Обрывки музыки

— Эй, музыкант! Погоди!

Человек с футляром сбавил ход. Его мятая фетровая шляпа изрядно впитала в себя воды и обвисла. Воротник суконной куртки был поднят, руки засунуты в карманы.

— Ты, это, не злись — пробормотал догнавший его парень — вот. Денег дать не могу, но чем богат.

Парень, вполне прилично одетый, хоть и не по погоде, протянул музыканту небольшой ящик с металлическими цилиндрами.

— Еще раз, прости. И за тех уродов, и за такой вот подарок. Прими, это от сердца. Ты прямо в как в душу мне глянул. Спасибо.

Парень слегка поклонился и танцующей походкой опасного хищника удалился к спортивному авто.

— Козлы — пробормотал человек с саксофоном — а этот ничего, жаль, что умрет скоро. Нельзя быть таким злым и резким.

Одна банка из коробки перекочевала в руку саксофониста.

— Виски-кола, напиток быдла, но для меня самое оно — резюмировал музыкант, отправляя содержимое банки себе в рот. Попытавшегося было возмутиться милиционера, он просто послал одним лишь взглядом. Служитель закона смог только проводить удаляющуюся фигуру взглядом и потрясти головой.

— А чего это? — спросил у старшего напарника молодой патрульный, вернувшийся с хот-догами. — Он оборзел, или ему можно?

— Оборзел — тихо ответил старший и тут же остановил молодого — и ему можно. Ты бы слышал, как он играет.

— Слышал. Не люблю я такую музыку. Вот в переходе дальше пацаны Круга лабают, эт да — отмахнулся парень в серой форме, заставив старшего товарища сморщиться.

— Да ну тебя, Круг — махнул тот рукой — это же блюз, импровизация. Хотя куда вам, ты ж вроде из Шахт приехал?

— Ты что-то имеешь против? — насупился молодой милиционер.

— Нет, просто я тоже когда-то приехал в Москву, и только недавно начал ее понимать. А тебе боюсь не успеть, Москва меняется, приспосабливаясь к большому потоку посторонних. Старая Москва. Кеш, без обид, я тебя приглашаю в кабак, будем слушать старую музыку и выпивать. Но, никакого "русского шансона" в мои дежурства. Я тебя угощаю, и мы слушаем джаз, блюз и старый рок. Уговор?

— Заметано, Генадич — пожал плечами покоритель столицы — я не против. Хотя, не по мне такая музыка, но кто угощает, тот и заказывает ее, я прав?

.........................

— Слышь, урод, ты че тут уселся?

Голос говорящего выдавал немалое количество спиртного в организме.

— Я к тебе обращаюсь, ковбой, свали на другую лавку, с тебя течет.

Мужчина в шляпе даже не поднял головы. Он просто достал из висящей на плече сумки банку коктейля и влил ее в себя.

— Не, урод, ты попал! — заявил невидимый для выпивающего человек, и пошел на сближение.

— Сядь на место! — четко и громко произнес из-под шляпы тот самый "ковбой" и "урод" — садись, нечего перед телками выкабениваться, молокосос.

Голос, интонации, да и сами слова, были подобраны, после такого обидчик просто не мог сесть. Он был обязан реабилитировать себя в глазах окружающих.

— Да я тебя! — с ревом довольно крупный парень в спортивной куртке бросился на оскорбившего его мужчину. Он был уверен в себе. Рослый, тяжелый, прошедший закалку в секции карате, на улице и в армии. Девчонки в восторге запищали, ожидая шоу, а пара приятелей, таких же крепких и коротко стриженых короткими репликами подбодрили товарища.

— Давай, Колян!

— Давай, покажи этому чмошнику, чего стоит боец стройбата!

Показать Коляну ничего не удалось. Мужчина встал, отложил сумку и футляр, и коротким ударом ноги сломал Коляну колено.

— Уроды — пробормотал музыкант, выходя из вагона.

На полу корчился Колян, его приятели и девицы сидели с открытым ртом, и только милиционер, вбежавший в вагон, пытался хоть что-то сделать. Но его действия никак не мешали уходящему саксофонисту, старж порядка пытался оказать первую помощь Коляну, и вынести его на перрон.

— Откуда такие берутся? — пробивались сквозь музыкальные ритмы непонятные мысли — ни ума, ни фантазии. Главное не переборщить, один раз я за решеткой уже был. Творить там можно, но повторять опыт желания нет. Хотя, там уродов меньше.

Еще две банки упали в мусорный контейнер, а их содержимое перекочевало в нутро музыканта.

— Опять нажрался — прошептала соседка, сидящая на скамейке — каждый вечер на бровях. Всё пропил, жена от него ушла, друзей нет. Пьет и пьет.

— Да ты что? А участковый знает? — удивилась недавно переехавшая в дом старушка.

— Знает! — донеслось из окна подъезда — и про судимость знает и про пьянство. А вот про ваш кошачий бизнес он еще не знает?

Старушки умолкли, а над двором повисла тихая, и очень злая мелодия, меньше всего напоминающая блюз. Музыкант пришел домой и выплеснул накопившуюся за день музыку. Странно, но никто из соседей никогда не был против. Во сколько бы ни заиграл музыкант, что бы он не заиграл, соседи, молча, слушали.

.......................

Утро. Такое же хмурое, как и вчерашний день. Осень. На улице мокро и мерзко. Серые люди, серые машины. Брызги, грязь. Тихо-тихо гудит сакс. Рядом с мужчиной в шляпе и суконной полушинели сидит мальчишка с губной гармошкой. Сидит и слушает, ждет свою очередь, он знает, сейчас музыкант прервется и будет слушать ответ. Вот тихая, но гулкая мелодия стихла, и из угла понеслась резкая, ломаная, но не лишенная ритма трель гармошки. На смену резкому, но всё же солидному мотоциклисту, несущемуся на своем железном коне в места, где солнце светит не скрываясь за тучами а камни красны и горячи, пришел босяк, дергающий вишню в соседском саду и сбывающий ее на толкучке. Брызги из под его пяток, солнце, на каплях росы и боках ворованной ягоды, трель постового, хохот торговок, промозглая Московская осень окрасилась, преобразовалась в маленький южный городок.

— Слыш, мужик! — раздался голос — пацан, умолкни!

Малец испугано оборвал свою мелодию, растерянно захлопав глазами. Он мгновенно понял, что промок насквозь, а ведь только что было тепло и светило солнце.

— Мужик, сыграй "Сиреневый Туман" — заявил обладатель голоса, и в лежащий в сторонке чехол упала смятая купюра.

— Шли бы вы, ребята — процедил из-под шляпы саксофонист — подобру, по здорову.

— Чё, мало? — раздался второй голос — на еще!

В чехол полетели еще две купюры, так же старательно смятые.

— Забрали свои гроши, и свалили! — произнес музыкант.

— Ути, музыкантик обиделся, его оскорбили наши денюжки — раздался голос третьего, а пацан испугано вжался в стену.

Возле мужчины с саксом стояли трое. Нет, крупными они не были, да и не только они были рядом, на улице было оживленно. Но для юного музыканта существовали только эти четверо. Его знакомый, которого он видел только тут и не знал, как его зовут, да и голос первый раз услышал, и эти. Дудой и высокий в кожаной куртке и мягкой кепке, толстяк, первым кинувший деньги, в "клубной" спортивной фуфайке и бейсболке какой-то команды и третий, в щегольском бушлате и с непокрытой головой. Троица подходила к музыканту, а прохожие делали вид, что всё в порядке.

Щеголь коротко взмахнул ногой. И футляр полетел в лужу. Толстяк схватил пацана и тот полетел следом. А худой не успел ничего сделать, он стоял на коленях, держась за лицо.

Сверкнул нож, двое подонков подхватили товарища и убежали, обещая вернуться.

— Ты как? — тихо спросил музыкант, поднимая беспризорника — жив?

— Ага — тихо прошептал тот. Он был совсем мелким, не по годам. В свои десять лет он был всего метр тридцать и весил как котенок.

— Держи — музыкант протянул пацану три смятые тысячные бумажки, а после высыпал тому в карман весь дневной заработок — прости, но тут нам лучше не появляться. И, мой совет, иди учиться, из тебя выйдет толк, не сгуби себя.

— Ваши документы — раздалось над ухом, и пацан исчез, оставив за собой полосу брызг.

— Нет у меня документов — устало ответил музыкант, плотнее натягивая шляпу — паспорт является собственностью государства, носить его я не обязан, без отдельно постановления. Если хотите, пройдем до меня, и я вам его покажу.

В голове продолжала звучать лихая мальчишеская мелодия. Хотелось припустить, прыгнуть через забор и уйти подворотнями, хотелось да давно уже не моглось. С возрастом приходит опыт, но за него надо платить.

Пара милиционеров помялись, и решили оставить странного музыканта в покое. Вдруг один остановился.

— Музыкант, сыграй, всё равно что. Пожалуйста.

Саксофонист поднял голову. Такая просьба сильно удивила его. Он открыл чехол, и по улице побежала новая мелодия. Вырос мелкий хулиган, вырос, стал механиком и собрал себе первый мотоцикл. Он еще не понимал всей степенности тяжелых чоперов, его двухколесный друг был резок и агрессивен, он рвал с места, заваливаясь в виражах, неся парня вперед, в скорость, только в скорость, а не в какую-то точку.

— Спасибо, маэстро! — Тихо поблагодарил здоровяк — не побрезгуй, жена готовила.

Из сумки милиционера появился большой кусок яблочного пирога, а его приятель достал термос.

— Замерз поди — не то спросил, не то заявил он, протягивая флягу с горячим кофе уличному музыканту. Пирог был вкусен, хоть и остыл, кофе был отвратителен, зато коньяка в нем было явно больше половины.

— Круто — удаляясь, заявил хозяин термоса — реально круто.

— А то! — с видом знатока согласился недавний житель Шахт — это тебе не шансон, это свинг. Импровизация.

Домой музыкант шел со странным чувством. Его бесили "хозяева жизни" вольно кидающие тысячные купюры, когда у него самого в карманах жил ветер, но вот сотрудники милиции, они настолько приятно удивили, что вкупе с музыкальной дуэлью, даже перекрыли весь негатив. Саксофониста распирало, он буквально летел домой. Там, в его пустой квартире, он мог наконец выплеснуть все свои эмоции. Саксофон, предназначенный для прогулок по подворотням, не давал ему полностью проявить себя, зато дома. Этой ночь квартал не спал, в людях горела любовь.

........................

— Помогите! Помогите! — казалось, надрывный крик молоденькой девушки никто не слышит. В чем-то она сама была виновата. Люди ее класса не побегут на помощь, а те, на кого ты только что смотрела с презрением, сделают вид, что заняты. Среагировали только трое.

Три серые фигуры с разных сторон метнулись к девице.

— Что случилось — серьезно, и, похоже, искренне, поинтересовался рослый милиционер, вынимая и пряча наушники. На короткий миг девушка услышала мелодию своего детства, что-то подобное любил ее отец.

— С вами всё хорошо? — спросил второй, постарше, и не такой симпатичный.

— Со мной? Со мной хорошо, но они, они там убьют друг друга! — заплакала девушка.

Стражи порядка посмотрели в указном направлении и побежали вслед за серой тенью в мятой шляпе.

В подворотне только что закончилась драка. Привалившись к стене, сидел парень, его лицо было сильно изуродовано ударами, а куртка зияла дырами. Снег вокруг потихоньку пропитывался кровью. Над ним склонился мужчина в серой полушинели, поставив на снег футляр с саксофоном.

— Туда — тихо сказал он, и милиционеры рванули дальше, пытаясь перехватить уходящих на Староконюшенный переулок хулиганов. Если те успеют покинуть двор, то все, не поймать. Арбатские переулки пока еще не стали тупиками, и дворики просто рай для беглеца.

— Добегался? — тихо, без злобы, спросил музыкант у истекающего кровью парня.

— Похоже на то — грустно усмехнулся тот — но я еще постараюсь побегать. Там, за углом, у соседней арки, машина. В ней пара блоков. Один тебе вез. Я тебя месяц ищу, а ты пропал.

Голос раненого звенел от детской обиды.

— Леночка, это Музыкант — представил саксофониста своей подружке раненый — он божественен, и еще он псих.

— Сам ты псих, зачем ты за этой шпаной побежал то, дурак? — девушка сидела рядом. Полы ее дорогой шубки впитывали кровь, а воротник пропитался слезами и потекшей косметикой.

Они мальчонку побили, деньги у него отняли — попытался объяснить парень, но девушка приложила палец к его губам.

— Я знаю, я тебя не обвиняю, просто я за тебя очень боюсь. Но, не сделай ты так, ты не был бы моим милым сумасбродом — девушка растерла слезы шарфом — сиди и молчи. Сейчас скорая приедет.

Музыкант тихо достал сакс. Акустика в узкой арке была великолепной, и скоро весь двор наполнился плачущим саксофоном. Инструмент рыдал, рыдал, выражая страх и гордость за любимого, он переливался от гнева на себя и своего избранника, до материнской заботы, а девушка сидела заворожено смотря на невзрачного музыканта. Парень улыбался. Он много рассказывал ей, о странном саксофонисте, а она не верила. Признаться, Леночка была экспертом в музыкальной индустрии. Её папа выпустил на эстраду не одну "звездулю", предлагал и любимой дочурке, но та гордо отказалась. Хотя, казалось бы, были все задатки. Милое личико, хороша фигурка, приятный голосок, да и слух был, пуст не абсолютный, но был. Добавить папины деньги и связи и Леночка стала бы настоящей звездой, но ей это было не интересно.

Никто не заметил, когда в гулкий голос сакса вкралась губная гармошка, оттеняя старшего собрата. Юный музыкант пришел отблагодарить своего спасителя. Кроме музыки у него, как и саксофониста, ничего не было, и он пытался хоть как-то выразить признательность.

— Ой — только и смогла сказать Лена. Возле них уже стояло две машины. Карета скорой помощи, в которую аккуратно перенесли раненого, и милицейский бобик, с группой изрядно помятых молодых людей.

— Ой — еще раз скала девушка, и стало понятно, насколько она юна — а это тебя Виталик спасть побежал?

Мальчишка кивнул, на его глазах стояли слезы.

— Он молодец, правильно сделал. Я бы тоже тебя защитила.

Девушка подошла к пареньку и обняла его.

— Не бойся. Никто тебя не обидит.

Чуткое женское сердце, пусть еще совсем юное подсказало ей. Мальчик испуган. Очень испуган. Человек, который за него вступился, мог умереть не доехав до больницы, и парень винил себя в этом и боялся этого.

— Гхм, молодежь — саксофонист проводил взглядом удаляющиеся машины — может, пойдем отсюда. И, Леночка, там в машине моя выпивка.

— Я знаю.

Девушка достала ключи, и через полчаса все трое сидели на полу в пустой квартире музыканта. Музыкант пил коктейль, дав по рукам своим гостям, малы, мол, еще. Гости пили чай с удивлением обнаруженный на кухне и ели пиццу. Прошло совсем чуть-чуть, и над двором зазвучал саксофон, вторящая ему губная гармошка и шелестящие маракасы. Сделанные из пустых банок и мелочи.

Соседи удивленно крутили головами, у Музыканта гости?

....................

Виталик выжил. Два месяца врачи боролись за его жизнь, и два месяца у его дверей посменно дежурила странная троица. Хорошо одетая девушка, вечно пахнущий спиртным мужчина в мятой шляпе торчащей из-за воротника щетиной. И пацан, которого как ни одень, все равно беспризорщина перла. Виталик выжил и вырос, окончил институт и стал архитектором. Вырос и Кеша простите, Иннокентий. Вырос морально и в звании. Он стал начальником ОВД и организовал "Милицейский Джаз Банд". Леночка познакомила своего папу с пацаном беспризорником, и прожженный делец не смог упустить такой шанс. Юное дарование получило хорошее образование, но очень незаметно. Парня укатали в гастрольных турах, поддерживая все его привычки, попутно обучая. Он так и остался хулиганом в душе, зато теперь знал нотную грамоту, историю музыки и многое еще, не потеряв тяги к приключениям и страсти к импровизации. Леночка? Леночка тоже выросла, куда же без этого. Из милой девушки она превратилась в сногсшибательную женщину, приковывающую к себе взгляды. Она вышла замуж, ее муж, архитектор, черпал в ней свое вдохновение. В ней и в музыке одного юного музыканта, чьей музой так же было Леночка. И про Музыканта они не забыли, просто не знали где его искать. Дома у него они были лишь раз, а на Арбате, некоторыми именуемом Старым Арбатом, будто есть Новый, никто больше не видел саксофониста в мятой фетровой шляпе.

А вот Музыкант не вырос, он умер. Он не бросил пить, пьянство его и сгубило. Вечно без денег, вечно без друзей, вечно пьяный, с одной только музыкой по жизни. Он оставался резким, хотя ему было уже под пятьдесят. Он продолжал пить, хотя руки уже заметно тряслись. Он продолжал играть на улицах. Хотя его звали и в кабаки и в неплохие оркестры. Пьяный грубый, н опять не поделил с кем-то дорогу и домой пришел едва живым. До дома он добрался, а там, выпил и забыл на плите чайник. Квартира музыканта выгорела дотла, хотя, казалось бы, там нечему было гореть. Соседи сильно горевали по нему, хотя при жизни не ладили. Он был "аморальным типом" и "маргиналом", они были "козлами" и "уродами", но друг без друга они не могли. Всего два месяца двор был без привычной музыки, а люди осунулись, и каково же было их счастье, когда ночью, с черного от копоти балкона третьего этажа зазвенели, заплакали струны, кто-то играл, играл неистово, заставляя рыдать. Кто-то колдовал, мелодией разворачивая души, и пусть это был не саксофон, но и скрипка может творить чудеса.

— Шалава — прошептала бабулька у подъезда, смотря вслед уходящей стройной девушке с футляром на плече — к себе никого не водит, но и не мудрено, у нее в квартире одна только койка да стол со стулом. Шмотки и те в сумках на полу уже второй месяц лежат. Зато сама небось по мужикам шастает.

— Шастаю, шастаю! Но попрошу завидовать молча, я в вашу молодость не лезла, и вы мою не портьте! — донеслось до бабулек, и они смущенно потупили взор.

— Ишш, Васька-скрипачка, егоза! — уже с какой-то гордостью заявила только что хаявшая её соседка — палец в рот не клади… ишш ты ...

А утром над двором звенела страстная скрипка, делясь со всеми бурно проведенной ночью, задавая ритм, бодря людей, зажигая первое весеннее солнце.