Именины

Тёплый, напоённый влагой недавнего дождя, летний вечер. В потемневшем лесу блуждают обманчивые огоньки. Очень тихо, почти неслышно, пробежал ёжик, неся домой грибок. А в самой дремучей части леса, на маленькой полянке, со всех сторон окружённой колючим кустарником и вековыми елями, летают сотни светлячков, освещая полянку мягким мерцающим светом. Лёгкий ветерок пробегает по листочкам кустарника и уносится к темнеющему небу, где зажглась первая звезда.

Когда, наконец, заботливо осветив последними ласковыми лучами весь лес, солнце скрылось за горизонтом, на полянку вышла первая гостья.

— Тьфу-тьфу! Вот же дёрнула меня нечистая обуть эти туфеля с каблучищами!

Женщина с серебристо-седыми волосами, аккуратно уложенными в две косы под косынкой из паутины, посмотрела на свои чёрные итальянские туфли на высоком каблуке и с большими серебряными бантами.

— Это ж надо было привезти такое уродство ажно из Италии. Ну и вкус у Кикиморы!

Женщина тихо свистнула, и светлячки расселись на кустарнике вокруг поляны.

— Ну вот, Ягуля, теперь тебе будет светлее, — сказала женщина себе под нос и достала метлу из огромного кармана кричаще — белого передника. Один взмах волшебной метлы очистил поляну от мелкого лесного сора. Яга достала из кармана кресло и удобно устроилась в нём отдохнуть. Лицо её, гладкое и мертвенно-бледное, как у фарфоровой куклы, не выдавало истинного возраста владелицы. Немного впалые почти бесцветные широкие глаза, окаймлённые ореолом густых светлых ресниц, смотрели с вековой мудростью и грустью. Небольшой с маленькой горбинкой нос украшала извечная бородавка. Губы, совсем не сморщенные от старости, казались будто бы накрашенными соком малины. Уголки губ всегда смотрели вниз, как у плачущей маски.

— Ну, Ягуля, пора за работу! Как раз успею к приходу Лешего, а Кикимора всегда опаздывает.

Яга встала с кресла, сняла с себя праздничную кружевную шаль, сплетённую из шерсти чёрной кошки и поражающую своими искусными узорами, сложив её на кресло, принялась доставать из карманов всевозможную утварь. Первым появился большой круглый стол, затем появились ещё два кресла, белая скатерть, посуда и прочее.

Сзади послышался хруст ломающихся веток.

— Здорово, Ягулечка! — прошамкало сухое дерево, выходя на поляну и превращаясь в копию Бабы-Яги.

Леший любил менять свою внешность, иногда это происходило само собой, помимо его воли. Уже через минуту он взял себя в руки и принял обличие маленького пушистого существа с мехом, цвета коры дуба, длинными заячьими ушами, маленьким носом, как у ежа, огромными блестящими совиными глазами, сильными задними лапами медведя и руками, как у самого обычного человека.

— Здоровенько, сосед! — приветствовала Яга, кокетливо поведя плечом, — Чё это ты опять зверюшкой прикинулся? Мы с Кикиморой без мужского общества соскучимшись!

— Да ладно уж, что уж, ето! — оправдывался Леший.

— Давай-давай, касатик, вертай лик, соответствующий случаю! А не то мы тебе мисочку с едой под стол поставим, как собаке дворовой! — елейным голоском пригрозила Яга.

— Вот, ето, умеешь ты убедить, Ягуля! — ворчливо сказал Леший и нехотя, очень медленно, превратился в старичка небольшого роста.

Он был немного ссутулившимся, как — бы от тяжёлого бремени, но довольно крепким и здоровым на вид. Редкие морщины покрывали лоб над красивыми миндалевидными глазами, смотревшими с бесконечной добротой и лаской. Кустистые брови мужественно смотрелись на этом суровом и мудром лице. Точёный, словно вырезанный из камня нос, придавал особый шарм, возвышаясь над тонкими бескровными губами. С подбородка свисала остроконечная козлиная бородка. Одет старичок был в телогрейку, вывернутую мехом наружу, из-под которой торчали короткие рукава гавайской рубашки с пальмами. Чуть мешковатые, чёрные в серую полоску штаны собрались в складку на красных праздничных сапогах на каблуках и с ковбойскими шпорами, привезёнными Кикиморой с Дикого Запада.

— Ну вот, другое дело! — сказала Яга благосклонно, — Смотрю, одел Кикину рубашечку, задобрить хочешь?

— А ты, ето, туфеля, вона, тоже одела! — злорадно сказал Леший.

— Ну-у, я… Дак… И где же Кикимора-то, кстати?! — сменила тему Яга.

— Дык, и кто ж её знаеть! — почесал затылок Леший, плюхнувшись в кресло, — Может, ето, тапок свой любимый потеряла или с заграницы не вернулась есшо… Чем потчевать, ето, будешь, любезная соседка?

— Ща поколдуем… Угощу вас на славу! — пообещала Яга и принялась доставать из карманов своего передника всевозможные разносолы, — Та-ак… Сюда, вот, винегретик… сюда грибки солёные… капусточка квашенная… — бормотала она себе под нос, расставляя всё на столе.

— А горячее будеть? — вставая на кресле, и, заглядывая Яге через плечо, полюбопытствовал Леший.

— А как же! — почти обиделась Баба-Яга, — Вот!

Она покопалась в кармане и вытащила валенок.

— Ого! — удивился Леший.

— Ах, вот ты где, родимый! Со дня всех святых найти не могу! Хорошо тогда повеселились! — с улыбкой протянула Яга. Она присела на подлокотник кресла и мечтательно задумалась.

— Да что уж, ты уж, ето… того! — утешал её Леший, — Всяк быват! Вот я тогда, ето, свой дом найти не мог! Главное помню, что здесь он, у старой берёзы, ан входа найти не могу, так наклюкался!

— Слыш, Лешик, уж ворон каркает, — прервала его Яга, — Дело к полуночи, а Кикиморы всё нет!

Леший оглянулся по сторонам и вздохнул.

— Ну да ладно, попытка — не пытка, — стряхнув с себя задумчивость, сказала Яга и вытащила из кармана блюдо с запечённым поросёнком.

— Здорово! — воскликнул Леший и добавил, опасливо оглядываясь, — Хорошо, ето, что Домовой не пришёл. До чего же он нудный! Да и кушать горазд: в прошлый раз целую утку умял, даже попробовать не оставил!

— Да, соседушка, сегодня у Домового серьёзное дело! — хитро ухмыльнулась Яга, — Он избушку сторожит: я дверь-то закрыть "забыла".

Баба-Яга громко расхохоталась, а вслед за ней и Леший захихикал и заскрипел, словно старый дуб на ветру.

— Небось, заждались, — раздался кокетливый голосок из-за куста, и на поляну выплыла Кикимора.

От неё резко ударило запахом болотной тины. На ногах удобно устроились домашние тапочки, с которыми она не расставалась с самого детства, и, которые, странным образом, оставались всегда новыми. Кикимора часто теряла один из своих тапок и тогда она выла от горя, как волк на луну, чего сегодня, ко всеобщей радости, не случилось. На ногах красовались парадные колготки в сине-зелёно-чёрную полоску. Кикимора куталась в огромную шаль из болотной воды. Над шалью на длинной шее возвышалась маленькая голова. Лицо её отличалось острым носом, похожим на клюв цапли, и зелёным отливом кожи. Губы были накрашены помадой её собственного производства из ила и брусники. На веках, над довольно узкими карими глазами, были нанесены тени из брусники и цветочной пыльцы. Невысокий лоб прикрывала чёлка зелёного цвета, ярко-синие волосы обрамляли лицо и спускались до земли, не спутываясь, словно заколдованные. Над правым ухом была приколота большая роза пронзительно-алого цвета.

Баба-Яга и Леший оглянулись и застыли на месте от удивления.

— Ты ли это, Кика? — воскликнула Яга, разглядывая гостью с ног до головы.

— Я, бабуля, я! — Кикимора всегда хотела казаться моложе своих лет и, хотя с Ягой они были ровесницами, называла её бабулей.

— Ну, ты, ето, даёшь… — протянул Леший, — Я даже не узнал тебя вначале! Думал: что ето за дама такая!

Леший решил подлизаться к Кикиморе: он до сих пор помнил, как она в прошлом году подначила Ягу наколдовать ему рыбий хвост и сбросила в пруд поплавать. И всё из-за того нового напитка, привезённого ей из Японии.

— А это — я, мон шери, — расплылась в улыбке Кикимора.

— Чаво? — не поняла Яга.

— О, не обращайте внимания, я же только вернулась из Франции! — пояснила Кикимора, — Бонжур!

— А ето чаво? — опять не поняла Яга.

— Здрасте — по-французски, — ответила Кикимора.

— А-а-а! — протянула Яга, подставляя кресло гостье, — И тебе здоровьичка! Садись-садись, сестрёнка, в ногах правды нет.

Кикимора недовольно поморщилась (и зачем Яга напомнила, что они одного возраста!), но села, демонстративно положив ногу на ногу.

— Мерси! — сказала Кика и многозначительно посмотрела на Ягу и притихшего Лешего.

— Ладно! — примирительно сказала Яга, — Лучше расскажи, что привезла на этот раз?

— Ето, надеюсь, ето не будет так страшно, как в прошлый, ето, раз? — опасливо спросил Леший, отодвигая кресло подальше от Кикиморы.

— Ну, что вы! — снисходительно посмотрела на своих сотрапезников Кикимора, — Это напиток Богов!

— Ой, тьфу-тьфу! Ты что, Кика! — замахала руками Яга, а Леший начал потихоньку съёживаться и превращаться в шишку.

— Да, ладно, шери! Это только так говорится, — успокоила их Кикимора, — это всего лишь сладкая вода с пузыриками! Шампанское называется.

— Эй-эй, Леший, ты это чаво удумал?! — закричала Яга, увидев трансформации Лешего.

— Я, ето… Что-уж, я, ето… Я, ето, ничаво… — оправдывался Леший, возвращаясь в прежнее состояние.

— Ну, гости дорогие, прошу к столу, — широким жестом пригласила всех Яга.

— Ну, наконец-то, Яга! — обидчиво сказал Леший, — Я уж устал принюхиваться!

— Уви, уви! Давайте уже начнём!

— Ну, Кика, доставай свои пузырьки, что — ли, — предложила Яга, освобождая место на столе.

— Оу, мон шер! Кто же ест квашеную капусту под шампанское! — запротестовала Кикимора.

— А что же? — спросила Яга, хлопнув по руке Лешего, который тянулся к поросёнку.

— Есть, ето, хочется, — пробурчал Леший.

— Значит так, Бабуля, колдуй: шоколад, виноград, сыр, клубничка со сливками, ананас...

— Погодь — погодь! А это ещё чё такое?

— Ну, шери, помнишь, ещё в позапрошлом году я привозила такую большую шишку с зелёными листиками?

— А-а-а, ето, помню, помню, — мечтательно закатил глазки Леший, — в отличие от моих шишек, ето, та была больше и вкуснее.

— Фу-ты, пакость какая! — сказала Яга, поморщившись, — Но для тебя, Лешенька, сделаем.

— Ну, за встречу, шери, — поднимая кружку, сказала Кикимора.

— Да — уж, давно не виделись, — немного обиженно сказала Яга, — а то вечно по своим заграницам шастаешь.

— Ну, ето, за здоровьице… — важно сказал Леший и осушил кружку до дна.

— Ой-ёй-ёй-ёй! А-а-а, Кикимора, ето, что ето в носу щиплеть?! — завопил Леший.

— Да-а-а… В носу щекотно, — радостно констатировала Яга и смачно чихнула.

— О, шери, это же пузырьки! Правда, вкусно?

— Не-е-е… Я, ето, больше ето пить не буду! — отфыркиваясь и морщась говорил Леший.

— А по мне, так ни чё, даже как-то весело в носу стало, — сказала Яга и потянулась к следующей бутылке.

После третьей бутылки Кикиморе стало жарко, и она скинула свою шаль, а Яга так хохотала, что её любимая косынка съехала на бок, и из-под неё стали выбиваться седые лохмы. Леший смотрел на всё это испуганно:

— Ой, чует, ето, моё сердце, ето не к добру… Ето хорошо не кончится!

— Кика, давай чё ли спляшем, — прогудела басом Яга, вскакивая из кресла и роняя всё, что попадало под руку.

Она достала из кармана гусли-самогуды, гармошку-поиграй-немножко и ещё какой-то диковинный инструмент, привезённый кикиморой из очередной поездки по средней Азии. Инструменты заиграли, Яга пустилась в пляс. За ней выплыла Кикимора.

— Э-э-эх, Ягуля! Дома то всё лучше, всё по-простому, — тряхнув волосами, пропела тоненьким голоском Кикимора и пустилась в пляс вслед за Бабой Ягой.

— Да ну их, ети пузырьки, — бормотал Леший, доедая поросёнка, — Эк занесло Ягулю с етих пузырьков! Кика та что-о, та привычна со своих путешествий: чего только там не напробовалась!

Леший доел поросёнка, облизал пальцы и, развалившись в кресле, начал было уже мирно посапывать, но тут взоры развеселившихся не на шутку дам обратились на него.

— Ягуся, глянь ка на Лешака, — зловещим шёпотом сказала Кика.

— Э-э, да он никак соснуть решил! — возмутилась Яга, — да ещё и порося всего схрумкал, даже косточки не оставил!

— Это не дело, шери! — согласилась Кика, — пора его проучить!

— Ага, точно, — развеселилась Яга, — в прошлом годе он у нас плавал.

— О, мон шер, это было манефик! — мечтательно закатив глазки, протянула Кикимора, — чтобы такое придумать энтакое на этот раз?

— А давай, Кикуля, обрядим его в мою одежду и пустим полетать на помеле! — воодушевлённо предложила Яга, — Давно хотела посмотреть, как я выгляжу со стороны в полёте.

Кикимора гаденько захихикала, икнула пузырьками и двинулась в сторону Лешего.

— Ето, вы чего… Ето вы зачем? — не на шутку испугался Леший.

Он уже было хотел превратиться во что-нибудь, но цепкие лапки Кикиморы уже водружали на его голову косынку Бабы Яги. С гиканьем подскочила Яга и, усадив Лешего, на своё помело, присвистнув, отправила его в полёт.

Обе дамы загикали, заухали и засвистели, провожая взглядами уносящегося ввысь к звёздам Лешего.

— Слышь, Кика, а красиво летит, — заметила Яга, немного успокоившись, — как думаешь, не свалится?

— Не, мон шер, не свалится, — уверенно сказала Кикимора, плюхаясь в кресло, — вишь как вцепился в помело.

И они опять захихикали, радуясь своей проделке.

— А хороши они, пузырьки-то, — заметила Яга, — давно я так не веселилась!

— Кукареку! — раздалось вдалеке.

— Ой, батюшки, чё это мы засиделись, — всполошилась Яга.

— Пора, Ягуля, возвращать нашу «пташку», — посерьезнев, сказала Кикимора и полезла под кресло за своей шалью.

Баба Яга присвистнула, и из-за деревьев появился Леший на её помеле.

— Ну, отцепляйся уж, нечистая сила! — прикрикнула Яга, пытаясь высвободить из закостеневших от испуга рук Лешего своё помело.

— Ето за что, ето… Ето зачем, ето? — заикающимся голосом проскрипел Леший и, с трудом разжав пальцы, выпустил метлу.

— Больше не буду, ето, с вами пировать! — обиженно пробурчал Леший, превратился в шишку и укатился в лес.

— Чё, Ягуля, думаешь и в правду, больше не придёт? — спросила Кикимора, чувствуя лёгкое угрызение совести.

— Придёт! — уверенно сказала Яга, — Каждый раз грозится, а всё одно приходит! Куда он без нас-то!

Баба Яга взмахнула своим помелом раз — и с полянки исчезли следы их пиршества, два — и, вскочив на метлу, уже на лету бросила Кикиморе:

— Ну, Кика, бывай здорова! До встречи в следующем году!

— Кукареку! — прозвучало во второй раз.

Кикимора грустно поглядела вслед подруге.

— Оревуар, мон шер! — крикнула она вдогонку и, не дожидаясь третьих петухов, исчезла в надвигающемся утреннем тумане.

Один за другим загорался свет в окнах домов в эту ночь. Проснувшись от жутких визгов, люди со страхом выглядывали на улицу. Несколько раз пролетало над деревней нечто невообразимое, истошно крича нечеловеческим голосом. Всю ночь никто не спал. Старухи бормотали себе под нос молитвы и крестились; бабы успокаивали навзрыд ревущих детей; мужики беспомощно стояли в стороне, а старики, качая головами, говорили:

— Знамо дело, то Кикимора именины справляет.