Встреча с волчицей

Закончив писать заметку в местную газетёнку около полуночи, я спустился на первый этаж поместья. Так окрестил дом на окраине поселка в котором я жил, один мой приятель. Машинально поставив чайник, я насыпал в кружку кофе, смешав его с сухим молоком и сахаром, затем моё уставшее тело устроилось в кресле возле телевизора. По TV транслировали хоккей: подходил к концу второй период, наши проигрывали канадцам 3:1. Чайник закипел и я, попутно делая бутерброды, составил поздний ужин на разнос и, боясь попустить игру, спешно направился к телевизору. В комнате было темно, только тусклый свет от экрана освещал мою неторопливую трапезу. За окном бушевала буря. Я слышал, как завывает метель, и порывы ветра обрушиваются на дом. Сквозь какофонию звуков с экрана и метели за окном, я еле улавливал ухом, доносящийся до меня жалобный скулёж моей собаки Ласки. Между тем защитник нашей команды ворвался в штрафную площадь.

— Ну, ну! — обжигаясь кофе орал я.

Тот лихо объехал ворота соперника и отдал точный пас стремительно накатывающему на вратаря, нападающему.

— Давай Саша — бей! — вырвалось у меня.

Овечкин ловко обработал шайбу и с «бэкхенда» забросил её в ворота канадцев.

— Го-ол! Молодчаги! Так их волков! — забыв про еду и пританцовывая, надрывался я. Секундомер показывал 34 секунды до окончания второй двадцатиминутки. Я закончил ужинать в приподнятом настроении. В перерыве между периодами пошёл перекурить, надеясь, что и наша сборная после «гола в раздевалку», соберётся и найдёт «свою игру». Накинув старый армейский тулуп, я поднял меховой воротник, сунул ноги в тапочки и вышел на крыльцо. Дверь замело снегом, поэтому я еле-еле смог её приоткрыть.

«Завтра будет много работы по уборке территории», — проскользнуло в голове, когда закрываясь от ветра, мои пальцы пытались добыть огонь, что бы прикурить.

Вдруг я услышал, как Ласка, залаяла изо всех сил, цепь, которой она была привязана, от напряжения лязгала. Ноги сами вынесли меня во двор, посмотреть что случилось. С небес обрушился снежный тайфун, ветер сбивал с ног, было заметно, как по земле закручиваются небольшие смерчи, поднимая вверх острые снежинки, которые врезались в лицо и обжигали. Подойдя к собачьей будке, моё внимание привлекло то, что Ласка лает в сторону леса, а не в сторону дороги, как обычно бывает, когда к дому подходят чужие. Допустив, что это из-за непогоды, я попытался загнать её на место, но она ни в какую не шла в будку, а наоборот, надрывалась и рвалась с привязи. Прекратив безрезультатные попытки, я оставил животное в покое, сам же пройдя мимо дровенника, свернул к «летней уборной». Она находилась на краю участка возле самого леса, но дорожку в ту сторону приходилось регулярно чистить, так как в том же направлении находились всевозможные хозяйственные постройки. Сугробы по обе стороны высотой с человеческий рост создавали траншею, которая освещалась тусклым светом от прожектора, закреплённого на здании. Помню в детстве, мы с братьями частенько играли в войну, вот в таких прочищенных снежных лабиринтах, и мне нравилось представлять себя солдатом, выскакивающим из окопа и бросающимся в атаку с криком «Ура! За Родину! За Сталина!» Подойдя к сортиру, я понял, что открыть занесённую снегом дверь не представляется возможным. Не став даже пытаться, я завернул за угол, распахнул тулуп и извлёк «хозяйство».

Сказать, что я испугался нельзя. Я просто не успел сделать этого. Она стояла на верхушке сугроба, изогнув спину, передние лапы были расставлены и полусогнуты, пасть приоткрыта, верхняя челюсть вздыбилась, открывая оскаленные клыки. С виду она была даже симпатична и мне нравилась её отчаянность. Ведь подойти так близко к человеку, практически означает умереть! И она прекрасно знала об этом. По её виду я определил, что суке — лет пять-шесть, а это означает, что она на самом пике развития, этакий монстр из клыков и когтей. Я и раньше сталкивался с волками на охоте, и отчётливо представлял, что меня ждёт, если она кинется. «Ружьё бы сейчас, или хоть нож», — не покидала меня мысль.

Расстояние между нами было всего около двух метров, я понимал, что эта пасть за долю секунды может впиться в моё тело и, что волчице для этого нужен всего один прыжок. Не могу сейчас объяснить, как всё вышло, то ли от страха, то ли от безрассудства, но я не потерял самообладания. В голове пронеслись сотни вариантов дальнейшего развития событий, не представляю, почему выбор пал именно на этот. Я затянулся полной грудью, как в последний раз, выплюнул сигарету и расслабил живот. Струя вырвалась из чресл в направлении четвероногой твари и лазером врезалась в сугроб, прорезая мудрёный узор. Глаза зверя до этого момента следившие за мной не отрываясь, растерянно осели и заинтересовались орнаментом на снежном склоне. Я скорее продул горло, чем прокашлялся и, стараясь не провоцировать хищника, ласково, но очень уверенно произнёс:

— Ты же знаешь закон: — это моя территория, видишь, я её пометил, тебе лучше сюда не соваться. Так, что иди с миром.

Волчица повела ноздрями, принюхиваясь, ведь между ней и желтым вензелем на снежной горке было меньше метра. При этом её взгляд вернулся на исходную, и опять сверлил меня, проникая своей тяжеловесностью в самые глубины моего сознания. При этом он из шального превратился в заинтересованный, видно моя импровизация на снегу возбудила в ней интерес, по крайней мере, она обратила на неё внимание. Пока накопленная за вечер жидкость покидала мой организм, я обдумывал, как действовать и что можно предпринять. За мной метрах в пяти под небольшой аркой, маскируясь от снега, находился огородный инструмент. Там стояли мотыги и лопаты, но самое главное — там были вилы! Эта мысль немного приободрила меня. В любом случае, если волчица и кинется, то я смогу добраться до склада и дать отпор. Картины одна за другой посещали мой храбрящийся разум, между тем, я очень осторожно, не делая резких движений, передвигал своё туловище в сторону спасительного инструмента. Хищник почуяв, что происходит, что-то непостижимое для её понимания, но в то же время, своим звериным чутьём она осознавала, что инициатива уходит от неё и нужно не медля предпринимать активные действия или ретироваться. По её голодному взгляду было видно, что останавливаться она не собирается. Я, как рак, пятился назад, стараясь смотреть в глаза противнику, расстояние постепенно увеличивалось, а рычание изголодавшего монстра усиливалось. Зверюга переминалась с лапы на лапу, вместе с тем приседая и медленно мотая головой из стороны в сторону, при этом она не спускала с меня свой кровожадный взгляд. Сука медленно спускалась с сугроба, принюхалась к отметине на снегу и встала напротив меня. Мы оказались в своеобразном туннеле, по обе стороны были высокие сугробы, за её спиной лес, а за моей узкая арка, наполовину заметённая снегом, но хранящая — то, о чём не догадывалась беспощадная тварь. Я уже понял, что она будет атаковать, и внутренне был готов к этому. Оставалось только разобраться в этом снежном урагане, который усиливался темнотой, куда по осени засунули так нужный теперь инвентарь. Интересно как работает мозг в такие минуты. Я каждый день проходил под этой аркой, тысячи раз видел, что там повсюду натыканы лопаты, грабли, мотыги, и самое главное я помнил, что я видел там вилы! Но вот видел — ли я их на самом деле, и в каком точно месте? Да и есть — ли они там вообще, или это только игра разума? Миллионы вопросов одновременно бомбардировали моё сознание, главный же:

«Когда она всё-таки сорвётся с места?» — меня почему-то волновал меньше всего.

Как только мне в голову пришла эта мысль, я заметил, что собака всё это время рвавшая привязь и лающая во всю глотку, вдруг притихла. Я скорее почувствовал, как она забирается в самый дальний угол своей будки и уволакивает за собой цепь, звенья которой глухо стучат по краю деревянного лаза её жилища. Вдруг ветер внезапно прекратился, ночная тишина оглушила, я сжал в кулаки замерзшие пальцы и сделал ещё один шажок назад. Что случилось дальше, мой мозг разобрал уже после, в тот же момент я заметил, как четвероногая тварь опустила хвост и присела, одну переднюю лапу она отвела назад, вторая напряглась для броска, и когти с хрустом впились в утоптанный снег. Её пасть оскалилась, послышался утробный рык, глаза прищурились, мне показалось, что из глубин вселенной на меня посмотрел дьявол. Волчица прижала уши и, выгнув спину, как пружина, сорвалась с места. Раздумывать было некогда, инстинкт сделал своё дело: я выставил вперёд левую руку, правой же пытался нащупать хоть какое оружие. Не знаю, сколько в ней было весу, но врезалась она в меня, как многотонный локомотив, я опрокинулся назад и с силой повалился на поленницу дров, перекатился через них и приземлился на спину, увлекая за собой зверя. Сверху на нас посыпались различные инструменты, вёдра, лейки, какие-то ящики. Тварь рычала, крутила головой, стараясь прокусить овечью шкуру. Я обвил её за шею правой рукой, в ладонь попало ухо, я схватился за него, а левой стал, что есть сил давить на челюсть, стараясь просунуть предплечье как можно глубже в пасть, чтобы сбить у неё дыхание, одновременно выкручивая её голову за ухо. Тем не менее, я понимал, что пока зверюга сверху, мне не победить. Её лапы упирались мне в грудь и рвали тулуп, я чувствовал её запах, слюна из пасти разлеталась во все стороны, рычание напоминало лязг гусениц тяжёлого трактора. Она пережёвывала овчину, и я уже чувствовал, как её зубы впиваются в мою кожу. Так как я со всей силы прижимал её голову к себе, морда зверя оказалась зажата между моей шеей и руками. Твари становилось тяжело дышать, и она постаралась вырваться из моих объятий, отчаянно мотая головой и рыча, как безумная. Мне тоже надо было сделать перегруппировку, да и вообще просто встать на ноги. Я упёрся на один локоть и поджал под себя правую ногу. Тапочки к тому моменту уже слетели, и я босой ногой упёрся в живот лесному агрессору. Пиная её в брюхо, я одновременно отпихнул руками озверевшую волчицу в сторону. Через секунду она, переводя дыхание, боком исподлобья смотрела на меня и скалилась. Из её пасти валил пар, язык облизывал окровавленные клыки, а я уже стоял на ногах и осматривался. Разрушенная поленница дала возможность свету проникнуть под своды арки, в которой мы как древнеримские времена, сошлись со зверем не на жизнь, а на смерть. На дальней стене я увидел то, что сразу добавило сил и согрело душу. На деревянных крюках висели косы. Одна детская моего сына, две другие настоящие, и — то, что они заправлены и в отличном состоянии, я не сомневался. Оставалось только перебраться через разрушенную поленницу, сделать пару шагов и у меня в руках будет «инструмент Смерти», ну или смертельный инструмент. Но подумать проще, чем сделать, лесной монстр уже готовил вторую атаку. Я осмотрел свои потери: из под рукава сочилась кровь, значит, эта тварь все же прокусила меня немного, пуговицы на шубе были вырваны с корнем, босые ноги задубели и переставали чувствовать холод. Зверь медленно ходил из стороны в сторону, бросая на меня плотоядные взгляды. Дьявольские глаза отбрасывали красный блеск, изогнутая спина и опущенная голова давали понять, что битва продолжается. Вкусив крови, её оголодавшее сознание помутилось и теперь она пойдёт до конца. Я одним движением скинул шубу и, как тореадор, выставил её перед собой. Дальше инициатива уже исходила от меня. Накинув на хищника своё облачение, моё тело скорее перелетело, чем перелезло через разрушенную поленницу, чувствуя, как в ступни впиваются острые осколки дров, льда и разбросанных по полу инструментов. Ещё шаг и коса была у меня в руках. Поворачиваясь, скорее спинным мозгом я чувствовал взгляд убийцы на своём затылке. Периферийным зрением, различая в полутьме, как хищный оскал появляется из-за кучи дров, как её задние лапы касаются заснеженной поверхности, а передние уже готовы оторваться для смертельного прыжка, я развернулся на правой пятке, левую ногу выкинул вперёд, оставляя немного позади взведенное, как пружина тело с косой в руках. Когда череп с оскалившейся пастью опустился, а плечи монстра приподнялись для решающего броска, я дал волю чувствам, крикнул что есть силы, и по контролируемой траектории направил оружие Немезиды в сторону лесного Сатаны. Через секунду всё было кончено, безжизненное тело волчицы, продолжая двигаться по инерции, рухнуло к моим ногам, а голова, крутанувшись пару раз, описав невысокую дугу, воткнулась в сугроб. Красный блеск в зрачках, застыл на секунду и сменился на грязно-матовый, из раскрытой пасти по пожелтевшим клыкам стекала багряная слюна, в одно мгновение под волчьей черепушкой образовалась кровавая лужа, растапливая свежий снег. Я посмотрел на небо. Пурга прекратилась, сверху на меня глядели мириады созвездий. Тишина резала слух, только из собачьей будки слышалось какое-то скуление. С трудом переставляя ноги, которые теперь реагировали на малейшие предметы, попадавшие под ступни, я поковылял домой. Скинув тулуп, я взял аптечку и пошёл в зал к телевизору, за мной на полу оставались кровавые отпечатки ступней, на левой руке ясно виднелись отметины от зубов плотоядной зверюги. Достав из бара бутылку скотча, для дезинфекции, да и для снятия стресса, я рухнул без сил в кресло, и бросил взгляд на экран: наши вели 5:3, до конца встречи оставалось чуть больше минуты.

— Сука, такую игру пропустил, из-за этой суки! — вырвалось у меня со злобой.

Я отхлебнул из горла и выключил телевизор. В ту ночь наша сборная по хоккею стала Олимпийскими чемпионами, а я с тех пор прислушиваюсь, когда моя собака лает в лес. Одинокий, стоящий на окраине дом — отличная мишень для изголодавшихся хищников.