Когда расцветают маки

Изабель выглянула в коридор. Шурша накрахмаленным платьем, гувернантка Тирда удалялась от ее комнаты. Сейчас Тирда повернет, спустится по лестнице… Изабель подождала, пока шаги не затихнут совсем — теперь можно! Она подобрала юбки и босиком прошлепала в другую сторону коридора.

Только бы мама не прознала о ее вылазках. Волосы не причесаны, чулки не надеты — Изабель боялась даже представить, каким будет наказание. Ох, почему все так сложно? Тирда твердит, как заведенная, что на такую неряху никто не посмотрит. Ну и не надо — ей только десять лет. Пусть сами скучают в душных залах. Подай ручку, присядь в реверансе, смотри туда, не смотри сюда. Надоели! Папа бы ее понял, но он сейчас далеко. Изабель вздохнула.

Она остановилась у потускневшего от времени зеркала в тяжелой раме. За зеркалом начинался новый мир, а рама казалась открытой дверью. Изабель оглянулась — никого. Лишь недовольно смотрели с портретов люди в седых париках. К ним она привыкла — предки редко одобряли ее действия, а, может, завидовали, что сами так не могли.

Изабель нащупала за рамой пружину, короткий щелчок — и зеркало отъехало в сторону, открывая черный проем. Повеяло холодом и сыростью. Изабель улыбнулась — свобода! Она дернула рычажок, зеркало с тихим скрипом закрылось за спиной.

Изабель спускалась вниз по винтовой лестнице — рука хваталась за шершавые от ржавчины перила, в волосах вязла паутина. Изабель яростно отбивалась от паучьих сетей, холодея при мысли, что это бестелесные тянут к ней лапы. Надо меньше слушать Тирду. Может, она бестелесных сама и выдумала, а теперь пугает Изабель каждый вечер! Изабель ускорила шаг — каких-нибудь двадцать ступенек и она будет в саду.

И как хорошо вышло, что нашелся этот лаз. В замке можно умереть от тоски.

Да еще мама...

Каждую неделю госпожа Пилар желала видеть дочь. Но это полбеды. Представ на строгий суд мамы, Изабель должна была все сделать правильно — говорить внятно, но не кричать, голову держать поднятой, но не задирать нос, запрещалось плакать, нельзя было смеяться и прятать руки в карманах. И если она умудрялась угодить маме, та милостиво кивала, и улыбка госпожи Пилар слабо мерцала в кружевах высокого воротника. В такие минуты Изабель еле удерживалась от громкого вздоха облегчения — смотрины закончены, теперь можно жить! Но бывало так, что мама сердилась, ее слова шипящими каплями падали на голову Изабель, а розги оставляли на руках косые красные полоски.

Изабель плакала, но прощала маму. Она помнила — когда-то мама была другой. Тогда она не умела сердиться, не умела делать больно. Тогда Изабель радовалась всему и не знала, что бывает иначе. А потом мама заболела, и к замку потянулась вереница лекарей. Седенькие старички с одуванчиком седых волос вокруг головы, подтянутые мужчины с уверенными голосами, худенькие серьезные юноши с увесистыми чемоданчиками микстур — маме никто не помог. После очередной неудачи папа хмурился, искал нового спасителя, и снова уходил в далекий поход.

Глянув на вспухшие от побоев руки своей воспитанницы, Тирда обычно укоризненно качала головой и совала под нос толстенную книжищу с блестящей застежкой. «Как надобно вести себя высокородным девицам» — Изабель по несколько раз читала ненавистное название, со вздохом открывала застежку, листала страницы, бездумно смотрела на расползающиеся буквы.

Единственной надеждой на вылазки была сиеста. Строгие правила заставляли всех домашних спать после обеда — Изабель тоже притворялась спящей, лежала плотно сомкнув веки, пока Тирда не оставляла ее одну. Как только возня прислуги за дверью стихала, Изабель выбиралась из кровати и бродила по замку. Небольшое удовольствие, но все же...

Она исходила все залы вдоль и поперек, подолгу рассматривала портреты, вела с ними беседу. Разговор выходил не очень, и тогда она наловчилась говорить сама с собой. Для этого идеально подошло старое в полный рост зеркало — как раз рядом с ее комнатой. Только вчера Тирда нашла его в погребе, хотела выбросить, да мама запретила. И правильно сделала!

Изабель как галка прыгала перед зеркалом, без умолку болтала со своим отражением.

Однажды увлекшись игрой, она споткнулась, но успела схватиться за раму и не упала. Изабель тут же отбросило в сторону — зеркало превратилось в дверь и, открывшись, больно стукнуло ее по лбу.

Но что такое шишка по сравнению с новой дверью! Изабель бросилась в темноту проема, нащупала перила, одна ступенька, другая — лестница! Спуск был долгим — а когда Изабель наконец вышла на яркое солнце, пришлось прикрыть рукой глаза, так и ослепнуть недолго! Осмотрелась и ахнула — она стояла в диком саду! Лужайки давно заросли колосьями, то тут то там проступали красные пятна маков, синие звездочки васильков, белые соцветья ромашек. Будто недовольный кот выгибал спину кованный мостик над высохшим прудом. Старые яблони тянули во все стороны узловатые пальцы-ветки. Древние скамейки подпирали деревья выцветшими спинками.

Замковый парк с ровными клумбами, бордюрами и дорожками теперь казался голой пустыней!

Изабель сделала шаг, усики колосьев вцепились в платье, но она не заметила их назойливости, и, окунувшись в желтое море, побрела к яблоне. Она вскарабкалась на ветку повыше, ухватилась за шершавый ствол. Внизу волновались колосья, тянули вверх усики, да маки кивали ей тяжелыми головами. С одной стороны сад окружали высоченные стены, с другой — глухая стена замка без единого окна. У Изабель захватило дыхание — это будет ее тайный сад! Никто о нем не узнает!

Изабель частенько наведывалась в сад — благо ее отсутствия никто не замечал. Сколько бы времени она ни провела среди колосьев и маков, стрелки часов в замке не двигались.

С тех пор прошло полгода. Вместе с садом они пережили косые дожди осени, сверкающую сосульками зиму, и вот теперь все дышало весной.

Изабель провела рукой по ветке — в ладошку доверчиво ткнулись набухшие почки. Синичка присела рядом с первым раскрывшимся листиком, взмахнула крыльями — наверное, поздоровалась. Изабель улыбнулась — синичке и своим мыслям.

Приезжает папа! Загадочный, волшебный остров — жаль, что для нее там было так мало места. В замке началась суета — слуги без устали носились по коридорам и гулким залам, готовились к встрече. «Господин Тиаго, господин Тиаго» — имя папы эхом отдавалось во всех коридорах.

Изабель редко видела папу — он все время проводил в разъездах. Война есть война. Так говорила Тирда, и Изабель, не имея лучшего объяснения, повторяла это себе каждый раз, когда тоска становилась невыносимой.

Но сегодня не такой день. Скоро папа приедет в красивом мундире с блестящими пуговицами, высокий, сильный, а в глазах будут прыгать непоседливые звездочки. Даже мама тает и забывает про свои правила и строгости, когда он рядом. Но к маме он пойдет потом — сначала подхватит на руки Изабель, выслушает ее сбивчивые рассказы.

***

Папа приехал лишь к вечеру. Уставший, не похожий на себя, он тяжело переступил порог, рассеянно оглядел вытянувшихся по струнке слуг, и даже не взглянув на семью, отправился к себе. Мама побледнела, сжала в нитку и так тонкие губы. Тирда под предлогом позднего времени поспешила схватить за руку Изабель и отвести укладывать спать.

Изабель лежала без сна и ждала. Папа должен прийти, он не мог о ней забыть. А вдруг забыл? Что же делать?

Изабель выскользнула из-под одеяла, на цыпочках подошла к двери, взялась за ручку. Дверь тихо скрипнула и открылась сама — из темноты коридора вырос папа. Изабель бросилась обниматься, с наслаждением вдохнула папин запах. Запах терпкого табака, дорожной пыли и приключений.

— Бэль, как ты выросла! Бэль! Сколько же меня не было дома...

— Год и два месяца! Я считала! И пока тебя не было, я тут такое нашла...

Изабель прикусила язык. Говорить, не говорить? А вдруг папа посмеется, скажет — невелика находка, дикая земля, зачем такая нужна? Или и того хуже — разболтает Тирде, а то и маме. Да что это она? Изабель, наверное, слишком долго общалась сама с собой. Она отвыкла доверять. Даже папе. Как стыдно!

Изабель очнулась от папиного голоса:

— Бэль, неужели не скажешь? Мы же друзья! Хоть я и плохой друг, наверное. Оставил тебя так надолго, но понимаешь… — папа опустился на колени, в его голубых глазах не было дна, у Изабель закружилась голова.

— Да, понимаю, — тихо сказала Изабель. — Война есть война. Но ты вернулся.

— Я всегда буду возвращаться, Бэль!

Изабель успокоилась, папа рядом — что еще надо? Она спохватилась:

— Пойдем! Я покажу тебе!

Она бежала впереди со свечкой, сзади папа громыхал по железным ступенькам. Паутина теперь была только паутиной, испуганная громкими папиными шагами, она и не думала превращаться в бестелесных.

— Неужели дверь открылась? Бэль, как ты нашла? — терялись его возгласы в грохоте шагов.

Изабель чуть не лопалась от гордости. Она толкнула низкую дверку, вышла в сад. Папа, согнувшись в три погибели, — вслед за ней. Сумерки играли тенями — яблони оборачивались чудищами, а их ветки — скрюченными лапами.

— Думал, уже не вернусь сюда, — папа отправился бродить между ожившими деревьями, — я ведь замуровал все входы, зеркало спрятал в погребе. Не смог разбить, пожалел.

— Замуровал? Зачем? — Бэль ухватила его за руку, заглянула в лицо.

— Это давняя история. И не очень веселая, — папа часто заморгал, отвернулся.

— Значит, про маму...

Папа остановился — Изабель замерла рядом с ним. Ладошка медленно выскользнула из его теплой руки. Хорошо, хоть рубцы от розг успели затянуться, и ей не надо прятать руки в перчатки, как в прошлый папин приезд. Он не должен знать, что ее бьют. Ему и так хватает невеселых историй.

Изабель вздохнула. Они оба делают вид, что все ладно, да складно, но ведь прежнюю маму этим не вернуть.

— Я был таким же, как и ты, когда нашел этот сад, — папа облизал пересохшие губы, — я привык здесь жить, я часто сбегал, — он махнул рукой в сторону стены, — и никто не мог меня остановить! Вход заколачивали, а через день он открывался снова. Его не закроешь силой! — тяжелый кулак опустился на ни в чем не повинную ветку яблони. — Но лучше бы закрыли!

Изабель вздрогнула. Ей показалось — легкая пленка тумана опускается на сад, и в нем растворяется все живое. Вон туман уже подобрался к папиным ногам.

— Потом я встретил маму, родилась ты. И я забыл про этот проклятый сад. Но ненадолго. И поплатился сполна. Я попал в беду, Изабель. И мы потеряли маму.

Папа больно сжал ее плечи, сильно тряхнул.

— Бэль, не ходи больше в сад! Сначала здесь хорошо. Так хорошо, что ты и не заметишь, как все посереет вокруг, затянется туманом, облупятся стены, завянут цветы.

Он кивнул в сторону — туда, где первый мак только-только расправил лепестки.

— Тебе-то что беспокоиться? Ты уедешь и забудешь! Про меня и про маму!

Изабель вырвалась, свечка в ее руке очертила дугу, взметнулось пламя. Перед глазами замелькали блики — нет, она не будет плакать.

— Бэль, ну что ты! Я не хотел!

— Верни ее, пожалуйста! Ты ведь знаешь как! — голос Изабель сорвался, плечи предательски вздрогнули.

— Если б знал, Бэль.

Изабель проглотила колючий комок. Маму украла жестокая незнакомка с похожим лицом, война посадила на привязь папу, а теперь у нее отбирают и так мизерный клочок свободы.

— Я не брошу сад!

— Я тоже так говорил, Бэль! И посмотри, что с нами теперь стало. Я не могу тебе запретить. Дверь в сад закроется, когда ты сама захочешь этого. Но будь осторожна! Ради меня, ради нас!

Изабель всхлипнула, прижалась к папе.

Свечка давно погасла, а они еще долго сидели обнявшись на старой скамейке.

Изабель, отдышавшись после слез, выкладывала все замковые новости, а папа рассказывал про далекие походы, жаркие сражения. И тогда война не казалась Изабель страшной. Между нею и той далекой войной стоял папа. Папа, который всегда будет возвращаться.

***

Изабель сжала кольцо покрепче, впилась глазами в колышек. У нее получится! Пусть папа знает — его дочь не промах!

Игра в серсо была их любимой забавой. Деревянный щит с колышками, увешанными сережками колечек, прятался в глубине замкового парка у самой стены. Пока папы не было дома, Изабель наотрез отказывалась играть в серсо с кем бы то ни было. Но если Тирда позволяла, охотно бросала кольца сама. Куда лучше, чем читать про высокородных девиц.

— Есть!

Она завизжала от радости. Девять из десяти! Не так уж и плохо!

Весь прошлый вечер казался дурным сном. Посвежевший бодрый папа стоял рядом и как ни в чем не бывало целился в усеянный колышками щит. Изабель закусила губу — за ним последний ход, будет бросок, и все решится.

Папа размахнулся, плетеное колечко легко взмыло в воздух и приземлилось прямёхонько на ее колышек. Изабель растерянно оглянулась — папа развел руками, мол, он здесь ни при чем.

Изабель разозлилась.

— Так не честно! Я хотела выиграть сама!

— Бэль! Поверь старому солдату — выиграть войну в одиночку невозможно.

Изабель насупилась, сбитая с толку папиными словами.

— Почему невозможно? Надо только всегда попадать кольцом на колышек, вот и все!

— Нет, не все, — папа ловко крутанул на пальце небольшое колечко, подбросил, поймал другой рукой, — а с кем ты будешь праздновать победу, Бэль? Кто поможет тебе потом, когда придет поражение? Будешь скучать одна на трухлявой скамейке в саду? Разве это выигрыш?

Папа улыбнулся, взял Изабель за руку, надел плетеное колечко. Новый браслет приятно защекотал кожу.

— Вот, в память о нашей победе!

Нет, она не хотела коротать всю жизнь в одиночестве на старой скамейке. Но что делать, когда и пригласить-то рядом посидеть некого? Кроме папы, конечно.

Изабель не поднимала головы, ее пальцы рассеянно гладили шершавую доску щита, поддевали завитушки облупившейся краски.

Папа приобнял Изабель за плечи:

— Извини, малыш, я, наверное, перестарался. Сыграем еще?

Да, конечно! Изабель бросилась собирать колечки.

***

Через день папа уехал. Он долго не выпускал из объятий маму, и та неумело плакала, судорожно вздрагивая и хватая ртом воздух. Скользнув по щеке дочери обветренными губами, сосредоточенный и отстраненный, господин Тиаго исчез в дорожной пыли.

Еле дождавшись, пока домашние разбредутся по спальням, и Тирда закроет за собой дверь, Изабель бросилась вон из комнаты. Скорее в сад! А вдруг стены уже посерели, первый мак склевали птицы, ветер сдул лепестки — мало ли что могло случиться!

Но нет, она зря волновалась — сад как сад. Папины предсказания не сбылись. Мак стоит целехонький, тянет стебелек в небо. Завтра она польет цветок — стащит на кухне склянку с водой. А там и другие распустятся.

— Только ты у меня остался, — она присела на скамейку, не отрывая взгляд от тонконогого мака.

Изабель поежилась — прохладный ветер продувал ее насквозь, а она так спешила, что забыла взять накидку. Но возвращаться не хотелось. Пусть холодно, зато она не одна.

***

— Эй, ты куда? Это мой сад!

Сердитая Изабель, руки в боки, стояла под стеной и чуть не лопалась от возмущения.

Какой-то наглый мальчишка вдруг решил штурмовать их замок! Сидя верхом на стене, он уже привязывал веревку к склонившейся ветке, и тихо насвистывал что-то себе под нос. Несколько раз дернул веревку, оглянулся и ловко заскользил вниз.

Изабель растерялась, проглотила все слова. Незваный гость соскочил на землю, вытер ладони о видавшие виды штаны и бодрой, чего уж там — нахальной — походкой направился к ней.

— Погулять вышел, а что нельзя? — мальчишка еще больше задрал и так вздернутый нос, и добавил уже свойским тоном, — живу по соседству, вот решил познакомиться.

По соседству… Изабель плохо представляла, что творится за стенами замка.

Знала, что там снаружи где-то далеко идет война, которая крадет у нее папу. Знала, что раз в месяц с той стороны стены к ним съезжаются разодетые в пух и прах гости, собираются в самой большой зале, громко говорят, нелепо гримасничают. А еще — Тирда грозилась путешествием, но все не складывалось. Слишком холодная зима, слишком жаркое лето, потом заболевала мама, потом готовились встречать папу.

Мальчишка, наверное, был старше ее, по крайней мере — на голову выше.

Ну и вид у него! Изабель фыркнула. Выгоревшие на солнце волосы безнадежно спутались — птичье гнездо, а не прическа. По щекам прыгали веснушки, парусом надулась латанная рубаха. А до чего же наглая улыбка!

Но она не станет отказываться от знакомства. Не так часто к ней заглядывают гости.

— Я Изабель!

Она старалась держаться уверенно, хоть и здорово волновалась.

— Да не трусись ты так! — мальчишка еще шире улыбнулся, — а меня звать Сол!

— Еще чего! Буду я трястись! — не сдавала позиции Изабель.

— Не будешь? Вот и хорошо! Не люблю я дрожащих девчонок. Толку-то от них? — Сол прищурился, глянул на замок, присвистнул. — Ух ты! Огромный!

Изабель пожала плечами, по ней — так лучше сада места не сыщешь. Но видно для Сола кусты с деревьями были привычным делом. Так лихо лазать по стенам он не под присмотром нянек научился!

Ладно, замок так замок.

— Хочешь, покажу? Пойдем! — Изабель махнула Солу рукой и направилась к низенькой дверке.

Очень скоро Изабель пожалела, что вообще заговорила с мальчиком. Болтая без передышки, Сол шлепал за ней. На середине подъема он будто нарочно стал громко стучать башмаками о ступеньки. Такой звук могла бы издавать груженая телега! Изабель подобралась. А вдруг Тирда услышит? И — прощай, сад! Она хотела было шикнуть на Сола, но вспомнила, про «дрожащих девчонок» и прикусила язык.

Самое ужасное началось, когда они вышли в коридор. Не успела Изабель вернуть на место зеркало, как услышала хохот Сола. Она вся сжалась, прислушалась — вроде никого. И только тогда взглянула на мальчика. Тот тыкал пальцем в портрет прабабушки и сгибался пополам от приступов смеха. Изабель стало обидно. Да, конечно, прабабушка нередко бросала ей в спину злые взгляды, но долгое время она была единственной собеседницей, уж какая есть.

— В жизни не видел более глупого лица! — выдавил Сол, отдышавшись от смеха. — Странно, ты на нее не похожа...

Мальчишка подмигнул Изабель. И тут она не выдержала.

Как он может так говорить! Значит, он не любит дрожащих девчонок, а таких любит? Изабель с разбегу накинулась на Сола, что есть силы молотя обидчика кулачками. Сол не удержался на ногах, они повалились на пол. Мальчик пытался увернуться от ударов, но Изабель только еще больше распалялась. Наконец, Солу удалось перехватить ее руку, завести за спину. Он внимательно посмотрел на Изабель и серьезным тоном произнес:

— Ой, а теперь, кажется, похожа! — и губы растянулись в улыбке.

Изабель пойманной рыбой забилась у него в руках.

— Ну ладно, ладно, остынь! Я не буду больше… Пойдем дальше, а?

Изабель насупилась, молчала. Не повезло ей с соседом. Наглец, ничем его не проймешь.

Сол повадился штурмовать стену сада чуть ли не каждый день. Изабель пряталась от него за дверкой — она ведь обещала папе быть осторожной, а Сол вон какой странный, иди знай, что отколет в следующий раз. Но однажды любопытство пересилило.

— А вот и ты! — оскалился Сол, — где пропадала? Я тут кое-что придумал.

Изабель вздохнула. Начинается!

Солу не сиделось на месте. Разговорами Изабель его могла занять от силы на четверть часа, а потом душа просила приключений.

Изабель шла по коридору, вздрагивая при каждом шорохе, Сол толкнул ее под локоть и хитро покосился на стену. Изабель сердилась, но стоило ей взглянуть на портрет, и она еле сдержала улыбку — на лице прабабушки красовались пышные усы.

Это еще ничего. Когда они гуляли по замку в прошлый раз, Сол умудрился вставить растрепанную метлу на место меча в рукавицу рыцарского доспеха. То-то Изабель натерпелась страха, когда железная пятерня вдруг опустилась ей на плечо. Она уже было собралась закричать от ужаса, но увидев ухмыляющуюся физиономию Сола, сообразила, что ужасаться нечему — рыцарь и не думал оживать, это Сол, не спросясь разрешения у железного стража, орудовал рыцарской рукавицей...

Изабель ерзала на стуле, закручивала на палец выбившийся из прически локон. Когда же закончится этот урок! Губы учителя математики смешно открывались и закрывались — Изабель его не слышала, она следила за мыльными пузырями слов, неспешно вылетающими в окно. Порыв ветра толкнул открытую раму, и Изабель представила, как ветер уносит прозрачные пузырьки к ней в сад, а там...

Наверное, Сол уже пришел. Все-таки хорошо, когда тебя кто-то ждет. Не для того, чтобы отчитать, или заставить натянуть мерзкие чулки, а просто так. Как она всегда ждала папу.

***

Сердце заходилось и просило пощады, но Изабель не собиралась отступать.

На сей раз затея Сола ей понравилась. Очень. Как же она сама не додумалась до такого? Что может быть проще — выкрасть ненавистные розги у мамы и спрятать их подальше в саду, воткнуть в землю — а вдруг прорастут?

Что может быть проще… Да все на свете проще этого. Надо войти в покои к маме. А вдруг она не отдыхает? Сидит на своем стуле с высокой спинкой и смотрит на дверь. Что тогда будет!

Сол сказал, сделает все сам. Изабель вспомнила лицо мальчика, когда тот увидел шрамы на ее руках. Он больше не улыбался, глаза потеряли дно — точь-в-точь как случалось с папиными глазами. И тогда Изабель поняла — они за одно. Она рассказала Солу про маму. Подарила папино плетеное колечко. В знак их победы.

Изабель остановилась перед дверью. Оглянулась на Сола — тот беспечно подмигнул. Ей бы такое спокойствие! Она замерла. Ноги отказывались слушаться. Нечестно дать Солу войти туда одному. Не ему секли руки розгами. Что тут думать? Дверь бесшумно открылась под нажимом руки, Изабель скользнула внутрь. За ней ужом прошуршал Сол.

Она вдруг забыла обо всех страхах, с интересом огляделась. При маме полагалось держать глаза долу — толком ничего не рассмотришь, да и не до этого было.

У окна пустовал стул с высокой резной спинкой, на каминной полке лежала шкатулка из белой кости. У Изабель захватило дыхание. Любимая мамина шкатулка! Она часто водила пальцами по белым бокам, гладила крышку. Как интересно! Изабель легонько коснулась шкатулки — холодная, гладкая, осторожно взяла в руки, открыла. На дне лежали красные сухие лепестки. Мак! Будто из ее сада! Под цветком блеснула золотом витиеватая надпись, Изабель пригляделась. «Милой моей Пилар от любящего Тиаго. Всегда с тобой». Хм… Папин подарок. Когда-то давно мама была милой. И папа не ходил на войну, и она еще не родилась...

— Есть!

От неожиданности победный шепот Сола показался криком — Изабель подпрыгнула, чуть не выронила шкатулку.

Сол торжественно потряс пучком ненавистных розг перед носом Изабель. Она с облегчением выдохнула — дело сделано, можно уходить. Изабель схватила Сола за руку и потащила к выходу.

Но далеко они уйти не успели.

Изабель съежилась, отступила, опустила голову. Рубцы только зажили, теперь будут новые. Она глянула на шкатулку в своих руках. Наверняка три шкуры сдерут.

— Что вы себе позволяете, Изабель? — мама не смотрела на нее, а хладнокровно изучала Сола, будто тот был диковинным жучком.

В коридоре собирались слуги — ни мертвы, ни живы в ожидании гнева госпожи Пилар.

Сол побледнел, но выдержал взгляд немигающих рыбьих глаз. Рука сжалась в кулак, и сразу бессильно упала.

Мама была вне себя, вот сейчас разразится буря! Зачем только Изабель согласилась на такую глупость? С мамой шутки плохи. Знала же! Значит, ей отвечать. Ноги стали ватными. Нет, она не «дрожащая девчонка».

— Он не виноват. Я сама…

— Не слушайте ее! Вот, выпорите меня, может легче станет! — мальчик с вызовом протянул маме розги.

Мама резко выпрямилась, покраснела.

«Что он делает?» — пискнул испуганный зверек в сердце Изабель. Никто не смел так говорить с мамой! Изабель бросилась меж ними, хотела что-то сказать, но от маминого взгляда слова застряли в горле.

— Сто розг ему! И допросите между делом, кто такой и как проник в замок, — бросила мама испуганным слугам и хлопнула дверью перед носом у Изабель.

Сола поволокли на задний двор. Он не вырывался, не убегал — только с ненавистью оглядывался на дверь маминых покоев.

То ли из-за суматохи, то ли в назидание Изабель не стали запирать в комнате и допустили к месту экзекуции.

Удар ложился за ударом. Слуга методично полосовал худую спину Сола. Изабель плакала, и картинка расплывалась из-за слез.

Они же убьют Сола! За такое маму полагалось ненавидеть, но Изабель не могла. Был бы другой человек — пожалуйста, только не мама.

Сол терпеливо сносил наказание. На нем не осталось живого места, рубаха повисла лоскутами, как лохмотья на пугале, но он не издал ни единого звука.

— Тирда! — в отчаянии закричала Изабель, — Тирда, останови их!

Тирда явилась мгновенно, но не для того, чтобы спасти Сола. Она властно взяла Изабель за руку и повела в покои. Тирда тоже боялась маму. Как и сама Изабель. Как и все в замке.

Тирда тащила ее вверх по лестнице, а Изабель выворачивала шею, пытаясь уследить за экзекуцией на заднем дворе через большое витражное окно. Двор опустел — она будет верить, что Сол сумел сбежать, или вытерпеть наказание до конца. А ведь он ее не выдал!

Только сейчас Изабель поняла, что до сих пор держит в руке шкатулку. Надо будет обязательно вернуть папин подарок — снова пробраться к маме в покои и положить на камин. Как будто ничего и не было. Ни порки, ни войны, ни маминого гнева, ни папиных отлучек.

Милая Пилар.

Любящий Тиаго.

***

Изабель не стали наказывать, но Тирда с тех пор ходила за ней как привязанная. Хмурилась, ворчала и укладывалась спать на узкую кушетку под дверью детской. Какие тут прогулки.

Тирда много ворочалась во сне, раскатисто храпела — Изабель часто просыпалась среди ночи и лежала до утра с открытыми глазами. Тени деревьев бродили по залитой лунным светом комнате, шарили по углам — будто искали пропажу, но Изабель-то знала, здесь искать нечего. Все самое важное сейчас далеко, рядом с Солом.

Как он там? Израненный, одежда испорчена — от родителей, наверное, досталось. И все из-за нее. Может, тоже сидит взаперти. Вряд ли. Он-то выкрутится. А ведь она толком ничего про Сола не знает. Все нос воротила, прогнать думала. Пусть он только не забудет ее, пусть появиться в саду снова. Когда-то арест кончится, или Тирда устанет, или она сбежит, или...

Освобождение пришло одновременно с перевязанным черной лентой письмом.

Курьер еле держался на ногах, мундир висел мешком. А на папе так ладно сидел.

Папа? Нет, не может быть. Он обещал всегда возвращаться.

Изабель влипла в стекло окна. Возле курьера собрались слуги, выбежала Тирда, взяла из его дрожащих рук письмо. Вгляделась, охнула, застыла на месте. Замок взорвался испуганными голосами, воплями, криками.

Изабель поплелась к двери — пустой коридор был похож на склеп. А мама, кто же ей скажет?

Она спустилась по лестнице, присела на нижнюю ступеньку.

Домашние суетились, не замечали ее. Остановилась Тирда, посмотрела сквозь нее мутными от слез глазами, всхлипнула, и, не сказав ни слова, ушла.

Изабель просидела на лестнице до самого вечера — куда спешить, чего ждать? Папа не вернется. Мама… Изабель никогда не забудет этот крик. Так может кричать зверь, не человек.

Было не просто тоскливо — страшно. Оглянулась — никого! И куда пропала Тирда? Она согласна и на конвой — да все, что угодно, лишь бы рядом была живая душа.

Наконец Изабель встала. Война есть война. Кажется, она начинала понимать, что это значит.

***

Пусть это будет дурным сном, она проснется, и поймет — почудилось. Но нет, ей привиделась та, прошлая жизнь, где есть место папе, где все живы.

Коленки Изабель уперлись в огрубевшую без дождя землю, пальцы разгибали засохшие стебельки. Пустая затея. Маки завяли. Она слишком долго сидела взаперти.

Если бы ее выпустили раньше. Если бы она сумела обмануть бдительность Тирды, сбежать. Если бы папа не пошел на войну… Никто бы не умер! Почему все так несправедливо устроено? Почему у нее отбирают самое дорогое? Злые слезы пеленой стали перед глазами.

— Ненавижу! Ненавижу! — крик вырвался сам собой.

Изабель схватила ком земли, с ревом запустила его подальше. Подхватила второй, третий. Так их, так! Изабель будто защищалась от воображаемых врагов. Комья летели в деревья, в кусты, разбивались о каменную кладку стены — пыль резала глаза, земля скрипела на зубах, но злой азарт не давал ей передышки.

— Эй! Это меня ты так встречаешь?

Изабель вздрогнула, уронила сбившийся в камень земляной ком, вытерла рукавом глаза. Сол? Сол! Пришел, вспомнил! Ноги у Изабель подкосились, в изнеможении она опустилась на жухлую траву.

— Нет… То есть да… Встречаю...

— Ладно, стряслось-то что? — Сол перестал улыбаться, присел рядом.

— Папа… — всхлипнула Изабель, — папа больше не вернется.

Она подняла голову, заглянула Солу в глаза. И тут же отпрянула. Закружилась голова. Она так любила падать в папины глаза без дна. И теперь чуть не провалилась.

— А вдруг он не умер, Сол? Ты же не сидишь взаперти, как я, ты должен знать, как это бывает! — слабый всполох надежды на мгновение сделал мир Изабель цветным.

Она крепко схватилась за руку Сола — пусть он скажет «да», ну что ему стоит! Сол молчал. Опустил голову, смотрел куда-то в сторону. Изабель видела его соломенные волосы, плотно сжатые губы. Надежда пожухла и рассыпалась пылью по саду. Изабель моргнула — серый, безрадостный мир. Неужели теперь так будет всегда?

Даже Сол стал непривычно серьезным. Сол. А ведь ему здорово досталось. Изабель чуть отпустила его руку, пальцы коснулись червячков шрамов.

— Больно было? — тихо спросила Изабель.

— Пустяки, — отозвался Сол.

— Прости ее. Если можешь.

***

Дракон засушливого лета дохнул напоследок жаром, и поджав хвост ретировался, спасаясь от осенних ливней. Дождевые струи сбивали с деревьев листья, мяли траву, врезались в землю — будто хотели изничтожить ее сад. Но Изабель не сдавалась — она приходила в любую погоду, усаживалась на облезлую скамейку под яблоню, и упрямо рисовала в голове весну, вспоминала краски, приказывала дождю убираться прочь.

Жизнь в замке худо-бедно возвращалась в привычную колею. По утрам Изабель мучили уроками, вечером воспитывала Тирда. Визиты к маме отменили. Изабель слышала, как шушукаются под лестницей слуги, что мол, госпожа Пилар совсем ослабела, и с кровати сама не встает.

— Плохи дела, госпожа Изабель! — на все ее расспросы у Тирды был дин ответ.

Больше Изабель не спрашивала о маме. Но как же она скучала! Увидеть маму хоть бы мельком, хоть в щелочку — эх, несбыточная мечта. После того случая, она подступилась к маминым покоям лишь раз — чтобы вернуть шкатулку. И больше туда не пойдет. Хватит — Сол еле живым ушел. Как мама может быть такой злой? Нет, не злой — несчастной. Кажется, будто руки сами хватают эти розги, а она не хочет, но бьет. Был бы папа рядом, все вышло бы по-другому.

Каждый день Изабель уговаривала себя забыть про папу, и каждую ночь мечтала его увидеть снова. Представляла, что они скажут друг другу, как вместе посмеются глупым вестям о его смерти. «Я всегда буду возвращаться» — напомнит ей папа и подмигнет. А Изабель уткнется носом в плечо, вдохнет знакомый терпкий запах табака, пыли, и приключений. Она вздыхала, ворочалась с боку на бок, и боялась уснуть — еще немножко грез, и, может, утро окажется не таким противным.

Но утро и не думало исправляться. О саде она вспоминала без радости. Ждать ее там некому. Сол исчез. Конечно, ему здорово досталось от мамы, и с ней, наверное, теперь скучно, да и невелика радость бегать по завешенным трауром комнатам. Изабель находила Солу по пять оправданий на минуту, пытаясь не слушать, как возится на сердце вечно недовольный зверек. «Тебя предали» — пищал он — «Друзья так не поступают». «Поступают!» — спорила Изабель и ждала. Ждала неизвестно чего.

Дожди смыли летнюю пыль, небо заблестело надраенным окном — слуги возились на заднем дворе: чинили, латали, сушили, стирали. Сколько сразу нашлось дел, лишь бы снова подставить солнцу простуженные носы.

Садовники возились в парке со стройными рядами роз. Наверное, хотели сделать их еще стройнее. Суета оживила настроение Изабель, они гуляли с Тирдой по парку, и ей вдруг показалось — она снова стала различать цвета. Неяркие, смазанные краски.

А ночью к ней пришел гость.

— Бэль, просыпайся! Ну же!

Бэль. Кто-то назвал ее «Бэль». Неужели папа? Изабель спросонья никак не могла взять в толк, что происходит. Села на кровати, протерла глаза. Сол?

— Что ты здесь делаешь?

Глупый вопрос, конечно. Будто и неясно, что он здесь делает — в очередную затею ее хочет втянуть. Вон даже улыбаться снова начал. Как раньше — пока она его не спросила про папу.

Изабель тихонько засмеялась — она так рада, Сол вернулся!

— Собирайся! Пойдем проветримся! — бросил через плечо Сол и вышел в коридор.

Изабель нырнула в широкое платье, через одну застегнула пуговицы непослушными со сна руками, по привычке пошла босиком — пришлось возвращаться за туфлями.

Сол караулил ее перед зеркалом.

— Чего так долго?

Странный сегодня Сол. Изабель ни разу не видела еще, чтобы Сол нервничал, а сейчас он места себе не находил.

— Куда мы идем?

— Увидишь, — буркнул Сол и нажал на пружинку за зеркалом.

Разгадал секрет замка и сделал из этого великое событие! Изабель фыркнула. Мог бы придумать что-то поинтереснее.

Сол схватил ее за руку, и они вместе шагнули.

Все мысли куда-то пропали. Не было ни лестницы, ни ступенек, ни темной шахты спуска. Изабель снова оказалась в замке — облупившиеся стены скалились прорехами, в углах клубилась пыль, деловито перебегали дорогу длинноногие пауки. Кое-где трещины в стенах стыдливо прикрывали обветшалые портреты. Изабель глянула на один и тут же отпрянула — пустые глазницы черепа, дырка вместо носа, зрелище не из приятных.

— Не бойся! Это Изнанка. Тут все другое! — Сол покрепче перехватил ее руку и потянул вперед.

— Изнанка?! — Изабель остановилась как вкопанная.

— Ну да. Ты живешь в замке, а это мой дом!

— А родители? Ты что здесь один?

Сол поморщился, будто от боли, мотнул головой.

— Не было никаких родителей. И никого нет. Только я. Ну и бестелесные под ногами путаются. Вон, видишь, за колонну спрятались? Эй, а ну не подглядывать!

Похожие на паутину белые тени взвизгнули, беспорядочно заметались и просочились сквозь стену.

Бестелесные? Значит, тогда на лестнице, она не зря отмахивалась от навязчивой паутины? А Тирда ей говорила! Но теперь они казались безобидными. Или это только когда Сол рядом? Интересно, а Сол чего-то боится? Ему нельзя бояться — сама себе ответила Изабель — он совсем один здесь, некого даже за руку взять.

Знакомый поворот, парадная лестница. Только в лестничных зубах зияют дырки — где ступеньки обвалились, где поистерлись. Какая неуютная Изнанка.

И зачем Сол так торопится?

Они вышли в парк, уселись на отвалившийся от крыльца камень. Привычный порядок сгинул без следа. Когда-то ухоженный парк теперь походил на лес. Высокие деревья, сплошные стены кустов. Предрассветная дымка туманом опустилась в заросли, и, казалось, они сплошь кишат бестелесными.

Изабель вздрогнула.

— А мой сад? Он тоже — Изнанка?

— Вон твой сад! — Сол махнул рукой на высокую стену. — И знаешь, здесь нельзя долго оставаться, иначе можешь не вернуться.

Можешь не вернуться. А ведь папа был здесь. И потом случилась беда. Изабель поежилась.

— Ты не смог, правда? — тихо спросила она.

Мальчик не ответил. Молчание вытекало медленно, как капля густого меда из большой банки. Наконец, капля упала. Сол поднялся, не спеша потянулся, и… колесом прошелся перед изумленной Изабель. Замелькали руки-ноги, Изабель зажмурилась.

— Зато я могу другое! — выдохнул Сол, и хитро сощурил глаза, будто снова что-то затеял.

— Что можешь? Вертеться колесом?

— Да нет же. Могу отвести тебя к папе! Ненадолго, но ты увидишь его! — Сол сиял как начищенный чайник.

— Сол! Это правда? Но как?

— Бэль, пойдем! Умершие быстро уходят отсюда. А если остаются, превращаются в бестелесных. Я нашел его вчера.

Она увидит папу? Это не укладывалось в голове. Сол его нашел! А ведь мог не искать, мог объяснить, что папа умер, и никогда не сказать про Изнанку.

Нет, не мог! Сол не выдал секретов, выдержал порку. На сердце у Изабель посветлело.

Сол шел быстрым размашистым шагом, Изабель еле успевала за ним — но не беда, так даже лучше, тем скорее она увидит папу. Они вышли за ворота замка. То, что она приняла за предрассветную дымку, оказалось прижившимся здесь туманом. Туман стелился по дороге, туман хватался ее за ноги, туман залетал в нос.

Изабель оглянулась. Громада замка тоже плыла в тумане, не касаясь земли.

***

Сол шел впереди, Изабель — шаг в шаг за ним.

Ноги вязли в болотной жиже, оступаться нельзя. Пару раз ей привиделась белая тень, она зазевалась, потеряла опору, и Солу пришлось тащить ее, проглоченную прожорливым болотом по колено. Туфли были принесены в жертву чвакающему монстру — Изабель выбралась на кочку уже без них, и как Сол ни шурудил хворостиной в трясине, натыкался только на увязшие в тине ветки да корни. Больше Изабель не вертела головой по сторонам, следила за босыми пятками Сола — свои стоптанные башмаки он великодушно отдал ей, оборвал подол испачканного в тине платья и крепко привязал к ногам, чтоб не потерялись.

Какая бесконечная дорога. Сол размеренно переступает с кочки на кочку, так же размеренно Изабель движется следом. Как часы — тик-так, тик-так, тик… Глаза слипаются, кто-то берет ее за руку. Хорошо, спокойно…

— Бэль, очнись!

Сол? Что ему надо, зачем ее трясет, было так сладко…

— Не смей спать, слышишь, не смей! Бестелесные опасны!

— Сол, не может быть… — язык еле ворочался, будто она разучилась говорить.

— Еще как может! — Сол, наконец, перестал ее трясти, помог подняться. — Думаешь, белое облако, плывет себе и плывет? А вот и нет! Это облако хочет стать тобой. Сначала смотрит в глаза, потом берет за руку. Короче, пока не поселится в твоей голове, не успокоится.

— Откуда ты знаешь?

Изабель все еще не верила. Неужели Тирда была права?

— Знаю, — Сол помолчал, потом добавил, — поначалу, когда здесь гулял, они охотились на меня, сам чуть не превратился в облако. Понимаешь, они хотят быть живыми, такими как мы — им нужны наши руки, ноги, голова. Свои-то давно сгнили небось.

Изабель вспомнила маму. Может, в этом все дело? Ее настоящая мама оступилась на такой дороге, а в замке живет белое облако с ее лицом? Папа говорил, она пошла за ним. Папа...

— Сол! — голос Изабель задрожал, — папа же не станет таким...

Пауза повисла, она так и не смогла закончить фразу, но Сол понял.

— Не знаю, — он покачал головой, — некоторые просто исчезают.

После рукопожатия бестелесного голова кружилась, тело не слушалось. А каково маме жить в этом тумане столько лет?

Сол снова ее встряхнул. Глаза совсем рядом. Серьезные, внимательные глаза. И когда он успел стать таким… таким… взрослым.

— Не давайся им в руки, гони от себя! Это единственный способ!

Изабель кивнула. Молча двинулись вперед. Болото кипело туманом, ей не хотелось думать, сколько бестелесных могло прятаться в его гуще.

День не баловал их солнцем, казалось, в Изнанке солнца просто нет.

Шмяк-шмяк, чвяк-чвяк — ноги сами собой прыгали по кочкам. Изабель смирилась — болото не закончится никогда. И тут же Сол вскинул руку, показал влево. Изабель подняла голову — что это? Мираж, сон? Край лысого болота стыдливо подпирал невысокий утес, за ним высилась стена леса.

— Теперь недолго осталось, скорее! — не оглядываясь, Сол рванул вперед.

Хоть и в башмаках, Изабель едва успевала за ним. Несколько раз споткнулась о корни, упала, но рассматривать синяки времени не было — главное не потерять Сола из виду.

***

Сол сменил бег на шаг, беспокойно озирался, отставал. В какой-то миг Изабель потеряла Сола из вида, и перестала вспоминать о нем.

Она поняла — путь окончен.

В воздухе запахло войной. Откуда она это знала? Может, вспомнила едкий запах, въевшийся в папин мундир. Может, насторожил воздух, пропитанный ужасом, смертью. Мир вокруг молчал. Даже болото казалось теперь живописным уголком.

Лес расступился, перед Изабель раскинулось поле. Поле мертвых. Люди лежали в странных позах — вывернутые, раскромсанные на части, раздутые, синие, изъеденные червяками. Хотелось отвести глаза, но скрыться было некуда. Стало невыносимо — сбежать бы отсюда, забыть.

Тошнота накатила липкой волной. Изабель упала на колени, ее вырвало.

Нет, смотреть вниз нельзя. Она глянула в небо — огромное черное крыло задело ее по лицу. Их много, очень много этих птиц. Вьются над полем в небе, терзают когтями и так безобразные тела на земле. Только мертвые и птицы.

Что она здесь делает? Может, тоже умерла. Изабель в панике бросилась себя ощупывать. Лицо на месте, живот когтями не вспорот, ноги еще ходят.

Папа, ну где же ты?

Он бродил среди трупов, смотрел вперед пустыми глазами. Мундир висел клочьями, на груди темнела уродливая бордовая клякса. Иногда он останавливался, удивленно смотрел на грудь, качал головой и шел дальше.

Изабель затаила дыхание. Неужели нашла? Вот сейчас он увидит ее, обрадуется, возьмет на руки.

Мужчина подошел уже совсем близко и побрел дальше, не разбирая дороги.

— Папа! — она бросилась следом.

Он остановился, медленно обернулся на голос.

Изабель не видела раньше таких лиц. Даже когда мама злилась — не было в ней столько черноты. Гримаса боли исказила знакомые черты. Тоска, ужас поползли волной по телу. Папа втянул плечи, сгорбился. Страшный, скрюченный, грязный — но ведь она его любит и такого. Изабель взяла папу за руку — вместо крепкой теплой ладони ее пальцы обхватили холодную дрожащую паутину. Пару раз вздрогнет — и не станет паутины.

— Бэль, зачем ты пришла… Уходи...

Папа говорил тихо, неразборчиво.

— Нет, мы уйдем только вместе. В моем саду ты отдохнешь, поправишься! На солнышке тебе станет лучше!

— А сад, что с ним?

Изабель вдруг показалось, что пустота из папиных глаз отступила.

И зачем только он задал этот вопрос? Она растерялась. Серый цвет съел ее сад живьем, маки завяли. Она хотела было соврать, но слова не шли с языка, а правду говорить не решилась. Куда больше расстраивать папу, ему и без того тяжко.

— Я так и думал… — прошелестел папа. — А знаешь, Бэль, я сильно устал. Я потерялся.

— Пойдем, я знаю дорогу!

Она помнит, как пришла сюда. Папа не уйдет с умершими, не превратится в бестелесного, они вернутся домой вместе!

Бесконечное мертвое поле. Почему они так долго идут? Неужели, заблудились? Изабель ускорила шаг — папа еле поспевал за ней мрачной тенью. Над их головами кругами вились птицы. Только бы вырваться побыстрее.

Но быстрее не получалось. Казалось, чем больше они ходят, тем шире разрастается поле. Нет, она не может сдаться. Она сейчас старшая. Папа слаб, многого не понимает. Изабель запыхалась, перед глазами поплыли темные круги. Надо взять себя в руки, еще немножко...

— Бэль, Бэль остановись, — еле слышно прошептал папа, — отпусти, я вспомнил, мне нельзя туда.

Как нельзя? Слезы покатились крупными горошинами.

— Я не могу без тебя. Мне плохо одной. Мы столько могли еще сделать вместе. Не уходи, пожалуйста! Давай вернемся домой!

— Изабель… — папа погладил ее по лицу.

Почудилось? Или рука действительно потеплела.

Повисла долгая пауза.

— Тогда я убежал слишком далеко, и уже не хотел возвращаться. Казалось, весь мир принадлежит мне. Я пил эту свободу и не мог напиться, — папа вздохнул, провел рукой по лицу, будто снимая невидимую паутину. — Мама пошла следом. Она всего лишь хотела быть рядом. Я не знал, а когда нашел ее на болоте, было уже поздно.

— Почему? Почему поздно? — Изабель проглотила комок.

Она никогда не видела папу таким беззащитным.

— Здесь каждого настигает его страх. А бестелесные довершают дело. Она боялась потерять меня, а я боялся расстаться со свободой. Мы проиграли оба, — согнутые папины плечи вздрогнули, вымученная улыбка чуть тронула губы. — Я должен уйти, Бэль. Тогда нам двоим будет нечего терять — и нечего бояться.

— А я? Что мне делать? — Изабель поняла, что осталась совсем одна в этом мире, да и в другом тоже.

— Бэль, возвращайся домой! Изнанка — лишь кривое зеркало, а ему не стоит верить. Я не хочу, чтобы все повторилось. Прости!

Изабель подняла голову, сквозь пелену слез папин образ задрожал и помутнел.

— И прощай...

«Я вернусь еще… » — просвистел ветер, или Изабель это только послышалось?

Она разжала руку — на пальцах в скупых лучах солнца блестела паутинка. Папы больше не было.

***

Она не помнила, как выбралась с мертвого поля.

Туман проник внутрь, застлал глаза, забил рот ватой. Может, она превратилась в бестелесного? Пусть. Пусть, что угодно, только бы забыть, как выглядит смерть. Что она сделала с теми солдатами. Каким стал папа.

Она дала папе уйти. Упустила его. Или отпустила?

Они могли бы уйти вдвоем, если бы Изабель не сбилась с дороги на обратном пути. Что скажет мама, Тирда, когда узнают, что она нашла его и бросила? А что бы они сказали, если бы увидели его там, на поле — вылепленного из горя и черноты.

Они с Солом сидели над обрывом у кромки леса, едва касаясь друг друга плечами.

— Бэль, — тихо позвал Сол. — Извини, я потерял тебя на том поле.

Не мудрено, Бэль вздохнула. На том поле все что-то потеряли. Она — папу. Папа — жизнь.

— Он исчез, Сол. Ему очень плохо.

Сол обнял ее. Он пах дорогой и приключениями. Как папа. Только вместо терпкого табака в волосах застрял запах трав.

— Было плохо, Бэль, теперь лучше. Он ушел, а хуже, чем здесь, быть не может. Уж я-то знаю.

Такие странные нотки в голосе Сола. Непривычные. Пронзительные и жалобные. Эх, все в этой Изнанке наперекосяк.

В голове роились тысячи вопросов. Почему здесь плохо? Кто такой Сол? Как он сюда попал?

— Сол, что… — начало было Изабель, но закончить так и не успела.

Мощный толчок тряхнул землю, вековые деревья закачались в пьяном танце, порыв ветра больно хлестнул по лицу.

— Уходим, быстрее! — Сол подскочил, потянул Изабель в сторону болота.

— Не пойду! — она старалась перекричать вой ветра, — пока все не скажешь!

— А что говорить? Они пришли за мной. И за тобой тоже, если не успеем добежать. Прости, я хотел, чтобы ты увидела папу. Очень хотел. Был уверен, тебя не тронут. Но мы здорово опоздали.

— Кто такие «они»? Что ты снова затеял, Сол?

Изабель отчаялась что-что понять. Сол должен ей все рассказать. Если он с ней не поговорит, она сойдет с ума.

— Я не знаю. Честно, не знаю, кто это. Иногда они появляются как голоса в голове, иногда оставляют записки на стенах. Когда злятся, крушат все вокруг. Они запрещали сюда приводить гостей. Они запретили пускать тебя. Но я хотел сделать сюрприз. Вышло не очень здорово, понимаю.

— Сол, почему ты не сказал раньше? Пусть теперь накажут меня, не хочу больше видеть шрамы на твоих руках!

— Не говори так! Ты не догадываешься, какое это будет наказание.

Рука Сола стала совсем горячей, краска залила лицо. Изабель почувствовала, что точно так же краснеет.

Сверху падали ветки, землю колотила крупная дрожь, болото внизу заходилось лягушачьими воплями — мир вокруг трещал по швам, а Изабель вдруг стало спокойно. Пока Сол рядом — ничего не страшно.

***

Болото ходило ходуном, пенилось, бурлило штормовым морем. Изабель никогда не видела моря, но помнила рассказы папы про штормы, и решила, что выглядят они именно так. Друзья то и дело сбивались со знакомой тропки, ноги вязли в трясине — и с каждым разом искушение сдаться болоту было все сильнее.

Потом прилетели черные птицы, и Изабель окончательно упала духом. Они не боялись людей — задевали крыльями, щелкали клювами над самыми головами. Птицы знали — добыча будет. Но Изабель не хотела с ними соглашаться. В ожидании достойного ужина падальщики не гнушались лягушками — ветер разносил предсмертное кваканье по всей округе.

— Бэль, я остаюсь здесь.

Слова Сола ударили ее в спину больнее маминой розги.

Изабель вдруг ощутила всю тяжесть намокшего в трясине платья, каждая царапина отозвалась тупой болью — и холодно, как же холодно! Почему она не замечала этого раньше?

— С-сол??? — зубы против воли выбивали барабанную дробь.

Сол отвел глаза.

— Я не буду бежать. Всю жизнь интересно было с ними встретиться, а тут такая возможность.

— Они убьют тебя, да?

Изабель не отрываясь смотрела на друга.

— А знаешь Бэль, я никого сюда не звал. Не хотелось. А тебя позвал. — Сол поднял голову, встретился с Изабель глазами.

В них мелькнул прежний Сол — нагловатый веселый мальчишка, и тут же сбежал, уступил место повзрослевшему Солу, который умел краснеть и говорить такие важные слова.

— Так зачем гонишь сейчас?

— Хочешь, чтобы тебя заперли здесь навечно? Хочешь бродить по пустым замкам и лачугам, высматривая зеркала — авось там тебя не испугаются, примут в свою жизнь на день-другой?

«Изнанка — кривое зеркало, не стоит ему верить» — отозвались в голове эхом папины слова.

— Ты не можешь уйти отсюда, если захочешь?

— Они не отпустят. А если уйду, отомстят. Да и куда идти? Я столько здесь скитаюсь, что, наверное, перестал быть человеком. Меня никто не ждет. Я всюду чужой. Ты — другое дело. Из тебя вырастет красивая хорошая девушка. Беги, Бэль!

Сол подошел совсем близко, сухие губы скользнули по щеке Изабель.

Красивая девушка? А Тирда говорила, на нее никто не посмотрит, если платье запачкано. Выходит, Сол особенный — разглядел то, что даже Тирде не видать.

Порыв ветра ударил в спину, Изабель схватила Сола за руку, развернулась навстречу ветру.

Перед ними росла гигантская воронка. Пока еще далеко, но скоро она будет здесь.

Жадным ртом воронка глотала все, что встречала на своем пути. В ход шел туман, болото, небо. С жалобным криком в ее пасть падали черные птицы, невидимые зубы крошили в пыль стволы деревьев, комьями летела земля — воронка сжирала Изнанку, заполняя собой откушенные ломти умирающего мира. Это они! Пришли по Солову душу.

Изабель глянула на Сола. Его лицо побелело, пальцы в руке Изабель мелко дрожали. Здесь каждого настигает его страх. И ее бесстрашный Сол испугался тоже.

Папа говорил, что в одиночку не выиграть. В одиночку. Но она рядом!

Изабель крепче сжала руку Сола. Ей тоже страшно. Все передряги вдруг показались мелочью, ерундой, пустяками. Она так и не помирилась с мамой. Тирда так и не повезла ее в путешествие. Она много чего не успела. Но Сол важнее.

Они вместе шагнули навстречу воронке.

Теперь ей было легко — ветер сам нес ее в раскрытый зев. Резкий порыв разъединил их с Солом, он что-то крикнул, но Изабель не расслышала слов. Оглушительный шум давил на уши, глаза залепила пыль, ноги Изабель вдруг потеряли опору, и она упала в зев воронки.

***

Она стояла у стены замкового парка, а через стену карабкался Сол. Много Солов. Изабель насчитала семь, потом сбилась — какая разница, если все равно больше одного?

Мальчишки лихо спускались по веревке, бродили по неухоженному парку Изнанки, с интересом разглядывали щит серсо — все одинаковые, вплоть до царапин и заплат на штанах, вот только смотрели на Изабель по-разному. Один Сол прятал глаза, другой дерзко пялился, третий явно скучал, ждал неизвестно чего.

— Ну, чего хотела? — подал голос самый серьезный из всех Солов, наверное, был за главного.

— Это вы чего хотели? Я в гости к вам не навязывалась! — огрызнулась Изабель.

— А Изнанку своими следами кто истоптал? — протянул Сол скучающий. — Мы его предупреждали.

— Так вы — «они»? — Изабель невольно попятилась.

— А что, не видно? — Наглый задрал нос, точно как это делал настоящий Сол, пока не обзавелся двойниками.

— Эй, тихо! — шикнул на своих Серьезный. — Пусть сама скажет, зачем пришла к нам, мы-то его ждали!

— Я не к вам шла… просто… друзей не бросают, — последние слова Изабель пролепетала чуть слышно.

Хохот взорвал воздух. Здесь все Солы были единодушны. Тряслись от смеха, катались по земле.

Изабель не разделяла всеобщего веселья — с каждой минутой ей все меньше нравилось общество двойников, но уйти она не могла. Сол был прав — от них не скроешься.

— И где твой Сол сейчас, а? — сквозь смех гнусавил Наглый, — может, это ты? — Наглый ткнул пальцем в Серьезного, — или ты? — он обернулся к Смущенному.

Изабель сорвалась с места — сейчас она вырвет ему все волосы, давно мечтала запустить руки в это птичье гнездо! Но не успела. Наглый поставил подножку — Изабель растянулась, упала носом в жухлые листья.

— Что вы с ним сделали? — она думала, что крикнула, но услышала только глухой шепот.

— Ничего! Не успели еще, — пискнул Сол Испуганный и его сразу оттерли к стенке другие.

— Изабель, — Серьезный наклонился над ней, дружеским жестом похлопал по спине, — мы его ни о чем не просили, он сам нас придумал и притащил в Изнанку. Ему было скучно и тоскливо. Мы родились в его уме для забавы. А теперь он хочет нас уничтожить и сбежать! Тоже мне, герой! Даже прошлого своего не помнит!

— И что вы сами-то помните из его прошлого?

— Все, — тихо сказал Смущенный, — но стараемся забыть. Там было плохо и нам, и ему. Родителей убили солдаты, подожгли дом, война сравняла город с землей. От дома осталось лишь старое закопченное зеркало. Мы сидели перед ним часами, а потом открылась Изнанка. Жизнь постепенно наладилась, стала интересной.

Бедный Сол. Ему и правда возвращаться некуда. У Изабель есть замок, есть Тирда. А что ждет Сола в их мире? Скитания по руинам и пепелищу?

— Ты все испортила! — набросился на нее двойник с перекошенным злобой лицом. — Нам было хорошо вместе! Это ради тебя он все захотел разрушить!

Ради нее? Изабель перестала слушать гомон бесчисленных Солов. Он рискнул всем, только бы устроить их с папой встречу. Бросил вызов страшным «им», даже не зная, что сражается сам с собою. Ей надо найти Сола и все ему рассказать!

Изабель рванулась к стене, взялась за веревку. Мальчишки вмиг обступили ее плотным кольцом.

— Бежать надумала? — недобро оскалился Наглый, — а как же мы?

Она беспомощно оглянулась — теперь ей точно не выбраться.

Мальчишки подходили все ближе, их лица теряли маски, становились одинаково злобными, кровожадными.

Изабель заметалась в узком кругу пойманным зверьком. Сейчас они растерзают ее на лоскуты, а Сол так и не узнает самого важного — погибнет от тоски на пороге открытой клетки.

Ее растерянный взгляд упал на щит серсо.

— А хотите сыграем? На Сола!

Глупая, дурацкая затея. Сейчас они снова поднимут ее на смех и травля продолжится.

— Играть мы любим! — вдруг оживился Наглый, — а во что?

Изабель от волнения забыла ответить. Неужели она вырвет у них еще несколько минут?

— Слушай ее побольше! — Серьезный первым опомнился, махнул другим, и они снова пошли в наступление.

Кто-то уже схватил ее за платье, чьи-то пальцы больно сжали руку.

— Нет, стойте! — Изабель удалось вырваться. — Мы будем бросать кольца! Вон на тот щит!

***

Изабель моргнула, протерла глаза. Колышки двоились, щит тоже не сидел на месте, ускользал то вправо, то влево.

Игра скоро закончится, и силы — тоже. Изабель подняла отяжелевшую руку, прицелилась, бросила. Казалось, колечко летит вечность. Оно ударилось о стенку, закатилось в жухлую траву. Радостно заорали Солы. Все кончено. Ее любимый счет — девять из десяти. И нет рядом папы, чтобы помочь. Жаль, она так и не научилась выигрывать сама.

А Солы не промахнулись ни разу. И нет надежды, что промахнуться сейчас.

Вперед вышел Смущенный, повертел колечко в руках, пару раз уронил, густо покраснел. И все равно он попадет. Это какая-то магия. Что она может сделать? Их так много, а она одна.

Сейчас колечко ляжет на колышек — как пить дать. Смущенный зачем-то разбежался, неловким движением отпустил кольцо, оно описало в воздухе немыслимую траекторию. Напряженная тишина взорвалась радостным ревом победителей!

Время растянулось. Изабель будто смотрела на себя со стороны. Вот она неуклюже поднимается, подходит к стене. Как приятно чувствовать за спиной надежный прохладный камень. Если понадобится, она будет драться. Сол не любил дрожащих девчонок.

— Ты проиграла, принцесса, — оскалился Наглый.

— Именно, — поддакнул Серьезный, — и теперь он наш!

Двойники наступали, а Изабель все больше вжималась в стенку. Она вдруг поняла, что не может сопротивляться — кого бы она ни задела, это все будет Сол. Она узнала колечко в руках Смущенного — ее подарок Солу, залог их победы. Вот и вся магия.

Мальчика не надо искать, он уже здесь — рассыпан на мелкие осколки двойников, будто разбитый кувшин. И оттого не узнает ее. И оттого не хочет бросать Изнанку.

Солы подошли совсем близко, их лица слились в одно.

— Сол, — выдохнула Изабель. — Не оставляй меня! Сол, помоги!

Двойники обступили ее, липкие руки закрыли рот, потащили прочь. Ее бросили о стенку, она вырвалась — ее бросили снова, голова ударилась об острый выступ камня. Парк поплыл неровными кругами. Изабель собрала оставшиеся силы, всмотрелась в толпу. Но увидела там только многорукого страшного Сола. Всклоченные волосы, злое жестокое лицо.

Она перестала сопротивляться, сползла по стене.

— Бэль, Бэль! Я с тобой!

Возня прекратилась. Кто-то склонился над ней. Кто-то с глазами без дна. Как у папы.

***

Смутно знакомый аромат будоражил, не давал провалиться в забытье.

Изабель приоткрыла глаз, тут же сощурилась. Солнечный луч взорвался внутри головной болью. Наверное, надо сесть. Она привстала на локте, чьи-то заботливые руки поддержали спину. Протерла глаза, обернулась — мама?! Они сидели в парке, прямо на траве. Мама обнимала ее, гладила голову. Что-что мокрое упало на нос — неужели мама плакала?!

— Изабель… — голос мамы дрожал, — больше не делай так, обещаешь?

Изабель с готовностью кивнула, все внутри задрожало от радости.

Она ведь знала этот голос, любила, доверяла ему. И уже не надеялась услышать. Жестокой незнакомки больше не было. Мама нашлась!

Посреди парка в недоумении застыл долговязый садовник. Затравленно оглянулся, беспомощно развел руками. Полез было в широкий карман за ножницами, но тут же спрятал обратно. Будто сдаваясь, плюхнулся на колени прямо перед клумбой, уткнулся носом в красный цветок.

Ничего он с ними не сможет сделать — радовалась Изабель. Маки яркими огоньками зажгли все клумбы — и пахли они приключениями, дорогой и терпким папиным табаком.

«Я вернусь» — она вспомнила свист ветра на поле смерти.

— Чего стоите, грузите его на телегу! Нечего всякому старью коридоры портить! — зычный голос Тирды разносился по всему парку.

Слуги неуклюже вытащили на крыльцо треснутое зеркало.

Они нашли ее сад!

Сердце Изабель пропустило удар. Неужели все кончено? Следом за зеркалом выплыла сама Тирда.

— Госпожа Пилар! Сладу нет с этим прохвостом! Снова к нам забрался! Может, в прислужники возьмем, а? Шустрый будет помощничек!

Тирда мертвой хваткой вцепилась в пунцовое ухо Сола. Тот и не думал сопротивляться — нашел Изабель глазами, и губы растянулись в счастливой улыбке.