Ни Родины, ни флага

***

АВТОБИОГРАФИЯ

Я, Янис Витольдович Ульманис, родился 13 сентября 1969 года в городе Даугавпилс Рижской ССР. Я родился в семье служащей и ученого. Окончил школу № 10 в городе Даугавпилс и после окончания ее был призван в ряды Советской армии. Во время прохождения службы получил специальность водолаза. По окончании службы вернулся домой в Латвийскую республику. Имею образование сварщика, сантехника и повара. Образование среднее— профессиональное.

Мои родители, Кайра Латгалле и мой отец, Витольд Лига Ульманис в настоящее время умерли. Имею гражданство СССР, так гражданство Латвийской республики не получил.

Судим, но судимость погашена. Разведен. Две дочери: Анита и Лига. Бывшая жена проживает в Латвийской республике.

***

— Янка! Живой? — старшина роты вытаскивал за китель тело матроса спасательной службы Ульманиса. Тот кашлял и его рвало соленой водой Балтийского моря. — И как ты всплыл? Ян! Да скажи хоть слово!

Матроса трясло и он, стуча зубами, выдыхнул: — Сымеон Сыменыович!

Ян посмотрел на старшину и с кашлем и хрипотцой и родным ему латвийским акцентом, докладывал:

— Симеон Симеонович, он сам сказал по трос-с-су, что него все нормально! Как же так, что он утонул? Ведь здесь тно фидно! Хоть бы рюкой макнул! Позыри пошли! Дернюл я ферефку и он дернюл раз, значет— фсё нормально, а сам рюками не водит. Я понял, что он утоп и прыгнул. Сорвал грузила с него и он тут всплывает, а лодок над головой много. И они меня уже не видит! Сам дыхнул, чтоб увидели, где мы, а лодки над головой стоят. Комантира ткнул вверх чтобы всплыл, а сам чуть не сдох!

— Успокойся! — Старшина приказал матросу и склонившись накидывал брезент на почти утопленника Ульманиса, который скукожившись от холода мокрой одежды и отдышавшись навалился спиной на борт лодки, и перестав кашлять, смотрел голубыми глазами на старшину. — Врачи, думаю его откачают, но ты, Янка— молодец! Рванул с лодки на спасение, даже я не понял почему! Человека-амфибию в кино видел? Так что ты, Янис, у нас герой! Недаром латыш. Вы, все латыши с морем повязаны. Ну, готовь гимнастерку для медали и чисти сапоги! Будет тебе отпуск домой! — Старшина задумался. — За всю мою службу никогда такого не было, чтобы матрос первого года спас опытного командира, да еще водолаза.

— Дысать плёохо! Леккие жжёт! Комантир пы выжил, а то тонул я сря! — Яниса била дрожь…

— Янка! Учись говорить нормально, а то тебя хрен поймешь, что ты несешь!!! — улыбнулся старшина. — А сейчас садись за весла и греби! Быстрей согреешься!

***

Перед строем всего полка, командир вручил Янису погоны старшины 2 статьи морской пехоты и медаль «За Боевые заслуги» и двинул речь:

— Товарищи матросы! Учитесь у старшины 2 статьи Ульманиса! Этот боец, не только спас командира, но и многих Вас превзошел по учебе. Командование гордиться нашим бойцом и с учетом его заслуг предоставляет сержанту Ульманису внеочередной отпуск сроком на 10 дней.

***

Вернувшись поездом домой, первым делом Янис пошел в костел, чтобы поставить свечку Святому Николасу и отстояв службу, закинув на плечо вещмешок пошел к дому.

— Янек! — Мать, увидев в окно кухни сына входящего в калитку двора, вскрикнула и побежала к входной двери.

Сын, в черной морской форме с золотыми погонами, идя по двору выглядел настоящим мужчиной и хотя нескладный черный берет, украшающий затылок его головы с коротко стриженными светлыми волосами смотрелся, как нашлепка, мать любовалась сыном. Теребя передник, она открыла входную дверь дома.

— Сынок! — И мать, обхватив сына руками за шею и при этом нацеловывала небритые щеки Яниса. Переходя с русского на латышский, расспрашивала его. — Ты как здесь? Ой! У тебя медаль? За что наградили? Надеюсь ты не рисковал жизнью? Отец на работе, но вечером будет…

— Мама, мне отпуск дали! — и подхватив мать на руки, Янис зашел в дом.

***

Отец, вернувшийся после работы, сел напротив сына в кресло и смотрел на повзрослевшего сына уже не как на мальчика, который в детстве, ударившись коленкой, в плаче не мог остановиться, а как на молодого мужчину— будущего главу семьи, продолжателя ее традиций.

— Янис! Что думаешь делать после армии? — спросил отец.

— Думаю, что я останусь в армии. — И Янис стал излагать свои планы на жизнь. — Мне в ней все нравится… А самое главное, что я там свой.

— Янис! Не торопись с решением! «Свой» ты только здесь — в Латвии. Тебе еще служить два года, но у тебя есть возможность одновременно со службой получить высшее образование. — Отец откинулся на спинку кресла. — Да и что говорить иметь высшее образование выгодно! Ты знаешь, сколько стоит получить хорошую специальность в Европе? А пока есть возможность— надо брать от службы все.

— Отец! И кем ты считаешь мне надо быть? — Янис посмотрел на отца. — Как ты— языковедом или как мама— бухгалтером? Ты понимаешь, что я нужен стране, как специалист. Я — морской спасатель! Кто будет спасать людей если не я? Меня даже наградили за то что я человека спас!

— Я думаю, ты понимаешь, что такой выбор нашей семье не нужен. Ты вырос в семье умных людей. И откуда такие «глупые» мысли? И при чем здесь какая-то страна? Вырастили и воспитали тебя мы, а не страна!!! — Отец нервно поднялся из кресла и стал расхаживать по комнате. — Ты понимаешь, что служба в армии это вынужденно, чтобы тебя не отправили в тюрьму за уклонение. — Слово «армия» отец произнес с некоторой долей презрения. — Мы с матерью тебя растили не для этого. Поэтому давай переводись поближе к дому, а с институтом я договорюсь, чтобы ты поступил и не потерял время на службе. Когда закончишь служить, ты будешь уже на третьем курсе института учиться. А армия и без тебя обойдется. Тем более что это за армия? Это сборище тупых солдафонов, не ценящих жизнь нас и наших детей. Ладно, хоть из Афганистана убрались! Но я уверен, что эти солдафоны придумают еще войны, себе на потеху. Они же не ценят Вашу жизнь… Им безразлично сколько народа они положат. Мы— латыши и нас мало, и мы не обязаны ввязываться в заварухи, устраиваемые этими русскими с их имперскими амбициями…

— Отец! Я не пойму, чем ты недоволен? У меня специальность нужная для людей. И какая разница кто какой национальности? Тонут все независимо от языка. И вообще я учился на спасателя, а это сугубо мирная профессия! Я не понимаю тебя! О каких войнах ты говоришь?

— Янис! Сейчас в стране будут большие перемены и уверен, что всем будешь лучше, когда ты будешь дома…

— Что случится?

— Сам поймешь! Я надеюсь, ты будешь со своим народом, а не с какой-то армией! — И отец вышел из комнаты.

Мать хлопотала на кухне, готовя сыну «вкусняшку» по случаю отпуска, а Янис смотрел вслед отцу и понимал, что он чего-то не понимает. Выйдя на крыльцо Янис достал из кармана карамельку и очистив ее от обертки закинул в рот. Тяжелый получился разговор с отцом. Но почему отец вместо гордости за успехи сына, рушит его планы? И зачем собственно говоря он должен бросить армию, идти в какой-то институт и вообще причем здесь национальность. Больше за все время отпуска отец не возвращался к этому разговору и лишь накануне перед отъездом отец сказал:

— Янис! Ты должен перевестись поближе к дому. Скоро эта страна развалится и я не хочу чтобы мой сын стрелял в свой народ! Ты меня понял? — Отец пристально посмотрел в глаза сына. — И о нашем разговоре не говори ни кому.

***

Яниса, с учетом его героического поступка, по возвращении из отпуска, отцы-командиры перевели в водолазное отделение для обучения. Теперь его учили не только спасать утопающих, но и решать другие задачи. За время учебы Янис научился вбивать сваи мостов; крутить гайки под метровым слоем ила; класть мины на многокилометровой длине берега; ориентироваться в поднятой со дна мути и многому— многому другому. На выпускном экзамене преподаватели предлагали приемной комиссии оставить Яниса на сверхсрочную службу за его умения и Янис согласился.

***

— Старшина! Вы не хотели бы перейти на более тёплое море?

— Таварись полькофник! Я тафал прысягу и кута Ротина послет тута я и пойту!

— Вы едете в Севастополь обучать моряков водолазному делу.

***

После присвоения очередного звания старшины 1 статьи Янису дали учебное отделение моряков и Янис, занялся их обучению подводному делу. Он, резал лучинки из камыша, чтобы отучить подчиненных от страха воды; обучал бойцов медицинской подготовке при получении раны на суше и на дне; как бегать под водой с грузом и без оного; тактике ведения боя под водой и прочей морской работе. Но его акцент сказывался во всём… «Травили» единственного латвийца в части не по— детски. При его докладе командиру части о дисциплине и учебе отделения водолазов, даже командир останавливал рапорт старшины и перебивая его и требовал от Яниса докладывать по уставу. Его оговорки ходили по городу на уровне слухов, но стойкий балтиец на подначки не реагировал и со всей нордической стойкостью продолжал «корявить» великорусский язык на свой манер. На суточном дежурстве его по примеру командира части перестали понимать дежурные офицеры, а во время прогулок по городу, находившиеся в комендантских патрулях матросы прыскали от его слов в рукава форменных бушлатов. В общаге он все время был предметом насмешек за его длительное обдумывание шуток окружающих и приказов начальства. На вечеринки его не звали, потому что водку он не пил, а женщин чурался, так как недостойно ему потомку древнего рода иметь шашни с распутными девицами, так что несмотря на хорошие карьерные перспективы Янис стал изгоем, потому что выглядел и вел себя необычно в глазах окружающих. Подразделение Яниса за его неправильную по русским меркам речь получила прозвище— Приебалты. Так что слава о единственном латыше на Черноморском флоте с таким выговором множилась и не добавляла старшине Ульманису авторитета, становясь поводом для шуток.

***

В августе 1989 года старшину Ульманиса вызвали в Штаб Черноморского флота.

— Товарись атмирал! Командыр оделения фотоласоф старьсина Ульманис припыл по фашему прыказанию.

— Проходите старшина и присаживайтесь. — «Седой» адмирал указал рукой на длинный письменный стол. — Сейчас придет начальник штаба и поставим Вам задачу.

Вошедший с картой капитан первого ранга поздоровался с командующим и расстелив на столе карту прибрежной зоны города Севастополя жестом подозвал Яниса к столу.

— Товарищ старшина! Вашему отделению необходимо провести разведку прибрежной зоны Севастополя и составить карту захоронений химоружия времен Великой Отечественной войны. Предполагаемые участки: мыс Херсонес и бухта Казачья. Начнете с них. Вам придается к выполнению операции тральщик «Огневой». О результатах поиска докладывать только мне и начальнику штаба. Вся информация является секретной, а значит разглашению не подлежит. Хотя с Вашей репутацией думаю… Да Вы и не особо разговорчивы. Карту с предварительными данными по местам находок получите в особом отделе.

***

Получив карту старшина поставил задачу своим ныряльщикам и двумя группами прибыли к тральщику. Первая группа на Зиле доставила к кораблю необходимое для погружений оборудование, включая компрессор. Вторая группа привезла приборы и водолазное снаряжение. Ульманис спрыгнув с подножки кабины пошел к часовому у трапа.

— Толози комантиру, что припыли фотоласы!

Часовой подави ухмылку выкликал дежурного по кораблю.

— А приебалты? — старший лейтенант в парадной форме, увидев с корабля разгрузившееся отделение водолазов, махнул рукой. — Старшина заводи своих на борт. Сейчас пришлю матросов, чтобы помогли загрузиться.

Поднявшись на корабль и отдав честь знамени. Янис пошел следом за дежурным по кораблю.

— Товарись сташи летенант! Я буту жаловадца комантыру на оскорбытелно прозвание. Мы фам не приебалды. Мы оделение фотоласов.

Старший лейтенант услышав говор старшины Ульманиса остановился и со смехом спросил у подошедшего старшины. — Ты сам себя слышишь? Как ты командуешь водолазами? Они же от смеха воды наглотаются и конец водолазу. Ладно старшина, пошли к командиру. Пусть он тоже поржет.

Янис посмотрел на лейтенанта. — Фсе рафно не хорошо смиядся и насывать нас нехорошим словом.

— Ладно старшина. Больше не буду. Старший лейтенант, по дороге отдав приказ на погрузку боцману корабля, подошел к каюте капитана, постучавшись и приоткрыв дверь стал коверкать доклад о прибытии отделения водолазов на манер речи Яниса.

Командир корабля в чине капитана— лейтенанта ошарашенно смотрел на дежурного офицера.

— Ты че несешь, старлей? — не поняв шутку, спросил командир.

— Сейчас все поймешь командир! — и отступив в сторону старший лейтенант с ехидной улыбкой пропустил старшину Ульманиса.

После доклада о прибытии на борт отделения водолазов командир корабля своим цветом напоминал известный корнеплод.

— Старшина! Вас кто по-русски разговаривать учил? Вы понимаете, что из Вашего доклада я понял только предлоги. Данные Вы мне будете давать в такой же форме? У Вас какой язык родной? А, латышский! Старший лейтенант метнись к замполиту и узнай, есть ли у нас переводчик с ихнего тарабарского на нормальный морской русский? А если продолжишь старшина дальше нести свою тарабарщину, ей Богу сам тебя на время похода посажу за учебники и внушу почтение к великому и могучему русскому языку. Ты меня понял!

— Та. — только и ответил Янис. — Расресите идти.

— Идите старшина и размещайте своих людей.

***

Каждый моряк знает что на время похода командир корабля и воинский начальник и отец родной, н и исполняет по совместительству функцию Бога на корабле. Наблюдая за работой водолазной команды командир смотрел на старшину, на его деловитость и скрупулёзность в решении поставленной задачи.

Вечером изрядно уставшего Яниса вызвал в свою каюту командир.

— Старшина, давай присаживайся и рассказывай. А я между делом займусь твоим произношением.

— Таварись капытан— летенант! Я говорю по-рюсски и матросы мня понимают. И фы мня понимаете. Зачем переучивадся?

— Значит слушай меня старшина. Знать язык флота на которым ты служишь обязан, но превращать этот язык не пойми во что, я не позволю!

***

Вечерами старшина Ульманис после проверки личного состава и оборудования штудировал в кают— компании русскую литературу, под надзором старшего помощника капитана. Если старший помощник был на вахте, то его заменял замполит. Еженедельно капитан, вызывая Яниса к себе, требовал сделать пересказ прочитанной книги и правил акцент стойкого латыша. Незаметно для себя Янис стал говорить более чисто на русском языке и лишь изредка путаясь в произношении выдавал свою интерпретацию русского с латышским акцентом.

***

За время похода карта полей с химоружием была составлена. Отношения с капитаном и личным составом корабля заметно улучшились и провожая команду водолазов на берег капитан положил на плечо Янису руку. — Учись старшина! Ну и чтобы количество погружений всегда равнялось количеству подъемов.

***

Докладывая начальнику штаба о результатах похода, Янис говорил очень медленно и усердно проговаривал все слова.

— Старшина! Да ты по— русски говоришь почти без акцента! — удивился каперанг. — Такими темпами тебя скоро и не отличишь от вологодских. — и пожав на прощание руку сказал. — Ну готовь дырочку под медаль. А своим всем скажи, что Черноморский флот им благодарен за проделанную работу. Да и еще! Наиболее отличившихся представь к награждению.

***

Командование, оценивая способности Яниса, решилось передислоцировать его вместе с отделением им обучаемых водолазов на Балтийский флот.

Его бойцы разминировали Балтийское море от немецких мин Второй мировой войны, поднимали погибшие в ней суда, чистили фарватер к Кронштадту, но Янис, всегда стоял над своим бойцами, работающим под толщей воды, в полном легком водолазном снаряжении. Так на всякий случай… и его речь уже не казалась не русской, хотя отдавая некоторые команды Янис переходил на другой язык— русский матерный. Этот язык понимали все национальности: и грузин из Поти, и русский из Саратова, и узбек из Ферганы, и монгол, который ни разу в жизни не видевший реки…

***

В январе 1990 года Рижский ОМОН вступил в бой за Латвийскую ССР. Янис, сидя в офицерской столовой, где находился единственный телевизор, приник к экрану телевизора. Латвию от действий силовиков рвало на куски.

— Этих бы латышей надо бы сразу к ногтю, чтобы знали на кого свой «хавальник» разевать? — из-за соседнего стола подал голос капитан-лейтенант комендантского взвода. — Мы же их за день в лоскуты порвем! Ишь захотели отделиться! Жрали полной ложкой от Союза, а теперь решили в Европу рвануть! Сидеть им и не вякать, а то мы их «раком» живо поставим.

— Товарищ капитан-лейтенант! Разрешите обратиться!

— Чего тебе надо старшина!

— Товарищ капитан-лейтенант! Я— латвиец! Как Вы смеете оскорблять мой народ!

— А какого хрена на твоей Родине такое творится, а ты мне нотации читаешь? Взял бы и сам надрал этой швали жопу или Вам латышам как всегда надо помочь? Как в 1944 году, когда сами не смогли?

У Яниса путались мысли. Какая-та штабная «крыса» учила его жизни и наведению порядка на его Родине. Янис сжал кулаки.

— Товарищ капитан-лейтенант! Разрешите повторно обратиться!

— Валяй старшина!

— То есть Вы против принципа, что все народы равны и нет плохих народов!

— Ты, старшина чего несешь?

— Вы предложили всех прибалтов к «ногтю взять»! Мы что для Вас— русских какая-то вошь? — Янис стал путаться в словах. — Вы не… Вы не коммунист и не комсомолец, а «фашист»!...

— Да как ты смеешь! — И капитан ударил Яниса по лицу. Пропустив пощечину, Янис по стандартной у морпехов схеме отдал нападавшему должное— сломав ему руку, разбив коленную чашечку и впечатал его в бетонный пол, обеспечив «хорошее» сотрясение головного мозга. Добивать не стал.

***

Через три месяца гарнизонный военный суд отправил заключенного Ульманиса на 5 лет за причинение вреда здоровью офицера в дисциплинарный батальон. Могли бы конечно по статье довести дело до расстрела, но времена уже были не те… Да и Ульманис все таки защищал в споре с офицером честь советского на тот момент дружественного латвийского народа.

Через пару лет дисбата Ульманис попал в Самарскую область. Бывшему командиру водолазов начальник колонии нашел место, ведь времена наступили тяжелые. Развалился Союз нерушимый, а кормить контингент надо, да и зарплата по карману ползет так что и вроде есть и вроде не нащупать. Так что ЗК Ульманис стал поднимать со дна Волги автомобили и другой металлолом, ну и кораблики, и все то на что поступит наряд. Жить Яниса, отрядил командир в барак на самом берегу Волги, где ютились офицеры других частей, стоявших на постое в городе.

Возвращаясь с погружений, Янис тащил с собой пару рыбин, одну из которых отдавал своему «часовому», а вторую протягивал первой из попавшихся жен офицеров. Они не оставались в долгу и подкармливали его салом, квашенной капустой и прочими чисто «русскими» блюдами, но Янис на предложение некоторых дам, желавших в отсутствие мужа, совершить «ход налево» всегда оставался равнодушен и хитрые попытки оседлать непокорного латыша останавливались самим латышом при помощи «часового». Кто обидит такого уникального специалиста!

Вроде кум королю и сват министру, но душа у Яниса была не спокойна— новостей он в силу своей изоляции не знал, а доходов от подъема со дна Волги имущества не видел.

И решился Янис на бунт! Написать письмо родителям!

***

Сообщение из посольства Латвии взорвало мозг коменданту города. У ЗК Ульманиса во время беспорядков в Риге погибли родители и он, погружаясь на дно великой «русской» реки Волги, мог после сообщения ему новости остаться там по собственной воле. Вызвав вестового, он стал расхаживать по кабинету.

— Рядовой! Вот пакет командующему округу. На словах передай: «Осужденный Ульманис написал письмо родителям. Он приносит нашему ведомству стабильный доход и если мы лопухнемся он, как специалист по подводному делу будет на службе НАТО!»

***

— Янис! — протянул руку вылезающему из воды «часовой». — У тебя беда! Твои родители погибли. Соболезную!

Янис, вылезший на водолазную площадку на время откручивания «трехболтовой системы» понял, что его письмо достигло адресата, но боль от потери родителей была оглушительна. Если бы не свинцовые ботинки он бы с удовольствием бы пнул «часового» и рванул бы в родную ему Прибалтику, но … все и всегда но…

***

Посольство Латвийской республики вмешалось в жизнь старшины Ульманиса внезапно. В его деле были представлены известные адвокаты России и после их велеречивости старшина Ульманис был выпущен из— под стражи и его похождения по дну Волги были окончены. Приговор в его отношении был отменен. Старшине вернули заслуженные нелегким трудом награды и вручив путевку в санаторий, финансист выдал старшине деньги за весь срок «отсидки». Посмотрев на непривычные купюры и не увидев привычный профиль Ленина старшина Ульманис хмыкнул и сложив весь свой небогатый припас пошел на вокзал. Пора ехать домой.

***

Латвия поразила его сразу по приезду. На большинстве домов развевался красно белый флаг и возбужденные люди с непривычной для латышей торопливостью куда то мчались по своим делам. Дойдя до дома Янис увидел, что в его доме уже поселились «новые» хозяева и развевающийся на фронтоне дома под соленым балтийским ветром флаг подтверждал, что Янис потерял за эти годы все. Не было родителей. Не осталось дома. Да и что говорить— не было той страны с которой он собирался связать свою дальнейшую жизнь.

Обратившись к полицейскому на латышском языке и увидев недоумение на лице полицейского Янис, одетый в форму морского пехотинца ВМФ СССР поинтересовался причиной поразительного изменения внешности стража порядка. Но полицейский не долго находился в смущении и потребовал от Яниса документы. Проверив серпасто-молоткастый паспорт латыш, применил в речи русский мат, а затем перешел на родной язык:

— Я подумал, что русские опять вторглись в Латвию. Морскую пехоту обученную прислали. А твой акцент, как будто тебе его ставили где-то в Рязани. Учись латыш родной речи, а то не ровен час побьют тебя за такой говор. Иди в управу и меняй свой паспорт на наш родной. Нечего это «дерьмо» носить. Все выгнали мы оккупантов с нашей земли. Теперь заживем!

***

В Управе Даугавпилса от высокого морского пехотинца чиновники шарахались и помочь ему в восстановлении прав на отцовский дом отказались. Везде звучало непонятное слово «Реституция».

Переночевав на вокзале Янис по утру пошел в речной порт. На берегу он разделся и не смотря на то что вода была ледяной вошел в воду и по— старой водолазной привычке не спеша погрузился. Пару раз нырнув и стоя возле берега по пояс в воде Янис проводил взглядом одиноко плывущий по Даугаве речной трамвай. Смахивая с себя капли воды в проштампованных морских трусах Янис стал одеваться в уже пропитанную его запахом и давно не стиранную форму. Проходившая по берегу реки девушка, ведя велосипед, остановилась и что-то крикнула ему издалека. Янис показал жестами что не слышит ее и присев на корточки, привычно стал шнуровать высокие армейские ботинки.

— Эй, моряк! — раздалось у него за спиной звонкий голос девушки. — Никто не купается в реке в середине осени. Ты откуда такой?

— На Родину вот приехал. А Родины уже нет.

— Это смотря какую ты Родину потерял. — девушка смеялась. — Мы, латыши, вот только ее недавно нашли. Сам то откуда?

— Местный я. До армии здесь с родителями жил. А теперь их нет, так что стал я бродягой. Как говорят в России «У латыша только хрен да душа.» Так и у меня.

— Есть хочешь? — девушка теребила велосипедный руль.

— Не откажусь. За рубли здесь ничего не купишь, а латов местных у меня отродясь не было. Так что второй день пощусь.

— Меня зовут Лина. А тебя?

— Янис. — и доблесный морпех протянул девушке руку. Взглянув на ее веснушчатое лицо вместе с рукой, Янис передал ей и свое сердце.

***

В республике набирали свою силу националисты. Янис с непривычностью смотрел их марши, обвинения русских в оккупации и прочая— прочая— прочая. В стране закрывались предприятия и по знакомству жены Янис устроился сварщиком в депо при железно-дорожном вокзале. Беседы за жизнь велись в основном на русском языке и Янис, со своим вологодским акцентом, как кто-то из рабочих депо определил, был принят коллективом, в основном состоящим из русских и лишь администрация в своем большинстве была из латышей. Конечно случались конфликтные ситуации на производстве, но Даугавпилс продолжал оставаться русским городом, несмотря на возникавшие на его территории националистические партии с требованием прогнать всех русскоязычных из независимой Латвии. Все их шествия и разбрасываемые листовки население города не принимало, а разговоры о дурости властей распустивших националистов постепенно перетекли из бытовок и курилок на заседание профсоюзной организации. В конце концов политика коснулась и бывшего старшину Ульманиса.

***

Гражданство Латвийской республики Ульманис так и не получил не смотря на хлопоты жены. Врученный ему паспорт негражданина, Янис при полицейской проверке привычным движением доставал из заднего кармана брюк и особо не беспокоился за его сохранность. Не был он такой уж драгоценностью. Дома он со всем тщанием хранил тот самый— серпасто-молоткастый паспорт гражданина СССР и периодически открывая его на второй странице смотрел на себя 18— летнего, верившего в свое светлое будущее.

***

Родившиеся погодки Анита и Лига добавили семье Ульманисов хлопот и толкнули его обратно— в водолазы. Рижский морской порт остро нуждался в специалистах уровня Яниса. Сдав документы в отдел кадров, Янис направился к водолазам. Водолазов оказалось всего пятеро на весь порт. Ульманис стал шестым. Его квалификации не было ни у одного и после знакомства с коллегами п подводному делу Янис был принят в коллектив, но товарищи определили его спасателем, рассудив, что лучше него в этом деле никто не справится. Начались у бывшего старшины привычные вахты, инструктажи и подготовки к спуску. Незаметно жизнь водолазов старшиной была перестроена на военно-морской лад и все команды и даже общение стало вестись только на русском языке.

***

Первым тревожным звоночком явился вызов Яниса к начальнику отдела кадров или как он стал называться ХР— департамента.

— Ульманис! Почему все инструктажи Вы проводите на языке оккупантов? И вся документация вами ведется на их языке? Вы что родной язык не знаете или сознательно его игнорируете?

— В латышском языке отсутствуют многие термины и определения по водолазному делу, а значит я и применяю наиболее удобный к работе язык!

— Прекратите его применение. Если хотите работать дальше, то проводите инструктажи и отдавайте команды на английском! Или водолазное дело на английском языке тоже не имеет правильных терминов? Ну, в крайнем случае на латышском, а язык оккупантов применять не смейте.

***

Янис, скрепя зубами, пытался наладить подводную работу на латышском, но все время в различных ситуациях вынужденно переходил на русский. Да и что там говорить, так выразительно материться на промахи коллег можно было только на русском языке.

После очередной поимки на русской речи Яниса от работы отстранили и уволили.

***

Янис по приходу с работы читал детям сказки на русском языке, а жена, не одобрявшая его методы воспитания детей, искала поводы чтобы переубедить нерадивого мужа. Со своей подготовкой Янис, ушел в моряки и вечерами между вахтами, штудируя англо— русский словарь учился новому для себя языку. Возвращаясь из рейсов, Янис стал всё явственней ощущать, что пропала та семейная близость, ради которой он оставил море и военную службу. Отношения в семье постепенно стали напряженными. Уже не выбегали к нему на встречу дети, жена купила отдельные кровати, сославшись на его храп и его половую ненасытность. Он становился чужим. Вечерами, просиживая за компьютером, он все чаще ловил себя на мысли, что скучает по русской речи, по классике русской прозы и стал ночами перечитывать те книги, когда то насильно навязанные ему капитаном тральщика.

***

Лина, посмотрела на не выспавшегося мужа и завела с ним разговор.

— Янис! Надо тебе прекратить читать эти книги. Зачем тебе нужны эти Чехов, Горький и Достоевский. Что ты в них нашел? И дети из-за русского языка постоянно попадают в неприятности. Вот Лига вместо сказки о рыбаке Йонасе прочла в классе Пушкина, а Анита так вообще заявила в школе, что поедет в Москву поступать на актрису. Мало мне с тобой неприятностей, так и девочки, слушая тебя, свою жизнь видят вне Латвии.

Янис посмотрел на жену. Желания обнять ту девчонку, которую он встретил осенью на берегу Даугавы, не было.

— Наша Латвия, это русский Мухосранск. Нет той широты и возможностей. Я походил по морям и знаю, что русское образование цениться во всем мире. Вот я окончил курсы водолазов и спасателей в СССР и зная мою квалификацию получил паспорт моряка легко. А кому сейчас нужны наши латвийские дипломы? Да никому! Пока мы были частью Великой страны, мы были нужны всем, а как перестали ей быть, мы не нужны никому. Ни мы. Ни наши дети. Никто. Неужели ты не понимаешь? Кем будут наши дети с таким образованием? «Латышками» с одним языком, как наши хуторские националисты или латвийками, свободно владеющими несколькими языками, на которых как на меня в свое время никто за произношение не будет коситься и желательно с дипломами русских институтов с хорошим образованием, потому что со знанием языка, как ты говоришь оккупанта, никто не обратит внимание, что они латвийки, а значит и возможностей у них будет больше.

Жена от огорчения топнула ногой.

— Не будет по твоему. Вот мы вступим в Европу и пусть учатся наши дочери в европейских университетах, а ты как был «совком», так «совком» и помрешь.

***

После развода с женой по протекции бывшего своего ученика Янис Ульманис уехал на заработки в Россию. У него у старшины морской пехоты первой статьи Ульманиса вновь не было ни Родины, ни флага.