ХОЛОД - Пострадавший

Бауэр Т. Андрей

Холод III

Пострадавший

Спать хочу. Кто бы мог подумать, что мне придется ехать всю ночь в январе по югу Германии? В этот день я как можно скорее приехать домой. Хотелось как можно скорее сбросить эти чертовы фрукты на базе в Саратове и уйти спать в свой гараж.

Я проверил свой грузовик от покрышек до сирены. Все было в норме, можно отправляться, но как же мой чертов трейлер? Мне его привезли только спустя часа два. Я его прицепил к своему грузовику. Снова все проверил и поехал. После того, как я плавно нажал на педаль газа, мой IVECO тронулся и я на прощание помахал всем рукою.

Я ездил один. Я всегда был один. Нам, дальнобойщикам, нельзя было заводить семью. Нас вечно нет дома, а дома растут наши дети, а то и внуки. Моя сестра, Зина, вышла за одного дальнобойщика. Он девять лет не появлялся дома, а когда приехал, то она подала на развод. Друзей у меня тоже не было. Какой смысл знакомиться, если завтра я уеду и не приеду? Сергей Юрьевич был исключением и моим шефом. Без него я как без ног.

День близился к ночи. На небе ни облачка, ни звездочки. Все как на ладони. По Германии я ездил уверенно и не боялся, что со мною что-нибудь случиться. Немцы, ребята хорошие. Ровные дороги по всей Германии, яркие фонари спустя каждые пол-сотни метров и добрые и отзывчивые люди. Все это можно было найти здесь в Германии.

Розовый закат красил мир по новому. Белый снег словно светился. Деревья будто горели не ведомым огнем, а плоский асфальт внушал уверенность, тепло и надежность. Мне было необходимо ехать через эти чертовы горы.

Я подьезжал к подьему в гору и передо мною открывался новый мир. Он был совершенно другим. Серые и черные камни лежали по всюду: под снегом, на снегу, на обочине. Они были и малыми, и большими. Лиственные деревья плавно сменились на хвойные. Ели, сосны и даже кедр можно было тут увидеть.

Мой грузовик заезжал на горную дорогу и плавно свернул налево, затем он разогнался и начал резко тормозить, поворачивать вправо и снова разгоняться. Мой грузовик не просто выполнял команды руля, а словно знал он знал то, что я хочу сделать. Я и мой IVECO были единым целым. Он был мне не только домом на колесах, но и лучшим другом. Я ел, пил, спал, пел, говорил, жил внутри него!

Мне было еще 19 лет, когда я впервые сел за руль стального друга. Нам обоим доставалось: то на красный, то в сугроб, то в озеро, то еще что-нибудь. Со временем мы сдружились и стали единым целым. Сергей Юрьевич никогда не видел такой тесной связи машины и человека. Он никогда не видел такой преданности грузовика к водителю. Мой грузовик стал для меня всем: домом, семьей, другом, телохранителем, транспортом. Мой грузовик стал моей жизнью. Я люблю своего малыша и никому не дам в обиду, ни на кого не променяю.

Мне исполнилось 22 года и мы поехали искать работу. Нас взял Сергей Юрьевич. Вначале он мало доверял и давал простые дела, но со временем он начал давать крупные заказы. Мы уже 9 лет, как ездим по всей Европе и Азии под руководством Сергея Юрьевича.

Мы, я и мой грузовик, многое повидали. Мы видели северное сияние, гоняли по Одессе, светили на Эйфелеву башню, гудели на великий транс-сибирский магистраль, ездили вдоль стены Китая и так далее. За свои годы мы не мало видели и нам предстоит еще больше увидеть.

За лобовым стеклом моего IVECO стемнело до нулевой видимости и только дальний свет помогал увидеть хотя бы что-нибудь. Подьезжая к поворотам я сбавлял скорость до 30. Хочу домой, в Россию...

Я ехал на краю дороги, далее была пропасть. Милая бездна ночного сумрака. Начался снегопад, уже четвертый за неделю.

По радио играла музыка, что то про Москву на немецком пели. Красивый язык.

 Неожиданно для меня передо мною выскочил автомобиль. Легковушка ехала отключив все свои огни. От полного шока я начал жать по тормозам и поворачивать руль в разные стороны. Гладкий и скользкий асфальт. Грузовик на полном ходу выбросило с дороги. Пролетев пару метров IVECO ударился об гладкий горный склон, перевернулся в воздухе, снова ударился и начал кататься. Грузовик переворачивался так, словно он весил несколько килограмм, а не пару тройку тонн. Пока мой стальной друг быстро спускался с горных вершин, он повалял с пол-дюжины деревьев.

Я потерял сознание еще при первом ударе, а очнулся когда все стихло. Мои наручные часы показывали 7:13 по Саратовскому времени. Я висел вниз головою. Благо чертовы ремни безопасности помогли. У меня сильно болела нога и правая рука. В кабине творился бардак. По всюду лежали ветки, снег, шишки и грязь. Я отстегнул два наплечных ремня и плавно спустился на ноги. Первым делом я начал искать в этом погроме телефон и рацию. Телефон я уже где-то потерял, а рация стояла на своем законом месте, только из нее торчала еловая ветка. Мне тогда показалось, что это конец, но рация работала. С помехами, правда, но работала. Я начал пытаться связаться с ближайшей автобазой. Ближайшей, но ею были только немцы. А какой толк говорить немцу на русском? Я все равно начал пытаться посылать сигналы бедствия на всех частотах. Мне никто не отвечал. Пришлось смириться с тем, что я никому не смогу сообщить об крушении. Смириться и умереть в этом Холоде.

Стояла тихая и холодная ночь. Я решил выйти из кабины и оценить обстановку. Кругом деревья. Это был хвойный лес. Следов того, что по снегу каталась многотонная машина, не было. Неподалеку от моего грузовика лежал на бок перевернутый трейлер с груженный ящиками с фруктами. Чуть подальше лежали скошенные деревья. Мой грузовик лежал вверх колесами. Весь мятый, грязный, дырявый. Жалко конечно. Такой грузовик был, а вот трейлеру досталось менее всего. Он не был дырявым, но и не был сильно мятым, только покореженным.

Я вернулся в кабину грузовика и начал искать ключи от грузовика трейлера. Я осмотрел всю машину: бардачок, под снегом, в ящике для кассет. Нигде не было проклятых ключей, а без них я не смогу открыть трейлер в котором должно быть теплее, чем снаружи. Ветра там точно не должно быть. В бардачке лежали мои сигареты, зажигалка, паспорт, тех-паспорт и прочая документация. В ящике для кассет я хранил две бутылочки по нуль пять из под минералки. Под сидениями лежал огнетушитель, а в полках(за сидениями) лежало постельное белье, одежда на все времена года и пара тройка книг. На спальном ложе творился настоящий хаос. Подушка, одеяло, матрас, простыня, все валялось в куче. Я все это аккуратно собрал, что бы можно было постелить и выспаться. Когда я в рука подушку, то из нее упали ключи от трейлера и машины. Ух, счастливый я тогда был.

Я взял ключи и побежал к трейлеру. Дверцы со скрежетом и скрипом отворились. Темнота и глухота. Из трейлера веяло ароматными яблоками, грушами и апельсинами. Похоже из них тут сок выжимали.

Я вернулся в кабину, взял чистую летную майку, обмотал ее вокруг толстой еловой палки. Из полок я вытащил книги. Жюль Верн, Достоевский, Короленко, Булгаков, Стивен Кинг, Беляев и Терехов. Я взял Жюль Верна и Терехова. Одного читать, а другого сожгу. Вырвав пару страниц из «Принцесса» Терехова Андрея я зажег тряпку. Таким образом я получил факел. Мой факел пылал, дымил, вонял. Я вошел в слегка проветренный трейлер. Я был удивлен тому, что я там увидел. Фруктовое пюре можно было соскабливаться со стенок трейлера. Все ящики были сломаны на части, а большинство и вовсе вдребезги. По всему трейлеру валялись фрукты. Остатки от них. Целых яблок было больше всего, а груш практический не было.

Я закрыл нижнюю дверцу, а вторую держали около дюжины еловых палок и веток. Для того, что бы ветер, Холод и снег не попадали внутрь я повесил плед. Красивый такой плед. Черный с красными рисунками.

Я постарался собрать в углу все целое ящики и фрукты. В центре я развел маленький костер из сломанных ящиков. А пол и стены я очистил от раздавленных, разрубленных и просто испорченных фруктов. Трейлер стал моим новым домом. Все это я делал до тех пор, пока не рассвело. Вот Dьявол. Я часы потерял. Ну и ладно, черт сними. Я около двух ночей не спал. Между костром и ящиками с фруктами я расстелил покрывало, положил на него подушку, а потом накрыл все это одеялом. Лег на свою постельку, взял в руки «Таинственный остров» Жюля Верна и уснул.

Когда проснулся, то от костра оставались лишь горящие угли и теплая зола. Подкинув в огонь немного досок я сел прислонившись к стенке своего стального дома. Тут было хорошо. Уютно, тихо и тепло, даже слишком тепло. Голодать мне не пришлось. Яблоки, груши и апельсины спасали от голода. Две бутылочки по нуль пять спасали от жажды. Костер и трейлер от Холода. Ну а книга от скуки. А что мне еще делать? Снежные грузовики лепить?

Солнце уже высоко в небе, а я только проснулся и выбрался из своей железной пещеры. Мой малыш лежал обледенелый и одинокий. За ночь его здорово засыпало снегом. А ведь он мне жизнь спас. Спас мою, ценою своей! Разве он не герой?

Мои ящики сгорели за милую душу и мне было необходимо раздобыть побольше настоящей древесины. Я просто прошелся вокруг места крушения и собрал с чертову дюжину вязанок хвороста. Я конечно ничем его не связывал, но на глаз мне показалось достаточным на еще одну ночь.

Ветер играл с ветвями деревьев и слегка насвистывал свою звонкую и спокойную мелодию. Здесь замечательно. Нету шумных дорог автомагистралей, монотонного шума людской толпы здесь так же не было, да и ко мне никто не имеет претензий. Иногда можно было услышать пение ночных пернатых. При свете солнца обязательно какой-нибудь кролик пробежит или белка по деревьям пробежит.

Я вновь залез в кабину и попытался с кем-нибудь связаться по рации. Я на всех частотах сообщал об своей аварии. На всех частотах рассказывал маршрут по которому ехал и примерное место крушения. Без толку. Меня никто не слышал и потому мне никто не отвечал.

Я помирал от одиночества. СО мною никто не разговаривал. Единственное, что я делал целыми часами на пролет, так это читал, ел и пытался с кем-нибудь связаться.

Вечерело. Яркое солнце садилось за темными и толстыми деревьями. Ветер гнал облака словно пастух гонит стадо овец. Я сидел на горячей крыше своего трейлера и скучал по шуму дорог и радио. «А что если взобраться?» подумал я. От этой идеи я буквально взлетел над трейлером и начал собираться в дорогу. И почему я ранее не мог придумать? Почему я раньше не мог додуматься просто подняться к дороге и поймать первую попавшеюся машину?

Я положил в карманы пару яблок, во внутренний карман я запихал бутылочку с минералкой. Вокруг голову я обмотался рубашкой, что бы ветер, снег и Холод не так сильно мне мешали. Ну все, собрался с мыслями и пошел. Ветер начал усиливаться. Он дул мне в спину от чего идти было легче. Подьем становился круче. Приходилось не только идти, но и спотыкаться, падать, карабкаться и даже ползти на четвереньках. Ветер медленно сменил свое направление и начал дуть не в спину, а в правый бок. Меня иногда сносило. Я падал под напором воздуха.

Стемнело. Ветер утих. Мои ноги и руки проваливались в снег в попытках подняться на гору. Мне было душно. Лишь снег иногда попадал за шиворот и охлаждал мое разогретое тело. Снег стал плотным и твердым. Ну неужели. Подьем стал легче. Я вдалбливал в снегу нечто вроде норок для рук и ног. Норки стало тяжелее делать. Снег словно превратился в куски льда. Я двигался вертикально. Верх, в гору. Мои руки были покрыты синяками, мышцы рук и ног болели так, словно по ним хорошей доской ударили. Ноги переставали слушаться. Я терял равновесие на одну из ног, а иногда и на обе. Я еле держался не то что бы поднимался куда-то.

Собравшись с силами и с громким ревом я начал свой стремительный подьем в гору. Я не обращал внимания на жуткие боли. Я ревел и поднимался. Бил руками по снегу и поднимался. Теперь я не делал норок. Я просто колотил снег руками и ногами. Я просто поднимался. Ревел как варвар и поднимался в гору. Но снег не везде толстый и прочный. Я громким ревом поднял правую ногу и в этот момент снег под левою ногою не выдержал моего веса. Моя левая нога погрузилась в снег, а в след за нею и я. Я начал катиться с горы. Вместе со мною скатывались глыбы снега и корки льда. Меня крутило словно плюшевого мишку в стиральной машинке. Вокруг меня все крутилось. В ушах был противный звон. Меня несколько раз засыпало снегом, поднимало в воздух, а затем я падал в снег и по инерции вновь продолжал катиться. Наконец от все остановилось. Я себе все руки и ноги отшиб. Из снега торчала моя правая рука и голова. Я был замурован в снег в верх спиною. Становилось холодно. Рубашка с моей головы улетела вместе с шапкой и перчатками еще когда я в первый раз кувырнулся. Черт, как же холодно и больно. В голове все кружилось, в глазах двоилось, в ушах звенело, в груди и спине стонало. Мне стало жарко, а затем и душно. Внутри все начало кипеть. Сердце колотило, словно отбойный молоток, а дыхание было настолько частым, что я даже не успевал делать перерывы на то, что бы плюнуть. Я попытался сделать хотя бы что-то, но мои конечности меня не слушали. Все стало таким тяжелым и не подьемным. Я ослаб на столько сильно, что не мог даже крикнуть. Во рту появился привкус крови, который нельзя было сплюнуть. Собравшись с силами я поднял голову в небо. Ночное небо было прекрасным. Звезды, луна и ни одного облачка. Ветер утих. Я пытался смотреть на звезды. Я хотел сосредоточить свой взгляд на одной из звезд, но не мог. Звезды словно разбегались, двоились и вновь становились на свои места.

Я поднялся, что-бы выбраться, но упал еще глубже. Провалился в яму из которой не было выхода. И чего мне не сиделось на месте. Там ведь было так хорошо. Костер, книга, грузовик: у меня все было. Куда я ушел? Я шел на смерть. Я хотел выбраться, а что получилось? Я тут. Холод забрал меня и уже смеялся во все горло. Я променял свои примитивные рамки быта и комфорта на страшные муки в яме с Холодом.

Когда я открыл глаза, то увидел яркую и белую вспышку. Я смотрел на белое небо. Тут не было ветра и Холода, снега и веток. Тут было мягко и тепло. Рядом со мною что-то пищало.

Я лежал на постели. Рядом со мною стояла капельница, на моем лице была надета кислородная маска. Госпиталь. Я лежал в больнице. Дверь открылась и в палату вошел маленький пожилой мужичок с блестящей лысиной на голове. Он нес в руках пакет в котором лежали фрукты. Мужичок аккуратно сел на мою кровать и опустил глаза в пол.

— Я взял на себя все расходы, — начал он хриплым голосом. — Грузовик починили, тебе операцию сделали, а меня обанкротили. Вот так вот, друг мой. Вот так вот бывает в жизни. Врачи говорят, что завтра тебя выпишут. Как ты себя хотя бы чувствуешь?

— Хреново, Сергей Юрьевич, хреново. — Прошептал с трудом я.

— Да, я знаю и понимаю тебя. Врачи говорят, что твои ноги парализованы, мизинец и средний палец твоей левой руки пришлось ампутировать из-за сильного обморожения.

— Нет! А грузовик? — Разревелся я.

— Пришлось многие детали заменить, перекрасить, что-то переплавить.

— НЕЕТ! — Заревел с громкими воплями мой голос. Я ныл как ребенок. Я потерял друга, ноги, пальцы. Я потерял все, что у меня было.

В палату вошел врач. Сергей Юрьевич подошел к нему. Они об чем то шептались, а я ревел, ныл и плакал.

— Врач сказал, что ты пострадал не только физический, но и психологический. У тебя легкое сотрясение мозга из-за чего твоя психика слегка нарушилась.

— Зачем? Почему бы тебе просто не отключить приборы, капельницу или не снять маску? Ааа!

— Врач сказал, что желание к самоубийству у тебя тоже есть. Не бойся, Димка, не бойся. Я буду рядом. Завтра я тебя заберу от сюда и мы поедем ко мне.

Спустя месяц я радовался жизни на своем инвалидном кресле. Сергей Юрьевич со своею женою, Анной Владимировной, взяли меня под свое крыло. Приятно конечно, но стыдно. Мне стыдно перед ними. Стыдно, что я инвалид и не могу об себе позаботиться. А самое интересное то, что мое кресло сделано на заказ. Оно сделано из переплавленного бампера от моего грузовика и переработанных шин от того же грузовика. Мой друг вновь со мною. Теперь мы не расстанемся. Я часто с ним разговариваю. А недавно, месяца четыре назад, Сергей Юрьевич со своим сыном и друзьями купили участок земли и застроили его.

Сейчас мне пятьдесят три года. Я живу в двухэтажном доме вместе со своею женою, Ритою. В мае нашему Филиппу исполнится десять лет. По ночам я люблю выехать и прокатиться вокруг дома. Меня всегда возит мой сын. Он очень любит, когда ночью я ему рассказываю всякие истории. Он возит меня вокруг бассейна, кустов роз, старого как мир трейлера. Мы проезжаем мимо террасы, бани, мимо сада с яблонями, грушами и апельсинами, катаемся по лесу.

Когда он идет спать, то я медленно еду к трейлеру, на котором цветными мелками написано «Папа, я люблю тебя», медленно и не спеша еду туда, где я выживал. Часами сижу на том месте, где я лежал в обьятиях Холода и смотрю на звездное небо. Никто не знает что здесь было. Никто не знает какой кошмар я испытал. Никто кроме меня, грузовика и Холода.

27 апреля 2015 года.