ЧТОБЫ РЯДОМ БЫТЬ

ЧТОБЫ РЯДОМ БЫТЬ

Сын стоял, уткнувшись лбом в стекло и молча глядел в морозную темноту. Ну, вот, обиделся. Да нет же сил! В глазах рябит. Два дня шарила по сайтам в поисках «Новогоднего свежачка» для следующего номера. Я-то начиталась, выбрала и, казалось, очень даже не плохие сказочки, но редактор почему-то все забраковал и теперь настаивает, чтобы я придумала праздничную историю сама. В принципе, это не так сложно, как отправиться за подснежниками в зимний лес. Только у меня в голове уже мешанина от сюжетов. Мне же нужен «отличный от других». Пока добиралась до дома, казалось, фантазия вырисовывает что-то «эдакое», оказалось — всплыло из прочитанного.

— Тимоша, будут у тебя каникулы, у меня выходные…

Сын обернулся и с грустью заметил, кивнув на окно:

— Сказка замерзла.

— На полуслове? — устало улыбнулась я.

— Она не рассказанная. Потому и замерзла.

— Ну, хорошо, завтра я постараюсь пораньше работу закончить и расскажу тебе сказку. Она оттает и заживет своей сказочной жизнью.

— Мне кажется, уже поздно, — вздохнул сын и забрался под одеяло.

Я присела рядышком и засюсюкала про «баиньки-баиньки».

Так уж получается: на работе вымотаешься, домой возвращаешься и — одно доделываешь, другое планируешь, с ребенком пообщаться почти не удается. Да и, действительно, сил нет. Вот зачем я ему такая?

Так, некогда, некогда, надо думать, писать надо. Я села за компьютер, открыла папку, задумалась. Через некоторое время напечатала: «сказка» и поняла, что ничего это слово для меня на сегодня не значит. Эта предпраздничная суета выжала меня до донышка. Ничего не успеваю, ничего не получается. Да кому нужны эти сказки! Пустой, никчемный вымысел, уход от реальности… И сказочники тоже… И снова вспомнились грустные глаза сына.

Я подошла к окну и ткнулась лбом в холодное стекло. За ним — ночь. Снег искрится. Сквозь тонкие ветки тополя небо будто в паутине, а в ней луна — пузатый паук. Наловил светлячков и замер, наблюдая, как одни тревожно сигналят, а другие, потеряв надежду, угасают. Красиво, конечно и даже сказочно, но нет движения никакого: ни ветерка, ни поземки, чтобы в них что-то заметить, пустить по следу фантазию.

Я вымучено прикрыла глаза. По хрупкому снегу зашуршали полозья. Я очнулась и глянула на дорогу, а там нет никого. А шуршание слышится отчетливо, как если бы окно было открыто, но оно запаковано наглухо.

Тут я заметила, как странно искрится иней на толстом суку тополя. Будто разбросили по нему мишуру и тянут к стволу, а по нему — вверх. Я пригляделась и снова закрыла глаза, потому как померещилось будто это змея ползет. Я потрясла головой, обернулась на монитор: да, времечко за полночь, вставать раным-рано. Но ведь шуршит что-то, хрустят, теряя лучики, снежинки.

Я снова глянула в окно. Змея, обернувшись вокруг заиндевевшего ствола, выхватывала из паутины тонких ветвей звездных светлячков. Луна вздрогнула и отползла повыше. Я охнула. Змея обернулась и, мигая синими глазищами уставилась на меня.

«Мне срочно нужен отпуск», — успела подумать я. Змея сделала резкий выпад в мою сторону. Я отшатнулась, боком зацепив край стола. Успела подхватить, падающий монитор и больно воткнулась локтем в столешницу. Задержавшись в таком неловком положении, осторожно установила монитор на место, медленно выпрямилась, потерла локоть, отошла подальше и только тогда обернулась к окну.

Разинув пасть, змея дышала на стекло. Оно покрывалось инеем и, кажется, становилось хрупким, как лужа при первых заморозках. Окно потрескивало, иней пополз на его внутреннюю поверхность, на подоконник…

Меня обдало колючим холодом и я с ужасом осознала, что становлюсь маленькой и хрупкой. Да, я сейчас стану одной из тех звездочек — светлячков, что попали в паутину ветвей… И никто не услышит моей безысходной тревоги. На последнее усталое мерцание приползет змея...

Тимошка смотрел, как зимняя Ночь, уползая, лениво захватает в пасть затухающие звездочки.

— Мне нужна сказка, — шепчет Тимоша и показывает на слабо мерцающую звезду.

— Зач-чем? — удивляется Ночь.

— Просто, чтобы быть рядом.