Сесилия

«Лягушки видят только движущиеся предметы». Тебя всегда злила эта простая истина. Просто до бешенства, до побеления губ и гневной черноты в глазах с золотым ободком. Не верила никогда, а мне постоянно твердила шёпотом: «Не верь! Они всё врут!». И злилась так, что даже мне, пацану, становилось жутковато.

Как ты сцепилась тогда со здоровенным Плавунцом! Он просто пошутил (да все шутят, что такого), а ты прямо как… Щука! Нет — Акула! Ринулась его грызть. Беззубым ртом. Без оглядки, насмерть. Он сначала опешил, а потом нам пришлось худо. «Нам» — потому что я за тебя тоже кого хочешь загрыз бы. Беззубым ртом. Но Плавунец был здоровенный, а мы всего лишь головастики, поэтому загрызть не получилось. Получилось худо обоим.

Потом мы прятались под корягой на Верхнем Омуте и плакали. Я — от боли, ты — от злости. Ты была тогда ещё просто Крошка Си, а не Сесилия Ранитта, но злиться у тебя получалось по-взрослому.

Мы росли. У тебя первой появились задние лапки. Хотя, ты почему-то этим совсем не гордилась, как остальные. Так же как остальные, ты любила заплывать вверх к Первому Небу и смотреть на игру света и тени. И тянуло тебя Туда так же, как всех, но когда мы нашли дохлого комара, ты сказала: «Мы что, будем ЭТИМ питаться? Фу-у-у! Я не буду ЭТО есть никогда. А ты?» «Тоже не буду» — твёрдо сказал я. «Клянёшься?» «Клянусь».

Мы тогда очень легко давали клятвы, но не потому что врали, а потому что верили. Я верил безоговорочно. А вот ты боялась. Боялась этого — «…только движущиеся предметы». Ты иногда вдруг замирала неподвижно, шепча сквозь сжатые губы: «Видишь меня? Видишь?» и в глазах с золотым ободком ширилась чернота. Не гнева. Страха.

«Вижу» — отвечал я и чернота уходила.

Мы росли, мы становились, мы обзавелись полным набором конечностей. Можно сказать, что все мы уже ничего не боялись, ничему особо не придавали значения. Только ты иногда шёпотом повторяла как заклинание: «Не верь им, они всё врут». «Конечно врут» — охотно соглашался я.

И без особых потрясений однажды мы вышли за Первое Небо. Это нормально. Это естественно. Мы приняли новые правила легко и даже где-то с энтузиазмом.

А у тебя так и не отсох твой хвостик.

«Видишь меня? Видишь?» — спрашивала ты, Сесилия Ранитта. «Конечно вижу» — отвечал я. Теперь мне было легче врать, чем верить.

Я начал тебя периодически терять, потому что ты носилась как угорелая. Чудесное открытие — если двигаться САМОМУ, то увидишь ВСЁ. Ты исхудала как Смерть, и мне приходилось в недолгие минуты встреч подкармливать тебя комарами, потому что если видишь ВСЁ, то не замечаешь ТОГО-ЧТО-НУЖНО. Какая уж тут охота.

Ты взахлёб рассказывала о каких-то Шелестящих Водорослях и Белоснежных Плавунцах в Другом Небе, а в конце обязательно спрашивала: «Видишь меня?». Это стало неким ритуалом. «Вижу» — отвечал я и ты исчезала, счастливая, видя всё и не замечая ничего.

Ежа ты тоже не заметила.

Его заметил я. Очень хорошо, что вовремя заметил и вовремя успел. Задняя лапа у меня отросла новая, но почему-то плохо гнётся. И шрамы на спине остались. Но это даже добавило мне солидности. Впрочем, эту мою новую солидность ты тоже не заметила, да оно и к лучшему. Во всяком случае, не помешало подкармливать тебя комарами и не сбивало с темы про кувшинки в Другом Небе.

«Они все врали!» — радостно говорила ты. Я кивал в ответ. А мог бы и не кивать. Мог бы наоборот, помотать головой. Ты всё равно бы не заметила.

А однажды ты исчезла. Совсем. Такое бывает.

Тут впору строить самые страшные догадки и рисовать себе самые ужасные картины, но — нет. Почему-то не верится в плохое. Думаю, ты просто нашла свою Стрелу. Ходит такая байка-легенда среди амфибий, невнятная и вообще — чёрт знает что, по трезвому размышлению. Некоторые говорят, что каждого где-то ждёт своя Стрела. Только увидеть её трудно, для этого нужно быть абсолютно неподвижным. А поймать ещё труднее — тут надо двигаться со скоростью Стрелы. Говорят, что кому-то удавалось, что кто-то преуспел, не знаю. Это же сказка. То есть, ложь. Но теперь мне проще верить, чем лгать.

«Лягушки видят только движущиеся предметы».

Я вижу тебя, Сесилия Ранитта.