Elasto Kastero

Они знакомятся случайно совсем, весенним вечером в прокуренном трактире, куда Йоля впинывает толстенный низенький мужчина, сверкая золотыми кольцами на сосисках-пальцах. Йоль сжимает зубы и терпит, а прозванный посетителями трактира про себя Свин садится за столик и подзывает официантку. Линэ вцепляется в деревянный поднос, но натягивает улыбку и интересуется, что подать, а Свин кривится, глядя на ее лицо, и спрашивает, неужели нет нормальной официантки без повязки на глазу, что на четверть лицо закрывает. Линэ чувствует, как закипает все внутри, но продолжает улыбаться, говоря, что она тут одна, а Йоль с пола рядом со стоном усмехается, за что сразу же получает начищенным ботинком в плечо. Линэ вздрагивает, а сидящие за другими столиками мужчины напряженно сжимают кулаки.

— Не могли бы вы не применять насилие в нашем заведении? — просит Линэ вежливо, но Свин только смеется ей в лицо.

— В вашем-то заведении по-другому нельзя. А этот мальчишка продал мне себя сам в обмен на долг их родителей, которых на прошлой неделе повесили. Думал, отпустят их, если так откупится, да не тут-то было!

Свин заливается хрюкающим смехом, а Йоль сжимает кулаки так, что на ладонях остаются ранки-полумесяцы от ногтей. Линэ открывает рот, чтобы что-нибудь ему сказать, но Свин просит принести ему самого дорогого вина и, получая кувшинчик, поднимает его над головой и произносит:

— За принца Габриэля! И пусть по его воле все подобные этому мусору исчезнут.

Свин подносит кувшин к губам, но так и не делает ни одного глотка. Нож, прицельно брошенный кем-то из посетителей, вонзается ему в шею, и Свин хрипит, пытаясь его вытащить, но падает на пол и заливает деревянные доски рядом с Йолем бордовой густой кровью. Йоль смотрит на подрагивающее тело со смесью страха и отвращения, оглядывает грозно выглядящих мужчин напротив, но Линэ подает ему руку и помогает встать.

— Что я говорил насчет убийств в моей таверне, вашу мать?! — голос, раздающийся с кухни, глухой и хриплый, Йолю сразу понятно, что старческий, но увидеть самого старика не успевает, Линэ тянет его куда-то по лестнице вверх, в коморку под крышей, где велит снять рубаху, чтобы осмотреть синяки.

Йоль повинуется и только когда ноющей царапины на боку касается бинт, обильно политый спиртом, чувствует, что наконец в состоянии что-то сказать.

— Вы… кто? — спрашивает он, а Линэ улыбается и ему кажется эта улыбка настолько родной и знакомой, что он мгновенно теряет дар речи снова.

— Небольшой отряд сопротивления, — как ни в чем ни бывало говорит Линэ, уверенными движениями обрабатывая ему порезы и синяки. — Правда, обычно до убийств не доходит, просто сегодня, видимо, у кого-то было плохое настроение.

Снизу доносятся чьи-то недовольные крики и ругань, а Линэ только усмехается, возвращая Йолю его рубаху.

— Джефф снова будет еще три дня нудеть… А мне убираться… — вздыхает она и смотрит на Йоля темно-зеленым глазом. — Как тебя зовут?

Йоль путается в рубашке, негнущимися пальцами пытаясь застегнуть пуговицы, и дрожащим от пережитого голосом отвечает.

— Йоль.

— А я — Линэ. Старик, которого ты наверняка встретишь внизу — Джеффри или просто Джефф. Добро пожаловать в таверну «У крота»! Почему-то у большинства это знакомство не самое приятное, но все же.

Йоль смотрит на эту странную девушку с повязкой на глазу, и пытается понять, что же она пережила, находясь в таком месте, что она за человек, который так просто ему помог, когда никто другой не протянул ему руку. Когда он умолял отпустить его семью, а стража только грубо пинала его к выходу, не слушая крики матери и не слыша его рыданий. Когда он готов был сделать что угодно, но петли затянулись на их шеях, а тела просто сожгли, не удостоив нормального захоронения.

У здорового глаза Линэ темно-зеленый цвет, и Йоль готов поклясться, что где-то такой он уже видел.

Внизу все еще шумно и Линэ не спешит спускаться, явно тяня время, но Джеффри поднимается на чердак сам, открывая двери одним ударом трости, готовится что-то сказать, но видит Йоля, аж подпрыгнувшего от его резкого появления, и смягчается. Линэ смотрит немного виновато, а Джеффри, низенький старик с забавными усами и необыкновенно яркими голубыми глазами бурчит что-то вроде «у нас тут не приют» и просит все же помочь вытереть кровь, потому что у него болит спина, а мужики не умеют и загонят занозы.

Линэ звонко смеется, обещая скоро спуститься, а Йоль сразу грустнеет — куда ему теперь, дом отобрали, семьи нет, кому он, черт подери, нужен.

— Умеешь посуду мыть? — будто читает его мысли Линэ, и Йоль кивает, как болванчик, добавляя, что даже готовить умеет, причем неплохо, мама была поварихой и он часто ей помогал. — Ну и хорошо. Думаю, Джефф будет не против тебе помочь. Все же ты один из нас, явно не за принца Габриэля.

Йоль подскакивает и касается ладонью груди, там, где бьется юношеское горячее сердце, вскидывает голову и с чувством произносит:

— В память о принцессе Аурелии!

Линэ улыбается и делает тоже самое, только голос ее куда грустнее на этой фразе, чем он слышал до этого. Она предлагает ему поспать, пока она пойдет разбираться с последствиями его появления, и Йоль не отказывается, растягиваясь на жестковатой, но все же кровати, подтягивает к себе подушку и впервые за несколько недель проваливается в глубокий сон, зная, что никто не будет поднимать его ногами или ударами металлической трости по бокам. Перед тем, как уснуть, он думает, что прошло уже почти полгода с тех пор, как дела в королевстве Фэйрин пошли наперекосяк.

С тех пор, как была убита вся королевская семья, и в живых остался только младший наследник, принц Габриэль, установивший тиранию «во благо народа» и сокративший за эти полгода население страны едва ли не на четверть.

С тех пор, как пропала надежда и любовь всего королевства — добрая и великолепная принцесса Аурелия, которую Йоль впервые увидел вблизи два года назад, когда ему было тринадцать, и которая улыбнулась ему, разглядев в толпе перемазанное сажей лицо. И Йоль влюбился моментально, хоть и знал, что эти чувства ни к чему, кроме страданий не приведут, и был прав.

А еще через полгода принцу будет восемнадцать, и он официально станет королем, и тогда страну уже ничего не спасет. Ничего, кроме чуда.

Йоль начинает жизнь с начала, помогая старому Джеффри на кухне и ловко орудуя ножом, и замечает много того, чего никогда в жизни не замечал до этого.

Он и не знал, что-то кто-то в столице еще не отчаялся и продолжает поднимать тосты за почившую принцессу, что кто-то все еще чтит ее память и готов убить за оскорбление в ее сторону. Что в таверну приходят только те, кому нужна помощь, кто разочаровался в королевстве и собирается на бунт. Йоля принимают в их небольшой отряд с распростертыми объятиями, и опытные вояки, в шрамах и с огромными мечами за спиной щедро наливают ему в стакан эля. Линэ хмурится, а они говорят, что малец, может быть, не доживет до совершеннолетия в таком-то месте, к чему тут какие-то правила, и Йоль, морщась, пьет сладко-горький эль, чувствуя, какими горячими становятся щеки. Смеется вместе со всеми, а потом, под недовольное ворчание Джеффа, идет домывать посуду, что оставил еще днем, чуть не разбивая половину непослушными руками.

У Йоля болотно-зеленые глаза, рыжие волосы и забавные веснушки, ему пятнадцать и он, наконец, снова почти счастлив. Никто не вернет ему семью, никто не вернет теплых рук матери и широких плеч отца, но Йоль обещал им радоваться, и он рад, что попал в эту таверну, что теперь у него есть друзья.

Йоль наблюдает за жизнью в таверне и, в особенности, за Линэ, что бегает между столами и ловит похвалу, а затем и замечания от Джеффа, смотрит на нее и пытается понять.

У Линэ светлые волосы, заплетенные в длинную косу, искусанные ногти на бледных тонких ладонях, грустный взгляд и каждый день новая повязка на глазу, пропитанная неизвестными лекарствами. Линэ говорит, что глаз болит уже меньше, чем раньше, но заживет совсем не скоро, и Йоль желает ей только лучшего.

Линэ рассказывает ему, что они похожи, что ее семью точно так же убили, не дав и шанса хотя бы на прощание, и что она очень хочет, чтобы принц Габриэль тоже оказался на виселице. Йоль знает, что иногда она просыпается от кошмаров в слезах на кровати рядом, прижимает руки к лицу и кусает ногти. Йоль спит на притащенном кем-то пыльном матрасе и раз в неделю они меняются местами, потому что Линэ не нравится, что он спит неудобно.

Йоль живет в таверне месяц и видит не только хорошее.

Он видит, точнее, слышит, настоящий человеческий вой. Из самых глубин сердца, заставляющий дрожать и желать убежать. Не плач. Не крик. Вой.

Вой тех, кто кого-то потерял. Кто никогда не увидит сына или отца, у кого отобрали тех, кого любили больше жизни. Йоль видит, как суровые воины льют слезы и не могут сказать ничего, потому что лишились семьи и все, что теперь у них есть, это бесконечно большая дыра в груди, зияющая, ноющая. Линэ держит их за руку, что-то шепчет, а Йоль беспомощно подливает в большую кружку еще эля. Что они могут? Только говорить, что однажды все будет по-другому.

Йоль знает, что они стараются. Все, каждый из тех, кто сюда приходит. Что из таверны живым не выходит ни один, уважительно произнесший имя принца и оскорбивший память принцессы. Что ночами, особо темными и безлунными, они проскальзывают в тюрьмы и вытаскивают оттуда стольких, скольких могут, а потом помогают им бежать со своими семьями далеко-далеко на север. И иногда у них не выходит, и несколько дней в таверне никто не поет и не веселится.

Йоль рад, что попал сюда.

А еще больше он будет рад, когда принц Габриэль не получит свою корону, а упадет наземь со стрелой в груди. Он живет этой мыслью. Так же, как и Линэ.

Так же, как и все, кто заказывает в таверне «У крота» кружку эля.

Йоль рисует куском угля на деревянной ненужной доске, загоняя в пальцы занозы, но старательно выводя линии рассыпающимся в руках камешком. Рисует по памяти, но самому яркому воспоминанию из жизни, когда принцесса Аурелия мягко улыбнулась ему, одному из толпы, самому невзрачному и обычному. Йоль не замечает ничего вокруг, и когда Линэ, вымотавшаяся за день, приходит на крышу полюбоваться звездами, он не видит, что она садится за его спиной и наблюдает. Только когда заглядывает через плечо и говорит «красиво» — осознает, что не один, и едва не падает с крыши, но досочку из рук не выпускает.

— Я нигде не учился рисовать, — признается он, пока Линэ рассматривает рисунок, зевая от желания раскинуться прямо тут и уснуть. — Просто, иногда, когда делать было нечего…

— А чего ты не умеешь? — с улыбкой спрашивает Линэ, возвращая ему портрет и поднимая уставший взгляд к звездам.

Йоль хмыкает, думает несколько секунд, и отвечает:

— Драться. Вот тут я точно бесполезен. Всегда проигрывал всем.

Линэ говорит, что совершенно ему не верит, а шепотом добавляет, что надеется, что драться ему никогда и не придется, слишком молодой, чтобы получать увечья, это надо оставить старшим. Йоля это задевает, и остаток времени он, прежде чем спускается на чердак, молчит. Линэ все еще смотрит в небо, когда говорит:

— Я уже совершеннолетняя, поэтому знаю, о чем говорю.

Йоль пожимает плечами и думает про себя, что взрослые люди — настоящие эгоисты.

Джефф простит его ни за что не обижаться на то, что говорит Линэ, потому что Линэ всегда говорит, что думает, и обида Йоля постепенно спадает, а старик оказывается на удивление не таким уж и ворчливым. Он наливает Йолю ужасно вкусный травяной чай и, в отличие от других пожилых людей, которых знал Йоль, молчит, не рассказывает о жизни и прочем, и Йоль начинает разговор сам.

— Почему «У крота»?

Джеффри улыбается в усы и рассказывает, что кротом его называли его внуки, за подслеповатость, а он им подыгрывал. Голос старика под конец грустнее, и Йоль узнает, что любимые дети и внуки просто однажды решили, что бесполезный старик им не нужен и просто вышвырнули его из дома. Сами уже давно куда-то перебрались и Джеффри не знает их судьбы.

— Когда я умирал на улице одной из ближайших к столице деревень, никогда не угадаешь, кто меня спас, — говорит, подмигивая, Джеффри, и Йолю кажется, что он пьян от чая — слишком сильно горят у старика глаза, слишком преданно. — Принцесса. Оказалась именно в том месте, в тот час, приказала выделить мне золота и взяла только одну плату — попросила подавать хороший эль, такой, чтобы она однажды попробовала. И в ее память я все еще подаю неплохой эль, скажи?

Йоль смотрит в чашку и даже жалеет, что там не эль, потому что, черт возьми, да, в этой таверне он потрясающий. Джеффри оставляет его домыть тарелки, загадочно подмигивая, и уходит к себе, а Йоль, залпом допивая уже остывший горьковатый чай, думает, что таверна эта — очень странное место.

Слишком сильно напоминает дом.

В день рождения принцессы принц Габриэль велит раздавать на улицах ее портреты и показательно отпускает пару измученных заключенных, говоря народу с трибуны, что он никогда не забудет дорогую сестру и то, что она делала для королевства. Кротовая банда, как прозвал про себя мятежников Йоль, слушала речь из толпы, тихо матерясь сквозь зубы и сжимая ладони на рукоятках мечей, но сейчас драться было нельзя — не готовы, еще не весь план составлен.

Йоль видит, как нарисованные портреты любимой всеми принцессы размокают в придорожных лужах, превращаясь в черные непонятные бумажки, и ненавидит принца за устроенный фарс.

— Сегодня принцессе исполнилось бы девятнадцать… — выдыхает Линэ, выпуская изо рта облачко пара — осень только началась, а уже выдалась холодной и дождливой. Они идут с площади обратно к таверне, Джеффри разрешил взять выходной и ей, и ему, потому что в таверне все равно сегодня никого не будет. Некогда праздник превратился в день траура. — Кстати, а у меня день рождения завтра.

Йоль хлопает глазами и шутливо тычет кулаком ей в плечо, бурчит, что все равно не успеет теперь ничего ей подобрать, а Линэ смеется и щелкает его по носу замерзшим пальцем, говоря, что ничего и не надо, он может, разве что, поработать больше нее в этот день, и Йоля устраивает.

Вечером они с Джеффри сталкиваются на кухне и Йоль сразу же выпаливает мучавший его давно вопрос:

— Как вы с Линэ познакомились? Она всегда тут работала?

Джеффри вздыхает и просит так не орать, чтобы предмет разговора не прибежал на шум с веником в руке с самого чердака, садится напротив и наливает себе медовухи из нетронутой сегодня бочки. Йолю не предлагает, но Йоль и не просит. Джеффри рассказывает, что знаком с Линэ давно, но работать ее взял так же, как и Йоля, после того, как она в начавшейся в королевстве суматохе потеряла все, что было дорого. Вспоминает, как она прибежала к нему в таверну под самое утро, держась за глаз, и как упала на колени, прося помощи и защиты.

— Я не тот, к кому обычно бегут за помощью… — вздыхает старик, болтая медовую жидкость в стакане. — Я удивился, но решил не бросать ее. Одинокая девушка без дома, куда ей податься было?

Йоль улыбается и говорит, что Джеффри добрее, чем кажется с виду, и Джеффри даже не злится.

Ночью, лежа на матрасе рядом с кроватью Линэ, Йоль смотрит в потолок, а после на саму Линэ, что ворочается во сне, кутаясь в легкое одеяло. Ей снится что-то совсем не хорошее, она цепляется пальцами за подушку и что-то шепчет себе под нос. Йоль не знает рамок дозволенного, что верит, что делает правильно, поэтому садится на кровать и трясет Линэ за плечо; Линэ вскакивает, дрожа, смотрит на Йоля со смесью страха и благодарности, и не может сдержать слез. Бросается ему на шею, крепко цепляясь за плечи, трясется как лист и просто плачет, будто бы ей не исполнилось два часа назад девятнадцать лет. Йоль гладит ее по спине и волосам, и в голове у него появляются ужасные мысли.

Она ведь всегда была тут одна, с тех пор, как все произошло, не кому было ее разбудить и обнять, помочь, что-то сказать. Он понимает, насколько же они похожи, и почему-то ему плевать, что он пережил что-то гораздо ужаснее, хотя утверждать он не может, не спрашивал, как она жила.

— Кошмар приснился? — тихо спрашивает он, и Линэ цепляется за его еще сильнее.

— Их убили на моих глазах… — хрипит она. — Маму, папу. Они меня спасли. Будь проклят этот чертов ублюдок…

Они сидят так несколько минут, пока Линэ не успокаивается и не отпускает его. Йоль чувствует какое-то разочарование, но оно быстро проходит, сменяясь радостью.

— С днем рождения, — улыбается он и Линэ даже сначала не понимает, о чем он, лишь спустя пару секунд выдавая задумчивое «ааа, точно».

— Спасибо. А теперь — давай спать, Джефф в честь этого завтра небось вечеринку закатит, а убирать все равно нам…

Йоль кивает и встает с кровати, и прежде чем ложится обратно к себе, чувствует приятное тепло на своей щеке; Линэ говорит, что это в благодарность за утешение и юркает под одеяло, а Йоль еще долго не может заснуть.

Линэ оказывается права — веселье в таверне кипит с удвоенной силой, и работы тоже в два раза больше. Но Линэ улыбается, и Йоль не жалуется на усталость.

Они не понимают, что вообще происходит и только успевают юркнуть в подвал, прикрытый старым ковром, после чего двери распахиваются и входит стража с мечами наперевес и ужасно сердитыми рожами. Джеффри взглядом приказывает молчать, и одни забиваются в угол, прислушиваясь к каждому шороху и фразе.

Они ищут. Мятежников, доказательства чего-то, Йоль даже не понимает, зачем Джефф велел им прятаться, хрупкая девушка и подросток уж точно ни для кого не угроза. Йоль слышит звуки драки и ругань, а Линэ сжимает кулаки до боли в ладонях, кусает губы, но не издает ни звука. Стража кого-то уводит, и они молятся всем богам, чтобы это был не Джефф, потому что тогда все рухнет, их дом больше не будет домом, зданием могут и сжечь ко всем чертям.

Но Джеффри в порядке, в относительном, смотрит на них со смесью заботы и страха в глазах, держится за вывихнутое плечо и морщится, когда Линэ заботливо касается его пальцами.

— Кажется, время поджимает… — вздыхает он, а Линэ вздрагивает, но молчит, погружаясь в мысли.

Коронация принца Габриэля через неделю, но не факт, что они все доживут до нее и смогут что-то сделать, и Йоль, уже достаточно разузнавший о планах, тоже тревожится, успеют ли они. Он знает далеко не все, знает только, что принца надо убить и выставить кого-то вместо. Нового короля или королеву. Иначе королевство охватит война и погибнет куда больше народу, чем при правлении идиота-принца, думающего, что ему позволено все на свете. Йоль вспоминает родителей и в злости сжимает кулаки, мечтая лично вонзить принцу в сердце кинжал и несколько раз его там провернуть. Линэ рядом молчит и уходит к себе, прося помочь Джеффу в оставшийся вечер, и не появляется до ночи, Йоль находит ее на чердаке на кровати, лежащей лицом в подушке и болтающей сама с собой.

— План проговариваешь? — дружелюбно начинает Йоль, и Линэ пугается от неожиданных звуков, забавно пищит и вскакивает. Йоль смеется и хлопает ее по плечу, укладывается на матрац на полу и смотрит в полоток, через трещины которого виднеется черное ночное небо. — У нас получится. Наверное…

Линэ фыркает и отворачивается к стене, шепчет себе что-то под нос и очень-очень хочет, чтобы Йоль оказался прав.

Йолю снится принцесса, благословляющая его на великий подвиг. Линэ практически не спит, ведь стоит закрыть глаза, в ушах стоит пронзительный женский крик, лязг мечей и топот погони.

Утром Йоль задает Линэ давно вертящийся в голове вопрос.

— Что бы ты сказала принцессе, если бы она неожиданно явилась на коронацию?

Линэ только раздраженно фыркает.

— Спросила бы, где ее носило так долго.

Йоль улыбается.

В десять утра на улице уже тьма народа, и Йоль натягивает капюшон до самого носа, боясь, что кто-то может узнать его и сдать жестокой страже, что снует туда-сюда вдвое злее, чем обычно. У них, повстанцев, удивительно простой план, в котором Йоль играет совсем маленькую роль — не высовываться до экстренной ситуации.

Йоль знает, что они собираются убить Принца.

Йоль бы очень хотел, чтобы в этот момент рядом с ним была Линэ, но это невозможно.

Принц Габриэль поднимается на помост, чтобы начать свою речь, специально подготовленную для простого народа, и Йоль еле держится, чтобы не заорать на напыщенного наследника.

«Верни все, что ты отобрал.»

«Убирайся.»

«Умри.»

Йоль сжимает кулаки и слышит, как в толпе кто-то шепчет практически тоже самое, что он сам думает. Ему кажется, что все люди на площади думают одновременно об одном и том же.

«Это должна была быть Принцесса.»

Йоль закрывает глаза и считает про себя секунды.

Принц Габриэль, в расшитых золотом одеждах, смотрит нахально и расслабленно. Открывает рот, чтобы начать говорить, но громкий свист прерывает его, и по площади разносится ошарашенный шепот. Принц смотрит на торчащую из его груди стрелу и падает на колени перед всеми, потому что ноги его больше не держат.

Все случается слишком быстро, чтобы кто-то смог понять, кто стрелял и что делать страже, но прежде чем начинается паника и резня, фигура в плаще запрыгивает на помост, и народ затихает, завороженный переливанием золотых кудрей на утреннем солнце. У девушки родимое пятно в форме капли под правым глазом, и те, кто стоит совсем рядом с помостом падают ниц.

— Принцесса… — слышатся рыдания и всхлипы, а Принцесса смотрит на стоящего на коленях брата, силящегося вырвать из груди стрелу, смотрит с отвращением и злостью на когда-то дорогого ей человека.

— Живая все-таки… — хрипит Габриэль и кашляет кровью. — Что стоите, убейте ее…

Но стража уже побросала оружие, оставив своего Принца.

Принцессе закрывает глаза, на миг вспоминая ночь, когда родной брат убил отца и мать, когда она сама чудом выжила, еле успев сбежать и прыгнуть в реку, чтобы подумали, что утонула. Как пришла, задыхаясь от слез, к старику, которого когда-то спасла от голодной смерти, и как он принял ее, ничего не сказав. Как видела все ужасы, что творились в королевстве и ничего не могла поделать, кроме как бессильно плакать в подушку и помогать случайным путникам.

Принцесса делает отмашку, и в Принца вонзается еще три стрелы.

Народ восторженно ликует, когда глаза Принца закрываются навсегда, а Принцесса вытирает выступившие слезы.

— Простите, что так долго, — говорит она, но за шумом толпы этого почти никто не слышит.

Почти…

— И где тебя так долго носило?.. — спрашивает Йоль, смотря на нее снизу вверх, и Принцесса наконец-то улыбается.

Их могло спасти лишь чудо, и оно произошло, наверное, всего лишь раз в этой жизни, но Йоль благодарен ему, благодарен судьбе за тот день, когда вошел в таверну и встретил повстанцев.

Когда бесконечно добрая Линэ залатала его раны.

Йоль закрывает глаза руками, понимая, что никогда больше ее не увидит.

Знал ли он, кто она такая?

Знал.

Догадывался.

Но теперь она навсегда уйдет в свой другой мир, полный забот и проблем, а он так и останется с Джеффри и остальными, и больше не сможет быть рядом в те ночи, когда ее одолеет прошлое. Ему хочется потеряться в толпе, чтобы никто не видел его слез и дурацкой, детской грусти.

Но Принцесса сбежать не дает.

— Мне не вернуть твою семью, но, может, ты поможешь мне еще один раз?

И Йоль только лишь кивает.

— Как прикажешь, Принцесса.