Начало

Медведь Топчан шёл по своему лесу и ревел. Ревел не грозно, а даже как-то весело. Ревел потому, что наелся ягод; кряхтел потому, что был уже не молод. Останавливался временами, и отмахивался когтистой лапой от лесных мух. А несколько минут назад дал себе по носу: отгонял назойливую пчелу. Пчела выпустила жало, хлопок по носу её даже не задел (она успела взлететь), а только причинил ещё большую боль Топчану.

Настроение пчела не испортила, оно всё равно оставалось замечательным. Топчан мечтал по дороге о том, как сейчас придёт в свой свежесрубленный дом, напьётся чаю с медком и ляжет почивать на устланный елью пол. Шёл и мечтал, а его бурая шёрстка переливалась на солнышке.

Дом Топчан мастерил сам, и был им очень доволен. Действительно, такой просторный и красивый дом получился.

Но вдруг внимание Топчана привлёк какой-то запах и стон. Потянув носом воздух, медведь повернулся налево, отшагнул на два метра в сторону и наткнулся на лежащего вдоль тропинки зайца.

Тот, увидев косолапого, напрягся. Потом, прижал уши к голове, но с места не сдвинулся. У него была вывихнута лапка.

— Ух ты, — запыхтел Топчан, — как так, серенький, получилось?

— От лисы убегал, да вот кочку не заметил, споткнулся. Съест она меня теперь, косолапый, если не поможешь мне. Помоги, пожалуйста. Я слышал, что ты добрый, Топчан.

— Добрый, пока сытый. Да ладно, не бойся. У меня с Патрикеевной свои счёты. Давеча, пока меня дома не было, забралась она в мою сараюшку, да серую уточку мою съела вместе с утятами. Ох, и жалко мне было крылатых. Не бойся — защищу, пока ты в моей помощи нуждаешься, подлечу, а там, как хошь...

Только поднял зайчишку-прыгунчика на лапы, как рыжая Патрикеевна из-за холма выскочила.

— Отдал бы, Топчан, мою добычу — полдня за ней гоняюсь. Уважай соседей.

— Я гляжу, как ты соседей уважаешь! Зачем мою уточку съела, даже утят малых не пожалела?

— Не ела, косолапый никого, — лиса сделала честнейший вид, старалась смотреть в глаза медведю, но хвостом нервно махала, не переставая.

— А за враньё сейчас я тебе твой хвост пообщипываю маненько, — медведь грозно двинулся к Патрикеевне, — клок шерсти твоей остался на заборе, да воробьи тебя видели, они мне всё и рассказали.

— Дураки твои воробьи, — лиса начала потихоньку пятиться, — и ты дурак, — и бросилась в лес наутёк. А на более безопасном расстоянии от медведя крикнула.

— Я, я съела твоих птах… И зайца твоего всё равно съем, так и знай.

И убежала, только пятки её сверкнули в траве.

Медведь принёс зайчика в дом, перебинтовал ему лапку, отварил малинки сухой, напоил страдальца. Потом принёс серому морковку, да устелил ему на печке постельку.

— Лежи, почивай, длинноухий. Выздоравливай.

— Спасибо, Топчанушка.

Но медведь уже не слышал его последних слов. Напившись вдоволь чая, он повалился на пол и уснул крепким богатырским сном.

На следующий день Топчан ушёл с утра пораньше в лес за дровами.

— Я ненадолго, серый. Закрою тебя, а то ходят тут всякие… рыжые...

— Иди-иди, косолапенький. Мне уже получше.

И верно. От тёплого компресса, что медведь ему утром сделал, опухоль на лапке прошла, ножка стала понемножку двигаться, и зайчишка стал по дому потихоньку передвигаться. Правда, ещё прихрамывал. Водички в котелок налил из ведра, печечку затопил. А, когда возле лавочки прохрамывал, что у окна стояла, глядит в окно, а там — бестия рыжая. Испугался зайчик. А лиса ногой хрупкое стекло выбила и — шасть к зайцу прямым ходом, да замерла… Полметра не добежала до цели, как большое, увесистое полено полетело в неё, да с такой силой, попало бы, если в цель — зашибло бы насмерть. То Топчан из леса воротился.

Такой кавардак в доме начался. Заяц из под скамейки наблюдал, как косолапый рыжую лису поймать старается. Та увёртывалась, как могла. Но Топчан был пусть не умнее, но сильнее. Схватил Патрикеевну за горло и в мешок посадил, крепкой бечевой его перевязал.

— Сиди заяц дома, а я к судье нашему лесному схожу вот с этим мешочком. Самосуд устраивать не буду. Рысь — матушка, рассудит, кто из нас прав, кто виноват.

И поволок лисицу в тёмную трущобу, в царство судьи — рыси.

Та, как раз, без дела прохлаждалась. Глядь, медведь. Собственной персоной.

— За какой надобностью, батюшка Топчан, пожаловал?

Рассказал коротко медведь всё справедливой судье. Та, не долго думая, вынесла честный приговор.

— В фонд леса и для погорельцев из соседних лесов, соберёшь ты, рыжая бестия, сто килограмм грибов, двадцать килограмм малины, тридцать килограмм черники. Трав целебных и кореньев насобираешь аж сорок килограмм. Вот тебе наказание за антиобщественное поведение. Потом отпущу тебя, негодница, на все четыре стороны.

Лиса, аж, бедная всплакнула. А медведь, оставив нарушительницу, довольный вынесенным наказанием злодейке, домой побрёл, к зайчику, который уже чай заварил к тому времени.

Три дня собирала лисица под строгим контролем куниц и бобров лесные дары. А в один прекрасный момент вот что она сказала:

— Можно я чайку вам хоть заварю. Сама попью, да вас напою, мои охранники.

— Хорошо, — согласились бобры и куницы.

— Ох, напою я вас, мои телохранители.

Развели костёр, принесла одна из куниц котелок с водой, а лиса кинула туда травы сонные. Напоила всех кипяточком, а сама только делала вид, что пьёт.

Уснули её стражники, а Патрикеевна вскочила, да с полянки бежать. Да в другие леса. Да на другие поля.

Больше в этом лесу, где Топчан живёт, и Рысь — судья главенствует, её никогда не видели. Закончились, за сим, её проделки антиобщественные. Звери леса стали жить тихо и спокойно, а самое главное — порядочно.