Догс лав

— Эй Катька, Маслюкова, чего не здороваешься? — окликнула я бывшую одноклассницу.

Живем мы рядом, часто видимся здесь, в сквере, что отделяет наши дома друг от друга, и иногда можем и не поздороваться, но в тот раз с Катькой явно было что-то не то.

— А, Машка, привет, — она скривила лицо в натужной улыбке, пытаясь изобразить внезапную радость от встречи со мной.

— Привет-привет. А почему глаза на мокром месте? Стасик опять чудит, да?

Катька смахнула слезу, размазав жирную тушь по скуле, спрятала нелепую улыбку куда подальше и потупила свои зеленые глазища:

— Угадала почти. Только отчудился он совсем. Бросил меня подонок, получил свое и бросил. Ну почему как мурло всякое, так мое? А? Может, Маш, во мне что не так?

Я окинула подругу критическим взглядом. Все так, все при ней: точеная фигурка, кукольное личико, да и дурой она никогда не была.

— Да нет, Кать, дело не в тебе, просто жизнь так устроена… Хочешь историю одну расскажу? Может она покажется странной и не в тему, но ты не спеши, подумай над ней, хорошо?

— Давай, хоть отвлекусь немного.

Она достала платок, вытерла им свой кукольный носик, и, поставив сумку на край клумбы, в которой бушевали желтые петушки, сделала вид, что ей интересен мой рассказ.

— Года три назад, в самые холода, — начала я издалека, — подкинули нам во двор щеночка, девочку, хорошенькую, маленькую, совсем беспомощную. Назвали ее, почему-то, Майкой, ну Январиной еще понятно было бы, но до мая-то было еще далеко. Честно говоря, все боялись, что до весны она и не дотянет — холодно так было, а она ну совсем слабенькая.

Но дворняжки, они живучие. Добрые люди сколотили ей будку, выкормили, отпоили молоком, и Майка не только весны дождалась, но и лета и осени. А осенью она стала взрослой. Поняли мы это по тому, что в нашем дворе стали собираться кобели со всей округи. Видимо, у них тоже значение имеет, что невеста девочка, потому как столько их было, сколько мы и представить себе в нашем районе не могли. Стало даже страшно за нашу Майку — порвут ведь к чертям собачьим!

Но нашелся герой. Рыжий такой, здоровенный, он на овощной базе охранял квашенную капусту и консервированные кабачки. Ох и брутальный пес был. Я раз взяла палку, хотела выпроводить его со двора, так он на меня так посмотрел, просто посмотрел, что сразу выгонять расхотелось.

И вот, этот Рыжий разогнал остальных кавалеров и остался с Майкой один на один. Она его боялась по началу, пряталась и терялась по всему двору, но в один прекрасный день, правда никто не видел как и когда, они договорились. И началась такая любовь, какая бывает только в женских романах. Страстный собачьи визг раздавался днем и ночью, а когда замолкал, влюбленные ложились рядом и нежно смотрели друг на друга.

Тем временем, на овощной базе сильно обеспокоились тем, что сторож отлынивает от своих обязанностей, и попытались удержать Рыжего силой. Один раз я видела его с куском веревки на шее, а в другой он приволок за собой ржавую цепь, с отломанной доской на конце. С тех пор к надоевшему собачьему визгу добавилось громыхание железных колец по асфальту.

Если для Майки этот месяц стал наверное лучшим в жизни, то для всего двора он превратился в сущий кошмар. Постоянные, непрекращающиеся звуки собачьей любви сидели у всех в печенках. Но так же неожиданно, как и началось, так же внезапно все и закончилось, как будто кто-то щелкнул невидимым выключателем. В один день Рыжий не появился. Весь двор наслаждался обрушившейся на нас тишиной, а Майка скучала в своей конуре. За те два месяца, пока она была беременна, ее недавний жених навестил невесту лишь раз. Забрел, как будто по старой памяти, лениво обнюхал майкину миску, недовольно покрутил лохматой головой и убежал, уже навсегда...

Когда я закончила, Катькино лицо предсказуемо выражало недоумение.

— И что это было? Да я сама миллион таких историй могу рассказать.

— Ну как ты не поймешь, у нас и у них — все одно и тоже, ну сравни: один в один. Только их, этих кабелей и сук, нельзя заподозрить в непорядочности, они поступают так как подсказывает природа. Вот и у Стасика твоего просто щелкнул в голове выключатель. Он сперва чудил, а теперь…

— Я что по-твоему, сука что ли? А Стас кобель? Он же человек блин, где элементарная порядочность?!

— Человек? А ну ка пойдем!

Я решительно схватила подругу за локоть и потащила через дорогу к ближайшему магазину. Катька пыталась сопротивляться, но весовая категория у нее была не та.

В витрине магазина отразились две столь непохожие молодые женщины. Одна крупная, в балахоне, джинсах и кедах, а другая — изящная фифа в мини-юбке и обтягивающей маячке.

— Для кого все это? — спросила я, слегка оттянув край мини-юбки. — Для человека? А шутукатурка, косметика эта, для кого? А попой своей ты просто так крутишь? Или что бы порядочность в мужиках пробудить?

Катька, увидев на лице потекшую тушь, принялась ее энергично размазывать, а я продолжала:

— Вот странно получается, когда выгодно, тебя устраивает, что мужики ведут себя как животные, а как бросил, сразу ищешь в нем человека. Как-то нелогично, а?

Подруга зависла, видимо пытаясь логически свести концы с концами, но они никак сводится не хотели, потому как выражение ее лица внезапно стало из растерянного злым.

— Дура ты, Машка, как была в школе придурашной, так и осталась, — Катька решительно вырвала у меня свой локоть и зашагала, громко цокая каблуками по тротуарной плитке.

Я на нее не обиделась. Горе у человека, да и не всякую правду легко принять.