.

— Потому что мать у неё из Мордовии была, — ответила Кате бабушка, когда та спросила, откуда взялось такое странное имя.

Линкин отец жил далеко-далеко, в городе со смешным названием Горький. А мамы у неё не было, поэтому и жила Катина подружка с дедом Серафимом и бабушкой Мариной.

— Её звали, как папину маму? — перебила рассказ внучка. — Это про неё сказка? Про то, как она уехала жить на северный полюс, когда папа был маленький?

— Нет, моя хорошая, — ласково пробормотала бабушка, поправляя одеяло, — сказку, как твоя вторая бабушка уехала, я не знаю. Пусть тебе её дедушка Егор расскажет.

— А вторую девочку так же, как тебя, звали? — не унималась внучка.

— Да. В сказках бывают разные имена, как у обычных людей, а Катя вообще часто встречается, — подтвердила бабушка, и спицы снова быстро-быстро замелькали в её руках. — Слушай!

— На дружбу они попросту обречены! — громко заявила Линина бабушка, когда они впервые встретились, — так же как и мы.

Неизвестно, повлияла ли дружба бабушек — те стали подружками во время долгого пути в Сибирь, куда их обеих сослали, как кулацких дочек — но девочки, как только встретились, так сразу и подружились, и разногласий у них не возникало.

В подружке Катю восхищало всё. Ей нравились Линины чёрные чуточку раскосые глаза, её длинные чёрные волосы, а уж то, как баба Мара — так все звали бабушку Марину — заплетала ей косы в «корзинку» — сначала две обычных косы, а потом подвязывала их крест-накрест — вообще приводило Катю в восторг.

Может быть, потому что её саму всегда стригли коротко. Ведь она категорически не любила расчёсываться. Но после знакомства с Линой твёрдо решила отрастить волосы — и отрастила, только потом поймала вшей, и её снова остригли.

От Лины Катя впервые узнала, что такое массажка. Оказалось, что ей расчёсывать волосы гораздо удобней, чем обычной расчёской. Она же научила Катю пририсовывать руки человечкам на картинках, а ещё заплетать ленты в косички так, чтобы те не слетали, переодевать кукол и пускать мыльные пузыри из бумажной трубочки.

Вместе они гуляли, вместе лазили по чердакам и по подвалам, вместе ходили обследовать заброшенную баню за околицей, вместе провожали коров в поле. Даже Линина корова казалась Кате самой прекрасной коровой на свете — у неё был такой необычный светло-серый окрас, какой бывает у норковых шапок.

Дома Катя часто представляла, что Лина её старшая сестра, и родители не возражали. Когда Лина пошла в школу, Катя очень тосковала и, чтобы унять тоску, каждый день встречала подругу после занятий, вместе с ней учила уроки и с нетерпением ждала следующего года, чтобы ходить в школу вместе.

Летом Лина научила её игре в дочки-матери — Катя приносила кукол из дома, потому что у неё их было много, а Лина доставала кукольную посуду — белую, пластиковую, украшенную простеньким узором, но девочкам он казался очень красивым.

А потом Кате исполнилось семь, и отец привёз ей в подарок набор посуды. Там были кастрюли, сковородки, ложки, тарелки, вилки — всё сделанное из алюминия, блестящее, и всё как настоящее. Первым делом Катя проверила игрушечную кастрюльку, вскипятив в ней воду.

Это был восторг!

А ещё отец привёз ей зайца — жёлтого, как одуванчик, с длинными висячими ушками, в серых штанах. Глазки у него были чёрненькие маленькие, нос — розовый, а на шее висел блестящий кулон на верёвочке.

Не влюбиться в него было невозможно.

Прихватив с собой все свои богатства, Катя побежала к любимой подружке. Они всегда играли в огороде, в той части, что днём оставалась в тени, там и устроили на завалинке дома кухню. Варили суп в новых кастрюльках — для этого набирали воду в бочке для полива и бросали туда головки от одуванчиков.

Катя узнала новый важный секрет — если разделить стебель одуванчика на четыре части и подержать в воде, он скручивается и получается смешная кудрявая шапочка.

Кукол и зайчика они усадили за самодельный стол и угощали разными кушаньями с новых тарелок.

А потом пришла бабушка и забрала Катю. Она очень спешила, потому что надо было доить корову, поэтому собрать игрушки у Кати не получилось. Бабушка не стала её слушать — прикрикнула и поторопила домой. Катя только и успела — издалека бросить прощальный взгляд на сверкающие тарелки и на кукол, чинно сидящих за обедом.

Так Катя оказалась дома — без игрушек.

— И куда ты дела папины подарки? — спросила мама, едва она зашла в залитый закатным солнечным светом двор.

— Они у Лины остались, — промямлила Катя, непонятно почему чувствуя себя виноватой.

Мама очень сильно раскричалась на Катю, потому что подумала, что Катя их потеряла — с ней это часто случалось, но никогда так много.

Чтобы восстановить мир в доме, отец пошёл с ней к подруге забирать пропажу.

— Спит твоя подружка! — объявила баба Мара, но в огород её пропустила. Отец остался поболтать на крылечке возле дома.

Довольная Катя бегом рванула к уголку, где стоял их столик, и остановилась, как будто ударилась о невидимую глазу стену.

На столике не было ничего: ни кастрюлек, не сковородок, ни ложек, ни вилок блестящих, сделанных, как настоящие, не было пушистого жёлтого зайчика и даже её старых кукол не было.

Она не поверила собственным глазам.

На всю жизнь запомнила она этот момент.

Солнце уже село, и воздух сделался серым, как остывшая печная зола, и таким же холодным. Вокруг летали комары, похожие на большие чёрные пушинки, а отец о чём-то разговаривал там во дворе — они даже смеялись. Катя же топталась перед опустевшим столиком и не знала, что делать.

Потом отец отворил калитку и велел ей скорей идти домой, а она не могла сдвинуться с места, и объяснить, куда делись игрушки, не смогла. Рассерженному отцу пришлось тащить её домой за руку. Она упиралась изо всех сил, так что после них осталось две, пропаханных её туфлями, борозды.

Попало Кате очень сильно. Не столько за потерянные игрушки, сколько из-за неприятных минут, что пришлось пережить отцу, объясняясь с родственниками Лины. Её впервые в жизни поставили в угол и оставили без ужина. Катя долго рыдала в этом самом углу, не понимая, за что её наказывают, и постоянно повторяла, что игрушек она не теряла, они остались в огороде у подружки, чем злила родителей ещё больше. Так и уснула там, в тёмном углу, совершенно выбившись из сил.

Потом был ещё один поход к хмурому дому, долгие разговоры и злые лица взрослых, бесплодные поиски возле дома. Кате разрешили зайти в дом и искать там. Но что она могла найти в чужом доме? Походила, озираясь, по комнатам, и ничего не нашла. Она очень надеялась на Линину помощь, но подруга отсутствовала, а её бабушка наотрез отказалась говорить, где она.

О том, что подружки у неё больше нет, Катя ещё не знала.

Игрушки так и не нашлись. Бесконечно долгое время Катя провела под домашним арестом — за обман. Она пыталась доказывать, что это неправда, но дома её не слушали и сердились.

Когда арест закончился, Катя первым делом побежала в гости.

В дом её не пустили, и играть не разрешили.

— Пошла прочь, лгунья! — крикнула баба Мара сквозь приоткрытую дверь и захлопнула её перед Катиным носом.

Весь мир вдруг сделался таким же серым, как был в тот вечер, когда Катя обнаружила, что игрушек нет. Сумерки поглотили всё — радость, общение, интересы. Теперь Кате нечем было заняться. Игрушки пропали, подруги не стало, родители сердились. Она бесцельно бродила по улице, а серый воздух давил на плечи, лишая всех чувств, кроме недоумения.

Тогда и появилось развлечение — перебегать дорогу перед мотоциклами. Это было страшно до жути! Бежать, когда завывающее железное чудище несётся прямо на тебя, но это же было ужасно весело. Она как будто доказывала миру что-то, но не знала что.

Необузданная храбрость вызывала восхищение соседских пацанов. Они-то трусили! Возможно, потому что боялись родителей, а Катя уже ничего не страшилась.

И ни один из взрослых, кто стал свидетелем Катиных «подвигов», почему-то не сказал её родителям о том, что происходит на дороге, неподалёку от их дома. Как будто некое проклятие повисло над Катей, не позволяя ей вырваться. А потом стало поздно.

За рулём мотороллера оказался десятилетний пацан — он не сумел отвернуть и сбил Катю.

Единственное, что она ощутила — полёт. А испугалась потом, когда, лёжа на руках у матери, увидела, что отец пинает несчастного мальчишку и его мотоцикл — выражение лица у него было просто зверское.

Мальчишку от избиения спасли его родители, а к Кате приехала скорая.

Отец качал её на руках, а она ревела больше не от боли, а от страха.

Мальчишка сказал, что она перебегала дорогу. Отец, разумеется, не поверил, но бросился к ней за подтверждением.

Катя хотела сказать правду. Но искажённое яростью лицо отца, его рёв — он оглушил их сильнее, чем гудение мотороллера. Ужас, написанный на лице несчастного мальчишки, его родителей, на лице Катиного брата и его друзей, воспоминания о том, как её наказали за игрушки, когда она не была виновата — всё это слилось в огромный ослепляющий комок страха.

И она солгала. Впервые солгала осознанно, понимая, что делает. Но страх шептал ей — нужно спасать себя. Воображение рисовало, как взбешённый отец набрасывается на неё…

Как могла, она защищалась.

— Я стояла на краю дороги, а он ехал, — лгала она, глотая слёзы.

— А как же он сбил тебя, доченька? — ласково спросил отец.

— Не знаю… Мотоцикл прыгнул и стукнул меня… — продолжила она обманывать, пока доктор осматривал её спину.

— Он просто не справился с управлением, — сделал вывод отец, — мотоцикл тяжёлый, а он сопляк совсем.

Рана оказалась страшной только на первый взгляд, доктор намазал её вонючей мазью из тёмной стеклянной баночки, заклеил пластырем и уехал.

Отец успокоился и допросил Катиного брата и его друзей. Те полностью подтвердили Катину версию. Наверное, потому что понимали, что с ними будет, если родители узнают о таких проделках.

Родители мальчика вначале поверили ему, но когда услышали свидетельство пацанов, вынуждены были сдаться.

Так Катя узнала, что если соврать, и настаивать на своей лжи, то люди либо поверят тебе, либо ничего не смогут сделать. Ведь она не смогла ничего сделать, хотя совершенно точно помнила, где остались её игрушки, когда она уходила от подруги.

Против лжи ничего не мог сделать и мальчик Сашка, что сбил её. Только и смог, что заехать ей по уху, когда она призналась ему, что соврала, да и то не в полную силу.

Катя тогда заплакала, но не от удара, а от того, что было обидно и за него, и за себя. Он же не понял, почему она плачет, и принялся её утешать.

После происшествия дома всё стало так, как было до скандала из-за игрушек. Она снова обрела полную свободу. И более того, у неё появилась тайна — о ней знали только она и Сашка. Он пообещал ей, что никому не расскажет правду — про то, как всё на самом деле было, но взамен потребовал, чтобы она больше никогда не перебегала дорогу. И теперь он везде ходил с ней, контролировал.

Однажды, когда он заболел, она снова бродила по улицам одна и скучала. Ноги сами принесли её к знакомому двору.

Они все были на улице и убирали дрова — дед Серафим, баба Марина и Лина. И Катя видела, как обрадовалась Лина, когда её увидела. Но перейти дорогу и подойти ближе не успела.

— Не подходи сюда! — крикнула баба Марина, с трудом разогнув спину.

— Почему? — удивилась Катя. Она давно позабыла о своей обиде и не думала, что может быть иначе.

— Нечего тебе здесь делать, обманщица! — отрезала Линина бабушка, и так резко отвернулась от Кати, что её красная юбка буквально взлетела над землёй.

— Ну, бабушка… — захныкала Лина.

— Не смей канючить! Хочешь стать такой же вруньей, как эта?.. — закричала та, но договорить она не успела.

В первый раз, услышав обвинение в обмане, Катя так растерялась, что ничего не смогла ответить. Теперь же она стала совсем другим человеком.

— Я не обманщица, — возмутилась Катя, не дав старухе договорить, — вы сами обманщица! Вы всё наврали про мои игрушки! Это вы их украли, а теперь врёте! — кричала она изо всей силы. — Я всем расскажу, что вы врёте! Что вы злая и жесткая старуха! Баба Яга!

— Ах, ты!.. — крикнула баба Марина и швырнула в неё поленом, которое собиралась положить в поленницу.

Катя увернулась и отбежала подальше.

— Врунья! Старая карга! Воровка! — кричала она, наслаждаясь внезапно свалившейся на голову свободой.

Ощущение было такое же, как перед мотоциклом, даже лучше.

Наслаждаясь победой, она вприпрыжку побежала к дому.

— Не приходи сюда больше! — услышала она вслед, но даже не оглянулась.

— Вот так и закончилась дружба, — бабушка промокнула платочком покрасневшие глаза и осторожно забрала зайчика у спящей внучки. Подошла к подоконнику и усадила его. Вместе они долго смотрели на крутящиеся волчком вихри.