Возвращение блудного Муза

Думаешь, он всегда будет рядом: толкать под локоть, критиковать тексты, хихикать над персонажами. Но в одно непрекрасное утро, на стуле вместо Муза развалился кот и таращится на тебя желтым недоуменным взглядом.

С колотящимся сердцем обегаешь любимые места своего Муза и колотишься во все двери.

Пусто.

Набиваешь полные карманы приманивающих ласковых словечек и несешься к огромной реке, почти морю, почти океану. Дрожащими руками нанизываешь слова на крючок и ждешь затаив дыхание.

Крючок обрывается, а Муз, выныривая из моря-реки-океана, кричит: "И это все на что ты способна? Хе-хе. Маловато будет!"

На следующий день, уложив на красивое старинное блюдо эпитеты, сравнения и просто глаголы со значением, выходишь во двор и подманиваешь его: "Цып-цып, дорогой"

А он, бессовестный, порхая в небе, кричит: "Банально, скучно, неинтересно" и подлетев, и осыпав белыми перьями, вырывает тарелку из рук и забрасывает ее в чужой огород.

"Зараза" — шепчешь возмущенно. А он, кувыркаясь в небе, словно голубь, кричит сердито: "Я все слышу!"

Ничего не остается как придя домой и, расстелив диванчик, лечь умирать. Укрывшись, для удобства умирания, одеяльцем и пустив слезинку, шепнуть трагично:

"Умереть, уснуть —

Не более; и знать, что этим сном покончишь

С сердечной мукою и с тысячью терзаний..."

Проснуться от сердитого шепота и, не открывая глаз уже знать: мой единственный и драгоценный Муз вернулся!

Он восседает на своем любимом компьютерном стуле, кот лежит на коленях. Муз брезгливо перебирает исчерканные мной, в порыве бесплодного творчества, бумажки и хмурится.

— И это все, на что ты способна? — восклицает он, — постыдись. Вот это что, о, господи? Секс, что ли? Это, значит, у нас сейчас так сексом занимаются? — листок летит на пол, — а это? рука его начинает дрожать, — ты стала писать стихи? Ужас, ужас, шепчет он. Глаза наполняются слезами, — меня не было лишь несколько дней, а ты уже стала извращенкой. Губы скорбно поджимаются, — так, а это что? кто писал? — вертит листок.

— Это мое, — отвечаю робко.

— Твое? И с кем ты это писала? меня не было несколько дней а ты уже нашла себе другого? вот так значит? — карие глаза снова наполняются слезами, а я подхожу вплотную, крепко обхватываю за шею и прикасаюсь губами к небритой щеке. Он ворчит, отталкивает, но доволен, чертяка.

— мы с тобой вместе писали, не помнишь разве? я написала: "падающие звезды разбиваются о земную твердь с хрустальным звоном", а ты ворчал: "банально, заезжено, казнить за порчу бумаги". Муз задумывается, вспоминает, улыбается и вот он уже на диване, развалился, как хозяин, да он и есть хозяин, и командует:

— Этого зануду убей, на выбор чума, автокатастрофа, застарелый сифилис. Героиня пусть пострадает и пойдет нести свет и добро. Ну и красивых слов побольше. Приправь все поцелуями, философией и психологией. Да ты и сама все знаешь, лентяйка. Он закрывает глаза и засыпает.

Я умиленно смотрю на такого родного и непредсказуемого: "Похудел. И где зараза, таскался?" Затем опускаю пальцы на клавиатуру и играю текст.