Лягушка, царицын отпуск и другие жены

Однажды давно на территории Руси образовалось обособленное царство. Обычное такое — сказочное.

И вот правил там царь. Трех сынов имел, жену — царицу.

Как-то раз решила царица пойти по миру посмотреть, как люди не в сказке живут.

Вот тут царь этим и воспользовался: решил сыновей женить.

Ну, решил — так и зовет их. Старший — такой боров откормленный, первенец. На сливочках да на пряничках вырос. Это тогда царю и царице нравилось о младенчике заботиться, с маленьким таким. Вот и набаловали. Все бы ему как послаще да помягче.

Второй уже родился, когда старший подрос. И царь с царицей не больно-то с ним нянчились: им и первенца хватило. Поэтому всех этих «ути-пути» средний не знал. Он у мамки с папкой отпросится, да и айда с пацанами буянить по лесам. И вечно приходил драный, грязный, с разбитым носом. Или губой. Или ухо оторвут — нате, пришивайте.

А тут царица еще — не угодно ли — третьего родила. Царь только руками развел: куда, мол? С этими птенцами и про царство забудешь.

А младшенький такой мальчик хороший уродился: ласковый, тихий. Бывало, смотрит на дерево и думу думает: отчего листья на нем зеленые, а не золотые в серебряную крапинку? Или на облако смотрит и удивляется: как это оно такое белое, а на землю не падает?

Созерцательный мальчик получился, да.

И вот царица притомилась рожать да царствовать и в отпуск отпросилась у мужа, царя-батюшки. Тот все чин по чину: отпускные, документ, царская печать. Иди, мол, отдыхай.

Она и отбыла. А царь смотрит на сыновей за ужином и думает: выросли уже. Нечего дворец занимать, пусть-ка женятся.

И говорит им:

— Сыны мои милые, разлюбезные. Вы меня знаете, как я вас люблю и все такое, но давайте момент учтем: мама-то ушла на месячишко. Смекаете?

— Нет, батюшка! — отвечает старший.

— Не-а, не возьму в толк, батюшка, — средний говорит.

А младшенький смотрит жалобно и думает: почему это у батюшки на короне пять зубчиков? Вот бы семь было бы!

— Ну, глупые, конечно, вы еще. Но жениться надо. Пока одни — айда я вас поженю!

Старший сразу заулыбался, средний с опаской к делу отнесся, а младший все про зубчики на короне думал. Не расслышал.

Старший спрашивает:

— На ком же ты нас, тятенька, поженишь!

— А, это как Бог даст, — отвечает царь.

— А как же Он даст?

— Ну что тут гадать? Стрелять из лука умеете. Шагайте в чисто поле, я с вами, конечно. Стреляйте. Куда стрела попадет, там и поженитесь.

Старший первый схватил лук, побежал в чисто поле, в аккаурат недалеко от румяной девахи Натахи, что всегда сладко кушает. Вот, думает, вдвоем-то веселее будет обедать!

Пустил туда стрелу, да и побежал посмотреть, попал ли? Стрела не долетела маленько, но старший ее через забор к Натахе перекинул и стучит в ворота.

Натаха в радостные слезы, как узнала. И сразу за стол поесть усадила жениха царского.

А средний решил, что жена ему нужна такая, чтоб не мешала жить. Поэтому он стрельнул к одной такой Прасковье. Она на печи все лежит, ни до чего дела ей нет.

Стрелу-то он прямехонько во двор кинул, но Прасковья как лежала на печи, так и не заметила своего счастья. Ну, средний ей все объяснил, что хочешь-не хочешь, но на часок встать с печки придется: жениться. А потом живи, как жила. Прасковья кивнула, спросила, когда вставать, да и уснула со словами:

— Разбудишь тогда...

А младший пустил стрелу далеко-далеко. И стал смотреть, как она летит. Вдруг что-то квакнуло.

Ну, царевич побежал, да и увидел: сидит большая такая жаба, красивая, изумрудная. На голове корона с семью зубчиками ( это ему прям понравилось!), а рядом стрела его. Жаба ее лапкой придержала, а то мало ли!

Младший-то замешкался, стал думать, что делать ему теперь. А жаба девичьим голосом на чисто русском языке Пушкина его и спрашивает:

— Что за дела, Царевич? Ты зачем в меня стрелой пульнул? Убить хотел? Так я не из таковских, меня убивать нельзя. А почему — то секрет.

Младший стал извиняться, объяснять. А жаба опять нежно ему:

— Ах! Знать судьба моя такая: замуж за тебя идти.

Младший прямо оторопел:

— Да что ты, жабушка! Я не насильник какой, не извращенец! Я тебя с миром отпущу, отцу доложу: мол, время мое не подоспело.

Но жаба гнет свое:

— Судьба, Против Бога не попрешь. Обвязывай меня в платочек и тащи к свекру.

А свекр в это время с Натахой да Прасковьей знакомился. Решил: нормально. Пол женский, одеты красиво, молодые пока еще. Нормально.

Ну и тут младшенький с жабой:

— Здрасьте.

Царь ахнул и стал считать, когда у жены отпуск заканчивается. Получалось еще долго. Успеет.

А младший про судьбу рассказывает. И жаба ему поддакивает. Царь подумал: а что? Вон как спелись! И говорить жаба может! Ну чем не жена? Хотя… Что-то терзало его царское сердце, а что — понять не мог.

В общем, понял царь: проволочки с женитьбой — это вред народу евонного царства. Быстрее сварганить — и на трон. Он это всем и сказал, пока уж и сыновья, и жены их будущие на месте были: в смысле, давайте бегом женитесь.

Ну, младший еще немного прибалдевший, на жабу смотрит: вдруг изречет что умное. Но жаба молчала.

Средний уже готов был согласиться, да старший вступил. Ногу вперед выпятил, грудь колесом и попер на батюшку царя:

— Это что ж такое? Женитьба — шаг ответственный. Его надо с чувством, с толком! С гостями! А главное — с едой! Как это я женюсь — да без застолья?! А почки заячьи верченые? А головы щучьи с чесноком? А икра? А тушеная индейка? А сладости? А попить?!?!

А тут еще вперед его Натаха вышла. Тоже ногу выставила, грудью взмахнула и поддакнула:

— Да как же это я — да без свадьбы?! Да мне мой тятенька с давних пор платья невесты заказывает! У меня с сорок второго размера по шестидесятый платья висят! И все расшитые, расписные и дорогие! А фата?! А туфли?! Да у меня белых свадебных туфель с тридцать пятого по сорок пятый стоят, меня ждут! Каменьями да бриллиантовой крошкой украшенные! А вы хотите так?!

Царь испугался Натахиного натиска. Он представил себе эти все богатства и украшения и понял: без свадьбы не обойтись.

Младший все ждал, что его жаба скажет. Но та молчала. А средний на свою Прасковью смотрит: что та скажет. А она и сказала:

— Ну как начнется, разбудите тогда, позовете. Я спать.

И ушла Прасковья.

… Так пока туда-сюда — из отпуска и царица вернулась. Позвала свою горничную, чтобы про новости спросить. А та ей и доложила о крутых переменах.

Поменялась царица в лице. Пошла к царю. Тот уж ждал жену, да и за трон спрятался. Но та его повадки знала, за ухо на трон посадила, сама напртив трона табуретку поставила, уселась, да и смотрит грозно:

— Ну, муженек. Рассказывай, что ты тут без меня придумал?

—… Дак, матушка, солнышко мое ясное. Любовь моя ненаглядная. Я ж ведь суприз тебе готовил! Ты вот приедешь из отпуска — а дело сделано: сыновья поженены! И тебе радость и помощь, а?

И жалобно так на жену смотрит: дескать, не убивай только, жить охота. Царица головой покачала, корону с головы мужа в сердцах сшибла да и сказала:

— Всех невест мне на досмотр. Завтра же!

Царь самолично к сыновьям побежал. Старшему и младшему сразу сказал, а среднего до полчетвертого утра ждал, пока тот с гулянки не воротился.

Натаха, как узнала, что пред царицыны очи пойдет, платье самое красивое надела, косу заплела, кокошник с жемчугом нацепила — явилась.

Прасковья — та в чем спала, в том пришла. И всю дорогу ворчала, что не было такого уговору — каждый день во дворец шлындать. Знала бы — не согласилась на это дело.

А младшенький жабу в платочке принес.

Вот вошла в залу царица.

Подошла вначале к Натахе. Та в ножки ей бухнулась, ручку поцеловала, комплимент отвесила — угодила, в общем. Царица улыбнулась и сказала:

— Этих благословляю. Выкройку платья твоего моей портнихе пришлешь. Можете жениться.

Подходит к среднему. Прасковья стоит, глаза закатила и похрапывает. Средний сам в ноги матушке бухнулся, ручку поцеловал, комплимент сказал:

— Маменька, люблю я вас, ночи не сплю. А Прасковья тоже вот так любит вас, что не выспалась. Ее разморило прямо перед вашим, маменька, приходом.

Царица рукой махнула:

— Женитесь. Больше будете спать — меньше драться.

И подходит к младшему. А он с жабой стоит. Царица спрашивает:

— Невеста где?

Младший сглотнул и на жабу указывает:

— Вот, матушка. Тятенька нам сказал: куда стрела упадет, там и судьба. Ну вот я и стрельнул. А результат — вот он.

Царица аж задохнулась от гнева:

— Это как же эта зараза к нам проникла? Как в наше царство проникла эта европейская гадость?! А? Я спрашиваю?

— Какая гадость, любимая? — испугался царь.

— Да ты что ж, ирод?! Не знаешь, что в мире творится? Содом и Гоморра! Девки с девками, мужики с мужиками. А вот это, что у нас в платочке зеленое — это зоофилия называется, ясно?! Это ж надо удумать в православной сказочной стране: сына с животным женить? Нет, это просто срам! Это я сейчас митрополита сюда призову, он живо с тебя корону снимет!

Царь очень сильно испугался. А царица в красках рассказывала, что в мире делается, пока они тут шутки шутят да с жабами тренькают. Царь уж и презирать себя стал: как мог такое позволить. Да и младший тоже жабу-то на пол опустил да ручки свои протер платочком, в котором жаба и сидела. Умыл, значит, руки.

А жаба тут и говорит:

— Я вам удивляюсь.

Вот прямо так и сказала! Все и удивились.

— Что это ты удивляешься, болотная душа?

— Да так… Короны что ли на мне никто не видит?...

— А… О… Да… Корона есть. А и что?

— Да не простая я жаба!

— А какая?

— Не могу я тайны выдать!

— Ах не можешь?! Так мы тебя в болото обратно!

— Ах, ах! — страшным голосом закричала жаба, — Если бы вы три дня подождали и не произносили слова ОБРАТНО, то я бы через три дня девицей красной бы обернулась. Принцессой заморской. А раз слово страшное произнесено, то не бывать нам, друг мой, вместе.

И тут эта зеленая жаба вдруг превратилась в голубицу, корону на голову нацепила и в окно улетела.

Все прямо напряглись так, изумились. И долго молчали. Пять дней.

Потом царица решила: надо уже что-то решать. Жабы, голуби — это дворцу не к лицу. Вызывает она к себе младшего.

— Вот что, сынок. Там в поселке деваха есть. Ничего такая: коса, сарафан — все при ней. Замуж вполне согласна. Так что ты давай, соглашайся. Забудь жабу свою, у ней и было что красивого, так корона одна. А девка — она и везде девка.

Младший подумал, посмотрел по сторонам, да и согласился.

Натаха пятидесятого размера платье надела и сорокового туфли, Прасковья вынужлена была надеть Натахино платье сорок второго размера, потому как в ночнушке жениться — царский дресс-код не позволял. А невеста младшего, которую Аленушкой звали, тоже во что-то нарядилась.

Стол был богат и ломился. Чтоб не сломался совсем — его десять слуг подпирали.

Я там сама не была, мед-пиво в другом месте выпила, но делегацию из Бурятии туда допустили. А у меня там знакомый есть. От него все и узнала. А он человек честный. Врать не будет. Если трезвый, конечно.

Н. Ж.