Я не могу не писать

— Опять пишет!

Пронзительный то ли крик, то ли стон, заставил Васичкина вздрогнуть. На его лице отразились все нехитрые мысли. “Чёрт, минуту назад же никого не было, теперь опять оправдываться придется.”

Голова несостоявшегося писателя сразу же попыталась втянуться в плечи. Почему люди не черепашки? Было бы так удобно, спрятался в панцирь и не надо глаза прятать. Но нет, Васичкин, ты мне прям в лицо скажи, никто тебя за язык не тянул, когда обещал, что больше никаких фантазий.

— Взрослый же человек, а всё бумажками балуется, о семье надо думать, о доме, о благополучии финансовом. Лучше бы ты в спортзал сходил, для здоровья полезно. А то весь уже скукожился с этими прятками, руки трясутся, глаза бегают.

Глаза Васичкина стыдливо забегали и дрожащий голос пролепетал:

— Ну Люся, ну в последний раз, ну вот сам не знаю, как получилось, я ж только телефон хотел записать. А оно вот как само…

— Нет уж, ты это уже который раз говоришь, больше никаких поблажек, сегодня же едем к доктору. Не хотелось, конечно, на люди такой позор выносить, но ты сам виноват. Вон у Вальки мужик тоже стихами баловался, но вот взялся же за ум, теперь к карандашу ни на шаг не подходит. Сидит смирно вечерами с женой, душа в душу живут, попивает изредка, в меру, нормальный человек стал, а ты же...

Бессильно махнула рукой. Разве можно что-то объяснить человеку. Он же себя уже не контролирует, наобещает с три короба, а стоит с глаз скрыться, так опять за свое..

А ведь это уже не первый год длится, сначала даже и не заметно, ну там задумался, сям забылся. А потом серьёзнее, на часы стал запираться у себя, про домашние дела начал забывать. Оно вроде и не смертельно, если булку хлеба не взять или полочку не прибить вот прям сейчас пару раз, но ведь это же стало постоянным. Сколько раз замечала, вроде даже с тобой сидит, разговаривает, ремонт описывает, который начнет делать в следующий понедельник, а внимательно присмотришься, мыслями-то вообще где-то там. И с работы уволили, когда он там что-то уронил по невнимательности.

Пробовала просто запретить, даже помогло вначале, а потом началась. И тоскует, и ворчит, а спросишь, так огрызается. Думала перетерпит, ан нет, сорвался, и как сорвался, на снегу ведь умудрился эссе написать. Хорошо вовремя заметила, за шкирку, сразу домой, а снег потом лопатой закидала, а то ведь перед соседями потом стыда не оберешься. Потом были обещания, что вот никогда-никогда, и что исправится, и вот прям завтра на работу устроится.

Один звонок старому другу и практически сразу приехала машина, чтоб увезти непутевого Васичкина на лечение.

Три дня прошли в нормальных домашних делах, обычной работе и беспокойном сне. Всё-таки не чужой человек, как он там? В конце концов, договорилась с лечащим врачом о свидании.

Вечерняя лечебница встретила неуютным ярким светом на входе. Решетки на окнах, глазки видеокамер, помаргивающие непонятные приборы.

— А это датчики движения, — неожиданно и бесшумно появился откуда-то сбоку Веня, тот самый друг, который и устроил Васичкина в это заведение.

Я вопросительно уставилась на него.

— Ну у тебя такое выражение лица было, мало кто из нормальных людей понимает в специальном оборудовании. Да и не надо… — голос врача стал грустным и каким-то понимающим, что ли. немного помолчав он взял меня под руку и повел куда-то в недра, продолжая: — Эти писатели просто наказание какое-то. Вот с виду такой тихий, мирный, послушный, но ты бы знала, что они вытворяют. Ярко выраженное аддиктивное поведение. А таких ломок, как от лишения возможности писать даже от героина не бывает. Вот так посмотришь на этих поэтов-писателей и сразу же хочется отменить запрет на эвтаназию Потерянные ведь личности…

На этих словах он запнулся и даже немножко смутился.

— Ты меня не слушай, чего только не наговоришь после рабочего дня. Вот и его кам… э-э-э палата.

Дверь открыли и голос доктора заставил дребезжать окна:

— Кто допустил??? Уволю к чертовой матери!!!

На полу лежал бездыханный Васичкин, его лицо было довольно, как у кота, наевшегося сметаны, а перед ним на полу малиновым вареньем ярко алела миниатюра с красочным названием “Я не могу не писать”.