Матренин двор

Матрёнин двор

Часть 1.

***

К селищу, расположенному где-то в восьмидесяти километрах к северу от краевого города, по разбитой дороге ехали три автомобиля. Возглавлял колонну, недавно вышедший во втором поколении, черный автомобиль кубической формы. Из его салона неслись песни почившего Михаила Круга, и уже ставшего популярным «Шнура». Автомобили, не спеша преодолевали ухабы и ямы, образовавшиеся на давно не ремонтированной дороге, и их путешествие было сродни легендарной гонки «Кемел-трофи», где участвовать могут любые производители авто, но предпочтение всегда отдается Ленд Роверу, замыкавшему колонну. Автомобили ухали в ямы, подвеска автомобилей страдала, но держала натиск дороги, ибо производитель внес в конструкцию неплохой запас прочности. Кому-то одному известная цель вела водителей авто к давно брошенному властями поселению.

***

Автомобили двигались не спеша и к восьми часам вечера по местному времени, пересекли границу населенного пункта под названием Ключи. После въезда в село как то внезапно наступила темнота и старший колонны, остановил авто германского производства, вылез из теплого салона, в поисках местного народонаселения. Углядев в одном из строений проблеск света, он указал водителю на дом, где мелькнул огонек, и с кряхтением залез в машину. Колонна продолжила движение в поисках жизни и разумных существ, обретающихся в этом забытом Богом месте.

***

— Хозяин, открывай, — громко барабанил в калитку старший колонны. Из деревянного дома с покосившимся от времени крыльцом, вышел бородатый мужик. — Иди сюда, болезный.

Мужик помялся с ноги на ногу, но спустился с крыльца к приехавшим.

— Мы из города приехали. Встречай дорогих гостей, — старший колонны протянув мужчине руку.

Мужик пожал руку.

— Тихо тут у Вас, — продолжил гость. — Как на кладбище. Только крестов не хватает, — и хохотнул.

Мужчина предпочел отмолчаться.

— А скажи мне братан, где живет Ваш глава — Харон Сергеевич? — засмеялся своей шутке в голос приехавший. — Не покажешь дорогу?

Хозяин подворья, одетый в старый выцветший от времени пуховик, открыл калитку и вышел на улицу.

Старший, приглядевшись к фигуре провожатого, освещенного светом фар, вопросил:

— Петухов, ты ли? — и догнав мужика, хлопнул его по плечу. — Я уже думал, что никогда более тебя не увижу, а ты стал прям настоящий сельский житель. И борода есть, и пузо отпустил. Да и одежда соответствует. А ведь года три назад другим был. — Вновь хохотнул старший колонны. — Проводишь к Харону… тьфу, Евгению?

Мужик, молча, кивнул.

— Залезай Петухов на капот, будешь у нас вместо свадебной куклы, — потешался старший колонны, — как-никак невесту к Вам привезли!

Мужчина медленно забрался на капот автомобиля марки «Мерседес», боясь что-нибудь поцарапать, или не дай Бог, помять.

Усевшись на капоте, он указал рукой водителю германского автопрома направление движения.

***

— Кто это? — водитель «Гелика» спросил старшего.

— Был такой года три назад бизнесмен Петухов, — улыбнулся сам себе старшой. — Его родня тогда в краевой администрации «сидела». Помогала ему развернуться, и он поднялся. Высоко. Даже говорят с президентом как-то раз ручкался. А потом как-то раз, жена его пропала. Все искали, и найти не смогли. И пришел Петухов к нам. Денег дал за жену. Половину от оговоренного. Говорил, мол, беременна она и готов отдать всё за её жизнь, — засмеялся старший колонны. — К тому времени, когда мы её нашли, она уже была без плода. И дважды изнасилована. Так что передали мы Петухову жену, а он возьми и пойти в отказ оставшееся платить. Платить, мол, не буду, так как жена уже не в положении. Наследников хотел, дурак! Хотел жену — получи, а про дите никто не договаривался. А чтобы Петухов понимал, что данные нам обещания нарушать нельзя лишили его жену на его глазах правой руки по локоть. Поплыл тогда Петухов. Сразу принёс в клювике все что обещал. Да только цена его слову уже изменилась.

— Жестко, — пробормотал водила.

— После отрубленной у жены руки Петухов всё, что было, отдал, как компенсацию морального вреда, а теперь живет здесь и выхаживает её. Сумасшедшую. Мучения её продлевает. Может мазохист? Сам, добровольно сюда уехал, потому как знает, что наше слово нерушимей закона, и лучше ему жить под нашим присмотром, чем ещё раз потерять жену, пусть и чокнутую.

— Любовь, — негромко сказал водитель.

— Вот такая любовь. — Заржал старший колонны и внезапно вызверился. — А ты не отвлекайся и вези, куда он указывает, а то и тебя здесь оставим правила дорожного движения изучать. И помалкивай, когда тебя не спрашивают!

***

Старший колонны, барином вышел из машины, пока Петухов, метнулся за старостой местного поселенья.

— Привет! — Бандит поздоровался с местным главой. — Как наши дела?

— Деньги Вам перечислил! Все до копеечки, — доложился гостю из города староста или по-нынешнему глава. Дородный мужчина, бывший в поселении и царем и богом, трепетал листом, перед новоприбывшими. — Все как договаривались.

— Это правильно, — старший колонны указал главе поселка на крайнее авто в колонне. — Тут мать одного из наших. Бывших. Надо бы дать ей жильё. А то осталась женщина одна на старости лет, без крыши над головой. Не хорошо. Понимаешь?

— Понимаю. Чем могу помочь?

— Домик ей нужен, чтобы она тут жила и забыла о городе. Цветочки сажала. Ягодки, если вырастут кушала. Чтоб санаторий… Но не за наш счёт. Организуешь?

— У нас ягоды только в лесу растут?

— А мне по барабану, где у Вас ягоды. Меня интересует только её квартира, которую сын на неё оформил. А на остальное, как ты и чем ты её будешь кормить, мне глубоко насрать. Мне нужно, чтобы она никогда не вернулась в город. Понятно!

Глава кивнул.

— Выводите селянку! — хохотнул бандит. — Пора ей познакомится с местной властью.

***

Из Ленд Ровера вылезла худенькая старушка. Одета она была по-городскому. На ней было серое пальто, а голову покрывал серый пуховый платок. Ноги были обуты в кожаные сапоги и судя по побитым носкам, уже изрядно послужившие.

— Как Вас зовут? — спросил подошедший к ней местный глава.

— Не твое собачье дело, — перебил его старший колонны. — Пусть будет Матрёна!

— А фамилия? Мне надо внести её данные в подомовую книгу? — вновь вопросил глава.

— Иванова! — с некоторым раздражением произнес гость. — Устроит? — старший из бандюков явно накручивал себя. — Может тебе надо назвать еще и отчество, дату и место рождения, и откуда она к тебе прибыла?

Гость из города стал зол, а это всегда было страшно для всех знавших его.

— Матрёна, — обратился к женщине глава поселения, — можно я впишу в отчество, скажем «Ивановна». Вы не будете против? — сдал назад под пронзительным взором бандита глава.

Бабушка кивнула.

— На том и порешим. К тебе в поселок прибыла Иванова Матрёна Ивановна, — старший колонны осклабился. — Пусть будет беженка из Таджикистана. Или из Чечни. Короче сам нарисуй. Не мне тебе подсказывать. Дашь ей справку. И всё! Пусть здесь живет. А теперь отойдем.

***

— То поле, о котором мы говорили ранее, отдашь ей в аренду. Лет на сорок девять. Закон это нынче позволяет, а по весне я пришлю тебе работяг, чтобы поле засеяли. Сделаешь?

— Да, — содрогнулся под взглядом приехавшего глава. — Что будете сеять? Надеюсь не мак?

— А тебе какая разница? Хоть мак, хоть пшеницу. Ты же не в ответе. За все будет отвечать она.

— Но меня же, если что…

Не дав ему договорить, старший колонны взял его за плечо и сильно сжал его.

— У нас, таких как ты много. Хочешь, я на твое место посажу Петухова? А он более сговорчивый. Видел, как он ехал на капоте авто. Он сразу все сделает, как мы ему велим. Или ты в своих пенатах позабыл про указательный палец своей дочери. Отрос? Так что делай, что сказано, и не суй свой нос, а то у твоей младшей дочери в пальцах тоже будет изъян. — Бандит наступил каблуком на ногу главе. — Ты меня понял?

Глава испуганно кивнул.

— То-то. У нас бизнес, и не дай Бог кому-то этому помешать. А теперь к Матрене. Вот тебе её паспорт. Оформи доверенность на право получения пенсии. Как глава поселения имеешь право. Потом паспорт её спрячь подальше, ведь хрен знает, сколько она проживет, а пенсия хоть и крохи, но на дороге не валяются.

— На кого оформить?

— Ты точно нарываешься! — рыкнул бандит и ударил главу.

Староста упал на колени.

— На меня, сука, на меня! — Старший колонны расхаживал возле него. — Ты чего бесишь меня своими вопросами? Я тебя сейчас тебя прямо здесь закопаю. Забылся, как у меня в ногах ползал, пощадить умолял…

Пнув главу ногой в корпус, он с переполнявшей его злостью произнес:

— Как же вы мне надоели! Вам говоришь, что делать, но Вам, сука, надо обязательно позадавать вопросы. Твое дело исполняй и молчи, потому как Вы — пыль под нашей подошвой.

Он еще пару раз пнул главу модными сапогами из крокодильей кожи. Потом отошел и пару раз вздохнув, успокаивая себя, вернулся к распростертому телу главы поселения.

— Ты все сделаешь, что я тебе приказал? — Перешел на крик старший колонны.

— Сделаю, — хрипло произнес местный чиновник. Он с трудом встал на ноги и повёл новую селянку в сопровождении строгой охраны обретать новый кров.

Так в лесном поселке появилась «Матрёнушка». Возможно слегка блаженная, но за то живая, в отличие от многих, кто не избрал селище своим местом вечной ссылки.

***

Часть 2

***

Глава поселения провёл старушку в дом.

Дом был обычным пятистенком. Посреди дома стояла беленая известкой печь. Где-то с нее осыпалась известка, показав кирпичи рыжего цвета. Печь делила дом на две половины. Так что достался Матрёне дом с двумя небольшими комнатушками, одна из которых была светлицей и просторными сенями, на всю ширину дома.

В доме от прежних хозяев остался кособокий стол и кучи мусора на полу.

— Ты располагайся, Матренушка, — староста был вежлив, — обживайся. Приводи жилье в порядок. Теперь тебе здесь жить, до самой своей смерти. Слышала старшого? — глава указал глазами на сопровождавших бандитов. — Жить у нас хорошо. Народ у нас сплошь интеллигентный, образованный, а потому, когда перезнакомишься с нашими жителями, сама уезжать не захочешь.

Оглядев помещение, глава продолжил напутствие:

— На первое время мы тебя продуктами обеспечим, а потом сама поймешь, как еду добывать. Так что вернешься так сказать к истокам. Огород у тебя под боком. Не будешь лениться, всегда будешь сыта. За огородом речка. Воды на полив покупать, как в городе не надо. Если не умеешь удить рыбу, мы научим.

Старушка кивала головой словам говорливого старосты.

— Печка хоть давно и не топлена, так я скажу Петухову, он посмотрит и что надо подладит. Будешь жить в тепле. Спать лучше на печи. В морозы бывает, пол инеем покрывается, а на печи точно не замерзнешь. Хворосту в лесу наберешь.

Глава засобирался. Пришедшие с ним оставили баулы бабки в сенях и тронулись на выход.

— Сейчас по дворам пройдусь и кухонную утварь тебе соберу. Надеюсь, готовить умеешь?

Старушка кивнула.

— Принесу тебе круп разных. Мешок картохи. В колодце воду наберешь, и живи не тужи.

Глава ушёл.

Матрёна немного постояла в хате, оглядела её, и пошла на улицу рвать, разросшиеся на подворье, лопухи. Связав из них подобие веника, вернулась в хату и занялась приборкой.

***

После того, как городские гости ушли, на двор Матрены зашёл Петухов. Он крадучись прошел не по главной дороге, а со стороны речки. Заглянул в окно дома и увидел, как старушка подобием веника сметает грязь, долгими годами копившуюся на полу.

— Не повезло бабке, — негромко сказал Петухов. И так же крадучись он покинул её подворье.

***

Этим же вечером Петухов через главный вход пришел к старушке и принес ей табурет, пустую кадушку и веник.

— Здравствуйте бабушка, — громко поздоровался Петухов со двора. Старушка вышла в сени и посмотрела на него.

— Я Вам принес немного скарба на первое время, чтобы было хоть на что-то присесть, да веник, чтоб было чем убраться. Да вот и кадушку Вам взял под воду, чтобы без конца не бегать к колодцу. И если какая помощь нужна, обращайтесь. Мой дом крайний в селе по этой улице. — Петухов указал сторону, в которую расположен его дом. — Мы практически все здесь такие же, как Вы — ссыльные, а потому и стараемся чем можем помочь друг другу.

— Ты, мил человек, пройди в дом. Пусть у меня пока и не убрано, но просьба у меня к тебе есть. Надо бы печь растопить, а то горячая вода для уборки нужна. Чугунок под воду я нашла, а как топить печь не знаю.

Петухов с принесенными вещами зашёл в дом.

***

К дому с нагруженной садовой тележкой пришел местный глава.

— Матрена! — кликнул её староста. — Я еды тебе приволок. Принимай!

Он, оставив тележку с провиантом на улице, не спеша прошел в дом.

— О! Петухов! — узнал односельчанина глава, — ты уже здесь. Что знакомиться с новой поселенкой пришел?

— Вот бабушке мебель принес, а то ей и присесть не на что.

— Какой ты у нас заботливый, — произнес голова. — А я тебе разрешал посещать Матрену Ивановну?

— Нет, — как-то сразу осунулся Петухов. — Я помочь хочу человеку, чтобы жилье у нее сразу задалось.

— Ладно, уж, — староста сменил гнев на милость. — Оставайся. Сходи на улицу, я там Матрене еду приволок. Занеси в дом, коль такой добрый.

Петухов сопя, вышел из светлицы.

— А теперь к делу, — глава положил на кособокий стол лист бумаги, — это доверенность, что Вы, Вострецова Ксения Васильевна, доверяете мне, главе сельского поселения Ключи Арапову Евгению Сергеевичу, получать за Вас пенсию и совершать другие сделки. Вот здесь надо расписаться. — Он протянул старушке шариковую ручку. — Пенсию я буду переводить в город тем людям, что Вас сюда привезли, а вы за это будете здесь жить. Сразу скажу, что этот дом, да и все прочее в этом селе принадлежит им, так что спорить нет смысла, если дорожите своей жизнью.

Старушка расписалась на листе бумаги.

— И не забудьте, что теперь вы, не Вострецова К.В., а Иванова Матрена Ивановна. И никак иначе. Вы меня поняли?

Старушка кивнула.

— Так— то будет и Вам жить легче и мне проще. Пойду я, а то дел у меня еще в администрации полно.

Петухов пыхтя, занёс в сени большой мешок.

— Это Матрена Ивановна, картофель, как и обещал. Там еще в тележке есть крупы разные, моя жена Вам на новоселье собрала, да соль, спички, немного керосина. Электричества в доме нет, так что и платить за него не придется. Экономия. Петухов, когда разгрузишь тележку, отвези её ко мне на подворье.

Староста не прощаясь, ушёл.

***

Часть 3.

***

— Я так понял, что Вас зовут Матрена Ивановна? — спросил Петухов старушку.

Старушка вздохнув, кивнула словам Петухова.

— А меня зовут Петром Васильевичем. Фамилию мою Вы уже слышали. Так что будем знакомы. Обращаться ко мне в силу Вашего возраста можно и без отчества. По-соседски, — Петухов как-то подрастерялся, ведь он, не донеся в дом мешок картошки, услышал настоящее имя соседки, но понял, что поднимать эту тему не стоит. — Давайте сейчас я печь затоплю, да покажу, как это делается. Вы, не против?

Он сходил в сени, собрал старые газеты, какие-то куски дерева и уложил их в топку печи.

— А вот это Матрена Ивановна, заслонка, — Петухов показал на железную пластину, торчавшую из стены. — Её надо обязательно открывать, когда печь затапливаете, а то дым в дом пойдет и угореть можно. Он вытащил заслонку и занялся растопкой старой печи, с потрескавшейся от времени и влаги штукатуркой.

Пошарив в кармане сильно изношенной куртки, Петр Васильевич извлек коробок и, чиркнув спичкой, подпалил бумагу. Бумаги от лежания в сырости плохо разгорались, да и сама печь, долгое время стоявшая без дела, не желала топиться. Дым от газет шел в светлицу из всех щелей печи. Петухов сунувшись в топку лицом дул на огонь, потом с надрывом кашлял, но попыток раскачегарить печь не останавливал. Помещение наполнялось дымом. С раскрасневшимся от напряжения лицом, Петр отступил от очага. По его виду было понятно, что с печью ему сегодня не справиться.

— Давайте Вы сегодня переночуете у меня, а завтра я приду, где-то подмажу, на крышу поднимусь, и наладим Вашу печку, — предложил Петухов, понимая бесполезность попыток справиться с розжигом. — А то по утрам сейчас свежо, а Вы можете простынуть. Старым людям холод вреден. Да и с женой своей Вас познакомлю, а то она целыми днями сидит дома, никуда не выходит. А Вы, хоть и пришлый человек, но женщина и может, найдете с ней предмет для разговора. Пойдемте, а?

Бабушка, молча, кивнула, встала с принесенного Петром табурета и в сопровождении Петухова, тащившего её узлы, отправилась к нему на постой.

***

Часть 4.

***

— А Вы кем до пенсии работали, Матрена Ивановна? — провожая соседку, спросил Петухов. — Я вот был сперва инженером, а потом в бизнес подался. — Петухов тяжело вздохнул. — Только вот с бизнесом у меня все плохо закончилось, потому по прихоти тех, кто Вас сюда привез, осели мы с женой, здесь на вечное житье. И покинуть эту деревню никак не можем. Висит над нами меч, и чуть тронемся, так сразу и опуститься он на наши бедные головушки. Хорошо если сразу убьет, а то так не убьет. Они покалечили мою Софью так, что каждый раз как на неё гляну, задумываюсь, что лучше бы убили. Не жизнь у неё, а сплошные мучения. Говорить со мной она не хочет. Винит она меня в приключившимся с ней, а как оправдаться, я не знаю. Знаю, что не виноват, а объяснить не могу. Гляну на неё, а взгляд сам по себе в её ручку утыкается. И все — язык отсыхает. А она смотрит на меня своими глазищами и выворачивает мне душу. После таких взглядов, повеситься хочу, да понимаю, что моя Софьюшка без меня умрет, и никто ей однорукой не поможет. Передохнем? — вопросил Петр, опуская баулы на землю.

Петухов, опустив вещи Матрены на землю, перевел дух.

— Смотрю вещей у Вас немного. Видно все боле менее ценное отняли. Эти упыри до донышка всех здесь живущих выскребли, так что не Вы первая, ни Вы и последняя. Но это ничего. Как-нибудь с божьей помощью справитесь. Да и я чем смогу пособлю. Я ведь многому здесь научился. И крестьянское дело узнал, да и ученье помогает. Мне бы лошаденку, тогда бы и со своими знаниями мог бы селу дать подняться. Вместо катания бревен рычагом, могли бы бревнышки из лесу волоком на лошаденке приволочь. А если бы она еще и жеребая была, так по-тихому могли бы табунчик завести. — Размечтался Петухов. Он посмотрел на небо и, опустив взгляд на Матрену, со злостью сплюнул. — Но не дают. Попытался я трактор наладить, так его сразу конфисковали и со смехом сожгли. Эти, — кивнул он головой в сторону дороги. — А глава наш стоял и смотрел, как горит единственный на селе трактор. Но хоть молчал, в отличие от приезжих. Мужик он хоть и не злобный, но толку от него ноль с палочкой. Так же как мы всего боится. А ведь он хоть какая-никакая, а власть. Вот только страх не дает ему ни голову поднять, ни боль людскую почувствовать. Как наедут нелюди, так он перед ними разве что рушник не стелет. Знаю, кто на меня донес за трактор. Он! А могли бы тихо и не торопясь развернуться. Сам руку к непотребству не прикладывает, потому как понимает свое место и знает, что он всего лишь цепной пес, которого поставили за добычей следить. А если пес не справиться, так ему легко замену сыскать. Хотя бывает, чего напраслину возводить, выезжает на совещания в район. Для этого у него Уазик есть. Грузит в него то, что мы наработали и на местном рынке сбывает. Чуть себе деньжат оставляет, а остальное покупает нам по списку. Так что денег у нас нет. Живем с земли. По весне дает попользоваться своим мотоблоком, чтобы огород вспахать, чтобы разом не передохли и все. На том его помощь и заканчивается. А поля уж столько лет стоят брошенные. Заросли совсем. Им бы зерном наполниться, да картофелем. Эх! — Горько вздохнул Петухов и подхватил бабкины узлы. — Попали мы из двадцать первого века в срединные века, где крепостное право с опричниной перемешалось. Дернешься вверх, так сразу и получишь по голове, чтобы и прыгать не вздумал. Отправили нас в ссылку, и выживай, как хочешь. Вот и выживаем. Как в веке то ли шестнадцатом, то ли девятнадцатом. Электричества нет. Связи нет. Почты нет. За то свежего воздуха и комарья вдоволь. Я от такого безделья, Матрена Ивановна, и столяром неплохим стал, и кровельщиком, и слесарем. Правда, слесарить практически нечего. Так что если какая работа будет нужна, непременно ко мне обращайтесь. Что смогу починю, а нет, так у нас и другие горемыки разные работы освоили. Одно плохо. Нет у нас медицины. Все сплошь бывшие бизнесмены с высшим образованием, а то и двумя, а врачей нет. В прошлом году Миронов простыл. Схоронили его в лесу, чтобы никто не увидел свежей могилки. С месяц всё баней пытался болезнь выгнать, да не помогла ему баня. Помер. Думаю от пневмонии. Вот и живет мы, как при царе Горохе — лечимся баней, да святой молитвой. — Петухов остановился. — Давайте немножко постоим, а то что-то я задохнулся. — Вроде и идти недалече, а я что-то совсем без сил.

Отдышавшись, Петухов поудобней ухватив узлы, продолжил путь, по ходу вслух негромко размышляя.

— Это плохо, что Вас под осень привезли. Запасов у Вас нет. И в город не съездишь. Не купишь ничего. Так что надобно Вам, Матрена Ивановна, какое-нибудь полезное занятие срочно осваивать. Вязать или ткать. Потому как староста наш, присказку о неработающем и голодном, к месту и не к месту прикладывает. Вот если бы привезли Вас весной, то тогда бы и огород Ваш в порядок привели, и засадили семенами, чтобы на зиму припас имелся, а под конец лета, только лесом кормиться. Да и много с него двумя руками все равно не соберешь. Так что без профессии нельзя. Не выжить. Тот же Миронов, верши плел, корзины, а глава наш их в город возил, да продавал. А теперь нет Миронова и корзины плести некому. Вот уж год, как бизнес его стоит, да и нам бы верши обновить, потому, как старые совсем исхудали и рыба сквозь них проходит, а это совсем не дело…

Так под разговор Петухова Матрена и Петухов пришли к его дому.

— Вы не смотрите, что дом с виду не казист. Крепкий он, теплый. Уже три зимы в нем пережили. А сколько еще предстоит, одному господу ведомо.

***

Часть 5.

***

— Соня, я к тебе нашу новую соседку привел. Зовут её Матрена Ивановна. Выходи, знакомься, — негромко произнес Петухов, войдя в дом. Он, пыхтя и задевая за домашние пожитки, затащил в дом бабкины узлы.

Из-за занавески, отгораживающей горницу, вышла высокая худая женщина. На вид ей можно было дать и сорок, и пятьдесят. Одежда на ней была явно не по размеру. Юбка длиной до пола, на поясе кое-как заверчена. Блузка неглажена и один из её рукавов пустым концом был заправлен за пояс юбки. Волосы не прибраны, а лицо было опухшим от слез. По всему было видно, что женщина была когда-то очень красива, но от этой жизни, что ей досталась, красота увядала, вместе с выплакиваемыми слезами.

Дом явно был без женской руки. Не чувствовалась она, ни в расставленной по комнате мебели, ни в чистоте помещения, ни в обитателях его населяющих.

— Вы, Матрена Ивановна, присаживайтесь, а сейчас чего-нибудь съестного на стол соберу, — засуетился Петухов. — А то есть охота, да и вы думаю, что как минимум со вчерашнего дня ничего не кушали.

Он положил узлы на пол и, мечась по горнице, стал накрывать на стол. Из печки достал чугунок с вареным картофелем, из кадушки наскреб в глиняную миску квашеной капусты, с полки снял каравай хлеба. Развязав чулок с луком, подвешенный к потолку, вытащил луковицы и принялся её чистить перочинным ножом.

Софья смотрела на Матрену и молчала. Верно, сказал Петухов, у женщины были огромные цвета морской волны глаза. Не глаза, а глазищи. Веки припухли от постоянных слез. Высокий лоб, открытый из-под неприбранных волос, хоть уже приобрел возрастные морщинки, но показывал, что обладательница не глупа. Длинные темные ресницы, как опахала оттеняли глаза и красивый чуть вздернутый носик, показывал, что раньше его хозяйка была веселого нрава.

***

Матрена прервала затянувшуюся паузу и первой поздоровалась с хозяйкой дома:

— Здравствуйте, Софья! Меня зовут Матрена Ивановна! Муж Ваш привел меня к Вам переночевать, а то печка в доме, что мне отвели, никак не захотела растапливаться.

Петухов на голос старушки обернулся, ведь она ни разу не проронила слова, за время, что он находился с ней. Голос Матрены был глубокий. Петухов со своим музыкальным слухом определил его, как альто-меццо-сопрано. Редкий голос, обволакивающий. С таким в опере партию Амнерис исполнять или на худой конец Летучую мышь в оперетте. Он с удивлением глянул на гостью. «Они что и до народных артистов добрались, — подумал Петухов. — Управы на них нет!» Он отвернулся от старушки и со злостью продолжил чистить луковицы, руками отрывая неподдающуюся кожуру.

— Здравствуйте! — выговаривая каждый слог, негромко поздоровалась хозяйка дома. — Присядьте. Устали с дороги?

— Есть немного. Спасибо мужу твоему, не бросил. — Старушка присела на указанный ей табурет. — Устала я девонька, ох устал, да видно такой мой удел.

— Вы в Бога веруете? — вновь вопросила Софья.

— А кто в него в горе не верит? Разве что атеисты, — подстраиваясь под хозяйку, ответила гостья. — Не думала, идя сюда, что у Петра Васильевича такая супруга.

— Какая? — с удивлением проговорила хозяйка.

— Такая красавица. Ты, Петр Васильевич, чудо какую красивую женщину себе в жены нашел. Такую найти, что жар— птицу за хвост поймать.

Софья зарделась от похвалы, произнесенной гостьей.

— Я за ней от самой школы портфели носил, чтобы её улыбки добиться, — не оборачиваясь на собеседниц, произнес Петухов. — Она у нас в школе была первой красавицей. Как в первый раз её увидел, так все — пропал.

Софья обернулась на мужа, и вдруг со злостью произнесла: — Лучше бы я тебя не встречала. Теперь вот в глухом селе калекой по твоей милости маюсь. Даже петлю себе соорудить не могу.

По Петру почувствовалось, что каждое произнесенное ею слово, словно ножи втыкались в его незащищенную спину. Он, молча, встал и, положив на стол, так и неочищенную луковицу, прошел мимо женщин и вышел во двор.

— Зря ты так, Соня, — тяжело произнесла старушка. — Шли мы с ним к Вам, так он мне такие глупости нарассказывал. Говорит, боюсь жене в глаза глянуть, чтобы рассказать, что не виноват я в её страданиях. Страдает он, что не уберег. Ведь все отдал, лишь бы ты осталась жива. А как увидит твою рученьку, так и сам добровольно готов повеситься, но только тобой и живет. — Она встала с табурета. — Пойду, присмотрю за ним, чтобы худого над собой не сделал.

Софья посмотрела вслед уходящей Матрене и вновь залилась слезами.

***

Петр сидел на завалинке дома и плакал. Матрена тихо подошла и присела рядом.

— Ты, Петенька, не сердись на жену. Обида её точит на тебя. А обида долго не проходит. Давай мил человек пойдем в дом да поужинаем, а то я действительно притомилась, да и не по годам мне столько испытаний.

Обволакивающий голос Матрены успокаивал и Петр, отвернулся от старушки, чтобы не показывать заплаканное лицо.

— Душа у неё болит, вот за неимением возможности слить свою обиду, она расплескивает её на тебя. Надо бы это понять да помочь ей. Ведь неспроста она заперлась в доме и сохнет от злости. Все потому как видит твою слабость и перекладывает свою боль на тебя. Сам же знаешь, что кто везет на того и грузят. А ты вместо помощи ей, начинаешь её жалеть. Тут не жалеть надо, а делом помочь. Она же у тебя красавица, а знаешь, что надо красавице?

Петр вновь с удивлением посмотрел на Матрену.

— Что не знаешь? Она должна почувствовать себя не калекой, а женщиной. Желанной женщиной во всем. Ты ей волосы прибираешь? Нет. Ты ей одежду подобрал. Да. Вот она и видит себя куклой неряшливой. А от того и характер у неё портиться, и потому она все время в слезах. Ты сказал, что ты столяр. Возьми слепок с её ручки и сделай ей подарок. Выстрогай. Выточи, чтобы у твоей жены пропал тот недостаток, который она боится людям показать. Новую руку. Да колечко ей на эту руку надень, чтобы видела она, что ценишь ты её как жену, а не как приживалку.

Петр со вздохом поднялся с завалинки.

— Пойдемте в дом, Матрена Ивановна, а то на улице сыро да комарье на мою мокроту налетело.

Он дождался пока старушка пройдет вперед него, посмотрел на звездное небо и негромко произнес:— Не сегодня.

***

Поутру Матрена Ивановна, едва проснулась, вышла в горницу, где по-медвежьи развалясь на лавке спал Петухов.

— Петя! — толкнула бабушка в бок соседа. — А ты почему здесь спишь?

Петухов спросонок посмотрел на Матрену. Он видно не выспался и от того у него было дурное настроение.

— Пойду я к Вам, Матрена Ивановна, печку налаживать, а то после нашего разговора всю ночь уснуть не мог. И сам не спал, и Софье роздыху не дал.

Он встал с лавки и ушел.

***

Из-за занавески в одной сорочке вышла Софья. Взгляд Матрены упал на её правую руку. Не было кисти и части предплечья.

— Дай-ка девонька, я тебя осмотрю, — негромко произнесла Матрена и, усадив женщину на лавку, еще не остывшую после спавшего на ней Петухова, взяла покалеченную руку и осмотрела культю. — Заросло у тебя хорошо. Чувствуешь? — Она легонько провела пальцем по коже на срезе предплечья.

— Да, — смущаясь такому поведению, ответила Софья.

— Не болит?

— Болит, — вздохнула Софья. — Особенно ночами. Чувствую я ее. Каждый пальчик чувствую.

— Это фантомная боль. Вот Петр с моим домом управиться, и сделает тебе новую ручку. Лучше прежней. И будешь ты снова с обеими руками. Боль твоя душевная, а как увидишь себя с обеими руками, так она и отступит. А сейчас давай пойдем в баньку. Ты мне объяснишь, как её топить, а я тебя помою и сама с дороги помоюсь, а то за вчерашним разговором, все про все позабывали, так и легли не прибранными.

***

Встречали Петра после работы совершенно иные женщины. Матрена была одета в недорогой серый костюм городского покроя, а жена его с заплетенной вокруг головы косой, была облачена в цветную ситцевую юбку по колено, и в белую блузку. На шее у жены были жемчужные бусы.

От вида обновленной жены у Петра подкосились ноги, и он сел на пол прямо у входа.

— Видела Софьюшка, что с мужчинами красота твоя делает? — смеясь, спросила хозяйку старушка. — А ты хозяин проходи, мы с твоей женой ужин тебе приготовили, да всухомятку, а настоящий борщ из квашеной капусты да шкварками.

Софья сияла. Она пыталась левой рукой расставить на столе приборы. Петр, вскочив с пола, бросился помогать жене. Старушка его придержала и цыкнула на него:— Не мешай.

Расставив на столе посуду, Софья левой рукой взяла половник и из стоявшего на столе чугунка, принялась наливать еду в тарелки. У нее не получалось, но она прикусив нижнюю губу, в итоге справилась. Пусть немного и пролилось, но тарелки были полны, а значит и гостей к столу приглашать не грех. Петр подхватил чугунок и убрал его в печь. Достав с полки хлеб, он стал нарезать его перочинным ножом не как вчера ломтями, а продолговатыми тонкими ломтиками. От этого стол смотреться уютней. Петр выложил ломти хлеба на миске, потом полез куда-то за печь и достал оттуда большой шмат сала. Тоненько нарезав несколько кусочков, он выложил их на красивую тарелку. Старушка за это время тряпочкой подобрала разлитый по столу борщ, и все присутствующие уселись за стол. И только сейчас Петр увидел, как преобразился его дом. В нем явственно ощущалась женская рука. Пол был чисто вымыт. На углах в комнате отсутствовала паутина. Все вещи, сваленные им в кучу возле печи, были аккуратно расставлены и разложены, по полкам и непонятно откуда взявшимся лавкам, и от этого комната стала и больше и светлей. Но более всего Петра поразила жена. Она была абсолютно другой, нежели вчера вечером и от того, что она внезапно стала той самой, за которой с детства он ходил хвостом, ему захотелось, чтобы поскорее закончился вечер, и наступила ночь. Но не сделанная за день работа, отодвигала час встречи с такой ставшей ему незнакомой женой.

***

— Матрена Ивановна! — доев тарелку наваристого борща, обратился к старушке Петухов. — На крышу я залез. Подлатал маленько. Трубу от гари очистил. Завтра в печку залезу, гляну, что с тягой, подштукатурю, побелю, и тогда можно будет её испытать.

— Нет, дружочек, — возразила ему Матрена. — Сперва сделай то, о чем мы вчера вечером говорили, а потом принимайся за всё остальное.

— Не соглашусь я с Вами, Матрена Ивановна. Печь она спешки не любит. Сколько лет она стояла нетопленая. Тут надо все делать неспешно, но с качеством. Сперва дом, а потом…— Петр пошевелил рукой, — то о чем мы с вами говорили.

— Эх, Петя, Петя! — улыбнулась женщина. — Говорю же тебе, что не понимаешь ты женщин. Знаю, что успеешь все сделать до холодов, а оговоренное важней какой-то печи, — настаивала на своем бабушка.

— Как скажете. Но ночевать Вы остаетесь у нас. Нечего студиться, — Петр подвел конец спору. Софья смотрела на мужа и улыбалась. Он вновь становился тем мужчиной, которому она когда-то сказала да, зная, что он не предаст её надежды. Что он ради неё пойдет на край света и не бросит в самую лихую годину. А впереди была ночь и она поняла, что сегодня будет так же как в их первый раз, когда они были совсем молодыми и не могли оторваться друг от друга.

***

Часть 6.

***

По мраморной лестнице, покрытой красной ковровой дорожкой, не спеша поднимался старший из бандитов, привезших Матрену Ивановну в глухое сибирское село. Он был одет в костюм от известной европейской торговой марки. На лице у него были очки от другого не менее известного бренда, а в руках он держал папку, стоимость которой составляла тридцать прожиточных минимумов обычного жителя области. Подойдя к двери с табличкой «заместитель губернатора», он посмотрел на часы и, убедившись, что явился к обозначенному времени, потянул ручку двери. В приемной было свежо и тихо.

— Здравствуйте милейшая Алевтина Петровна! — поздоровался старший с секретарем, чем-то занятой и от того не взглянувшей на посетителя, вторгнувшегося в приемную второго лица в области. — Рад Вас видеть в добром здравии. Мне назначено на девять пятнадцать.

— Андрей Иванович, и я рада Вас видеть, — приветливо ответила секретарь советнику заместителя губернатора. — Артем Сергеевич меня предупредил, что у Вас совещание на девять пятнадцать. Сейчас у него, — Алевтина Петровна показала жестом на кабинет замгубернатора, — совещание по вопросам коррупции, потому придется немного подождать.

— Ох уж эта коррупция. Сколько лет с ней боремся, а победить все никак не можем. Столько законов придумали, какой контроль установили, столько отчетности требуем, а она несмотря ни на что продолжает существовать. Голову одну отрубишь, так нет, она, как гидра жива и здравствует.

— Хотите кофе? — спросил секретарь.

— Всенепременно, — согласился на предложение главарь бандитов. — Кофе у Вас получается отменным. Надо бы у Вас рецепт приготовления спросить, а то мои помощники совсем мышей не ловят. Попросишь кофе, так непременно заварят какую-то бурду, что пить невозможно.

Алевтина Петровна порадовалась похвале давнего приятеля своего начальника и, отвернувшись от посетителя, прошла к кофе машине. Налив ему чашечку кофе, она поставила его на маленький поднос и поднесла чашку с парящим напитком присевшему на диван советнику.

— Как ваша командировка? — спросила она.

— Все как всегда. Переговоры, совещания, бумаги. Одним словом скукота. Одна радость — природа. Глаза не могут объять всю эту красотищу. А воздух! Надышаться невозможно. Это у нас в городе пыль, копоть и грязь, а там высокие стволы сосен перекрывают небо. Птички щебечут. И тишина. Знаете, какая там тишина? Так бы и остался бы там, но дела, будь они не ладны.

— Понимаю, — вздохнув, произнесла секретарь. — Вот так живем, крутимся как белка в колесе, и пролетает наша жизнь между письменным и кухонными столами.

— Не говорите, Алевтина Петровна! — отпив глоток кофе, Андрей Иванович продолжил разговор. — Только в поездках по области я понимаю, что такое время. Мы все суетимся, мечемся ради достижения сиюминутных целей, а там время застыло. И ты можешь, выйдя из машины насладиться каждой секундой в нем пребывания, чувствуя каждой клеточкой организма, что ты — хозяин своего времени. А люди, какие! Добрые, милые, отзывчивые. Никто слова плохого не скажет. Пусть и живут не богато, но нет среди них смутьянов. Идиллия.

***

Дверь кабинета заместителя губернатора открылась и в приемную после совещания стали выходить чиновники разных ведомств. Заместитель губернатора вышел, ведя под руку заместителя председателя арбитражного суда.

— Наталья Петровна, — замгубернатора негромко разговаривал с судьей, — о Вашей просьбе я подумаю, но ничего пока обещать не могу. Сами понимаете, что не все вопросы находятся в моей компетенции, но обещаю, что переговорю с губернатором и мэром о Вашей проблеме.

— Артем Сергеевич, — привлекла к себе внимание секретарь замгубернатора. — У Вас на девять пятнадцать совещание с советником.

Чиновник, недовольно посмотрев на секретаря, отвлекшего его от разговора с судьей, и посмотрел на главаря бандитов.

Тот встал с уютного кожаного кресла и вытянулся по стойке «смирно».

— Простите Наталья Петровна, — извинился областной начальник, — дела. Но просьбу я Вашу не забуду. Пройдемте в кабинет Андрей Иванович.

***

— Как съездил? — переходя с лирического тона на деловой, вопросил чиновник.

— Мать Костыля отвезли в Ключи, — присев за стол пояснил советник. — Немного напряг Харона, чтобы не забывал кто он.

— Жаль Костыля, — замгубернатора встал с кресла и подошел к шкафу. Он открыл дверцу и достал бутылку французского коньяка. Плеснув из него немного жидкости в два стакана, он поднес их к столу. — Помянем Костыля.

Собеседники не чокаясь, выпили.

— А что его мать? Не противилась? — пристально посмотрел на посетителя чиновник.

— После похорон она сама не своя, так что предложение приняла молча. Даже не заплакала. Приняла, так сказать судьбу, — ответил советник и поставил стакан с недопитым напитком на стол из красного дерева. — Думаю, проблем с ней не будет. Ну, а если начнет кочевряжиться, то есть, кому за ней присмотреть. У меня вопрос.

— Говори.

— Что с той поляной, делать будем. Там по сведениям геологов нефть неглубоко залегает. Будем качать или в концессию сдадим?

— Рядом с Ключами нефть бурить не будем. Пока. А то не дай Бог, про жителей этого селища узнают, а работяги, если начнем качать нефть, по-любому попрутся в село за водкой. Да и к поляне надо просеку расчищать для нефтевозов, и дорогу через Ключи прокладывать. Обождем. Министр лесного хозяйства не мой, и может нам крепко в освоении этого района подгадить. Потому пусть все идет, как идет. Мы сидим крепко, потому лучше займись оформлением собственности на прилегающие к Ключам леса и эту поляну. Кого предлагаешь обозначить арендатором?

— Мать Костыля.

Замгубернатора удивленно посмотрел на главаря бандитов.

— Другой кандидатуры не вижу. Уже осень. Доверенность от её лица Харон выправит, так что все будет в наших руках. А она если зиму не переживет, то и с выдачей справки о её смерти можно немного потянуть, чтобы наследник в твоем лице проявился. И получишь ты наследство, а не бизнес. Все по закону.

— Годиться. Главное чтобы бабка в себя не пришла, а то дел она наворотить может не мало. И крови я лишней не хочу, все— таки не чужая. Такого парня воспитала в одиночку. — Заместитель губернатора потянулся к стакану с коньяком. — Ну, за тетю Ксеню! Пусть ей земля через полгодика будет пухом.

Чиновник и бандит допили остатки напитка и, пожав руки, решили судьбу Матрены.

— Я хочу на охоту сходить с министром лесного хозяйства, — замгубернатора вытер тыльной стороной руки влажные губы. — Надо с ним контакт налаживать. Обмолвились мне, что он страстный охотник. Вот и думаю вывезти его на лося или на медведя. Что посоветуешь?

— Сейчас вроде не сезон.

— Сам говоришь, что у нас есть где-то полгода, значит времени у нас практически нет. А сезон или не сезон, не нам решать. Через охоту можем и министра повязать. Скажем, во время охоты убьет он кого ненароком. Испугается место своё потерять, а мы ему поспособствуем, чтобы он не сел. И опля, у нас свой министр в кармане. Куда предложишь поехать?

— Это дело надо организовать. К Водяному нельзя, его село недалеко от воинской части. Выстрелы могут услышать и шум поднять. К Гудвину тоже нельзя, у него там одни проститутки, а потому могут узнать человека на раз-два. Чего только не сболтнешь в утехах. А с расстройства ведь его точно к бабам придется везти. Потом лови «языка», который возьмет и сболтнет клиенту об услышанном. Убыток. К Мельнику не хотелось бы. Там у нас маковые поля еще не убраны. Остается Харон с его Ключами. Его я настропалю, чтобы никого из села не выпускал на время охоты. Да и места мне знакомые, и егерь опять-таки наш. Подготовим охоту. Так что думаю через пару дней можно выезжать.

***

Часть 7.

***

Министр лесного хозяйства оказался завидным стрелком. Медведицу, бросившуюся защищать медвежат, положил с двух выстрелов. Советник и заместитель губернатора снялись со своих номеров и спешно отправились к месту стрельбы. Егерь, опустив голову, стоял рядом и получал начальственный разнос. Андрей Иванович, стоя неподалеку, снимал происходящее на мобильный телефон.

— Да как ты мог не знать, что это не медведь, а медведица? — разъяренно орал на подчиненного министр, сопровождая монолог бранными словами. — Ты понимаешь, что ты натворил… Это твоя вина… Тебя просили организовать охоту, а ты… Я из-за тебя убил мать двух медвежат… И куда теперь их девать? Уволю… Завтра твое заявление должно быть у меня на столе… Так меня подвести… Ты понимаешь, что из-за твоей халатности, я могу пойти под суд. Убью… Я тебя сейчас, сука, своими руками…— Министр нацелил на егеря разряженное ружье.

— Анатолий Петрович, — тихо подошел к министру замгубернатора и негромко, чтобы не спугнуть дрожащего от ярости министра, произнес. — Опусти ружье. И не надо ругаться. У кого из нас не бывает ошибок? Все мы ошибаемся, на то мы и люди. Верно? А егерь я думаю, про этот случай сам будет молчать. Ты меня понял? — вопросил он, взглянув на поникшего зверовода. Тот кивнул.

— Понимаю, что случилось досадное недоразумение, но обратно время не повернешь. Потому пригуби, — он, открутив колпачок, протянул фляжку министру.

Министр, все еще гневно взирая на своего подчиненного, взял протянутую ему баклажку и жадно стал из неё пить.

— Коньяк? — отдышался министр.

— Всегда ношу с собой для таких дел, — спокойно произнес заместитель губернатора. — А на парня не обижайся. Ты же убил ее, защищаясь от нападения, а не с целью охоты. Верно? Так что половины вины долой. А медвежат мы пристроим. Андрей Иванович, ты, где запропастился? — позвал он советника.

Увидев подходящего главаря бандитов, он показал на двух копошащихся возле трупа матери медвежат.

— Реши проблему с детками, — приказал он советнику. — Надо бы отдать в добрые руки, а то пропадут ни за что. Ну, а теперь к тебе, — обратился он к егерю. — Шкуру с медведя сними и приберись. А мы с Анатолием Петровичем пойдем. Работайте.

***

— Кого возьмешь, мальчишку или девчонку? — спросил советник.

— Девчонку. Через тройку лет она начнет приносить потомство, а лесу без медведя нельзя. Да и вам надо будет, кого под начальство подкладывать, когда оно потомство принесет.

— Ты говори, но не заговаривайся, — пригрозил Андрей Иванович.

— Молчу, — испуганно ответил егерь и, подхватив девчонку, обмотав вокруг ее шеи охотничий ремень, стал привязывать её к дереву.

Главарь бандитов взял на руки сопротивлявшегося медвежонка и ушёл, чтобы не смотреть, как егерь будет обдирать шкуру убитой медведицы. Нет, он крови не боялся, но смотреть на то, как на глазах медвежонка будут свежевать её мать, было неприятно. Он, взвалив тушку медвежонка, шел к дороге, где стоял его джип с водителем. Подойдя к машине, он открыл багажник и, достав мешок, сунул туда малыша.

— Едем в Ключи! — скомандовал он водителю.

***

Часть 8.

***

— Матрена! — со двора громко позвал жиличку местный староста. Матрена Ивановна выглянула в окошко. Рядом с местным главой стоял Могила, тот самый бандит, некогда друживший с её сыном. Возле ноги бандита стоял шевелящийся мешок.

— Матрена Ивановна, выходи! — вновь позвал глава. — Тебе гостинец привезли.

Матрена Ивановна накинув на голову платок, вышла на крыльцо.

— Принимай гостинец, — засмеялся Андрей Могила, вытряхнув из мешка маленького медвежонка. — Будет тебе вместо собаки.

Медвежонок запищал и бросил под крыльцо.

— Что же Вы за люди? — в сердцах выкрикнула Матрена. — Людей не жалеете, так хоть бы к зверям по— доброму относились.

Глава села опустил глаза. Советник замгубернатора усмехнулся.

— К следующей моей охоте, этот зверь должен быть откормлен. Это приказ. Ну а если нет, то не взыщи. Найду я крайних в вашем закутке. Скажем жену Петухова, если не послушаешься накажу. У неё ведь еще три конечности нетронутыми топором осталось, так что руби, не хочу. Ты меня поняла? — надавил он голосом на старуху.

— Поняла, — произнесла Матрена, спускаясь с крыльца. Она взяла медвежонка на руки и понесла в дом.

— Вот так надо с ними разговаривать, — показав кивком головы на заходящую в дом Матрену. — А ты, как кисейная барышня, перед ними. Запомни, ты здесь поставлен смотрящим. Значит ты власть, поставленная мною, а потому отвечаешь только передо мной, и больше никем. А если начнешь давать спуску, то того и гляди, ропщить начнут. Вот тогда не дай Бог кто-нибудь из них в город побежит. Кнутом их, и только кнутом, чтобы знали, что им идти не куда. Ты меня понял?

— Да, — еле слышно произнес староста.

***

Часть 9.

***

Кормить медвежонка было нечем. Матрена посмотрела на его глазки «бусинки» и впервые за все время, проведенное в глухом селище, расплакалась. Помочь ему было нечем. Та еда, что досталась ей от главы, для питания малыша не годилась.

Выплакавшись, она пошла по селу собирать, что подадут ему на пропитание, ведь наказ главы бандитов был понятен и строг — или медведь, или кто из горемык односельчан.

***

Бродя по дворам, она собрала в кошель свеклы, репы, капусты, круп разных в мешочках. Староста дал ей полтора кило мяса. Петухов, узнав про неприятности Матрены, притащил пару рыбин, неизвестно каким способом добытых. Еды медведю должно было хватить на три-пять дней. А что дальше делать было неизвестно.

***

— Помнишь, Матрена Ивановна, я тебе рассказывал, что был у нас местный умелец, что верши плел? — Петухов вечером пробрался в дом Матрены. — Я тебе одну негодную принес и связку ивовых прутьев нарезал. Посмотри как плетение, глядишь и научишься верши плести. Тогда будешь с рыбой, и с голоду не помрешь, да и медведя прокормишь.

***

Не была Матрена мастерицей по вязанию, а вот глядишь, на старости лет, пришлось и этому учиться. Она внимательно рассмотрела силок для ловли рыбы и начала прикладывать веточку к веточке, связывая их между собой. Так промучившись с лозой всю ночь к утру у неё была чем-то похожая на образец верша. Она едва рассвело, привязав веревку к верше, пошла через частично убранный огород к реке. Закинув вершу возле берега, она привязала конец веревки к столбу, на котором висела калитка и впервые в жизни перекрестилась. — Дай Бог! — не громко сказала она. Возле ноги сопел медвежонок. Он смотрел на неё так по детски, что Матрена взяла его на руки и чмокнула в мокрый нос.

— Я буду звать тебя Костиком, — Матрена шепнула медвежонку на ухо. — Как моего сыночка. — Она погладила его по загривку. — Пойдем Костик в дом, я тебе репку запарю. Будет репка сладкая, вкусная. А если её с кашей, так за уши тебя не оттащишь.

Медвежонок уткнулся ей носом в шею и уложил башку на плечо. Матрена шла по неприбранному огороду, бережно неся на руках медвежонка, вспоминая, как когда-то таким же осенним днем, шла к себе в заводскую общагу, неся на руках новорожденного сына. И пусть у неё теперь нет сына, но волею судьбы появилась родная душа, с немного подванивающей шерстью и никогда не способная произнести такое ласковое слово «Мама».

***

Часть 10.

***

— Андрей, — обратился к советнику заместитель губернатора, прохаживаясь по кабинету. — Как видео?

— Нормально. Все видно и слышно.

— Сбрось мне его на телефон. Пригодиться на память, а свое видео удали, а то сам понимаешь последствия, если кто-нибудь увидит такое кино. Надо тебе с землемерами связаться. Оформляем на Матрену аренду на 49 лет с правом выкупа на все леса, прилегающие к Ключам. И про поляну не забудь. Пусть пока поживет, а то с этими оформлением, времени потребуется как минимум год, а то и два.

— Сделаем.

— Как дела с китайцами?

— Мельник просит зерно на озимые, а то говорит одну траву отправлять не с руки. Говорит лучше всего для контрабанды взять овес, или ячмень. А траву пустить с зерном, как солому. Просит трактор и гарантирует, что к трактористу никого не пустит.

— Сколько там у него травы набралось?

— На пару лимонов зелени.

— Дам я трактор, а тракториста подбери из своих. Так будет лучше. Кстати, а где шкура медведицы, что министр грохнул?

— У егеря на просушке.

— Привези её в город, а я подарок нашему «другу» из лесного хозяйства сделаю, как напоминание.

— Что с остальными поселениями?

— У Водяного все ровно. Солдатики с военной части вместе с местными на карьере работают. Кирпич — сырец делают. Потом его в котельной части обжигают, ну и самим воякам мы его продаем. И волки целы, и мы в прибыли.

— Солдат надо бы исключить из этой схемы.

— Тогда придется процент прибыли пересматривать. Думаю, вояки будут недовольны.

— Оставь процент тот же, но без солдат.

— Выработка уменьшится.

— А ты, Водяного над ними поставь с кнутом, и думаю, всё наладится.

— Гудвин просит венеролога. Ну и баб еще прислать, а то говорит, его контингент работает на износ. Хочет посменно их возить. Смена на неделю, две смены лечатся и приводят себя в порядок.

— Он может профсоюз еще хочет создать, чтобы за права проституток бороться? Сплошные хлопоты с этими поселенцами. Ты понимаешь, что венеролог — это проблема. Так и если от нас зараза к клиентам пойдет, то у нас будет проблем еще больше.

— Квартир у нас, на сколько смен от Гудвина хватит?

— С учетом поселенцев из Ключей на две наберется.

— Сделаем так. Одна смена в городе работает. Вторая проверяется врачом на дому и лечится, а остальные пусть сидят у Гудвина и чистят перышки, в ожидании второй смены. Выдать всем презервативы, чтобы пока всех врач не обследует, заразу не разнесли. Пошли ребят по «мамкам», и забери у неё особо борзых. Уверен, что такие у них есть. Вези их к Гудвину. Он их живо сделает шелковыми. Тогда у нас будет как минимум четыре смены. Да и если зараза запущенная, то этих вези в Ключи. Там все семейные и на них никто как на баб не позарится.

— Матрена медведя завела. Костей назвала.

— Какого медведя? — Заместитель губернатора аж поперхнулся дорогим коньяком.

— Министерского медвежонка я ей отвез. Теперь она с ним тетешкается. Он от неё ни на шаг. Лишний повод её в узде держать, а то плюнула бы она на свою жизнь, да рванула бы в город. А сейчас медведь её не пускает. Да я её еще настращал, что если медведя не выкормит, то я у жены Петухова что-нибудь ещё оттяпаю.

— Толково, — с уважением произнес чиновник. — Так она точно в город не сунется, ведь мальца будет оставить не с кем, да и она всегда пеклась об инвалидах. Помнишь Мишаню, которого подстрелили менты?

— Как не помнить.

— Она ко мне чуть не каждую неделю ходила домой, требовала ему адвоката, да передачи ему в тюрьму таскала, пока он не с моей помощью не вышел.

— И меня она с ложки кормила, когда мы со "свердловскими" схлестнулись на кулачках. Может, надо было её сразу убить, чем в живых оставлять. Теперь вот сидим о ней вспоминаем, а кошки по душе так и скребутся.

— Надо было, но братва бы не поняла. Так крови на наших руках нет, а долги надо отдавать. Мы Костылю место на центральном проходе кладбища организовали. Памятник ему отгрохали. За могилой его следим. Жену и сына на волю отпустили, а могли бы к Гудвину отправить на житье. Она нам была должна за хлопоты, вот жильем и рассчиталась. Все по понятиям. Что там ещё?

— Жрать у неё нечего. Огород пустой. Погреб тоже. Она верши научилась плести, так что рыбалкой промышляет. Правда не особо у неё получается, но зимой от голода точно сдохнет, если корма не подкинем.

— Ладно. Давай соберем "гуманитарку" в счет прежних заслуг. Ты список напиши, что Ключам надо. Братве скажи, что надобно помощь матери Костыля организовать. Дадим Ключам в счет будущих долгов.

***

Часть 11.

***

Софья Петухова бежала к Матрениному двору по глубокому снегу. Шедший накануне снег завалил единственную в селище дорогу, которая никогда, сколько помнила Соня, не чистилась. Новость от Петра заставила её покинуть дом, который был её панцирем от всех бед. Она, накинув на себя тулупчик, бежала по глубокому снегу. Тулуп нараспашку. Валенки на босу ногу. Волосы выбились из-под платка. Едва вбежав в сени, она громко позвала хозяйку. Матрена вышла в сени. За ней следом увязался подросший за осень медвежонок.

— Матрена Ивановна беда! — выкрикнула Соня. — У старосты нашего дочка слегла. Горит вся. В беспамятстве. Петя мой пришел, говорит не жилец она. Она и так калечная, так и еще отец её в район на совещание уехал. Помоги девочке! — И Софья заревела. Видно старая рана о потерянном ребенке вновь вскрылась и потому, едва услышав о беде, случившейся в семье самого ненавидимого в селе человека, не смогла удержаться, чтобы не призвать к помощи ту, что смогла ей помочь.

— Зайди в дом. Оденусь и пойдем.

Матрена надела на себя пальто, завязала на голову оренбургский платок и принялась застегивать одежду на нежданной гостье. Поправила ей волосы и платок.

— Валенки надо бы тебе переобуть, а то, как у ребенка, левый на правом, а правый на левом, — улыбнувшись, произнесла Матрена. — Снимай обувку.

Глядя на босые ноги соседки, она быстро кинулась за печь, откуда принесла какие-то тряпки. Обмотав ноги Софьи, обула её.

— А теперь пойдем, покажешь, где живет председатель. Костик, будь дома, — ласково сказала она медведю. — Остаешься за хозяина.

***

По заснеженной дороге, увязая в глубоком снегу, по остаткам колеи, пробитым Уазиком старосты, след в след за шедшим впереди мужчиной, кутаясь от пронизывающего до костей ветра, шли две женщины. Вел их Петр Васильевич Петухов. Он был единственный, кто знал всех жителей села. Они шли к тому дому, где жил со своей семьей человек, изрядно портивший им жизнь и наживающийся на их бедах. Недавно бандиты, крышевавшие село, привезли "гуманитарку", но практически вся она осела в руках председателя. Остальным жильцам достались жалкие крохи. И вот пришла к нему беда. Но нашлись в селе трое сердобольцев, которые на свой страх и риск, шли на помощь его дочери, когда— то ставшей инвалидом, а сейчас подхватившей не весть знает, откуда-то взявшуюся хворь.

***

— Ирина, — постучал в дверь старосты Петухов. — Я тебе Матрену Ивановну привел. Открывай.

Внутри дома что-то упало, потом дверь скрипнула и на крыльцо вышла женщина, держащая в руках лампу «керосинку».

— Петя, ты? — спросила она.

— Я. Вот к тебе на помощь пришли с женой и соседкой. Она может помочь.

— Проходите скорей в дом, а то холодно.

***

Матрена Ивановна скинув пальто, в сопровождении хозяйки прошла к девочке.

— Давно болеет? — задала она вопрос хозяйке.

— Второй день. Вчера есть не захотела, а сегодня совсем слегла.

Матрена поцеловала лоб девчушке. Кожа была сухой и горячей.

— Надо бы девочку раздеть, чтобы я ее легкие послушала.

Мать и Софья в три руки раздели девочку и Матрена, согнувшись, приложилась ухом к спине ребенка.

— Милая подыши. Только глубоко дыши, — попросила Матрена.

Пару минут она прислушивалась то к одной стороне спины девчонки, то к другой, потом выпрямилась и сказала:

— Пневмония.

Мать девочки от испуга села на пол. Это был приговор для девчонки, живущей в селе, где нет ничего, способного остановить болезнь.

— У Вас с мужем есть связь? — вопросила Матрена, обращаясь к хозяйке все еще сидевшей на полу.

— Есть.

— Звони мужу.

Женщина бросилась в горницу, откуда вытащила старый спутниковый телефон.

— Я же просил тебя мне не звонить, — раздался из трубки голос старосты.

— Женя, Арина заболела. Горит вся огнем. К нам Матрена Ивановна пришла, говорит, что у Арины пневмония, — перемежая слова с рыданиями, проговорила жена главы.

— Черт! Твою мать! Я же просил тебя никогда и никому не показывать, что у нас есть связь, — ругался в телефон староста.

— Слушай меня засранец, — отобрав телефон у жены Арапова нетерпящим возражения тоном, произнесла Матрена Ивановна, — бери ручку и бумажку и пиши…

Женщины оторопело смотрели на старушку, которая оказалась единственной способной призвать председателя к разуму. Она диктовала ему список необходимых лекарств, добавив к нему шприцы и горчичники. Потом вопросила:

— Ты все записал? — и после получения утвердительного ответа отключила связь.

Петухов, потоптавшись у порога, вышел на улицу.

— Ну, дела, — только и смог произнести он.

***

Часть 12.

***

В Ключи пришла весна. Она мгновенно сделала непрохожими и непроезжими все пути ведущие к селу. Село после спасения дочери старосты жило другой жизнью. Пусть глава был кулак, но теперь, когда распутица сделал невозможной связь с городом, он потряс свои закрома и выдал всем обитателям села необходимые для посадки семена. Более того, он расщедрился и выкатил на двор бочку с керосином, где каждому жителю отпускал по литровой банке. Каждому перепали и по упаковке спичек, времен еще позднего СССР. С каждого кому он давал свои накопления, он требовал слово, что хозяевам села, его поступок будет неизвестен.

***

— Матрена Ивановна! — пробравшись к окну Ивановой, позвал староста. — Выйди на крыльцо, и медведя своего придержи. Я к тебе с гостинцем.

Матрена вышла на крыльцо. Медведь царапался за дверью.

— Вот, это тебе, — протянул мешок староста. — Тут шприцы, лекарства, две автомобильные аптечки. Прими от души и спасибо, что дочь спасла.

— Мне бы в город съездить, — приняв мешок, попросила его Матрена. — Хочу к сыну на могилку сходить, да и собрать для села хоть какие-то медицинские инструменты.

— Не могу, — пробурчал Арапов. — Видишь распутица. И сама не дойдешь и нас всех погубишь. Вот только распогодиться, нагрянут хозяева, а тебя нет, что они сделают? Пойми, не могу я тебя в город отпустить. Ты здесь нужна. Ведь если тебя не будет, то ты представляешь, что эти бандиты выдумают. И чем нам это обернется? И кто о твоем медведе позаботиться? Хоть режь меня, а не могу я тебя в город отпустить. Как распогодиться я сам в город поеду и все что тебе нужно привезу, ты только список дай, а чтобы сама, даже не думай. Мне про тебя особые поручения дали, так что извини. Не могу я тебя отпустить и точка.

Он, недовольный случившимся разговором, увязая в промокшем снегу по колено, пошел вон со двора.

***

Часть 13.

***

Едва только подсохли дороги, советник заместителя губернатора прибыл в Ключи. Он привез пять женщин, двое из которых были с детьми.

— Женя, вот тебе жильцы, расквартируй, — не здороваясь со старостой, приказал он. — И давай докладывай, как прошла зима. Все живы — здоровы?

— Да нормально прошло. Пару раз на совещания меня в райцентр вызывали. Я съездил. А так все на местах. Никто, слава Богу, не помер.

— Как Матрена?

— Матрена Ивановна жива и здорова. Костика твоего растит. Вот и все новости.

— Ладно. Пойду, пройдусь по селу, а ты займись новыми жителями. Все как всегда, ты меня понял? — в голосе бандита была слышна угроза.

— Понял, не впервой, — буркнул глава сельсовета. Он подошел к женщинам, стоявшим у машин бандитов.

— Здравствуйте бабоньки! Зовут меня Арапов Евгений Сергеевич, и я — глава местного сельсовета. По должности председатель, а по-простому староста. Сейчас мы с вами пройдемся по селу, и я определю Вам дома, где Вы будете жить. Можете жить по двое, а можете все вместе. Пойдемте, — и староста не обращая внимания на бандитов, повел женщин от своего дома по селу.

***

— Ты это видел? — обратился к водителю советник заместителя губернатора.

— Чего?

— Он не боится! Раньше бы он ужом вился у моих ног, а сейчас оставил нас одних, мол, Вам надо ходить проверять, вот и ходите. Страх совсем потерял. Не нравиться мне это. Если даже он на нас поплевывает, то это значит только одно.

— Чего одно? — непонимающе логику главного вопросил водитель.

— А то, что их кто-то воодушевил. Кто-то дал им надежду. Кто-то показал, что они люди, а не тараканы. И я знаю только одного человека из здесь живущих, способного на такое. Мигом заводи машину и к Матрене!

Четыре джипа взревев моторами, рванули к дому Ивановой.

***

Матрена Ивановна в сопровождении Костика ходила по лесу. Находя небольшие опушки, она собирала травы в самодельную торбу. Медведь то умкая, то ухая, следовал в шагах пяти за ней. Он постоянно принюхивался и, находя, что-то показавшееся ему съедобным, с наслаждением поедал. Зимой он в силу своего малолетства не спал и потому на щедрых бабушкиных кормах набрал килограммов тридцать веса. Лягушка прыснула из-под носа медведя, но он неотступно следуя за ней, поймал земноводное и схрумкал.

Матрена Ивановна остановилась на краю леса и уселась на поваленное дерево. Хорошо. Не жарко. Еще нет гнуса, который очень скоро не даст покоя всему живущему в лесу. Она разложила на стволе веточки травы и негромко запела. Ее голос зачаровал Костика, и он прилег у ног Матренушки, обхватив одну ступню лапами.

— Костик, не шали! — засмеялась Матрена. — У тебя вон, какие за зиму коготки выросли. Если ногу мне повредишь, то, как мы домой вернемся? — задала она вопрос медведю. Он поднял к ней морду и показал язык. — Маленький ты еще. Неразумненький. — Она потрепала медведя по загривку. — Пойдем, Костик домой. Скоро обед. Я вершу достану, а там рыбка для тебя. — Она, так и не разобрав траву, положила ее пучком в котомку.

Не далеко прозвучал выстрел.

— Пойдем милый, скорей, — вытащила она ногу из объятий медвежонка. — Видно нас потеряли, а значит, как бы кого из-за нас не убили.

***

— Где эта старая сука? — согнав жителей села, возле дома Ивановой, вопросил главарь бандитов. — Я Вас спрашиваю, где Матрена?

— Дома она была, — попытался оправдать за всех жителей староста. — Может, пошла за ивой, чтобы плести корзинки.

— Петухов, иди сюда, — приказал советник замгубернатора. — Ты с ней дружишь, вот и поведай мне, куда ушла Матрена?

— Костика выгуливает, — спокойно ответил Петр Васильевич на угрожающий тон бандита. — Медведя лесу учит. Он же у нее совсем ручной, вот она с ним как собачонкой и гуляет по лесу.

— И давно так происходит? — вновь вопросил бандит Могила.

— Да как земля подсохла, так и ходят они вдвоем. Чего дома в четырех стенах сидеть. Медведю простор нужен.

— Я смотрю, вы здесь совсем страх потеряли. Гуляете, где хотите, делаете, что вздумается. Я вам покажу, кто здесь хозяин. Ты, — он ткнул пальцем на главу сельсовета, — Харон хренов, я, что говорил о Матрене. Она должна быть здесь как в санатории, чтобы территорию не покидала, и что я вижу. А вижу я, что вы забылись, так я живо напомню кто здесь царь и Бог. На колени суки или всех положу.

Жители села как стояли, так и продолжали стоять на ногах.

— Ах, так, — рассвирепел бандит, доставая ствол, направляя его на Петра Васильевича, — Петухов на колени!

— Да пошел ты, — Петр Васильевич сплюнул под ноги бандиту. — Хватит, отбоялся. Все мы здесь покойники, кто раньше, а кто чуть позже. Надоело тебя упыря бояться, а перебьешь нас, так денег лишишься. Верно, говорю люди? — Обернулся к стоявшим Петухов.

Главарь выстрелил в Петра. Он, скособочившись, упал наземь. Софья, сорвавшись из строя, бросилась к мужу.

— Кто следующий?

Из строя вышел бывший когда-то крутым бизнесменом Яворский.

— Вали и меня, — спокойно сказал он.

Направив на него пистолет, советник осознал, что какие-то пять месяцев пребывания Матрены в этом селе, вытащили всех его жителей из-под контроля.

И тут возле околицы села послышалась песня. Это пела Матрена. Её голос был далеко слышен. Обернувшись на голос внезапно возникшей пропажи, Андрей Иванович Могильный по кличке Могила, убрал пистолет в наплечную кобуру.

— Разойдись! — приказал он. Люди, расходясь, злобно поглядывали на приехавших бандитов, от чего те сильней сжимали в руках оружие. Конфликт между бандитами и сельчанами стал неизбежным.

***

— Сейчас Петенька, потерпи чуточку, — Матрена оперировала лежавшего на её столе соседа.

Из наркоза у неё был только спирт. Ковыряясь в ране, привезенным главой сельсовета пинцетом, она зацепила пулю, ранившую Петра Васильевича и раздробившую ему ключицу. — Ну, вот дражайший Петр Васильевич, пулю я достала. Теперь обработаем рану и сделаем тебе перевязку. Надо Петенька руку и плечо поберечь. Сонечка, иди сюда. Помоги мне с дощечками. Вот сюда ее приложи, а эту вот здесь придержи, а сейчас все бинтами перетяну, и будет у нас Петя, как новенький. А потом я пойду и поговорю с наехавшими упырями. Много надо им сказать на дорожку.

***

— Ты Андрюша, верно забыл, как я тебя поганца выкармливала, когда тебе челюсть сломали. — Старушка, выйдя из дома, вся в крови и со следующим за ней по пятам медведем, приблизилась к главе бандитов. — Ты что творишь? Или испугался, что я в город приеду, да про твои с твоим покровителем темные делишки расскажу? Или подумал, что ты мне хозяин? Может, цепь мне на ногу повесишь, как дворовой собаке? Если бы знала я тогда, что ты в такое превратишься, я бы тебе ту ложку в глотку засунула и оставила бы. Вон мой Костик и тот человечней тебя оказывается. Знай Могила, нет у тебя для меня имени.

Старушка плюнула на ботинок бандиту.

— Пошел вон вместе со своими псами. А если еще раз подобное случится, я обещаю тебе, что если я умру, то документы сына, которые мне он перед своей смертью отдал, попадут в руки Ваших конкурентов. Тех же свердловских. Или московских. У Вас же много врагов. А они церемониться с тобой не будут. Если хочешь жить, оставь людей в покое. Ну, так как, готов со мной поспорить? А?

Советник замгубернатора понял, что мать Костыля отошла от пережитого и стала той самой женщиной, которой многие из его, даже самых отбитых на голову, приятелей откровенно боялись. Она когда— то была их врачом, от которого зависела их здоровье и жизнь, и она умела неугодным ей причинять боль, от которой те кончались в самых страшных муках. Сейчас эта маленькая женщина бросила ему вызов.

Надо было либо убить её, что породило бы по её словам массу проблем, либо отступить. Андрей Иванович выбрал второе. Он, махнув рукой своим бандитам, и те расселись по машинам. Колонна тронулась из селища на выход.

***

Часть 14

***

Заместитель губернатора внимательно выслушал доклад своего советника. Желваки на его лице играли с каждой произнесенным предложением. Под конец доклада он встал из-за стола и стал нервно прохаживаться по кабинету. Он молчал, и по его виду было видно, что чиновник крайне раздражен.

— Ты пулю забрал? — остановившись, он обернулся и посмотрел на советника.

— Нет.

— Почему?

— Там был медведь.

— Да будь там хоть триста медведей, ты должен быть забрать пулю. Это улика против тебя, а значит и против меня. Что будешь делать?

Андрей Иванович понял, что он теперь сам является мишенью, ведь эта пуля, попавшая в Петухова и оставшаяся на руках у старухи, легко может сбросить его с небес и больно ударить о тюремную скамью.

— Твоя несдержанность сыграла против нас. Она бывает нам на пользу, но в этом конкретном случае…— Артем Сергеевич вздохнул. — Ты хоть документы на лес и землю успел оформить?

Советник отрицательно помотал головой.

— Остается одно. Вокруг Ключей разбросайте все, что может гореть. А месяца через два, когда начнутся лесные пожары, а они начнутся, уж это я тебе обещаю, надо подпалить лес вокруг Ключей, чтобы из селища никто живым не ушел. Ты понял задачу? Надеюсь, ты в этот раз не накосячишь. И последнее. Возьми лист бумаги и напиши заявление о своем увольнении.

Андрей Иванович писал заявление и понял, что это конец его карьеры.

***

Пожары в области в жарком июле не были редкостью. Но пожар, охвативший со всех сторон, находившееся в глубинке лесов село Ключи, был необычен, тем, что он охватывал деревню со всех сторон, не давая жителям возможности сбежать или укрыться.

***

Через пару месяцев прибывшая на место пожара комиссия нашла на одном подворье трупы сорока семи человек разных возрастов и одного небольшого медведя. В руке одной из женщин лежал глиняный комочек, в котором была пуля. По документам, обнаруженным в несгораемом сейфе главы сельсовета, подворье принадлежало Матрене Ивановне Ивановой. Что подвигло всех жителей села собраться в одном дворе, комиссия не установила.

Март 2023 года