Мыш и свёкла

На сей раз посадил дед свёклу. И, поди ж ты, — снова мегаовощ. Однако с бригадой на уборку урожая дело не клеилось — к перспективе повторения прошлогоднего подвига народ отнёсся без огонька.

Аделаида Степановна (бабка) с нескрываемым раздражением посматривала на возвышающегося в огороде монстра и неизменно переводила взгляд на свои нежно-розовые французские ноготки. Она достаточно зарабатывала, трудясь в бухгалтерии агрофирмы "Помидор", чтобы быть материально-независимой от садово-огородных доходов. Что до селекционных изысканий супруга, то они интересовали её постольку-поскольку. Безусловно приятно было фигурировать на первой странице областной газеты "Труженик" и, тем более, в телевизионных новостях, но вот ковыряться в земле и, простите, в навозе — не очень.

Внучке Насте в этом году тоже было совершенно не до реп со свёклами. Буйно цвели совсем другие сферы её жизни. Ибо шестнадцать стукнуло девчонке.

Ну, а Жучка любил внучку. Безумно. И сопровождал её на все абсолютно свидания. Как бы ни пыталась улизнуть Анастасия — у неё это пока что ни разу не вышло. Косматое долговязое чудовище умудрялось сбежать с любой привязи и разыскать хозяйку, где угодно.

Что о кошке, то её хозяйкой считалась Аделаида Степановна. Этим всё и сказано. Белоснежная и надменная красотка Адель вовсе не мечтала якшаться в огороде со всяческим плебсом. Единственное, что вызывало её живой интерес в данном мероприятии, — его последний участник. Мыш. Вот на нём, пожалуй, следует остановиться подробнее.

История с гигантской репой, получившая широкое и восторженное освещение в медиа, закончилась для него впечатлениями совсем иного рода. Он принял участие в этой эпопее, поддавшись всеобщему энтузиазму. Но то, что случилось потом, стало для него первым в жизни жестоким уроком. И конечно осталось за кадром. Кому интересна судьба маленького серого мышонка на фоне ярких, поражающих воображение событий? А с ним произошло то, что и должно было — страшные, стремительные и предельные в своей обескураживающей жизненной правде кошки-мышки.

Это было год назад. Нервишки подлечены. Уроки усвоены. Отсутствующий хвост и покалеченная задняя лапа уже не позволят их забыть.

                                                                            * * *

Особенную свёклу он определил сразу. Интуитивно. Она словно гудела, вибрировала, качая в себя земные соки. И росла, росла, стремясь куда-то к центру Земли. Ему очень хотелось её куснуть. Вонзиться острыми белыми резцами в круглый плотный бок по самые дёсны. И замереть так, в этой молодой, ядрёной, жадно набирающей вкус плоти. Ощущая, как стекает под язык освежающий тёмно-розовый глянец — странновато-сладкий и острый. Но какой-то священный трепет перед совершенством её формы и неукротимой внутренней мощью — поглощённой своей невидимой целью и оттого завораживающей — удерживал его от вторжения.

Рассвет — закат. Многоцветие дня — тишина ночи. Однажды он понял — можно!

И не был разочарован. Вечер уже остудил её тепло и сосредоточенную дневную хватку. Свежо и приятно охладив до самых глубин переливающееся тёмным соком шелковисто-муаровое хрусткое нутро. С наслаждением вгрызаясь, он старался не упустить ни малейшего нюанса. Плотность, цвет, вкус. Ближе к сердцевине она становилась всё более сочной и…хрупкой.

Вдруг, откуда-то из глубины — наверное, из сердца — пришло странное чувство. Недостаточности. Словно это не может быть всё. Словно он должен отдать ей что-то взамен… Оно оказалось неожиданным и невозможно большим. Настолько, что вскоре он обессилел от его неохватности и уснул прямо здесь — в её розовом сердце. Не вполне осознавая, что едва ли не впервые в жизни абсолютно счастлив, спокоен и защищён.

Наутро он знал, что будет делать. Ему было всё равно, чем это чревато. И закончит ли он свою работу. Он просто сделает всё, что сможет.

                                                                             * * *

Телевизионщики не приехали. Аделаида Степановна с чистой совестью пошла развеяться в центр. А заодно (или с целью?) продемонстрировать публике свежекупленное в городе платье и свежесделанную там же причёску. Настенька с Жучкой тоже отправились по делам. И Адель — не глупее остальных — скрылась в неизвестном.

Ну, а к вечеру телевизионщики таки прикатили. Всё как всегда. Делать нечего — ухватился дед покрепче, поднатужился посильнее и вытянул свою свёклу. Но телевизионщики — народ циничный и недоверчивый. Что-то больно легко, говорят, ты, дед, этакую махину вытянул. Дед и сам удивился столь простому исходу, потому не обиделся. Принёс здоровый нож и…

То, что в этот раз наснимали телевизионщики, оказалось сенсацией покруче прошлогодней репы. Гигантская снаружи свёкла внутри состояла из множества пространств — больших и маленьких — украшенных тончайшей резьбой. Китайские шары с нею рядом — ну, никак (при всём уважении). По преимуществу это были дикие пейзажи — с морями и скалами, лесами, животными, птицами и прочей фауной. Было здесь лотосовое озеро, вырезанное в толще прозрачно-серебристой прожилки — мерцающее, словно подсвеченное изнутри. И цветущая розовым великолепием сакура. В верхней части располагались солнце, луна и звёзды, под которыми, отделяя небесное от земного, слоились тонкие текучие облака. И был тут ещё крохотный милый домик с полностью распустившимся розовым кустом. Под кустом спал маленький серый мыш. Так, спящим, и попал во все новости. Может, оно и к лучшему (как знать — пережил бы он ещё и этот урок?..).